1979

Летом 1979 года писатель Василий Аксенов, публично обруганный Хрущевым в 63-м, но получивший официальное признание в 60-е годы, вместе с писателем и литературным критиком Виктором Ерофеевым уезжает в Крым. Коктебель – любимое место российской творческой интеллигенции с конца XIX века. Дом Волошина будет убежищем в годы Гражданской войны. Оттуда и пошло ощущение, что Крым – островок свободы.

Начинался 1979 год буднично. В январе разгромлен литературный альманах «Метрополь». Идея альманаха – представлять публике литературные тексты, ранее не публиковавшиеся по причине того, что были «непроходимыми» в других печатных изданиях. Цель – расширить картину советской литературы.

Замысел принадлежит Василию Аксенову и Виктору Ерофееву. Они приглашают к сотрудничеству и знаменитых, как Вознесенский и Ахмадулина, и тех, кого не печатают. Они обращаются в официальные инстанции с невероятным предложением: напечатать альманах в СССР без предварительной цензуры. Подготовлено 12 машинописных экземпляров. Макет альманаха делает знаменитый сценограф Театра на Таганке Давид Боровский. Художник Борис Мессерер рисует символ альманаха – граммофон.

Альманах решают представить на большой, человек в триста, тусовке в кафе «Ритм» около Миусской площади в центре Москвы. Открытость, гласность намеченного мероприятия ни в какие рамки не лезут.

Власть за последнее время только-только попривыкла и нашла способ поведения в случаях индивидуального неподчинения отдельных членов Союза писателей. Они печатают свои произведения за границей, потому что в СССР запрещено, а власть высылает их из страны и лишает гражданства. Как, скажем, Солженицына.

По сталинским меркам, лишить человека гражданства, Родины – это гуманно. Он отщепенец, хочет за границей печататься – и его выслали, и его больше вроде как нет. А население никто не беспокоит. Население спокойно.

Альманах «Метрополь» – политически новая история.

Власти не важно, что в их произведениях нет политической крамолы. Эти люди – не одиночки, они – группа, а значит, групповщина.

К тому же писатели хотят публикации своих произведений не за границей, а в своей стране. Ко всему прочему, эти ребята приглашают на презентацию «Метрополя» иностранных журналистов.

В день презентации альманаха кафе «Ритм» оцепляет милиция. На дверях вывешивается табличка «Санитарный день».

В истории с альманахом «Метрополь» ЦК КПСС не хочет демонстрировать собственное участие. Разруливать ситуацию велено Союзу писателей. ЦК и КГБ осуществляют кураторство.

Из стенограммы заседания секретариата МО СП СССР 22 января 1979 года.

Феликс Кузнецов:

– Мне кажется, в альманахе четыре ведущих направления: 1) приблатненность, 2) изгильдяйство над народом, 3) сдвинутое сознание, 4) секс.

Юрий Жуков – политобозреватель «Правды»:

– Кое-кто на Западе хочет изнутри разложить наше общество, чтобы облегчить расправу над ним.

Кулешов:

– И не надо их обсуждать у писателей, а надо – на заводе Лихачева. Пускай ответят перед рабочими. У меня вопрос к Аксенову. Ты понимаешь, Василий, что будет, если альманах попадет на Запад?

Феликс Кузнецов:

– Аксенов ведет себя не как литератор, а как политический лидер. Всем понятно, что вы не прозрачны, как стекло, Василий Павлович.

– Дело шьешь, Феликс? – весело отвечает Аксенов.

Ерофеев пишет:

«Мы и в 79-м смеялись над этим бредом. Это ерунда по сравнению с мукой Анатолия Марченко, который просидит в общей сложности 19 лет и умрет от голодовки в 86-м году. Мы просто увидели власть: она не перла вперед на своем идеологическом бульдозере, как в первые годы Октября. Она едва ползла, маразматическая, разваливающаяся, но при этом готовая губить все живое только для того, чтобы ей не мешали гнить дальше».

