Книга: Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье
Назад: 1970
Дальше: 1972

1971

В 1971 году 6 декабря на сотом году жизни умерла прима-балерина Матильда Кшесинская. Прима-балерина – вовсе не означает «звезда» в нынешнем, очень игривом толковании этого слова. Прима-балерина – вершина балетной иерархической лестницы. В дореволюционной России балетные артистки шли по категориям. Кордебалет, потом корифейки, танцовщицы 2-го, потом 1-го разряда, далее шли солистки и, наконец, балерины, не более пяти-шести одновременно. Так вот Матильда Кшесинская, пробыв несколько лет балериной, получает звание «заслуженной артистки Императорских театров» и становится «прима-балериной». Больше никто этого звания в русском Императорском балете не получал. Кшесинская – единственная и последняя.

Кшесинская умерла в Париже. Она принадлежит нашей эмиграции первой волны. Но СССР – страна, которая не удовлетворится разовой потерей своих граждан в 4,5 млн человек после октября 17-го. В 71-м поднимается новая большая волна эмиграции. Преимущественно она носит этнический характер – еврейская, немецкая, армянская. На период с 71-го по 80-й год приходится наиболее массовый отъезд. В это время доминирует еврейская эмиграция, после 80-го лидировать будет немецкая. Евреев начинают выпускать из СССР на рубеже 70-х. В 68-м выезжает 231 человек, в 71 – м – в 56 раз больше. Подававший заявление на выезд подвергается разбору персонального дела, лишается наград, званий и советского гражданства. Еще в 67-м году Президиумом Верховного Совета принят Указ «О выходе из гражданства лиц, переселяющихся из СССР в Израиль», предполагавший автоматическое лишение гражданства при выезде. Указ носил закрытый характер, не был опубликован, ссылки на него запрещались. Кроме того, выезжающий обязан был возместить государству затраты на образование. Он лишается работы. Его родственники подвергались преследованиям. Детей преследовали в школах.

Если человеку отказывают в разрешении на выезд, он остается без средств существования. Отказывают в выезде большинству. Появляется понятие «отказник». Иногда разрешают немедленный выезд одному из членов семьи, остальных задерживают на годы. Препятствование еврейской эмиграции порождает для советских властей крупную долгосрочную внешнеполитическую проблему.

Соединенные Штаты ставят экономические отношения с СССР в зависимость от положения с правами человека, в частности со свободой эмиграции. В 1974 году по предложению конгрессменов Джексона и Вэника принята поправка в Закон о торговле США, запрещающая предоставлять режим благоприятствования в торговле, кредиты и кредитные гарантии странам, которые нарушают право своих граждан на эмиграцию.

Это с одной стороны. С другой стороны, это становится серьезной внутриполитической историей. Действия власти превращает борьбу евреев за выезд в часть общесоюзного правозащитного движения. По сути, борьба за свободу перемещения – это следствие оттепельных настроений, сохранявшихся в среде советской интеллигенции. Один из активных борцов за свободу еврейской эмиграции скажет: «Многие из нас в судорожных попытках самоидентификации чаще всего употребляют два имени – «еврей» и «российский интеллигент». Думаю, что второе ближе к нашей сущности».

Советскую Алию, т. е. общину, в Израиле создают шестидесятники, рожденные хрущевской оттепелью.

Сам Хрущев в 1971 году умирает. 14 сентября 71-го года о смерти Хрущева сообщается в газете «Известия» в маленькой заметке без заголовка, в нижнем углу первой полосы. Сообщение о смерти появляется после похорон. Похороны прошли 13 сентября на Новодевичьем кладбище, куда граждан не пропускали. Кладбище оцеплено. На воротах табличка: «Санитарный день». На похоронах от действующей власти – никого.

Проводы в эмиграцию из СССР в 71-м как похороны. Тогда прощались навсегда. Без всякой надежды на встречу на этом свете.

Уезжают либо в Израиль, либо в Штаты. Но эмиграция 70-х больше всего ассоциируется не с теми, кто уезжает по собственной воле, а с теми, кто изгнан из СССР по инициативе государства. Это знаменитые имена: музыканты Ростропович и Вишневская, поэты Бродский и Галич, писатели Войнович, Некрасов, Аксенов, режиссер Любимов, скульптор Эрнст Неизвестный – его выгоняют после того, как он в 74-м, через три года после смерти Хрущева, поставит сразу ставший знаменитым памятник на его могиле. Лишение их гражданства – это форма репрессий, средство борьбы с инакомыслием. Законодательные акты в тот период не содержат никаких оснований, по которым могло применяться лишение гражданства, что полностью развязывает власти руки.

