У подростков есть классные сленговые слова «бомбить», «бомбежка». «Его бомбит» приблизительно означает «Сейчас он немного не в себе».
Майя рассказала мне, как на уроке играла с подружками в крестики-нолики. Играла втихушку, и учительница, заметив, внезапно впала в необъяснимый процесс, который иначе как «бомбежка» назвать нельзя. Ни с того ни с сего стала обвинять учениц в том, что они выступают на стороне Америки, которая не любит русских, но никогда у них не выиграет. Казалось бы, какая тут связь? Можно предположить, что взрослая женщина обиделась, оскорбилась, почувствовав неуважение, но не высказала это прямо, выразив обиду в виде абсурдного обвинения. Хорошо, что дети про себя поняли, что началась «бомбежка», – это знак того, что с ними все о’кей и виниться точно не нужно. Но как быть с тем, что помимо воли они оказались втянутыми в токсичную и абсурдную дискуссию, когда пришлось оправдываться, оправдывать(?!) Америку, хотя никогда они не были ни идейными сторонниками, ни идейными противниками ни одной из сторон?
…Я почти уверена, что, покопавшись в памяти, каждый читатель припомнит, как помимо воли был втянут в подобное отыгрывание, когда незаметно и без намека на выбор был назначен на какую-то роль и почему-то начинал участвовать в срежиссированном кем-то спектакле.
Лично я тут же вспомнила несколько похожих эпизодов – один из них случился не далее как сегодня утром. Я высказала претензию таксисту, потому что в салоне было накурено, и ожидала некоторой ответственности (считаю, была вправе на это рассчитывать!). Внезапно он начал жаловаться на хозяев, правительство и клиентов, которые о нем не позаботились, всячески вставляли палки в колеса. «Бомбежка» уводила нас от предмета спора. Теряя терпение, я несколько раз напомнила ему, что в данный момент мы обсуждаем состояние салона, в котором прямо сейчас неприятно находиться, но упрямый шофер все втягивал и втягивал меня в свои дискуссии, не признавая своей ответственности в обсуждаемой теме.
Полагаю, что отыгрывание является следствием невозможности признать свои чувства или ответственность в данный момент. И происходит подмена истинного смысла подложным. В таких случаях мне особенно жаль детей, потому что по возрасту они еще некрепки и незрелы для того, чтобы выдерживать такие атаки. А навыки взаимодействовать с отыгрыванием абсолютно необходимы, ибо такие процессы могут быть чрезвычайно утомительными и затратными.
В общем, когда учительницу или другого человека, с которыми складываются короткие и не очень взаимоотношения, начнет «бомбить», то как минимум нужно крепко стоять на своих границах («Какое отношение все это имеет к происходящему?», «Пожалуйста, поясните, какая здесь может быть взаимосвязь», «Давайте вернемся к предмету разногласий», «Я не хочу обсуждать то, что не имеет отношения к этой ситуации»).
И как максимум (если вам это нужно, если Другой вам дорог) – постараться выявить подлинный смысл происходящего, предложив его вместо подложного («Быть может, ты обижен(а) на какое-то из моих высказываний? Я готов выслушать тебя и поискать такую форму взаимодействия, которая нам подойдет»).
Мои дети приехали из-за границы из языковых школ и рассказывают, как им там было. Слушать интересно. Не только как жили, но и вообще – что было в фокусе их внимания, что было ценно, а что нет. Какие делали выборы, что было приоритетным. Дима рассказал, что все три недели в основном попадал к одному преподавателю, который ему не очень нравился.
– Почему не нравился? – спрашиваю.
– Потому что я чувствовал, что он формально преподает, не пытается увлечь, не увлечен своим предметом.
– И как ты обошелся с этим опытом?
– Я все время с ним спорил… Так я выражал свое несогласие с ним и с его подходом. Я стал тем, кого называют disagree people. В общем, он меня достал, и я его достал. В последний день в школе он спросил, кто уезжает. Я сообщил о своем отъезде – он и в шутку, и всерьез выразил облегчение, что избавляется от меня. Я тоже вздохнул с облегчением, что больше не приду к нему в класс.
Мы посмеялись, а я подумала: как круто, что, во-первых, он отчетливо видит реальность, трезво оценивает свой вклад, хорошо осознает, какой стиль преподавания ему подходит. И может посмеяться над тем, что можно интерпретировать как отвержение.