Вот после этого Аксенов с Ерофеевым и уехали в Крым.

История с альманахом «Метрополь» на нашем историческом фоне – просто детская. Аксенов так и называет Союз писателей, который с ним разбирался: «Детский сад строгого режима».

Сталин установил рекордно высокую планку в смысле восприятия жизни: можно убивать и сажать миллионы без всяких последствий. В этом свете посадки диссидентов при Брежневе выглядят вегетарианством, а население просто не понимает правозащитных стремлений этой незначительной группы интеллигенции.

А уж разборки в Союзе писателей действительно кажутся детским садом. Попова и Ерофеева выгонят из Союза писателей. Ну, сломают карьеру. Липкин и Лиснянская выйдут из СП самостоятельно. Ну, не будут печатать, денег не будет. Аксенов тоже выйдет из Союза писателей в знак солидарности. Но ведь его позовут читать лекции в Штаты и его выпустят. Правда, лишат гражданства. Но в массовом восприятии и в восприятии номенклатуры это не поражение в правах. Заграница – это награда, выигрыш всей жизни, это сладкий сон.

«С высоты фривея уже видна была стрелка, песчаная коса, любопытное явление природы. По восточному берегу косы шли пляжи, причалы катеров и яхт, городки и поселки трудящихся, ультрасовременные поселения с максимальными удобствами. На северном хвосте косы был поселочек».

Это из романа Василия Аксенова «Остров Крым», который он дописывает в Коктебеле летом 79-го года.

Так вот, в том поселочке среди грузовых причалов имелось десятка два борделей на любой вкус, словом, мини-Гонконг. В двух шагах от этой прелести советский работник за границей, чтоб избавиться от своего шофера, предлагает ему махнуть в этот поселок. В душу многоопытного шофера в чине не ниже майора вкрадывается сомнение:

«Обнаружат меня – конец карьере, отстранят от руля, придется влачить остаток жизни на родине». И тут же, встык, в голове понеслось: «Да гори все огнем – жизнь проходит, и в итоге будет мучительно горько и обидно за бесцельно прожитые годы, да вот как закачусь на три дня к блядям – пусть хоть из партии вычистят, все равно я за три дня с тамошними девчонками и гомиками такое увижу, чего вы, дорогие товарищи, даже в массовом масштабе за всю жизнь не увидите».

И если бы дело было только в борделях, яхтах и пляжах. С фривея видны фермы. «Они, черти, умудряются снабжать чудеснейшими молочными продуктами свою страну, а сыры и ветчину еще экспортируют по Европе».

Эх, помните ли вы, что такое ветчина в 1979 году. Тонкий, продолговатый, телесного цвета ломтик с незабываемым кружочком в середине, отливающим перламутром. Ломтик, достойный Огюста Ренуара. Вступить в обладание им можно только с 8 до 9 вечера в продуктовой секции ГУМа, окнами глядящей на Мавзолей. Иногородних, приехавших в Москву на электричках и поездах за колбасой, в этот поздний час уже нет. Они потянулись назад к вокзалам. С 8 до 9 вечера – блаженное время в ГУМе. Это час интеллигенции и ветчины. В трехстах граммах – три ренуаровских ломтика на пергаментной бумажке. Рубль одиннадцать. Это дорого. 3.70 – килограмм. Иногородним в голову не придет так потратиться на голую эстетику. Больше трех кусочков и не дадут, хоть умри. Все знают и не просят. И вроде бы больше и не надо. Как будто эта ветчина на каждом шагу. Как будто это раз плюнуть, смотаться за ней через всю в Москву, к восьми вечера в ГУМ, как ко второму акту «Аиды».

Где-то в конце 79-го года эта ветчина исчезнет уже до конца советской власти. Тогда, в заказах, т. е. уже нормированно – талонов по пять на научную лабораторию или на коллектив учителей, – появится югославская ветчина в жестяных банках. Брикет прессованной ветчины сантиметров сорок в длину. Ее делили между коллегами на равные части, отмеряя пачкой сигарет «Столичные».

