Когда человек дозревает до того, чтобы любить?

Мои дети учатся в Вальдорфской школе. Один раз за все время обучения, в классе 8–9-м, школьники отправляются в Германию (откуда родом это направление, мировоззрение и подход к обучению). А потом с ответным визитом в Россию приезжают немцы.

В общем, к нам приехали немцы. Один мальчик жил у нас неделю. А вчера на барбекю приехали сразу 9 человек. Гостей принимал мой средний сын Дима. Это он был в Германии в прошлом году. Соответственно, все остальные члены семьи участвовали в приеме гостей постольку-поскольку. Парни (это были одни мальчики) играли в футбол, жарили шашлык и сновали по участку. Мне было интересно посмотреть на них, но по большому счету я больше увлечена своей жизнью. Как и двое других моих детей. К вечеру я заметила, что Дима заметно устал. Я спросила, не пора ли гостям домой. Дима ответил, что справится. Вскоре он вместе с группой товарищей уехал завершать пати в пиццерию. На столе «красовались» немытые тарелки. Ну и намусорили они, конечно.

Я позвала Майю помочь мне прибраться.

– Почему я должна убирать за ними? Это гости Димы, пусть он и убирает.

– Потому что мы любим Диму, а он очень устал. Он всех организовывал, накрывал на стол, жарил барбекю.

– Но ведь это же его выбор, не так ли? Пригласить столько гостей? Значит, ему и отвечать за свой выбор.

Я слушаю свою дочку и умиляюсь, и горжусь. Она, конечно, любит брата, но пока еще не готова пожертвовать своими представлениями о справедливости. Если рассуждать по справедливости, то все верно. Кто взял ответственность, тот и берет на себя последствия.

Если опираться на любовь – то справедливость в таких случаях уже не играет роли. Любовь означает безусловную поддержку даже в неверном, ошибочном выборе. И тем более в таком выборе, когда человек только учится на своем опыте.

Я любуюсь своей дочерью. Ее время опираться на любовь еще не пришло. Когда оно придет? Быть может, с материнством? А может, и раньше, когда она сможет почувствовать безусловную ценность кого-то для себя. И – что важно! – осознавая свои границы, будет готова поддержать Другого, в чем-то выходя за пределы своих интересов.

Я не знаю точного ответа на этот вопрос – когда. Однако я твердо знаю, что любовь – это верхний уровень мотивации, когда все остальные уровни уже освоены. Освоены все мотивации в пределах собственных границ, включая самые шкурные. Когда человек может опираться на всю пирамиду в своем выборе, а не только на ее верхушку.

– Хорошо, что вдохновит тебя на то, чтобы ты захотела прибраться?

– Мне не нравится этот бардак, я хочу чистоту.

– Хорошо, пусть этот мотив вдохновляет тебя.

Мне важно не навязывать детям мотивы, до которых они не доросли. Вместе мы делаем то, что задумано, несмотря на то, что нас вдохновляют разные желания.

Человек, обладающий правом

Когда мы с детьми были в Риме, старший сын Никита вознамерился купить пиджак. У него был собственные накопленные деньги, и он чувствовал себя вправе выбирать. Ему хотелось примерить пиджак от Boss, потому что это дорого, и круто, и престижно, и все такое. И вот мы компанией из четырех человек заваливаемся в магазин, едем на лифте, заходим на этаж с костюмами, втроем усаживаемся в кресла, пока Никита идет в примерочную.

Ему приносят пиджак, но он не смотрится, потому что Никита одет в майку и шорты. Услужливый продавец приносит брюки. Но брюки не смотрятся без рубашки. Продавец приносит рубашку. И ремень. И ботинки. Никита смотрит на себя в зеркало. А мы, развалившись в креслах, – на него. Потом Никита снимает пиджак, рубашку, ремень, брюки и ботинки и говорит услужливому продавцу на хорошем английском языке: «Я не настолько богат, чтобы покупать такой дорогой пиджак». Мы удаляемся из магазина Boss, ощущая свое достоинство.

Вечером он покупает хороший итальянский пиджак, который ему по карману, а я думаю: как хорошо быть человеком с признанными нуждами и правами.

Обыкновенное чудо

Сколько раз я наблюдала со стороны чудо! Я видела, как просыпается достоинство у неверящего в себя, как возникает право на границы и уходит страх у испуганного. Сегодня я наблюдала нечто настолько мощное, что можно сравнить с ударом молнии. Удар молнии разбудил творческую энергию. И случилось это с моим собственным сыном.

Несколько постов назад я писала о своем бессилии перед школой, в которой моему среднему сыну Диме не нравится учиться. Я читала комментарии, которые писали люди, и размышляла. Я понимала, что мы все ходим вокруг чего-то важного и не видим. Но я не понимала – чего. Однако верила, что Дима рано или поздно разберется. И вот случай представился.