Будет лишен гражданства Солженицын, вступивший в противостояние с властью и не печатающийся в СССР. Председатель КГБ Андропов пытается избавиться от Солженицына еще в 70-м году, сразу после присуждения ему Нобелевской премии. Андропов предлагает: «В случае официального обращения Солженицына с ходатайством о выезде в Швецию для получения Нобелевской премии можно было бы пойти на удовлетворение этой просьбы. Вопрос об обратном въезде в Советский Союз следует решать в зависимости от поведения Солженицына за границей». Андропов рассчитывает либо на то, что писатель сам останется в Швеции и его можно будет обвинить в измене Родине, либо на то, что Солженицын сделает заявление, которое можно будет счесть антисоветским, и не пустить его в страну.

Солженицын в октябре 70-го отказывается от поездки в Швецию. По мотивам этой ситуации в 71-м на самом верху разворачивается дискуссия. Министр внутренних дел Щелоков неожиданно пишет письмо Брежневу:

«Объективно Солженицын талантлив. Это – явление в литературе. Он – крупная фигура в идеологической борьбе».

Министр внутренних дел Щелоков говорит:

«Проблему Солженицына создали неумные администраторы в литературе. В истории с Солженицыным мы повторяем грубейшие ошибки, допущенные с Пастернаком».

Щелоков пишет, что просчетом было не разрешать Пастернаку получить Нобелевскую премию и преследования Пастернака были просчетом. Щелоков предлагает:

«Надо не публично казнить врагов, а душить их в своих объятиях. Это элементарная истина, которую бы следовало знать тем товарищам, которые руководят литературой».

Брежнев подчеркивает эти слова в записке Щелокова.

7 октября 1971 года записка Щелокова рассматривается на секретариате ЦК КПСС, Щелоков предлагает разрешить Солженицыну выезд за границу, гражданства не лишать, а дать срочно квартиру в Москве. Суслов на заседании говорит, что он только за то, чтобы разрешить Солженицыну прописку в Москве. А в остальном – посоветоваться с Андроповым. КГБ с Генпрокуратурой настаивают на лишении гражданства. Чего и добьются. Солженицына высылают из страны.

Практика высылки менее известных носит просто бытовой характер. Внук сподвижника Столыпина по аграрной реформе российского министра Александра Кривошеина и сын эмигрантов первой волны, вернувшихся в СССР после войны, Никита Кривошеий, отсидевший в конце 50-х в мордовских лагерях, в 71-м получает предложение от КГБ: «Руководство вам предлагает выехать из страны навсегда и просит это предложение и возможные последствия его отказа обдумать самым серьезным образом». Отказ означает второй срок в лагере.

Кривошеий, родом из первой русской эмиграции, отправлен в эмиграцию № 2.

8 том же 71-м году, после принудительного содержания в психиатрической больнице, лишен гражданства и выдворен из страны художник и скульптор Михаил Шемякин. Шемякин в Париже, где приобретает мировую славу. К этому времени уже 10 лет в Гранд-Опера танцует бывший солист Кировского (бывшего Мариинского) театра Рудольф Нуриев. Его многолетняя партнерша – английская балерина Марго Фонтейн. Мир тесен. В 30-х годах Марго Фонтейн брала уроки в парижской студии знаменитой Матильды Кшесинской. До Второй мировой войны в Англии еще не было своего балета. Его только-только начала создавать бывшая танцовщица дягилевских русских сезонов Дам Нинет де Валуа. В студию Кшесинской она присылает своих лучших артисток для шлифовки. После освобождения Парижа, уже в 45-м, в феврале, английская балетная труппа дает несколько представлений в Театре Елисейских Полей. Все они – Марго Фонтейн, Памелла Мэй, всего человек 20, все в военной форме, – заявляются поприветствовать Кшесинскую.