В 79-м году, по весне, на дверях продуктовых магазинов появляются написанные от руки объявления: «Масло – по 150 граммов в одни руки». Мамы детей, родившихся в 79-м, обязаны помнить, как стояли в очередях с грудными детьми на руках, чтоб предъявить их и купить масла на двоих. Дети кричали, и очередь кричала, что грудным масло не положено. Детского питания в магазинах в 79-м вообще не водится.

«Эх, фермы тут, эх, стада!» – вырвалось как-то у посольского шофера, везущего цэковского работника, находящегося в загранкомандировке. Тот быстро глянул на шофера, подумал: провоцирует или тайком восхищается?

И тут еще джунгли отлично организованной индустрии. И, конечно, нефть и газ, буровые вышки, перегонные, очистительные обогатительные заводы.

И местный авиакомплекс «Сикорский», выпускающий в числе прочего отличные, сверхвысокие вертолеты «Дрозд».

Весь этот совершенно западный набор – из «Острова Крым».

Однако обвинить Аксенова в низкопоклонстве перед Западом сложно. Все вышеперечисленное – ветчина, сыр, яхты, дома трудящихся, многочисленные дороги – создано в Крыму, который в 20-м году по чистой случайности не был взят красными. Врангель лет двадцать управлял островом. Теперь в столице Крыма есть площадь Барона. Столица – Симферополь, или Симфи. Весь в огромных, невероятных форм стеклянных небоскребах. Среди них в глубине, если смотреть с вертолетной площадки на крыше, стоит памятник Барону. И это естественно, что ему стоит памятник. При нем проведены внятные реформы, прежде всего земельная. Русский бизнес эффективен и талантлив. При нем принята демократическая Конституция. Крым становится осуществленной русской либеральной демократией. В парламенте – все партии: кадеты, коммунисты, Союз за возрождение Родины и престола, националистическая «Волчья сотня», крымские националисты. Крым многонационален – русские, татары, греки, турки, болгары, англичане.

Кроме того, Крым прекрасен и при нормальном ходе вещей становится мировым курортом, приносящим огромный доход.

Роман Аксенова – утопия, подчеркнутая утопия. Потому что Крым у Аксенова – не полуостров, а остров. Между аксеновским Крымом и СССР – пролив, перешеек перерезан, не только исторически, но и географически.

СССР это государство не признает. В советских средствах массовой информации его называют зоной Восточного Средиземноморья.

Этот Крым – кость в горле у советского руководства, потому что вечно напоминает о поражении времен Гражданской войны, а кроме того, потому что Крым процветает. Аксенов пишет: «С детства все знали о Крыме одну лишь исчерпывающую формулировку: «На этом клочке земли временно окопались белогвардейские последыши черного барона Врангеля. Наш народ никогда не прекратит борьбы против ошметков белых банд за воссоединение исконно русской земли с великим Советским Союзом».

Аксенов пишет: «Автором изречения был основной автор страны, и ни одно слово, конечно, не подвергалось сомнению». То есть формулировка по Крыму – сталинская. Аксенов – последовательный шестидесятник в том, что касается Сталина. В том смысле, что у него чувство к Сталину личное неугасающее, сохраняющее всю свежесть ненависти и боль, присущую людям антисталинского XX съезда.

Аксенов в «Острове Крым» отдает должное Хрущеву как автору послесталинской оттепели. Аксенов пишет:

«Вдруг Никита Сергеевич Хрущев, ничего особенного своему народу не объясняя, заключил с Островом соглашение о культурном обмене. Началось мирное сосуществование. В шестидесятые годы стали появляться первые визитеры с Острова. В ранние шестидесятые молодые островитяне производили сногсшибательное впечатление на москвичей и ленинградцев. Оказывается, можно быть русским и знать еще два-три европейских языка как свой родной, посетить десятки стран, учиться в Оксфорде и Сорбонне».

