ГЛАВА 12

В споре о названии Малыш Уин был прав и в то же время ошибался.

Острова с названием Полпути не существовало. Имя это носил атолл – неровное кольцо коралловых рифов, заслонившее от ярости тихоокеанских волн два крохотных островка. Островки звались Сэнд-айленд и Истерн-айленд – видно, у парня, который наносил их на карту, с воображением обстояло не очень или он попросту не пожелал расходовать его на две кучи песка, едва торчащие над лагуной. Если верно последнее, то я вполне могу понять этого картографа – более никому-на-свете-нафиг-не-нужный клок суши трудно представить даже после дюжины затяжек орочьей травкой.

Думаю, те крылатые парни с нимбом, что проектировали твердь земную и хляби морские в них краях, решили – наверняка злорадно прихихикивая при этом – сотворить отстойник для неудачников. Отборных. Таких, которые умудряются среди бела дня с маху посадить корабль на мель посреди лагуны.

– Ну как?

Стоявший в шлюпке Крис виновато вздохнул.

– Не набрали.

– Почему?

– Хороший вопрос, – медленно произнес мой муж. – Знаешь, Малыш, у меня на языке вертится превеликое множество вариантов ответа на него. Но поскольку меня слушают дамы, выберу я, пожалуй, все же тот, что звучит пристойно. Слушай внимательно, партнер, – там нет пресной воды! Ни на одном из двух орком деланных островков нет источника пресной воды! Я понятно излагаю?

– Более чем, – мрачно буркнул Уин.

– А что есть?

– Заросли кустарника. – При этих словах сидевший на веслах Рысьев брезгливо поморщился. – Густые заросли колючего кустарника. Много пустых птичьих гнезд, а в них соответственно битой скорлупы. Песчаный пляж… и мусор на нем.

– Мусор, – недоверчиво переспросила Роника. – Откуда? Мне лично здешний пейзаж не кажется похожим на набережную Темзы.

– У родственников моего партнера, – Крис коротко качнул головой в сторону Малыша Уина, который, нахохлившись, точно недовольный голубь, сидел на планшире, – по линии жены имеется поговорка «Чего только не выносит прилив!». Так вот, – продолжил он, – то, что выносит прилив на здешние пляжи, лично мне трудно поименовать иначе как мусором.

– На самом деле, – меланхолично произнес Рысьев, – я рискну предположить, что мусор сей – последствия недавно пронесшегося над атоллом тайфуна. Сильный ураган вполне мог перенести все пальмовые стволы, орехи, обломки хижин…

– И свиней, не забудьте про свиней, граф!

– …свиней и прочие устлавшие здешний предметы из обитаемых мест.

– Свиней?! Орков, что ли?

– Дохлых свиней, – пояснил мой муж. – Тех что с копытцами. Туш пять я насчитал.

– А что, вполне может быть, – сказала я. – Сама видела, как на мексиканскую деревушку пролился дождь из рыбы, Ее обитатели после чуть не передрались – одни с пеной у рта вопили, что это дар Божий, другие с не меньшим пылом орали про происки Сатаны. И так две недели, пока спешно прибывшая из Мехико церковная комиссия не установила, что подлинной причиной был самый что ни на есть неволшебный торнадо, сотней миль северней всосавший небольшое озерцо.

– Ну, мне довелось слышать про случай похлеще, – сказал Крис. – Три года назад на форт Дракенборг, что в полусотне миль от Форестберга, налетела песчаная буря. Ночью. На рассвете солдаты принялись выкапывать форт из-под заносов, чертыхаясь оттого, что песочек оказался необычно тяжелым… пока один сметливый капрал не догадался одолжить у прачки решето.

– Золотой песок?!

– В точку. Чертовски богатая порода. В ту же ночь из форта дезертировали пятеро. Ушли на закат, – Крис первым усмехнулся собственному мрачному каламбуру, – откуда дул ветер во время бури. С тех пор, – добавил он, – каждый третий из тех, кто отправляется в глубь Запретных Земель, мечтает наткнуться на дракенборгскую россыпь.

Мисс Тамм тоскливо вздохнула.

– А эти свиньи, – сказала она, – сильно воняют?

– Изрядно. С наветренной стороны футов за сотню слышно.

Язык, на котором прозвучала следующая фраза Роники, показался мне знакомым… смутно. Где-то когда-то давным-давно я слышала что-то похожее. А может, и не слышала, а может, и не я. Длинные гласные… фламандское наречие?

– Если тебя так беспокоит судьба этих несчастных свинок, – ехидно заметил вексиль-шкипер, – ты можешь устроить им достойные похороны.