В студии Матильде Феликсовне Кшесинской по административной линии помогает ее муж – великий князь Андрей Владимирович Романов, двоюродный брат расстрелянного императора Николая II. Многочисленные Романовы, да и вся русская аристократия в эмиграции, работают без снобизма, без предубеждения. Хорошее воспитание, помимо прочего, предполагает умение концентрироваться, держать себя в руках, не кукситься и много работать. Это относится и к мужчинам, и к женщинам. Женщины в особенности демонстрируют в изгнании отличное воспитание. Они бьются изо всех сил, не оглядываясь на прошлое.

Сестра Николая II, Ольга Александровна, с мужем полковником Куликовским занимается сельским хозяйством в Дании. Они оказались хорошими фермерами. Держат коров джерсийской породы, свиней и домашнюю птицу. Великая княгиня говорит: «Богатыми мы не были, но на жизнь нам хватало. Все мы много трудились, и какое же это было счастье – жить своей семьей, имея собственную крышу над головой». Ольга Александровна Романова говорит: «Нам в тысячу раз лучше жить среди скромных крестьян. Думаю, и они приняли нас в свою среду не за наше происхождение, а за наш упорный труд». Кроме того, великая княгиня прекрасно рисует. И ее картины продаются.

Двоюродная сестра Николая Второго и родная сестра великого князя Дмитрия Павловича, принимавшего участие в убийстве Распутина, великая княгиня Мария Павловна в Лондоне продаст первый связанный ею свитер за 21 шиллинг. В 19-м году она откроет швейное ателье по изготовлению военного снаряжения для Добровольческой армии.

В 21-м у ее брата Дмитрия Павловича роман с начинающей модисткой Коко Шанель. Великая княгиня Мария Павловна приходит к Шанель и предлагает ей вышить блузку для ее модного дома. Шанель соглашается. Мария Павловна покупает вышивальный станок, идет на курсы вышивальшиц-мотористок при фабрике. Потом обучает двух работниц-эмигранток и открывает ателье «Китмир». По имени собаки ее знакомого, бывшего российского посла в Вашингтоне Бахметьева. Работают неделями без отдыха, спят прямо за вышивальными машинами. Марии Павловне постоянно помогает ее свекровь княгиня Путятина.

Княгиня Мария Трубецкая, княгиня Любовь Оболенская и их подруга художница Мария Анненкова открывают модный дом «ТАО». В качестве манекенщицы у них – графиня Белевская. Профессиональной манере ходить ее обучает княжна Мещерская, впоследствии известная манекенщица. Приказчицей у них некоторое время работает графиня Мусина-Пушкина.

Графиня Адлерберг открывает в Париже дом белья. Они с мужем крайне бедствовали в первые годы эмиграции. Он, уланский полковник, пытался делать абажуры. Делал он их неважно, и продавались они плохо. Зато их ателье первоклассного белья просуществует почти 30 лет. В ателье места мало, клиенток на дому не принимают. Вместо этого русские дамы светского круга приносят готовое белье в большие отели и предлагают состоятельным клиентам. Их называют пласьержками. Граф Адлерберг, нанимая на работу, обращался к пришедшей с вопросом: «Какого Вы будете рода?» Одна из пласьержек – внучатая племянница русского поэта Плещеева. Ее отец, оказавшись в Париже, в первые дни мыл окна вагонов на Лионском вокзале.

Дом белья в Париже открывает Ольга Хитрово. Она начинает с закройщицы. Ее муж, потомок Кутузова, отлично ведет бухгалтерию. Фирма просуществует более 20 лет. Менее успешны племянница Николая II княгиня Ирина Александровна и ее муж Феликс Юсупов, убивший Распутина. Их модный дом «Ирфе» продержится с 24-го по 31-й год.

Правнук Николая I, сын президента Академии наук и поэта, великого князя Константина Константиновича, князь Гавриил Константинович помогает жене в основанном ею доме моды «Бери». Князь развлекает ожидающих клиенток, показывая альбом с семейными фотографиями. Его жена – княгиня Романовская-Стрельнинская, в прошлом балерина Мариинского театра Антонина Нестеровская. Именно она в 18-м году чудом спасет своего мужа от гибели в Петропавловской крепости, умоляя всех подряд – Горького, его жену Андрееву, председателя петроградской ЧК Урицкого, после убийства Урицкого – его преемника Глеба Бокия. Решающее слово окажется за женой Бокия. Она скажет мужу: «Глеб! Ты обещал спасти его, и мы должны это сделать».