Оказывается, несмотря на все это, можно быть русским. Аксеновский Остров Крым лишен одного из главнейших признаков своего большого соседа – изоляционизма, намеренной отгороженности и подозрительности в отношении всего остального мира.

Советская пропаганда в связи с этим некоторое время даже представляла в СМИ Остров Крым международным притоном авантюристов и шпионов. Там стриптизы, американские базы, джаз, буги-вуги.

В подтверждение этого «однажды в пьяной компании какой-то морячок рассказывал историю о том, как у них на тральщике вышел из строя двигатель и они, пока чинились, всю ночь болтались в виду огней Ялты и даже видели в бинокль надпись русскими буквами «Дринк кока-кола».

Ни один город Острова Крым не опасен для советского человека так, как Ялта.

«Симферополь с его нагромождением ультрасовременной архитектуры, стильная Феодосия, небоскребы международных компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа менее опасны для идейной стойкости советского человека, чем бессонная, стоязычная Ялта».

Аксенов пишет: «Конечно, и в Ялту ездили, однако только самые высокие советские чины, да самые знаменитые советские артисты, да детишки самых высоких чинов – поразвлечься».

Вот с этого Острова Крым – главный герой Аксенова. Он – как будто с рекламы Marlboro. Мечта женщин, playboy. Влюбляться в него могут женщины-читательницы разного возраста, потому что он не мальчик. Ему 46, т. е. как самому Аксенову. Это может некоторых ввести даже в определенное заблуждение. Он ездит на спортивном автомобиле «Питер-Турбо», который выпускает автоконцерн «Питер-Авто» в Джанкое. Этот крымско-российский автоконцерн известен во всем мире и выдуман Аксеновым. Не выдуман «Руссо-Балт», реально производившийся в дореволюционной России. Стажировку русские инженеры проходили на «Роллс-Ройсе».

Аксенов фиксирует успех российского автомобилестроения, не испытавшего на себе советской власти: «Огромный черный «Руссо-Балт» с затемненными стеклами мягко прошел по набережной и мощно и бесшумно стал набирать высоту, уходя в неизвестные горные улочки Ялты».

Сам Аксенов в 79-м едет в Крым на постоянно ломающейся зеленой «Волге».

Отец героя Аксенова – участник Ледяного похода Деникинской армии весной 1918 года. В 79-м в СССР единицы знают, что за люди такие – участники Ледяного похода.

Они – символ беспримерной отчаянной смелости, обреченности на смерть, в реальности в большинстве погибшие, в меньшинстве изгнанные в эмиграцию с последнего рубежа, из Крыма. У Аксенова эти люди, чудом удержавшиеся в Крыму, отлаживают свою жизнь на Острове.

Так вот, главный герой Аксенова – сын участника Ледяного похода. В 79-м году он успешен и богат. Он хозяин влиятельной свободной газеты. Набор абсолютно чужеродный для СССР. При этом этот персонаж испытывает определенную симпатию к Ленину, Троцкому, Бухарину и Тухачевскому. Для сына участника Ледяного похода это странно. Скорее это естественно для европейского интеллигента, для которого характерна левизна и страсть к троцкизму на безопасном расстоянии. При этом очевидно, что симпатия главного героя к Троцкому, Ленину и Бухарину – это еще и прощальный поклон Аксенова поколению своих родителей, репрессированному Сталиным, и многим из своего поколения, которые с ненавистью к Сталину, но с верой в Ленина доживут до середины 80-х годов, до перестройки.

Аксенов выпадает из их числа в конце 70-х.

