Прожить неприятные чувства

Мне кажется, сложнее всего позволить себе прожить то, что неприятно, больно, тяжело. Есть какие-то автоматические реакции, которые заученно позволяют выскочить из переживания. Удивительно, как они живучи, эти реакции.

Сегодня мы с детьми поехали на дивный дикий пляж (мы на Кипре), где волны сточили утесы и прорыли пещеры. И даже есть затонувший корабль. Восторг, одним словом. Никита с Майей ушли изучать окрестности, их не было долго. Я не могла отойти от сумок, поэтому начала злиться.

Наконец, они появились, чрезвычайно довольные. Мысленно я уже произнесла: «Какого черта, где вы шлялись, я тоже хочу шляться». Неожиданно даже для самой себя я сказала: «Мне было без вас скучно».

Вот так просто. Признать свою нужду в других и признаться в этом. То есть прожить свою уязвимость. Это очень просто, но я этому училась очень долго.

Не так давно я переживала одну из фаз развода (их было несколько). Как-то мы гуляли с детьми, и как будто в неподходящий момент пришли мысли и переживания – и я стала погружаться в печаль.

Никита спросил меня, какие у нас планы, и я ответила: «У меня сейчас в планах поплакать, а вам придется пока самим себя занять… Я сейчас нужна самой себе, а в вас я уверена, вы справитесь». Я плакала сильно, но коротко – кажется, с полным правом. И потому отчетливо чувствовала – это настоящее горевание. Не депрессивное состояние, не жертва какая-нибудь, я горюю, отпуская старое. Расстаюсь с вложенным в свой брак временем, множественными попытками договориться о мире, с тем, что жертвовала своими интересами, с тем, что все меняется безвозвратно и никогда не будет, как прежде.

А ведь я только сейчас смогла не сдерживать себя и не препятствовать чувствам, позволила им выплескиваться без ограничений. Это почти подвиг: в былые времена я обладала привычкой и убеждением, что нужно взять себя в руки и снова стать взрослой… как всегда.

Однако беспрепятственное проживание творит чудеса: эмоции быстро кончаются и уходят. А в остатке остается благодать: я для себя была важнее всех остальных в этот момент, и это было благотворно для всех (дети действительно нашли, чем себя занять).

…Что мешает проживать чувства? Непереносимость боли, привычные реакции (как в первом случае). Что мешает присоединиться к чувствам Другого, что заставляет «примораживаться», рационализировать? То же самое. Нежелание прикасаться к его боли. Переживать, страдать. Заботиться о нем.

Я не проявляю эмпатию в тех случаях, когда сама нуждаюсь в себе больше: нахожусь в своих процессах настолько, что не могу позаботиться о Другом. Я не проявляю эмпатию, если чувствую, что меня используют в какой-то (чаще всего материнской) роли.

Прожив свои чувства, я могу проявить эмпатию, прикоснуться, услышать чувства другого человека. И порядок может быть только такой: сначала близость с собой, потом близость с Другим.

Колыбельные

С одной клиенткой мы пришли к тому, что ей непременно нужно, чтобы ее покачали на ручках родители. Ну, или я на худой конец… как символичный родитель. Иначе никак она не сдвигается с места, горевать не хочет, взрослеть тоже. А вся злость уходит не на то, что ущерб нанесен, а на то, что все не возвращают долг.

Мы с ней, кажется, перепробовали всевозможные способы поддержки, но не проходит ее отчаянное желание. Неудивительно! Из нее вынули все детское, кажется, с пеленок. Она подстраивается под настроение маленькой мамы. Она пытается быть для папы идеальной женщиной – выслушивает его, поддерживает, понимает. Она вынуждена быть тотально взрослой, чтобы ее приняли. Она не имеет права быть маленькой нуждающейся девочкой.

Когда мои дети были маленькими, для меня был очень важен ночной ритуал. Как мои дети засыпают. Возможно, они не нуждались в этом ритуале так сильно, как я сама. Сказки на ночь, проекторы с картинками и музыкой – на потолок.

Однажды я купила диск с колыбельными. Нет, это не были попсовые колыбельные, состряпанные на синтезаторе. Пели живыми голосами и без музыки старые женщины с вятским говорком. Пели глубоко и от души, пели настоящие русские песни, вероятно, не менее чем столетней давности. Пели с теплом и укачивали голосом, как на руках. Помню, как я слушала впервые – и хотелось плакать. А потом хотелось спать.

Как же важно младенцу, чтобы его покачали, полюбовались им, поумилялись! Какой же кошмар натворили все эти детские сады и ясли, какую дыру сотворили. Ну не может человек стать взрослым, если не получит элементарное. Этот опыт наш прошлый хорош как назидание следующим поколениям: нельзя бессмысленно и бесчеловечно относиться к детству. Слишком дорого все это обходится, слишком большие потери несут отдельные люди и нация в целом.

Я слушала эти колыбельные каждый вечер. Я вбирала их в себя, потом подпевала. Мне хотелось подражать глубине и мудрости заложенного послания. Примерно через год все усвоилось. Надобность в колыбельных прошла одновременно и у меня, и у детей. Мы все подросли.

Старые женщины сделали для меня великое дело, покачав виртуально на ручках и подарив мне тепло своими голосами.

Недавно, когда гуляли с детьми по парку, услышали мелодию Чайковского. Старший Никита вспомнил: «Мама, это же та самая… Которая была на проекторе с картинками, когда я был маленький, и ты ставила их мне на ночь!»

Теплое чувство распространяется между нами от общих теплых воспоминаний. Старые женщины и Чайковский заложили необходимый кирпичик в фундамент устойчивости личности.