Родные братья Гавриила Константиновича – Иоанн, Константин и Игорь – зверски убиты в Алапаевске.

Князь Гавриил познакомился с балериной Антониной Нестеровской на вечере у Матильды Кшесинской 19 августа 1911 года.

Вся программа того вечера – комическое представление с переодеванием мужчин в женское платье, ужин на дамбе у взморья, фейерверк и специальный поезд для желающих вернуться в Санкт-Петербург – все это чуть не нарушилось из-за парадного обеда в Петергофе по случаю приезда сербского короля Петра I на предстоящую свадьбу князя Иоанна Константиновича с королевной Еленой Сербской. На этом обеде обязаны были быть Великие князья Борис и Андрей Владимировичи, Дмитрий Павлович, Сергей Михайлович и князь Гавриил Константинович. Из-за этого обеда Великие князья опаздывают на вечер к Кшесинской. Правда, опаздывают незначительно. Дело происходит на даче Кшесинской, в Стрельне, рядом с Петергофом. Дача эта – в парке, окружавшем дворец Великого князя Константина Николаевича. Летом 1894 года дача продавалась. Кшесинская как-то увидела ее во время прогулки. В воспоминаниях она пишет: «Видя, что дача мне очень понравилась, Великий князь Сергей Михайлович ее купил на мое имя». Она продолжает: «В это время, чтобы меня хоть немного утешить и развлечь, Великий князь Сергей Михайлович баловал меня, как мог, ни в чем мне не отказывал». Когда Кшесинская пишет «в это время» и «утешить», она имеет в виду время после объявления о помолвке наследника цесаревича Николая Александровича с принцессой Алисой Гессен-Дармштадской. Помолвка Николая означает конец его романа с Матильдой Кшесинской. После помолвки он попросил ее назначить ему последнее свидание. Они встречаются на Волконском шоссе у сенного сарая. Она приезжает из Петербурга в карете, он – верхом из лагеря в Красном Селе. Она пишет: «Когда Наследник поехал обратно в лагерь, я осталась стоять у сарая и глядела ему вслед, пока он не скрылся. До последней минуты он ехал, все оглядываясь назад». Она пишет: «В моем горе я не осталась одинокой. Великий князь Сергей Михайлович остался при мне и поддержал меня. Позже я узнала, что Ники просил Сергея оберегать меня». Она напоследок попросила Николая по-прежнему писать ему на «ты». Он ответил – «конечно, на «ты» и обращаться к нему всегда, когда она захочет».

У наследника с Кшесинской прекрасная четырехлетняя история. Ей 18, ему 22. Она танцует на выпускном экзамене в Императорском театральном училище в Высочайшем присутствии. Царская семья не то что в полном, в избыточном составе посещает выпускные экзамены. Приходят все – Александр III с императрицей, наследником и четырьмя братьями с супругами плюс Великий князь Михаил Николаевич с четырьмя сыновьями. Кшесинская в воспоминаниях называет всех поименно, и на это уходит треть страницы.

После выступления все они: ученики и ученицы, классные дамы, педагоги, руководство Дирекции Императорских театров – собираются в большом репетиционном зале. Кшесинская пишет: «Государь, войдя в зал, спросил зычным голосом: «А где же Кшесинская?» Ее подводят к Государю, она делает поклон, он протягивает ей руку со словами: «Будьте украшением, славою нашего балета». Она снова делает глубокий реверанс, а потом в соответствии с этикетом целует руку Государыни.

Дальше обед. Кшесинскую сажают рядом с Александром III. По другую руку от нее – наследник. Император говорит им: «Смотрите, только не флиртуйте слишком».

Николай в дневнике: «Поехали на спектакль в Театральное училище. Очень хорошо. Ужинали с воспитанниками». Так будущий император Николай II отмечает день, когда он влюбился. Кшесинская в свою очередь, пишет: «Я перестала смотреть на него только как на Наследника».

Через два дня она с сестрой идет по Большой Морской, они подходят к Дворцовой площади под арку, как вдруг проезжает Наследник. Он узнает ее, оборачивается и долго смотрит ей вслед.

Летом после выпуска из училища Кшесинская выступает в спектаклях в Красном Селе. Красное Село под Петербургом – место летних военных лагерных сборов. В Красном Селе построен театр. Два раза в неделю там дают спектакли. У Кшесинской в ее первый красносельский сезон еще нет отдельных выступлений. Только раз ей дали сольный танец, а значит, и лучшую уборную на первом этаже. Она стоит у окна и разговаривает с Великими князьями и с Наследником.