«Остров Крым» очень кинематографичен. Владимир Наумов, поставивший фильм «Бег», собирается уже в новое, постсоветское время ставить «Остров Крым». Аксенов напишет сценарий. Не сложится. Жалко, потому что в своем романе 79-го года он проигрывает то, что страна будет проходить в последующие двадцать с лишним лет, что она сможет почувствовать и в какой мере. Прежде всего тоску по прошлой России и боль по тому, какой бы она могла стать, если бы не все, что с ней произошло.

Он, Аксенов, похоже, знает, что тоска не будет глубокой, а боли, вероятно, и вовсе не будет. И он представляет нам Остров Крым как Россию нашего будущего постсоветского массового восприятия. Куча звучных фамилий – Новосильцевы, Оболенские, Бутурлины. Виллы, приемы, хруст французской булки, закаты, переулки, дружба по Третьей симферопольской гимназии.

При этом эта Россия, конечно же, уже очень по-западному выглядит. Мы, советские люди, так ее видим, такой ее хотим. Железный занавес и убогая советская экономика уникально, как никакая пропаганда, способствовали глубокой народной зависти к Западу, граничащей с детской, первой любовью. Аксенов знает, каким испытаниям подвергнется эта оранжерейная любовь и как она увянет, обманувшись в своих девичьих фантазиях, не получив все сразу, обидевшись, надувшись.

Аксенов пощадит наши будущие чувства в своем романе. Никакого реализма. Он даст нам свой Крым в наших ощущениях, как сон, как сладостный обман, т. е. именно как утопию. И в утешение поселит в нас ощущение непрочности этого веселого, свободного, отвязного мира. То ощущение, которое в кино называется suspense. To есть, попросту, скверное предчувствие, что все это добром не кончится. Настроения главного героя нас только укрепляют в этом дурном предчувствии.

Он одержим, свихнут на идее объединения Острова Крым с СССР. Он везде носится со своей идеей, пропагандирует ее в своей свободной газете. Он говорит и пишет, что они здесь, на Острове, виноваты за неучастие в страданиях народа на исторической родине. Мы, интеллигенция, бросили свой народ. Необходимо участвовать в кровообращении России. Мы будем свежей кровью. Он говорит: «Я хочу быть русским, и я готов даже к тому, что нас депортируют в Сибирь». Внутри романа некий голливудский режиссер даже намеревается снять на эту тему кино. Режиссер развивает идею: «Трагический, лирический, иронический, драматический, реалистический и «сюр» в самом своем посыле фильм. Тоталитарный гигант пожирает веселенького кролика по воле последнего. Да что там голливудский режиссер. Нами в 79-м году идея воссоединения какого-нибудь реального богатого Острова с СССР воспринималась бы уж точно как полный сюр. Вот уж где всякому, а не только американцу, понятно, что Аксенов написал утопию. Это ж курам на смех, чтоб кто-то к нам по доброй воле присоединился.

Но фокус в том, что герой Аксенова отлично знает, как и что в СССР. И вот тут начинается самое важное для Аксенова. Никакой не вымышленный Крым, а настоящий Советский Союз.

Конечно, Аксенов отдает должное бытовой стороне жизни. «Советские люди твердо знают: там, где партия, там успех, там победа» – гласил огромный щит при выезде на Ленинградское шоссе из Шереметьево. Герой Аксенова частый гость в Союзе, его это не удивляет. Дальше по шоссе: «Мы придем к победе коммунистического труда», «Планы партии – планы народа». «Да здравствует верный помощник партии – Ленинский комсомол». Палисадники покосившихся деревенских домов вдоль шоссе. За бугром моста – кварталы жилмассивов. С крыши на крышу шагали огненные буквы: «Партия- ум, честь и совесть нашей эпохи!» Дальше: «Идеи Ленина вечны», «Конституция СССР – основной закон нашей жизни». И всюду портреты Брежнева. Он, кстати, в 79-м получает Ленинскую премию за свою трилогию – «Малая земля», «Возрождение», «Целина». Их изучают в школах. Аксенов пишет: «Всюду портреты Брежнева, размножающегося с каждой минутой по мере движения к центру».