Меня пригласила в школу его классная руководительница. Мы сидели втроем, и она говорила о том, что Дима очень способный, но не старается.

…В общем, ничего нового. Все это происходит не месяц и не два. Ему не нравятся предметы, не нравится учебный процесс, не нравится постоянный зудеж учителей на тему «ну что же ты такой способный, да не учишься». И ему совершенно неинтересна школа.

Я все это тоже знаю. Однако я не знаю, что делать. И точно не буду манипулировать своим сыном. Я интересуюсь:

– Дима, что тебе мешает? Подскажи, я постараюсь тебе помочь.

– Я не знаю… Наверное, я просто ленивый.

Встреча закончилась ничем, и ответ снова остался ненайденным.

Теперь мы говорим вдвоем с глазу на глаз.

– Давно у тебя такая апатия?

– Класса с шестого.

– Тебе все предметы не нравятся?

– Почти все.

– А что ты особенно не любишь?

– Домашнее задание. И так полдня проводим в школе, а у меня еще часть жизни отбирают на это домашнее задание.

– Часть жизни отбирают?

Я прошу его погрузиться эмоционально в то, как он пытается сделать уроки. Дима рассказывает об избегании, о том, как не может заставить себя приступить к выполнению упражнения, как все это напоминает пытку. Потом он говорит: «Я будто всю оставшуюся жизнь должен им отдать, и ничего своего у меня нет». Внезапно он меняется в лице: краснеет, глаза увлажняются. Я вижу, что прорываются какие-то чувства.

– Я понял… У меня как будто украли жизнь, я не принадлежу себе. И при этом меня все время убеждают в том, что все это мне нужно. Но я не верю ни одному аргументу! Меня это бесит! Все эти люди пытаются меня убедить в том, что нужно МНЕ! Меня не спрашивают, меня убеждают!

– Учителя?

– Да!

– Министерство образования?

– Разумеется, а как же им еще придать нужность своему существованию!

– И косвенно – мы, родители?

– И вы! Вы тоже заставляете заниматься тем, что так и не стало моим. Я смысл своей жизни потерял, выхода не вижу. Это что – жизнь?! Зачем мне нужна такая жизнь, где нет моих желаний, где меня не спрашивают, где вообще меня нет?

…Я чувствую ужас. Ужас проживать не свою жизнь, а чужую. Я не знала, что мой ребенок так остро переживает потерю смысла. И не подозревала, что все так глубоко. Я думала – раз мы, родители, его не насилуем, значит, все ОК. Я думала, что если старший справляется со смыслом школы, значит, все не так серьезно. Но я ошибалась. Даже если родители либералы и один из детей неплохо справляется, это не значит, что у другого все будет точно так же. Я чувствую гнев. Гнев на систему, которая создала такие условия, где дети не определяются со своим смыслом, а заглатывают чужой и становятся марионетками. А потом, повзрослев, сами начинают убеждать своих детей, что страдать в школе – это нормально и даже правильно.

Дима делится своей злостью.

– Я так зол сейчас, что хочется что-нибудь сломать.

Мы вместе переживаем злость. Потом некоторое время молчим. Затем я спрашиваю:

– Скажи, если бы тебя пригласили к министру образования, что бы ты предложил поменять в школе?

– Я бы сказал, что вполне достаточно того, чему обучили до 5–6 класса. А потом нужно давать детям возможность примерять на себя разные профессии, чтобы они выбрали подходящую и специализировались на ней.

– Отличная идея! Мне бы даже в голову это не пришло.

Похоже, я тоже смирилась с тем, что в школе может быть только скучно и бессмысленно.

Спустя время после пережитого горя и гнева происходит нечто волшебное. Дима говорит громче, в его голосе появляется энергия. Оглядываясь по сторонам (мы заходим в метро на станции «Маяковская»), он произносит: «Я никогда не замечал, какое красивое у нас метро». Я вижу интерес в его глазах. Я вижу тепло в его глазах.

– Я хочу быть фотографом или оператором, – говорит он. – Я хочу снимать редкие кадры, как это делает фотограф в фильме «Невероятные приключения Уолтера Митти».

Мне хочется плакать. Это чудо. Творческая энергия пробилась сквозь могильную плиту, которую положила на нее школа, а точнее – вся система нашего образования. Но теперь мой сын соединился с ней.

«Я никогда не был так счастлив» и «Я не буду молчать, я буду бороться теми средствами, которые мне доступны» – это были две его последние фразы перед тем, как мы пожелали друг другу спокойной ночи.