Николай в дневнике пишет: «После закуски заехал в милый Красносельский театр. Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно».

Николай продолжает записи в дневнике: «10 июля, вторник. Был в театре, ходил на сцену. 17 июля, вторник. Кшесинская-2 мне положительно очень нравится». (Матильда – Кшесинская-2, потому что есть Кшесинская-1 – Юлия, старшая сестра. И брат, Иосиф, у них балетный артист. В советское время станет заслуженным артистом РСФСР. Погибнет в блокаду. Они – из театральной семьи. Их отец – знаменитый характерный танцовщик, выходивший на сцену до глубокой старости, до 82 лет.)

Зимой в Петербурге, в ее первый сезон на Императорской сцене, Матильда Кшесинская как-то вечером сидит на своей половине в родительском доме. Раздается звонок, горничная докладывает, что пришел гусар Волков. Открывается дверь, и входит Николай. На еледующий день он ей напишет: «До сих пор хожу как в чаду. Ники». Он часто бывает у нее по вечерам. Стали приходить Великие князья – Георгий, Александр и Сергей Михайловичи. В один из вечеров Наследник исполняет танец Красной шапочки из «Спящей красавицы», который ему очень нравится в исполнении Кшесинской. Она пишет: «Он нацепил себе на голову платочек и изображал и Красную шапочку и волка.

Наследник стал привозить мне подарки. Подарки были хорошие, но некрупные. Первым был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами».

Следующим летом Наследник часто приезжает на репетиции Кшесинской в Красном Селе. Она вспоминает: «Он садится в царской ложе между колонами и требует, чтобы я садилась на край ложи. Пока другие репетируют, мы свободно болтаем». Наконец она переезжает из родительского дома в особняк на Английском проспекте, 18. Переезду предшествует разговор Кшесинской с отцом. Он спрашивает ее, отдает ли она себе отчет в том, что никогда не сможет выйти замуж за Николая. И что скоро должна будет с ним расстаться. Она отвечает, что отлично сознает. Но такова ее первая любовь.

Николай женится через два года. Кшесинская напишет о Николае: «Он был простой в общении, хотя никогда не допускал, чтобы кто-либо переступал грань, отделявшую его от других, но для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильный, но он не умел настаивать на своем и уступал. Я не раз ему говорила, что он не сделан для царствования. Но никогда, конечно, я не убеждала его отказаться от престола. Такая мысль мне и в голову никогда не приходила».

Когда Кшесинская пишет, что ей не приходила в голову мысль убедить Николая отказаться от престола, она тем самым говорит, что никогда не помышляла о том, что Николай может на ней жениться. Женитьба влюбленного Наследника на балерине, во-первых, означала бы автоматическое лишение его права на престол. Во-вторых, а вернее, во-первых, отец, император Александр III, руками гнувший пятаки и ломавший подковы, отвернул бы этими руками сыну голову. Да и сам Николай в тот момент был поглощен фантазиями о собственном предназначении.