– В смысле?

– В смысле – закопать! – пояснил гном. – Лопата в дальнем левом углу кубрика.

– Для начала я прикопаю около этих туш кого-нибудь другого, – пообещала Роника. – По шею.

– Ну, долго ему страдать не придется.

– Это почему не придется?

– Утопнет, – пояснил Малыш. – Сейчас отлив.

– В общем, так, – заявила я, берясь за трап, – вы все как хотите, но лично я сейчас желаю оказаться на твердой земле, даже если мне придется переступать через тушу.

– Я с тобой!

– И я!

– На самом деле, – Рысьев выпустил весла, вальяжно потянулся, зевнул… и захлопнул рот с отчетливо слышным клацаньем, – полагаю, если спокойно и внимательно глядя по сторонам обойти на шлюпке вокруг островов, то сравнительно чистый пляж отыскать удастся.

Как убедились мы тремя минутами позже, мой любимый муж, говоря про засыпанный мусором берег, если и преувеличил, то ненамного. На первой тысяче футов я одних только клеток с курами, – дохлыми, понятное дело, – насчитала пять штук. Когда же шлюпка обогнула небольшой мысок, то нашим взорам открылась жемчужина собранной атоллом коллекции – обгорелый остов корабля. Подплывать к нему вплотную мы не стали, но Малыш Уин, внимательно изучив черные останки, уверенно заявил, что при жизни корабль был бригом, таким же или чуть меньше, как и наш «Бегущий по ветру». Особой радости среди слушателей это известие, по понятным причинам, не вызвало.

Четырьмя сотнями ярдов дальше пристально следившая за берегом Роника углядела сквозь заросли кустарника нечто большое и темное. После недолгих препирательств – я, Крис и Малыш были против, но остальные не смогли совладать с собственным любопытством – мы все же высадились, прошли, точнее, кое-как продрались сквозь кустарник – лишь затем, чтобы в итоге обнаружить полурассохшийся восемнадцатифутовый парусный вельбот. Поправка: когда-то он заслуженно числился парусным, но мачта давно сгнила и обрушилась, весла отсутствовали, а на дне лодки из-под истлевших обрывков паруса проглядывало лишь несколько бочонков протухшей солониной, судя по распространяемому ими смраду.

– Шерт! – из-за старательно зажимаемого носа голос Роники звучал немного гнусаво. – Как думаете, откуда он здесь взялся?

– На нем кто-то приплыл.

– Ошень остроумно…

– Интересно, а какой ответ ты ожидала услышать? – удивленно спросил Малыш. – Что его забыл после ночевки пролетавший дракон?

– От тебя я тошно нишего умного услышать не ожидала.

Больше ничего интересного, включая относительно чистый пляж, на Сэнд-айленде нам обнаружить не удалось. Преодолев узкий – пять вампирских взмахов веслами – пролив, мы приступили к исследованию побережья восточного братца-островка.

– Та-ак… это еще что за хрень?

Я уже почти вскинула дробовик к плечу, прежде чем поняла, что слова вексиль-шкипера относятся к нелепо-скособоченно застывшему в дюжине футов от берега суденышку. Впрочем, суденышко и впрямь выглядело странно – по крайней мере, в книгах, по которым я постигала науку кораблевождения, подобных силуэтов не содержалось совершенно точно. Равно как и в гавани Фриско – а уж в этом преддверии Вавилонской стройплощадки можно, если хорошенько поискать, найти судно любой страны… по крайней мере, так мне до сих пор казалось.

– Корабль Ночных Эльфов, – невозмутимо сообщил Рысьев.

– Найтморлендцев?! Да вы, наверное, шутите…

– Ничуть, – коротко мотнул головой русский. – Разумеется, этот кораблик не похож на их боевые крейсера или океанские сампаны, но заверяю вас: сие не что иное, как найтморлендская малая глиссирующая джонка. Не знаю, правда, каким ветром занесло ее в здешний печальный край…

– Попутным, надо полагать, – хмыкнул Викки отбирая у Малыша подзорную трубу.

– …хотя помнится, – невозмутимо продолжил Николай, – с год назад мне среди прочего попалось на глаза донесение о том, что на одном из северогавайских необитаемых атоллов Ночные Эльфы собирались основать метеостанцию.

– Чего-чего, говорите, они собирались тут метить?

– Метеорологическую станцию, сиречь пункт наблюдения за погодой, – пояснил Рысьев. – Ведь снятый по требованию великих держав магический барьер в числе прочих нежелательных гостей защищал Найтморленд и от тихоокеанских тайфунов.