Самый центр – это Плешка, площадка от подземного перехода через улицу Горького до ступенек Телеграфа. Главное в стране место фарцовки. Герой Аксенова присаживается на барьер подземного перехода, закуривает. «Окружающая фарца тут же почувствовала вирджинский дымок».

«Что за сьют на нем? Не джинсовый, но такая фирма, что… Штатский стиль, традиционный штатский стиль. С девочкой познакомиться не хотите? Грины есть? Что вообще есть? Да вы не из Крыма ли сами? Чуваки, товарищ из Крыма!» Из-за плечей рослых москвичей все время выпрыгивал десантник: «Эй, друг, послушай. Я все у тебя куплю. Все! Все!»

Жизнь в СССР в 79-м – это прежде всего быт. Для писателя – тоска зеленая, от которой естественен уход в утопию. Политическая жизнь в СССР совершенно протухшая. Телевидение преподносит населению эту тухлятину и поддерживает массовую уверенность в том, что все это забавно. Анекдоты ходят в несметном количестве.

В это анекдотическое время весной 79-го года в Политбюро обсуждается вопрос – вводить или не вводить войска в Афганистан.

Сам факт, что решение о направлении войск в другую страну принимается в узком кругу, не представляет интереса. Это – норма для власти типа советской. Интересны другие обстоятельства, проявившиеся в ходе обсуждения афганской проблемы в Политбюро.

Во-первых, в Политбюро имеют слабое представление о том, что творится в Афганистане.

Министр иностранных дел Громыко 17 марта 1979 года на заседании ПБ прямо говорит:

«Сегодня ситуация в Афганистане пока что неясна для многих из нас».

Премьер Косыгин говорит:

«Мы до сих пор не знаем подробно, что делается в Афганистане. Руководители Афганистана, как Тараки, так и Амин, скрывают от нас истинное положение вещей. Аюди они, видимо, хорошие. Но все-таки многое они от нас утаивают».

Во-вторых, это незнание касается базовых элементов афганской жизни. Прежде всего роли религии. Жителей крайне религиозной страны Афганистана в ПБ легкомысленно называют поклонниками ислама.

В-третьих, в Политбюро большие иллюзии по поводу классового состава афганского общества. Из телефонного разговора Косыгина с Тараки:

Косыгин:

– Не можете ли вы сейчас сформировать несколько дивизий передовых людей?

Тараки:

– Можно говорить о студентах и учащихся 10-11-х классов лицеев.

Косыгин:

– А из рабочего класса нельзя набрать?

Тараки:

– Рабочего класса в Афганистане очень мало.

Косыгин:

– А беднейшее крестьянство?

Тараки повторяет:

– База может быть только из лицеистов и студентов. Но научить их – долгая история.

Тараки давит: «Хотим, чтобы к нам послали таджиков, узбеков, туркменов, для того чтобы они могли водить танки. Пусть наденут афганскую одежду, и никто их не узнает. Это очень легкая работа, по нашему мнению».

Тараки давит на Кремль всю весну 79-го года.

Москва отвечает безвозмездными поставками вооружений. Кроме того, Косыгин обещает помощь продовольствием. Правда, продовольствия в СССР нет.

Поэтому Косыгин говорит Тараки: «Мы можем купить для вас пшеницу у американцев. Мы приняли решение поставить вам 100 тысяч тонн зерна на сумму 20 млн долларов. И решили повысить цену на газ с 21 доллара за тысячу кубов до 37 долларов 82 центов».

Дело в том, что СССР закупает в Афганистане газ, который компенсирует потери от сорванного газового проекта в Узбекистане. Повышение цен на афганский газ – скрытая форма финансирования выгодного политического режима.

Потом Амин убьет Тараки. Брежнев будет плакать: он совсем недавно целовался с Тараки в Москве.