Между тем совсем скоро и ему, и стране станет очевидно, что уже разглядела маленькая Кшесинская, – что он создан не для государственной, а для частной, семейной жизни. Возможно, своевременное лишение его престола в случае женитьбы на балерине Кшесинской могло бы благополучно изменить ход российской и мировой истории. Тем более что Александр III и императрица Мария Федоровна были не в восторге от кандидатуры принцессы Алисы Гессенской, и она не с первого раза согласилась на этот брак. Конечно, женитьба Николая на Матильде Кшесинской вызвала бы кризис российской монархии. Но он в этом случае произошел бы не на фоне мировой войны и революционной ситуации. Династия и страна имели бы все шансы справиться с ним. Что же до самого Николая, то он уж точно был бы счастливее. Тем более что в роду у Романовых были прецеденты. Дед Николая Александр II и княжна Долгорукова, брат Николая Михаил и графиня Наталья Брасова (урожденная Шереметьевская, в первом браке – Мамонтова, во втором – Вулферт), сестра Николая Ольга и полковник Куликовский, дядя царя Павел Александрович и княгиня Ольга Палей (урожденная Карнович, в первом браке – Пистолькорс), внук Николая I Великий князь Михаил Михайлович и внучка Александра Сергеевича Пушкина. Другое дело, что, женись Николай на Кшесинской, русская сцена лишилась бы несомненного таланта, коим являлась Матильда Кшесинская. Она вытесняет с Императорской сцены итальянок. Ее идеал – Вирджиния Цукки, и она начинает брать уроки у Энрико Чеккети, продолжая работать со своим педагогом по училищу Христианом Иогансоном. Кшесинская – обладательница виртуозной техники. Искусствовед Александр Бенуа, чьим идеалом Кшесинская не являлась, пишет: «Она обладала уверенным и безупречным мастерством главного действующего лица. От природы ей, пожалуй, не хватало того неуловимого оттенка, что возводит артиста в степень божественности, но именно Кшесинская отличалась совершенно особенным блеском». О ней пишут: «Она играет себя, свой гений, капризный и могучий, с оттенком греховной личной гордыни. От кричащих линий ее демонского искусства иногда веет морозом. Но временами она кажется чудом настоящего, притом высокого искусства». «Кшесинская бросается в пляску очертя голову. Цепь стремительных движений лишь форма для небывалого вакхического опьянения пляской. Для огромного темперамента, плеснувшего через край. Над прямым торсом и высоким взлетом в сторону ног горит восторгом бледное лицо. Незабываемое мгновение». «В коде Кшесинская бесконечно бисировала. Повторялись два танцевальных куска. В первом она делала по косой кабриоли вперед на effacee, в них ее нога после удара легко и сильно взлетала выше головы. Во втором же – широко скользя по планшету сцены, вскакивала на пальцы в первый арабеск. Она делала это с таким брио, что поклонники в зале сходили с ума от восторга».

Она танцует очень долго. Она – послесловие классического Императорского балета, когда уже танцует совершенно иная Анна Павлова.

Кшесинская хочет танцевать все. Даже в новаторских балетах Фокина, с которым временами они бывают злейшими врагами. Как и с Дягилевым. Но она будет танцевать у Дягилева. Она танцует в Лондоне в «Спящей красавице», фокинском «Карнавале» и «Лебедином озере». Выдающийся балетный менеджер Дягилев делает правильный ход. Представляет миру русский балет во всей полноте. Павлова и Карсавина – это современное искусство. Кшесинская – вершина академического танца. Партнером Кшесинской во всех трех балетах выступает Вацлав Нижинский. В «Лебедином» она его затмевает.

Кшесинская – несомненный источник многочисленных интриг и скандалов, из которых обычно выходит победительницей. Не в последнюю очередь потому, что обладает уникальной дисциплинированностью и трудолюбием, на сцену она всегда выходит во всеоружии. Но и не только поэтому. Николай оказывает ей поддержку при каждой просьбе с ее стороны. Происходит это обычно при посредничестве Великого князя Сергея Михайловича. Вспоминает директор Императорских театров, тезка Великого князя князь Сергей Михайлович Волконский: «Великий князь звонит мне по телефону. Спрашивает, когда я могу заехать к нему. Я приезжаю. Он говорит: «Я хотел побеседовать с Вами насчет Матильды Феликсовны. Отнеситесь к ней не со служебной сухостью, а с человечностью, сердечностью». В результате происходит изменение в репертуарной политике или распределении ролей. Каждый такой случай становится предметом всеобщего обсуждения за кулисами, разжигает страсти и не способствует авторитету директора Императорских театров.