– Все равно не понимаю, – признался Крис. – Что толку в знании – идет в двух тысячах миль от твоего дома дождь или не идет?

– Оно необходимо для создания достоверной симпатической модели погодных процессов.

– А что, просто погадать нельзя?

– Вы же читаете газеты, мой друг, – укоризненно заметил вампир. – И могли бы оценить степень достоверности подобных гаданий. Прискорбно, но, увы, несмотря на все успехи современной магии в иных областях, даже лучшие предсказатели погоды – эксперты-гадальщики Ее Величества Королевы Виктории – с помощью своей кофейной гущи добиваются практически тех же результатов, что и основатель синомантии, Великий Мерлин… без малого Эпоху назад. Пятидесятипроцентная достоверность считается у них хорошим результатом, ведь в переводе на обычный язык это означает, – граф прищурился, – может, дождь будет, а может и солнышко – на все воля Божья.

– Подплывем поближе?

– А стоит ли? – Роника махнула рукой в сторону носа джонки, на котором среди бронзовых плетений выпукло синело то ли стекло, то ли искусно обработанный камень. – Ночные Эльфы – известные мастера по части зловредной магии.

– По части зловредной магии нынче все большие мастера, – проворчал Викки. – Это на что-нибудь доброе да полезное даже захудалого колдунишку днем с огнем не сыскать.

– Так мы будем его осматривать?

– Я – за обыск! – неожиданно сказал Малыш. – Не так уж часто выпадает подобная возможность… и к тому же в свете ряда последних событий может сложиться так, что чем больше мы будем знать о Ночных Эльфах, тем лучше.

– Смотри, как бы благодаря твоей глупой отваге сами Ночные Эльфы не узнали бы много интересного.

– Максимум, что они могут узнать от меня нового и интересного, – сварливо сказал Малыш, – полсотни свежих ругательств на кхуздуле.

Рысьев все же настоял на праве первым ступить на палубу корабля Ночных Эльфов. Впрочем, особо с ним никто и не спорил. Несмотря на внешнюю браваду, черная джонка внушала если не ужас, то уж трепет – наверняка. Кораблик был иным, непривычным – начиная от выгнутого форштевня и заканчивая веерно-ветвистым разлетом мачт, которые и мачтами-то именовались лишь из-за отсутствия более подходящего для них определения.

Особенно же не нравились Малышу темно-синие штуковины, высовывавшиеся из фигурной бронзовой оплетки носа джонки. Дурацкое чувство – но гном никак не мог избавиться от ощущения, что за ним пристально и недоверчиво следят три пары выпученных глаз.

Впрочем, подумал он, кто знает, насколько живым может быть корабль, созданный руками эльфов… а уж если учесть, какие эльфы строили именно этот…

Наверное, можно даже сказать, что гном боялся. Но, во-первых, боязнь показать свой страх была куда сильнее, во-вторых же, имелось еще и любопытство, которое страх пересиливало – хоть и с очень незначительным преимуществом.

Любопытству было чем поживиться – вблизи кораблик выглядел еще более чуждо. Если отсутствие привычных линий стыков у внешней стороны борта Малыш еще кое-как сумел списать на тщательную подгонку досок и толстый слой краски, то первый же взгляд на палубу едва не вогнал полукровку в ступор. Палуба казалось цельной, причем везде – не было видно ни щелей между отдельными досками, ни даже четкого перехода у бортов – светлая древесина словно в насмешку над гномом плавно перетекала из одной плоскости в другую и так же неуловимо, от светло-коричневого до черного, менялся цвет. Еще хуже, с точки зрения привыкшего к человеческим и гномьим кораблям наблюдателя, обстояло дело с мачтами, – чем больше Малыш смотрел на них, тем больше ему казалось, что они попросту проросли из палубы, словно ветки из древесного ствола. И вообще, полукровка старался гнать эту мысль прочь, но невозможное зрелище упорно требовало для своего объяснения невозможных же предположений – например, что вся джонка от кончиков мачт до торчащего по правому борту забавного подобия плавника, создана неведомым мастером из цельного куска дерева.

Также у найтморлендского суденышка напрочь отсутствовало что-либо похожее на руль и прилагающиеся к нему атрибуты, вроде штурвала или румпеля. Зализанная – другой аналогии Малыш не сумел подобрать – рубка-кокпит была вынесена вперед, на ют, начинаясь едва ли не от самого бушприта, высвободив две трети палубы джонки под заросли мачтодеревьев. Правда, оставалась надежда, что какие-то более или менее привычные органы управления наличествуют внутри рубки.

