Афсанех причесывает Наде волосы крохотной розовой расческой. Закончив, присаживается на стул рядом со мной.

– Разве ей не пора проснуться? – спрашивает она, не глядя на меня, словно это не вопрос, а мольба к высшим силам или крик отчаяния.

– Они говорили, что это займет время, – отвечаю я.

– Но прошло уже несколько дней.

– Может, речь идет о неделях.

Афсанех ерзает на стуле.

– Я не могу так долго ждать.

– У нас есть выбор?

Открывается дверь, и входит Деннис.

Он один из врачей, прикрепленных к Наде. Он молод, и поэтому Афсанех ему не доверяет.

Меня его юный возраст не смущает. По опыту знаю, что молодые врачи, а также полицейские часто имеют прекрасное образование и здоровые амбиции. Они еще не стали жертвой системы, не выработали в себе цинизм и равнодушие по отношению к людям.

Афсанех поднимается и идет ему навстречу.

– Почему она не просыпается? – спрашивает жена вместо приветствия.

Деннис робко улыбается и смотрит в мою сторону.

– Вам придется подождать еще несколько дней. На самом деле нет никакого смысла сидеть здесь все время. Мы вам позвоним, как только будут какие-то изменения.

– Но я хочу быть рядом, когда она проснется! – восклицает Афсанех.

– Я понимаю. Но мы еще не убрали снотворное полностью. Это займет время. Мы вам позвоним…

– Вы не слышали, что я сказала? Я хочу быть рядом, когда моя дочь очнется. Я не хочу, чтобы она проснулась в окружении чужих людей.

Я поднимаюсь, подхожу к ней и обнимаю Афсанех за плечи.

– Пойдем, милая, выпьем кофе.

Она резко вырывается из моих объятий.

– Не хочу кофе! – кричит жена. – Хочу, чтобы Надя проснулась.

Деннис беспомощно смотрит на меня. И ему, и мне понятно, что с Афсанех сейчас бесполезно разговаривать, она не воспринимает слова.

– Я хочу, чтобы она проснулась, – повторяет Афсанех и ходит взад-вперед по комнате со скрещенными на груди руками.

Мы с врачом молчим.

Я возвращаюсь на свое место рядом с койкой Нади. Смотрю на дочку, мирно спящую под одеялом с эмблемой коммуны.

Деннис уходит. Афсанех тоже садится.

– Не знаю, сколько я еще выдержу, – шепчет она.

Наши взгляды встречаются. Темные глаза. Бледная кожа. Плотно сжатые губы.

– Выдержишь, – говорю я. – Мы выдержим. Потому что должны.

Спустя час я еду в полицию.

Я выкурил в окно три сигареты и надеюсь, что Афсанех не почувствует запах, когда я вернусь домой.

Она не хотела меня отпускать, но с помощью врача мне удалось убедить жену, что в больнице от меня никакой пользы.

Небо затянуто тучами. Первые капли дождя падают на стекло. Больница пропадает в зеркале заднего вида.

На мосте к острову Кунгсхольмен попадаю под ливень. Вдали раздаются раскаты грома. Пешеходы бегут по тротуару, накрываясь газетами и куртками в тщетной попытке не вымокнуть до нитки.

В этой мрачной погоде есть что-то символичное, хоть я и знаю, что наш примитивный мозг часто ищет несуществующие связи – потому что какая может быть связь между погодой и состоянием моей дочери?

Но все равно мне видится в этом плохой знак. Вселенная страдает и плачет, как и я.

Наша группа разрослась.

Ко мне, Малин и Дайте добавилось два человека. Рядом с Дайте сидит Малик, с ним я уже работал раньше в Урмберге. Длинные черные волосы собраны в мокрый хвост, с которого капает на одежду. Видно, что он попал под ливень. Со времени нашей последней встречи он обзавелся модной бородкой. Одет тоже стильно: узкие подвернутые джинсы и клетчатая рубашка. Наверно, его можно назвать хипстером, но я слишком стар, чтобы уверенно различать модные веяния.