Князь Волконский решает подать в отставку. Конкретный повод – фижмы. Фижмы – это сплетенные из проволоки корзинки, которые надеваются на бедра под юбки, для того чтобы юбки стали пышнее. Так вот Кшесинская категорически отказывается надевать фижмы, потому что они будут стеснять ее движения, когда она будет танцевать свой знаменитый танец «Русскую». Она пишет об этом: «Я отлично сознавала, что с моим маленьким ростом в этом костюме с фижмами я буду не только выглядеть уродливо, но мне будет совершенно невозможно передать русский танец как следует и как мне того хотелось». Она и танцует без фижм. Директор князь Волконский накладывает на балерину Кшесинскую штраф. Вслед за этим министр Императорского двора барон Фредерике сообщает Волконскому, что Государь желает, чтобы штраф с Кшесинской был снят. Волконский подает заявление с просьбой об отставке. Невиданный случай, но ему назначают аудиенцию у Государя. В тот день Государь принимал губернаторов. Волконскому назначено после губернаторов. Но его приняли не сразу. Потому что до губернаторов возле дворца был смотр каким-то автомобилям, а потом уже приняли губернаторов и, наконец, Волконского. Директор Императорских театров князь Волконский пишет: «Когда я вошел в кабинет Государя, я почувствовал, что все, что я скажу, будет совершенно не нужно. Но я был вызван для того, чтобы говорить – как же я мог не сказать. Я говорил об исключительности, в которую ставится одна артистка. Я описывал закулисные настроения. Ему можно было говорить все. Он на все отвечал: «Конечно, конечно». По бегающим глазам и по руке, теребящий ус, только можно было заключить, что то, что он слышит, ему не нравится. Но он не прерывал, а приговаривал: «Конечно, конечно». И принял отставку Волконского. Волконский с Кшесинской встретятся через 29 лет в эмиграции. Они чуть было не бросились друг к другу в объятия – так были рады. Волконский будет посещать парижскую студию Кшесинской. В 35-м году в журнале «Международный архив танца» он даст о Кшесинской и ее ученицах блестящий отзыв: «Когда Матильда Феликсовна Кшесинская, очутившись в положении беженки, из балетной звезды превратилась в профессора и воспитательницу, она поразила неожиданно обнаруженными ею педагогическими способностями. Преподавание – это есть в известном смысле «новая жизнь» и требуется для нее особенный талант. Этот талант оказался присущ самой природе нашей балерины».

В 30-м году студию Кшесинской посетит Анна Павлова. Она просидит весь урок, потом расцелует Кшесинскую и скажет: «А я думала, что вы не способны работать, что это только одно воображение, но теперь я вижу, что вы действительно можете преподавать». Кшесинская до революции, в отличие от Павловой, не так много гастролировала за границей. Павлова с 1910 года практически постоянно концертирует по миру, и мир ее знает. Кшесинской в эмиграции в возрасте 50 лет приходится начинать практически с нуля. Она зарабатывает на жизнь только уроками. Других источников доходов нет. Из письма Кшесинской: «Больше не кричат «Карету Кшесинской!». Сама бегаю в метро, у меня – студия, я работаю с утра до вечера. «Когда ее муж Великий князь Андрей Владимирович болеет, а он болеет часто, она живет в госпитале. Утром уходит в студию на работу, а вечером возвращается снова в госпиталь. Муж помогает ей, чем может, даже поливает из лейки пол в студии, чтобы пуанты учениц не скользили. Кшесинская первый раз увидела его в 900-м году после бенефисного спектакля, посвященного 10-летию ее службы на Императорской сцене. Вечером за столом он облил ей платье красным вином. Она влюбилась. Он моложе ее на 6 лет. В 902-м у них родится сын. О женитьбе речи нет. Настолько нет, что отчество ребенку дает Великий князь Сергей Михайлович, на попечение которого Николай оставил Кшесинскую. Кшесинская пишет: «У меня был тяжелый разговор с Сергеем. Он отлично знал, что не он отец моего ребенка. Но он настолько меня любил, что остался при мне. К ребенку относился как к своему. Он обожал его. Он все свое свободное время отдавал ему, занимаясь его воспитанием».

Сергей Михайлович Романов будет убит под Алапаевском в 18-м году. В 20-м году следователь Соколов, обнаруживший шахту с телами членов императорской семьи, встретится с Кшесинской в отеле «Лотти» в Париже и покажет ей материалы дела и фотографии убитых. Позже она получит найденный на теле Сергея Михайловича медальон. Внутри его – ее фотография. Последний раз они виделись в июле 17-го, когда он провожал ее с сыном к Андрею на юг России. На момент отъезда из Петрограда ей уже полгода как негде было жить. Ее особняк в феврале 17-го занят Петроградским комитетом РСДРП, включая Военную организацию большевиков, Солдатский клуб и ряд других большевистских организаций. Новые жильцы заставляют повара Кшесинской готовить им обеды и подавать шампанское. Солдаты, найдя шкаф с флаконами духов, бьют их об умывальник. Сдирают с кровати покрывало и рвут его в клочья. Ленин выступает с балкона ее дома.

