Мы сидим на кухне с молодым мужчиной, «начиненным» мускулатурой, интеллектом и обаянием, и пьем чай.
– Мама, ты знаешь, я не так давно понял, что я никому не нужен. Ну, в том смысле, что никто не будет за мной бегать и предлагать престижные должности с хорошей зарплатой. Нужно достичь этого самому.
Мы говорим с моим сыном Никитой о том, что будет после школы. Я сочувствую ему: он загружен под завязку.
– Скажи, для тебя это все нагрузка? Или ты доволен, что успеваешь так много?
– Ну, довольным я не могу себя назвать. Но я хочу быть успешным человеком, и мои усилия сейчас – часть моего плана.
Я вспоминаю… Никите 3 года. Я купила ему ботинки на вырост. Оказались на два размера больше. Сейчас мы опаздываем, и я поторапливаю его: «Сыночек, у нас мало времени! Пожалуйста, пойдем быстрее!» Никита старается изо всех сил и едва идет. Острая смесь умиления и жалости пронзает меня. Я обнимаю его.
Он и сейчас такой – неторопливый. Однако умудряется все успеть. Два языка, математика, курсы вождения, бильярд и тренажерный зал. И школа. И книги – даже на немецком. Все тщательно спланировано, и все важно.
– Знаешь, мам, я иногда чувствую себя Раскольниковым. Не в том смысле, что вершу судьбы других людей. А в том, что ощущаю свою уникальность. Я отличаюсь от других людей.
– А в чем эта уникальность?
– В том, что я ценю в других людях, и в том, что я вижу. Я замечаю и ценю то, что мои ровесники не замечают и не ценят.
Я не помню, чтобы Никита конфликтовал или дрался. Он дипломатичен. Однако навязать ему свою волю невозможно. Говорить «нет, мне не нужно» для него так же естественно, как «да, мне это подходит». Эту способность я считаю уникальной. Способность настаивать на своих границах, не конфликтуя. Никита рефлексивен, любознателен, умеет рассуждать философски. Он хорошо знает себя, но продолжает себя исследовать.
– Наверное, придется смириться с тем, что какое-то время я побуду в хаосе… Я буду искать себя. Я, конечно, хотел бы перескочить эту фазу и сразу стать таким, чтобы выразить свои способности максимально. Но я все еще в поиске. Я планирую завершить свой поиск к концу учебы в институте.
Я рассказываю ему о своем поиске. О том, как я пробовала, ошибалась, меняла направление и снова пробовала. Я нашла себя поздно и надеюсь, что он определится раньше. Хотя вероятно и то, что он будет несколько раз менять свой жизненный путь.
Перед моими глазами маленький мальчик и молодой мужчина. Между ними много общего, но и много того, что раскрывается постепенно, с годами… Я имею фантастическую возможность наблюдать, быть рядом с появлением и раскрытием новой личности. И этот опыт наполняет меня радостью и торжеством.
Уже пятый день, как у нее плохое самочувствие. Я научилась справляться со своим бессилием по поводу болезней – они были, есть и будут, и я ничего с этим поделать не смогу. Поэтому не переживаю остро и вообще не переживаю ничего постороннего. Однако я все еще ищу свое место – как можно быть рядом со страдающим человеком, который «проживает» свое недомогание…
Фраза, которую я выразила вчера, была встречена дочерью раздражением. «Ничего не поделаешь – придется потерпеть какое-то время», – сказала я. И это было «не то», о чем Майя мне сразу же сообщила. Я выслушала недовольство, согласилась, что, возможно, выразилась неудачно, и добавила, что не хотела причинять страданий.
Сегодня дочь снова приходит, вероятно, за утешением или поддержкой, и я делаю новую попытку быть рядом, не нарушая естественного и не вмешиваясь в то, что она преодолевает сама.
– Я расстроена, – говорит дочь.
– Потому что болеешь?
– Потому что болею так долго… Так много дней плохого самочувствия.
– Я понимаю тебя. Я тоже не люблю болеть. Тем более долго. Болезнь иногда сообщала мне, что я не всемогуща и кое-что мне не под силу.
– Я знаю, что я не всемогуща и что не все мне под силу. Мне просто тяжело выносить болезнь.
– Иногда неприятные вещи нужно просто пережить – и они уходят.
Отсутствие возражения говорит о том, что я наконец-то «услышала ее».
Спустя время она продолжает:
– Я не хочу пропускать школу – потом придется нагонять, переписывать задания, вникать в пропущенный материал.
– Ты хотела бы избежать этого?
– Хотела бы. Но я все еще плохо себя чувствую и сомневаюсь, идти в школу или нет.
– Представь, что ты выбираешь идти. В таком состоянии тебе будет так же тяжело вникать. Быть может, даже тяжелее. Возможно, догнать одноклассников при хорошем самочувствии будет легче, чем сейчас «ничего не упустить» в плохом.
И снова отсутствие возражений (которые непременно последовали бы, если бы было иначе) говорит о том, что дочь получает нужное направление. Теперь я понимаю, в какой помощи она нуждалась: сделать верный для себя выбор и не жалеть о нем.
Потом мы еще какое-то время говорим о том, что порой приходится выбирать между плохим и очень плохим исходом. Иногда плохой выбор лучше очень плохого, и потому хорош, хоть и требует примирения с последствиями. Я спрашиваю ее о том, помогло бы ей «разрешение» врача не ходить в школу. Она отвечает, что нет. Не только врача, но даже мое разрешение ей бы не помогло, а только лишь выбор, с которым она сама бы согласилась.
Я уже говорила, что дети начинают свой путь с того уровня ценностей, который позволили себе их родители (во всяком случае, в моей жизни это происходит именно так). Моя 12-летняя дочь естественно переживает такие состояния и процессы, которые мне стали доступны только сейчас.