Перед доской стоит судмедэксперт Самира. При виде меня она расплывается в улыбке и машет рукой. Я машу в ответ.

Малин поднимается и прокашливается.

– Самира Хан, врач отделения судмедэкспертизы в Сольне пришла сообщить нам результаты вскрытия жертвы номер два, – объявляет Малин.

Крайне редко врачи приходят к нам. Обычно нам приходится довольствоваться отчетом. Это значит, что Самира обнаружила что-то любопытное и хочет обсудить с нами.

– Можешь начинать, – кивает Малин Самире.

Самира показывает фотографии покойника, сделанные на берегу.

– Жертва – мужчина от шестнадцати до восемнадцати лет, в хорошей физической форме, если не считать худобы.

Мы с Малин переглядываемся. Шестнадцать-восемнадцать лет, речь идет о подростке.

Самира перечисляет травмы, рассказывает о переломах, наступивших после смерти, и о гвозде, обнаруженном в пятке.

Дайте ерзает на стуле и теребит пальцами бородку.

Даже опытному полицейскому становится не по себе от таких рассказов.

– Личность удалось установить? – спрашиваю я.

Самира смотрит на меня.

– Мы сравнили ДНК с пробами трех людей, объявленных в розыск, и выяснили, что жертва – Виктор Карлгрен семнадцати лет из города Салтшёбаден. Он исчез после ссоры с сестрой десятого мая.

– Что еще нам о нем известно? – интересуется Малин.

Дайте прокашливается и поправляет очки на переносице.

– Из благополучной семьи. Отличник. Не связан с наркотиками. Не замешан в преступлениях. Родители уведомлены. Судя по всему, он скрылся на моторной лодке родителей. Это случалось раньше, и они не сразу забили тревогу. Но после того, как его не было сутки, родители заявили о пропаже. Береговая охрана искала его, но безрезультатно. Все решили, что с ним произошел несчастный случай в море.

– А из-за чего они поругались с сестрой? – спрашивает Малин.

Дайте закидывает одну ногу на другую.

– Нетфликс. Не могли договориться, что смотреть.

Мы молчим, пораженные абсурдностью ситуации.

Сложно поверить, что такая банальная вещь могла положить начало цепи событий, приведших к смерти подростка.

– Ужас, – вздыхает Дайте, приглаживая тонкие седые волосы.

– Юханнес Ахонен исчез в начале марта, – медленно произносит Малин. – Виктор Карлгрен – десятого мая. Тела обоих были обнаружены на юге от Стокгольма. Оба были жестоко избиты и перемотаны тканью и цепью. И хотя у нас нет доказательств, что это убийство, я думаю, что можно исходить из этого и даже полагать, что мы имеем дело с одним и тем же преступником.

В комнате так тихо, что слышно только шум дождя за окном и жужжание вентиляционной системы.

– Есть еще кое-что, – говорит Самира, перекидывая косу через плечо. – Как вы уже знаете, мы нашли частицы кожи под ногтями Юханнеса. Криминалистам удалось вычленить ДНК и…

Самира делает паузу, будто подыскивая слова.

– ДНК совпадает с ДНК Виктора Карлгрена, – заявляет она.

– Что? – поражается Малин. – Прости, но я ничего не понимаю.

Дайте тоже сидит с открытым ртом.

– Можешь повторить? – хмыкает он.

– Кожа под ногтями жертвы номер один принадлежит жертве номер два, – поясняет Самира. – И на руках Карлгрена есть царапины, которые могли быть нанесены Ахоненом. Таким образом жертвы явно участвовали в драке незадолго до смерти Ахонена. Но Карлгрен скончался позже.

– Чертовщина! – шепчет Дайте и трет руки о дешевые синтетические брюки так, что возникает статическое электричество и слышно легкое потрескивание.