Она ушла из дома в легком пальто, с любимым фокстерьером под мышкой и письмами Николая. Она будет перебираться от одних знакомых к другим. Письма пропадут во время обыска на одной из квартир. Знакомый балетоман и журналист Рогов сделает ей невероятное предложение – выступить перед солдатами. В старой жизни, в 16-м году, у нее был опыт выступления перед солдатами на фронте. Для раненых она открыла лазарет на собственные средства. Теперь была другая жизнь, но ее убеждали: не стоит ждать, когда придется выступать против воли. Кроме того, после выступления можно будет открыто появляться на улице, не опасаться и не прятаться. И она выступит. Будет танцевать свою «Русскую» и под овации повторит ее еще раз. Это ее последнее выступление в России. В последний раз в своей жизни она выйдет на сцену и станцует «Русскую» в 1936 году в Лондоне, в Ковент-Гардене. На 46-м году своей балетной карьеры.

Балет в России и до революции и после – всегда дело государственное. То есть государство всегда руководит балетом. Формы руководства разнообразны. Николай I отметился в качестве хореографа. На репетиции балета «Восстание в серале», просмотрев танец амазонок, император лично вышел к танцовщицам и продемонстрировал эволюции с ружьем.

Великий князь Николай Николаевич-старший, главнокомандующий Санкт-Петербургским Военным округом и главнокомандующий войсками на Дунайском фронте в русско-турецкую войну, спорит с известным балетмейстером Львом Ивановичем Ивановым по поводу того, как должен быть поставлен галоп. Выскакивает из царской ложи на сцену и показывает, как надо исполнять галоп.

Кроме того, в России, где крепостное право официально отменено в 1861 году, а фактически уходит из жизни крайне медленно, Императорский балет долго несет на себе отпечаток крепостничества. Кшесинская пишет об этом легко, как о само собой разумеющемся, так, к слову. У Великого князя Николая Николаевича четверо детей от балерины Числовой. Два сына служат в Лейб-гвардии конно-гренадерском полку, дочери счастливо замужем, одна, настоящая красавица, вышла замуж за князя Кантакузина. Приятель Кшесинской по Мариинке, Михаил Александров – сын балетной артистки Александровой и князя Долгорукова, брата княгини Юрьевской, морганатической супруги Александра II. У сына Николая I великого князя Константина Николаевича, хозяина Константиновского дворца, была возлюбленная балерина Анна Васильевна Кузнецова. У них пятеро детей. Все получают дворянство.

При всем при этом Великий князь Владимир Александрович, дядя царя и отец будущего мужа Кшесинской, финансирует первые русские сезоны Дягилева, знакомящие мир с абсолютно новым русским балетом. Октябрьская революция 17-го года отвергнет новаторский балет начала XX века. Подавляющее большинство балерин, хореографов и педагогов покинет Россию. Ленин вообще к балету равнодушен и предлагает до минимума сократить труппы Большого и Мариинки. Сталину балет понадобится. Сталин отстраивает собственную империю. Имперский балет должен стать ее логическим завершением.

В 1958-м Большой театр приезжает на гастроли в Париж. Кшесинская едет в Гранд Опера. Она напишет: «Я плакала от счастья. Я узнала прежний балет. Это был тот самый, императорский балет, какой я не видела более сорока лет». Но Кшесинская не рискнула выразить свое восхищение Улановой, чтобы не навлечь на нее неприятности от общения с эмигранткой.

За год до смерти Кшесинской к ней в дом придет не вернувшаяся в СССР балерина бывшей Мариинки, а тогда театра имени Кирова Наталья Макарова. Ее приведет знаменитый дягилевский танцовщик Серж Лифарь. Он же знакомит Кшесинскую с Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым.

Максимова вспоминает: «Ее уже мало что интересовало. Но Матильда Феликсовна все еще сохраняла очаровательно женственную манеру в общении. Она говорила Володе: «Смотри, какая у меня кожица на шее гладкая». – Лифарь улыбался: «Ты погладь, погладь». Володя растерялся, но все-таки погладил».

Прадедушка Максимовой Константин Иванович Гучков лежит на Сен-Женевьев-де-Буа недалеко от Кшесинской. Константин Иванович Гучков – родной брат Александра Ивановича Гучкова, принимавшего отречение Николая II, отречение, на котором в свое время не настояла Матильда Феликсовна Кшесинская.

Назад: 1970
Дальше: 1972