Уин прошел два шага вперед – и замер. Вход в рубку выглядел не просто столь же странно, как и все остальное, – он вполне отчетливо напоминал полукровке некую вещь… вернее, некий орган… женский… весьма и весьма интимный. И дело было вовсе не в затянувшейся разлуке Малыша со своей избранницей жизни – осторожно протиснувшийся мимо него Крис Ханко, увидев это, остановился с точно таким же растерянно-смущенным видом, закашлялся и начал стремительно краснеть.

– Ну что вы там застряли? – недовольная Бренда перешагнула через рубку к противоположному борту, прошла вперед – и застыла.

– Это не я! – возглас Малыша прозвучал совершенно по-детски. – Я здесь ни при чем!

– Да уж! Было бы удивительно, если б ты оказался при чем!

– Тогда почему ты на меня так смотришь?

– Малыш, успокойся, – во взгляде Бренды начало появляться некое осмысленное выражение, и Уин в самом деле не смог сдержать вздоха облегчения. – Сейчас я бы посмотрела так даже на епископа.

– Не уверен, – пробормотал Крис, – что хочу идти туда. Совсем не уверен.

– Но Рысьев-то, похоже, зашел.

– Вот-вот. Пусть он сначала выйдет.

Словно в ответ на последнюю фразу Ханко из-под палубы донесся приглушенный голос вампира:

– Живо все сюда, нужна помощь!

– Граф, – Ханко нашел в себе силы подойти чуть ближе и даже немного наклониться, – какая именно помощь тебе нужна?

– Переносчиков тяжестей!

– Он что-то нашел, – задумчиво констатировал Малыш.

– Или что-то нашло его, – дизайн входа в рубку отчего-то вызвал у Ханко явное падение уровня оптимизма.

– Думаешь, – хмыкнул полукровка, – что если здесь у них такое, то в трюме обязательно угнездилась стая клацающих челюстей, для которых и высший вампир – так, на один зуб, даже не распробовать толком?

– Можешь смеяться сколько угодно, – огрызнулся Крис. – Но я слышал про женщин, у которых там были зубы. Ядовитые.

Уин поскучнел.

– Не буду. Я знал гнома, который занимался изготовлением капканчиков… именно для установи там.

– Пресвятая Дева, – выпустив на миг рукоять дробовика, Бренда перекрестилась и, чуть качнувшись, плюнула за борт. – Слышала я про всякие идиотские придумки, но такого… Пари держу, – добавила она, – среди клиентуры твоего знакомого преобладали чокнутые ревнивцы!

– Ты проиграла – юных барышень было ничуть не меньше. Причем и таких, на которых, по словам этого гнома, не всякий орк возжелал бы покуситься…

– Партнер, – неожиданно обернулся Крис, – напомни мне после взять у тебя адресок этого умельца.

– Крис, – пораженно выдохнул гном. – Тебе-то зачем?!

По физиономии Ханко блуждала, не задерживаясь на одном месте более двух секунд, радостно-злобная усмешка.

– Сделаю из нее откусыватель кончиков… у сигар.

– А-а, – понимающе кивнул Малыш. – Хорошо, напомню. Только не вздумай брать у него особо продвинутые модели – они запросто превратят твои сигары в трубочный табак.

– Крис! Уин! Вы там что, уснули?

– Чего это кровосос разорался? – осведомилась появившаяся над бортом голова Роники Тамм. – И… чего это вы так странно переглядываетесь?

– После объясню, подруга, – пообещала Бренда. – Или нет, лучше покажу.

– Малыш! Бренда! Кто-нибудь!

Секунду поколебавшись, Крис спрыгнул в кокпит и медленно, осторожно, внимательно следя за тем, чтобы ненароком не задеть алые выпуклости, протискиваться в глубь рубки.

– Ну что там? – спросил Малыш. – Внутри?

– Не то, что могло бы быть.

В этот миг Малышу почудилось, что створки входа едва заметно дрогнули, – гном отпрянул назад поскользнулся и едва не упал.

– Разгромлено тут все, конечно, порядком, – продолжал Ханко. – Видно, здешний экипаж сворачивал удочки чертовски поспешно…

– Крис, помогите…

Голос вампира звучал непривычно тихо и жалобно. Уин дернулся было вперед… остановился… закусив губу, выдернул из кобур обе «шипучки». Навел их на проем – как раз на появившуюся в нем знакомую клетчатую рубашку.

В этот раз Крис Ханко не очень-то заботился о лишних касаниях. Куда больше его внимание привлекал ящик, который они с Николаем выволокли на свет божий.