Мои дети – самые близкие люди в моей жизни. Не по крови, но по духу: не бывало еще у меня такой глубины контакта с другими людьми. Горжусь собой, ибо признаю свою заслугу в этом. Бесконечно рада, что могу переживать такой опыт снова и снова.
Когда-то мои дети не знали друг друга. Они не были братьями и сестрой, они были конкурентами в борьбе за внимание родителей. Помню, сколько я пережила разочарований и крушений иллюзий. Я всерьез думала, что правильными действиями можно повлиять на то, чтобы конкуренции не было. Ну ладно, не смейтесь. Я сама смеюсь.
В общем, нельзя изменить этот пункт программы, если у вас больше одного ребенка. Конкуренция будет просто потому, что есть старший ребенок, наблюдающий, как обожаемые родители возятся с младшими детьми. И ему нужно как-то пережить потерю центрового места, разделить его с совершенно не нужными ему «пришельцами».
Помню, как старший сын задирал сначала второго сына, а потом – о ужас! – и младшую дочь. Все ревели, всем было плохо. Мне тоже было очень горько. Замечания нарушителю и одергивания не помогали, а только ухудшали ситуацию. В какой-то момент я смирилась. В том числе с тем, что старший сын иногда мне сообщал, какой средний зануда и какая младшая неблагодарная. Я выслушивала, возвращая ему что-то вроде: «Ты расстроен».
Потом активная борьба закончилась. Однако отчуждение сохранялось. Мы по-прежнему проводили вместе время в поездках, в играх. Я не чувствовала необходимости спекулировать на теме братской любви и нагружать детей друг другом тоже мне было незачем.
И вот в прошлом году Никита неожиданно сообщил: «Знаешь, а я вдруг понял, что Дима – хороший человек. У нас разные интересы, но есть и много общего. Нам весело, когда мы вместе, и разговаривать нам легко». С этого момента я стала замечать, что между моими детьми устанавливаются настоящие связи. Они начали узнавать друг друга. И они близки. В своих совпадениях и в своих различиях.
Я думала о том, почему отношения между братьями и сестрами в основном плохие. И решила: потому что они «зависают» в этой детской вражде, в конкуренции за родительскую любовь и не находят выхода из порочного круга обид. В том числе потому, что родители не помогают пережить этап враждебности, игнорируют проблему или нагружают еще больше отношения между детьми. Мне думается, что если удается это пережить, то наступает то самое время, когда родные по крови люди, узнав друг друга, могут стать близкими по духу.
В терапии мне хорошо видно, как родители что-то не смогли принять в себе или в ребенке и переложили за это ответственность на ребенка, чтобы он не смел видеть непризнанное. Или выражать непризнанное…
И теперь взрослая женщина стыдится своего родителя и своего стыда за родителя, всячески подавляет переживание, испытывая нужду в непризнанном качестве. Другая взрослая женщина по-прежнему подавляет в себе то, могла бы уже давным-давно пережить и отпустить, чтобы жить дальше. Но вот застряла в непринятии себя, буксует, никак не может сдвинуться с места…
Одна из них стыдилась пассивного и зависимого от решений маминой семьи отца. Известно, что каждый подросток хочет опереться на успешность своих родителей, так как это помогает ему чувствовать еще не окрепшее ощущение своего достоинства.
Но в ее случае все было непросто: отец явно завис в положении ребенка, зависящего от семьи матери, в которой поселился. Похоже, принять он это в себе не мог и оборонялся тем, что дочери якобы «нужны только деньги». Ей становилось стыдно того, что она стыдится отца. И оставалось совершенно непонятно, как ставить цели в жизни, как стремиться к их достижению, преодолевать препятствия, потому что, во-первых, не было примера, во-вторых, ей активно внушалось, что хотеть денег и хорошей жизни стыдно.
Так оказались заблокированными ее собственные честолюбие и предприимчивость. Все это приносило ей немалые страдания, потому что выбора практически не осталось – только быть бедной и благодарной за такую науку, но почему-то не выходило, оставались обида и чувство лишенности.
Другая женщина постоянно стыдилась своего «снобизма», потому что с детства ей внушали, что к людям нехорошо относиться высокомерно.
С человеком, у которого мир разделен на черное и белое, на плохое и хорошее, у вас есть только два выбора. Вы можете быть только хорошим или только плохим.
Он может, конечно, видеть в вас какие-то иные качества или свойства, но в момент важного для него выбора вы имеете право быть только хорошим. А быть хорошим означает поступать так, как в его картине мира поступать хорошо. И вы будете плохим, если выберете нечто, отличающееся от его представлений о том, как поступать правильно.