Надо сказать, что больной Брежнев наиболее трезво смотрит на афганскую ситуацию. Он говорит:

«У них распадается армия, а мы должны будем вести за нее войну».

Но через 9 месяцев, в декабре 1979 года, группой доживающих век сталинских выдвиженцев принято худшее из возможных решений – открытое военное вмешательство в гражданскую войну в мусульманской стране. И все это в рамках противостояния с США.

Авантюра в Афганистане окажется долгой и кровавой для страны и бесперспективной для власти.

Василий Аксенов в своем романе пишет о том, что имеет политическую перспективу. Аксенов пишет о набирающем силу национализме.

Главный герой Аксенова во время визита с Острова в Москву попадает в закрытую высокопоставленную баню. В том смысле, что в бане собрались люди уровня выше среднего, а может быть, и выше.

Аксенов пишет: «Вот здесь и была реальная советская власть. Идет неторопливая и явно деловая беседа. Страннейшее среди истеблишмента ощущение не вполне легальной власти. Мафия!»

И вот в этой бане среди шефов партии, армии и торговли, а также русской исторической аристократии появляется некий рядовой националистического движения. Так сложилось, ему посчастливилось. И неожиданно он получает слово.

«Он повернулся лицом к аудитории с горящим от неслыханной везухи взглядом. Он стоял, прикрывшись полотенцем, и говорил все громче:

– Православие, самодержавие и народность!.. Русская историческая триада жива, но трансформирована в применении к единственному нашему пути – Коммунизму!.. Незыблемая на все века народность – это наша кровь, наш дух, наша мощь и тайна!

– Братцы мои, да у него торчком торчит! – сказал вдруг со смешком ленивый голосок. – Вот так маячит! Ай да Степанов!

Степанов и сам не заметил, как у него в порыве вдохновения поднялся член. Ахнув, он попытался закрыть его ладонями, но эрекция была настолько мощной, что красная головка победоносно торчала из пальцев. Общество на финских полатях покатилось от хохота.

«Теоретик» затравлено взирал на хохочущие лица, пока вдруг не понял, что смех дружественный, что он теперь замечен раз и навсегда, что он теперь – один из них».

Как роман «Остров Крым», так и история разгона альманаха «Метрополь» отражает момент смычки националистов двух мастей – литературных и партийных. Главный партийный идеолог Суслов традиционно рассматривал русских националистов как одно из проявлений диссидентства и по этой причине сдерживал их.

В 79-м году «русская партия» наконец находит контакт со своими единомышленниками в аппарате ЦК КПСС. Еще в 78-м году из националистических кругов в Союзе писателей в ЦК КПСС направляются письма с обвинением либеральных писателей в русофобии и сионизме. В 79-м националисты добиваются успеха.

Именно им в лице Феликса Кузнецова и Станислава Куняева сверху поручен разгром альманаха «Метрополь».

Аксенов жесток в своих прогнозах. Он не дает никаких шансов, никакого будущего даже очень относительным, очень умеренным либералам во власти. В конце 70-х в ЦК КПСС уже нет спроса на тех немногих либералов, а точнее, антисталинистов, которые были советниками в ЦК в 60-х.

Они дадут о себе знать в перестройку, сильно и позитивно проявят себя. Один из них – Александр Николаевич Яковлев – сделает потом огромную работу, опубликовав тома архивных советских документов по всевозможным темам. Они не вызовут интереса у сколько-нибудь широкой аудитории, на них не будут ссылаться в школах.

У Аксенова в романе работник ЦК КПСС, курирующий Остров Крым, покончит с собой. Он любит Крым и трезво оценивает перспективы воссоединения: «Вот так не пройдет и года после воссоединения, и крымчане будут бояться друг друга, как мы. Они думают, что у нас от Крыма прибавится храбрости. Дудки, у всех только трусости достанет».

Этот сотрудник ЦК знает, что вместо воссоединения будет оккупация.

Более того, он знает, что руководство страны вообще мало что понимает про территорию, которую собирается оккупировать.