– Что это?

– Единственная достойная внимания вещь в здешнем трюме, – присев на свою добычу, вампир выудил из кармана белый с синим платок и принялся старательно промакивать лоб. – Да и на всей этой скорлупке, пожалуй, тоже.

– Ы? Пока что я вижу только деревянный ящик, набитый кучей опилок.

– Опилками обычно бывают набиты кое-чьи дурные головы. А этот ящик… – типичным жестом фокусника русский извлек из воздуха перед собой большой, светящийся нежно-розовым цветом фиал. – Таит в своих потрохах не что иное, как знамени сакуровый нектар, сиречь найтморлендский здравур!

– А я снова повторяю – никто из вас и капли этой отравы в рот не возьмет!

Спор продолжался уже полчаса, и окончания ему пока что не предвиделось.

– Но почему?

– Орк забодай, Малыш, ну как ты можешь быть таким тупым? Это же зелье Ночных Эльфов, по буквам повторяю, Н-О-Ч-Н-Ы-Х Э-Л-Ь-Ф-О-В! Тебе что, сильно наскучил твой нынешний облик?

– При чем здесь мой нынешний облик?

Мне уже начало понемногу надоедать вслушиваться в эту перебранку. В самом-то деле – я лежу возле костра на острове посреди океана, над головой шелестят пальмы, позади грохочет прибой. Одним глазом я любуюсь закатом, – а зрелище воистину потрясающее, таких красок, такого богатства, бешеного буйства оттенков красного и синего никакая алхимия еще лет сто передать не сумеет, – вторым кошусь на мужа напротив и на ящик в ярде от него.

– Притом! Чего ты больше хочешь – чтобы у тебя выросли рога или отвалился хвост?

– Какой, к троллям, хвост?!

– Тот, что сначала вырастет, а потом отвалится!

– А может, все-таки вернемся к моему предложению? – сказал Рысьев. – Мне кажется, выгоды его достаточно очевидны для всех. Возможные негативные последствия…

– Которые совершенно не скажутся на луженом желудке русского вампира, – перебила его Роника, – но при этом запросто могут отправить все остальных на тот свет!

– Тогда плывите на бриг за ромом!

– И оставить вас наедине с этой отравой?! Нет уж!

А вот теперь мне надоело всерьез.

– Выход очень прост, подруга, – вкрадчиво промурлыкала я. – Вы с Викки забираете с собой самого горластого любителя найтморлендской бражки, Уина, а я пока пригляжу за ящиком.

– А ты справишься? – с сомнением произнес вексиль-шкипер. – Их же будет двое.

– Так ведь и нас, – я нежно провела ладонью по ложе лежащего передо мной «винчестера», – тоже двое!

– Не скажу, что мне по нраву эта мысль, – поднявшись, Викки принялся старательно отряхивать песок с колен, – но если не привезти ром, то еще немного – и мы попросту передеремся из-за этого проклятого ящика. Вставай, Уин!

Как только шум прибоя заглушил скрип песка под ногами ушедших, мой муж, до сего момента казавшийся целиком и полностью погруженным в созерцание облачной палитры, перекатился со спины на бок и вопросительно уставился на меня.

Я моргнула.

Крис удивленно приподнял бровь – и у него даже получилось почти удачно.

Я моргнула еще раз.

Крис медленно потянулся к ящику.

– Подожди еще немного, – вполголоса сказал вампир. – Шлюпка едва отошла от берега… Давай.

Воровато оглядевшись, Крис просунул в дыру на месте отодранной дощечки, прошуршав опилками, выудил изящный и очень напоминающий раковину флакон и с недоумением уставился на него.

– И как оно открывается? – жалобно спросил он.

Ох уж эти беспомощные мужчины!

– Дай сюда! – потребовала я.

– Лови!

Внимательно изучив пять с четвертью дюймов витого стекла, я уныло констатировала, что мое мнение о криворукости и слепоглазии отдельных представителей человечества было несколько преждевременным. У чертовой найтморлендской посуды и впрямь не имелось ничего, способного даже в первом приближении сойти за пробку.

– Ну?!

– Смотрю. Думаю.

– Или ждешь, пока остальные вернутся?

– Умный, да?

– Может, позволите мне… – начал вампир.

– Не позволю! – отрезала я. – У вас еще целый ящик.

– И в самом деле…

Следующие пять минут наша троица сосредоточенно буравила розовые стекляшки взглядами, периодически пробуя их так, сяк и эдак, на изгиб, кручение, зуб и клык – в зависимости от состояния интеллекта и челюсти пробователя. Впрочем, я особого желания к погрызению несъедобных предметов в себе не ощущала. Давно уже – с самых тех пор, как один нашпигованный дробью кролик стоил мне трех зубов, трех долларов местному знахарю, двадцати дней жуткой боли и еще двадцати трех долларов целителю в Остине: восемь монет за развеивание шарлатанского заклятия и по пять «зеленых спинок» за каждый новый зуб соответственно.

– Николай, у тебя рубашка шелковая?

– Батистовая, а что?

– Я тут подумал… может, завернуть во что-нибудь плотное и аккуратненько тюкнуть прикладом? Над котелком.

– Мысль не лишена интереса, – хмыкнула я. – Только у меня есть дополнительный вопрос – высшие вампиры потеют?

– Не уверен, – задумчиво начал Рысьев, – можно ли поименовать сей…

– Ясно, спасибо, дальше можешь не продолжать!

– Слушайте, а оно магически открываться не может? На какой-нибудь сезам?

– Нуда! Скажи по-эльфийски «друг»… интересно, как будет по-найтморлендски «друг»?

– Тогда уж, – заметил вампир, – логичнее предположить, что открывающей командой будет нечто вроде «пить» или «разливайся».

– А ты знаешь язык Ночных Эльфов?!

– Знал… но, увы, – вампир тоскливо вздохнул, – забыл.

– Вообще-то, – сказала я, – забыть однажды выученный язык достаточно сложно.

– Верно. Но мне удалось.

Звон был едва слышный и очень мелодичный, словно рой травяных фей наигрывал на крохотных серебряных колокольчиках. Резко обернувшись, я увидела, как вершина Крисова фиала медленно, словно распускающийся под утренними лучами солнца бутон, раскрылась, превратившись из цельного флакона в узкий бокал.

– Как ты это сделал?!

– Подул.

– Что?!

– Дунул я на него, – похоже, мой муж больше всех был потрясен собственным достижением. – А он возьми и раскройся…

– Крис, – после минутной паузы осведомился Рысьев, – среди твоих предков, случайно, не было русских?

– Н-не знаю… папаша-финн считается?

– Быть может. Ничего обидного, но до сих пор, – пояснил граф, – только за представителями своей нации я числил способность заставить незнакомый доселе предмет действовать, просто повертев его в руках.

– Как вы сами говорите, – усмехнулась я. – Экий ты наивный! По мнению гномов, этой сомнительного достоинства способностью обладают все люди, а также произошедшие от них полукровки. Правда, гномы уточняют – в итоге «поверчения» предмет либо начнет действовать, либо сломается окончательно!

Цепкий взгляд Роники Тамм зацепился за розовое пятнышко на песке еще за десяток футов от костра.

– Я же говорила!

– Ну, – старательно пряча глаза, пробормотал Крис. – Оно само.

– Конечно! Само прыгнуло из ящика в руку, само открылось!

– Угадала! – радостно кивнул Ханко. – Ну в смысле… почти угадала. Я просто хотел рассмотреть фиал, эта… насладиться эстетическим совершенством форм эльфийского творения. Достал, поднес к носу… то есть к глазам, случайно кашлянул – а он возьми и распустись… в смысле откройся. Честно, я не хотел… даже капельку…

– Была бы у этих бутылечков нормальная человеческая пробка, – поддержала его жена, – заткнули и вернули бы обратно. А так – не пропадать же добру. О, ром, ром… давайте сюда, скорее!

Малыш осторожно опустил корзину с бутылками на песок.

– Сначала расскажите.

– А нечего рассказывать, партнер! – воскликнул Крис. – Этот… лепестковый чаек скучнее проповедника из Общества Трезвости! Ей-ей… не знаю, с чего Николай решил, что это и есть знаменитый найтморлендский здравур, – как по мне, так обыкновенная подслащенная… с газом.

– Как я уже говорил, – вяло возразил русский, – мое когда-то неплохое знание наречия Ночных Эльфов сегодня оставляет желать… желать. Ничего удивительного, что сочетание рун, принятое мной за «сакуровый нектар», на самом деле обозначает… И вообще, – обиженно буркнул он, – можно подумать, вы никогда не ошибаетесь!

– Никакой это не здравур! – решительно сказала Бренда. – Уж я-то знаю… пивала, то есть пробовала. Рюмочка, унций так… вот столько! – На взгляд Малыша, между большим и указательным пальцами правой руки Бренды могло уместиться полдюйма. – А уж стоила она… проклятье, кинет в меня кто-нибудь бутылкой рому или бедной женщине придется вставать?!