В романе работник ЦК думает: «Бросить все, выступить здесь по телевидению, открыть глаза дуракам». И кончает с собой здесь, в Крыму.

А в это время в Крыму главный герой Аксенова в ожидании решения Верховного Совета СССР о присоединении Крыма пишет очень откровенную статью о Сталине и последствиях его власти. Он опубликует ее в своей газете, чтобы народ Крыма совсем зряче шел на соединение с Родиной. Статья называется «Ничтожество». Подзаголовок: «К 100-летию Сталина».

Герой Аксенова пишет обо всем по порядку. О том, что «в дни юбилея в официальной советской печати появится среднего размера статья, в которой будут соблюдены все параметры, будут отмечены и ошибки этого, в общем, выдающегося коммуниста, связанные с превышением личной власти».

«Остров Крым» закончен летом 79-го года. Реальная статья появится в «Правде» в день юбилея Сталина. В ней будет даже несколько больше, хотя и мягко, об ошибках Сталина, чем предполагал Аксенов. И на удивление никакого воспевания заслуг. Все победы отданы партии и народу. В декабре 79-го Политбюро не до Сталина – остается пять дней до начала афганской авантюры.

Дальше герой Аксенова пишет, что «страна и народ собираются неофициально отметить столетие Сталина. На лобовых стеклах грузовиков красуется портрет генералиссимуса».

Это чистая правда 1979 года.

Герой Аксенова в своей статье пишет: «Цель моей статьи – показать, что Сталин был не выдающимся, а самым обычным, выброшенным на поверхность ничтожеством». Это первый и главный тезис Аксенова. Ленин, Троцкий при любом к ним отношении, с любым знаком, но личности. Сталин – символ могучего победоносного движения бездарностей и ничтожеств во власть.

Дальше, в 79-м, Аксенов по полкам раскладывает все экономические действия Сталина. От сворачивания НЭПа через раскулачивание, создание бездарных колхозов, голод дальше – к террору. Террор – высшее проявление его бездарности. Никаким другим способом он не может сохранить власть. Аксенов пишет: «Так же ужасен и ничтожен Гитлер».

Аксенов пишет: «Конечно, Сталин не умер в 1953 году. Он жив и сейчас в тотальной наглядной агитации, в проведении так называемых выборов, в неспособности к реформам современного руководства, в нарастающем развале экономики, в неприятии всякого инакомыслия, в навязывании народу идеологических штампов устрашающего характера. Прежняя сталинская Россия стояла на крови, нынешняя сталинская Россия стоит на лжи».

Аксенов в 79-м пишет:

«Нам представляется, что в России сейчас идет борьба двух могучих течений. Победит Сталин, и возникнет страшное общество тоталитаризма, бездумные отары, не знающие Сталина, не сознающие своего сталинского ничтожества, несущие гибель во все просторы земли. Проиграет Сталин, и Россия может превратиться в великое творческое содружество людей, ведущих разговор с Богом, не забывающих ни своих, ни чужих страданий и навсегда сохранивших память о власти ничтожеств, о крови и лжи, о сталинщине. Господи, укрепи».

Вот сразу после публикации этой статьи в Островной газете начинается оккупация Острова Крым Вооруженными силами СССР. Она начинается под кодовым названием Военно-спортивный праздник «Весна». В города, запруженные толпами людей с цветами, с лозунгами «Крым+Кремль=Любовь», входят танки. Проносятся броневики-амфибии с горящими фарами и воющими сиренами. Первым делом прекращают вещание местного телевидения. Камеры корреспондентов на улицах бьют прикладами. Над горами, над морем висят «миги». С моря уже идут советские авианосцы.

Название альманаха «Метрополь», запрещенного в 79-м, – это привет Аксенова этому Острову. В том смысле, что альманах дает представление о литературном процессе в метрополии. А что, сами понимаете, за метрополия без Острова Крым.