– Не придется, – не менее решительно заявил Крис, не предпринимая, однако, при этом ничего, до можно было бы счесть за попытку приподняться. – У тебя есть муж!

– В самом деле?! И где же он?

– Здесь!

Вспоминая эту сцену позже, Малыш решил, что и поведении оставшейся троицы все же можно было отметить некую неадекватность. Можно было бы – но Викки, отчего-то вдруг разучившийся видеть в темноте, в процессе поиска рома откупорил одну из бутылок. Попытка скрыть этот факт от Роники не удалась и привела лишь к тому, что обиженная наемница сочла себя обделенной. А сочтя, незамедлительно занялась тем, что поименовала «восстановлением равновесия», – далеко не самый, по мнению Малыша, удачно подобранный термин.

Впрочем, примерно на середине обратного пути бутылку у наемницы гномам удалось отобрать. Даже два раза – третья попытка закончилась всплеском за бортом и дружными проклятиями, причем виновник катастрофы ругался громче всех.

В итоге этих перипетий – это слово в голове полукровки упорно пыталось трансформироваться в грамматически неверное, но куда более удачно отражающее действительность «перепитий», – вернувшиеся с брига были озабочены не изменениями в манерах оставшихся у костра, а собственной походкой. Не очень твердой.

– Та-ак! – вексиль-шкипер качнулся, и в к кой-то миг Малыш испугался, что он сейчас свалится прямиком в костер. Но, видимо, в подготовку капитанов субмарин входило среди прочих полезностей умение выходить из крена.

– Все садимся вокруг огня! Садимся, я сказал, а не ложимся! Дистанция вытянутой руки… да, вот так… за волосы хвататься не надо, достаточно коснуться плеча. Так… теперь все смотрим на огонь!

– А ром? – удивленно-жалобно всхлипнула Бренда.

– Ром… будет! – пообещал Викки. – Скоро. А сейчас… саламандру видите?

– Даже не одну.

– Не одну?! – поразился вексиль-шкипер. – А сколько?!

– Много.

– Много – это не ответ! – грозно каркнул гном. – Нам… мне… нам нужны совершенно точные данные! Считайте.

– Одна, две… много… а какие еще цифры есть?

– Так они же прыгают!

– В таких случаях, – наставительно сказал вампир, – полагается подсчитывать количество лап и делить получившийся результат. Я вам еще не рассказывал, как выполнил ответственейшее и – тс-с-с! – секретнейшее задание по учету прусских баранов. Что, в самом деле не рассказывал?

– Это когда ваш помощник решил, что приказ дополнительно зашифрован и под баранами следует понимать баронов? Рассказывали – на яхте, в доме у Роберта и на плоту.

– Тогда слушайте…

Подсчет саламандр давался Малышу плохо – проклятые ящерки никак не желали смирно дожидаться своей очереди быть пересчитанными. Вдобавок они жульничали, то сливаясь в одну-две крупные особи, то рассыпаясь на полдюжины более мелких. Предложенный русским метод тоже не помогал – количество лапок варьировалось от двух до восьми.

В очередной раз сбившись, полукровка покосился на Викки – вексиль-шкипер сидел, поджав под себя ноги, и, похоже, был целиком и полностью захвачен подсчетами – и подтащил к себе корзинку. Выудил бутылку, ловко выбил пробку, отхлебнул глоток… удивленно моргнул при виде уменьшившегося на добрую треть уровня содержимого и передал бутыль сидевшей справа Бренде.

Можно сказать, что Малыша подвело знание геометрии. Помня о команде Викки садиться вокруг огня и о том, что в геометрии круг принято считать замкнутой фигурой, Уин не без оснований, как ему казалось, рассчитывал, что отданный направо ром рано или поздно вернется к нему слева – так же, как уплывшая на запад кругосветная экспедиция возвращается в родной порт с востока. Нельзя отрицать, что определенная логика в этих рассуждениях присутствовала, но Малыш допустил непростительную для моряка ошибку, забыв, что возвращались далеко не все уплывшие за неведомый горизонт экспедиции.

Он терпеливо ждал – гномы, как известно, слался терпением, – минут пять, быть может, и все десять. Затем повторил опыт, на этот раз отправив бутылку курсом на восток, то есть налево, к Викки. Убедившись же, что и ее постигла таинственная предшественницы, полукровка изготовился было впасть в черную меланхолию, что могло иметь весьма печальные последствия для его товарищей, но в последний момент его внимание отвлек неведомо как появившийся на песке перед ним розовый фиал.

Следующим четким воспоминанием полукровки было бархатно-черное, щедро усыпанное звездами небо над головой, ощущение полного отсутствия какого-либо контроля за собственными конечностями и хриплый, сбивчивый шепот Викки, доносившийся откуда-то справа и сверху:

– Крис… ты это… пойми… я тебя уважаю… как ни один Khuzd еще ни одного большенога не уважал. Ты мне веришь?.. Ну, хочешь – Семерыми Отцами поклянусь?

– В-верю…

– …нет, хочешь, бородой старейшины поклянусь? Или нет – хочешь, тайну открою? Великую Тайну… самую-самую Величайшую из Хранимых?

– В-валяй…

– Ордруин – это Санторин!

– А Минас-Тирит, значит, на Крите был?

– Ну да…

– Викки… я тебя просто-таки неимоверно уважаю, но этой новости в прошлый четверг аккурат две Эпохи стукнуло.

– Ты хочешь сказать, – голос вексиль-шкипера стал чуть более разборчивым – видимо, сказалось потрясение, – что люди знают?

– Ну дык…

– Ффад мзарги… но ведь ни один гном… откуда?

– Оттуда…

– А почему…

– Потому что ни один гном никогда об этом не спрашивал!

«Мы плывем на Гавайи, – думал Малыш, глядя в бархатно-черный небесный купол, – словно кто-то по ошибке высыпал горсть пыльцы фей в ведро с бриллиантами и они разлетелись по потолку огромной пещеры. – Зачем мы туда плывем? Викки плывет, потому что ему было приказано вернуть „Сына Локи“ на базу… правда, „Сына Локи“ больше нет, но это уже малосущественные детали. Роника плывет туда, потому что плывет Викки. Крис, Бренда и Николай обещали помочь мне распутать клубок загадок, и мы – тогда, на Самоа, после разговора с да Костой – решили, что начать надо именно с Гонолулу. А почему мы так решили? Кажется, Рысьев сказал… или это я сказал? Не помню. Что-то про центр паутины… про ключевую позицию. Гавайи для нас, гномов, ключевая позиция, да… она же и единственная. Так я – или не я – сказал, и мы решили, что нам тоже нужно переместиться в этот самый центр паутины.

Крис, помню, был недоволен. Он все ворчал, что паук, может, и сидит в центре паутины, а вот кукловод предпочитает держаться за ширмой и оттуда дергать марионеток за нитки. Раз-два, дерг-подерг, прыг-скок. Крис был недоволен, но остальные согласились со мной… а я… я, помимо всего прочего, просто не хотел тогда выпускать Викки из поля зрения. Я хотел… хотел…»

Когда Малыш открыл глаза в следующий раз, звезд на небе уже не было – в прозрачной голубизне неторопливо плыли снежно-белые пузатые облачные парусники. Утренний ветерок нежно холодил лицо… и кто-то куда менее деликатно тряс ногу.

Полукровка резко сел.

– Бренда?

– Тс-с! – Миссис Ханко озабоченно оглянулась. – Тише. Разбудишь… их.

Малыш протер глаза и очень медленно – прошедшая ночь не прошла даром как минимум для мышц шеи – повернул голову сначала налево, а затем – направо. Увиденная им панорама вполне могла бы послужить источником вдохновения для батального полотна «Рассвет после битвы»: позы лежащих тел не оставляли сомнений в их бездыханности, два деловито поклевывавших шляпу вексиль-шкипера крупных альбатроса вполне подходили на роль стервятников.

– По-моему, – сказал гном, на всякий случай все же перейдя на полушепот, – их сейчас и бортовым залпом крейсера не поднять.

– Может, да, – Бренда вновь нервно оглянулась, – а может, и нет. Я-то проснулась и тебя, как видишь, подняла без помощи артиллерии.

После секундного раздумья Малыш согласно кивнул.

– Фокус вот в чем, – продолжила девушка, – от чертова эльфийского пойла не остается никакого похмелья. Совсем.

– Так это ж замечательно!

– Что замечательного, идиот? Хочешь, чтобы мы тут на год застряли?

– Ну, положим, – рассудительно сказал Малыш, – на год у нас не хватит рома.

– Твой сородич, – Бренда мотнула головой в сторону альбатросов, – уже вчера порывался начать постройку перегонного куба. А кокосов в лагуне много.

– Не помню.

– Оно и неудивительно.

– Хорошо. Что ты предлагаешь?

– Утопить чертов ящик, – решительно сказала Бренда. – Пока не поздно. Иначе мы на этом чертовом атолле корни пустим… и зазеленеем по весне.