Как преодолеть насильственный сценарий

Одна женщина поведала мне о том, как истощается, когда поддерживает других людей, которые рассказывают о своих страданиях. Я сразу заподозрила неладное: психологом она, что ли, бесплатным подрабатывает? Особенно когда она описала мне детали.

– И часто ты их поддерживаешь?

– Часто, они же так нуждаются, а я могу помочь.

– Как же ты истощаешься?

– Несколько дней потом восстанавливаюсь, ни на что сил нет.

– А ты как-то связь с собой чувствуешь, пока оказываешь поддержку? Усталость или другие признаки есть?

– Нет, ничего не чувствую. Как-то резко и сразу распадаюсь на части.

Потом выясняется, что она все же замечает, как перестает слушать, мысли уплывают, но не придает этому значения, потому что она «должна» поддерживать близких людей. Иначе она будет «плохой».

Все дальнейшие прояснения не помогают добавить новых деталей, и я сразу приступаю к интервенции.

– А мама с тобой делилась? Ты ее слушала?

Да, не просто делилась, а, похоже, сделала дочь своим партнером, психологом и подружкой одновременно. Видимо, именно так она понимала близкие отношения, не осознавая, что попросту использует ресурсы своего ребенка, который ей не может отказать.

Итак, сценарий найден. В нем Ребенок искренне полагает, что близкие отношения – это отсутствие границ.

Нельзя сказать: «Я не могу больше», тогда отношения разрушатся – и он не выживет. К слову, это очень частый способ поддерживать отношения – согласиться на насилие, чтобы не испытать большее несчастье. Ребенок воображает смерть без родителя.

Впрочем, иногда опасность действительно есть. Некоторые случаи меня потрясают до глубины души, насколько люди, взявшие на себя родительскую ответственность, были непредсказуемы и даже опасны. То есть ребенку действительно угрожала опасность, если бы он не согласился стать жертвой.

Одну клиентку били до исступления, другую в 4 года выставляли в подъезд, где с ней могло произойти что угодно. Мне известны случаи сексуального использования детей, и я полагаю, что такие родители не могли быть здоровы и представляли реальную угрозу.

Итак, формируется один и тот же паттерн: «подчинись или умри» (иногда опасность воображаемая, но порой вполне реальная). Изменение сценария так же происходит схожим способом: необходимо «отдать ответственность» родителю. Не «я была плохой, поэтому со мной так обращались», а «со мной обращались скверно, и причины для этого не было и быть не могло, ибо ребенок ничего не может сделать, чтобы с ним обращались жестоко; меня использовали, и так поступать со мной нельзя».

Однако чем жестче были условия жизни, тем сложнее это сделать бывшей жертве насилия: слишком страшно пережить свой детский ужас предполагаемой смерти без родителей.

Пожизненная роль – пожизненное заключение

Если в семье растут двое детей, то, бывает, одного из них родители назначают на роль «плохого» ребенка, а другому достается роль «хорошего». «Плохой» ребенок – тот, которым родители могут быть активно недовольны: не подчиняется, не соответствует и вообще все делает «не так». Я знаю одну милую женщину, которую мать считала «скандалисткой» из-за ее попыток возражать, не соглашаться с одиозными родительскими решениями относительно ее жизни.

«Хороший» ребенок – тот, которым хотят гордиться и хвалиться, тот, который должен оправдывать ожидания. Я знаю и «хорошего» ребенка, тоже женщину, которая могла получить похвалу или признание в том случае, если она ловко уловила ожидания и постаралась их выполнить. Стоит ли говорить о том, что ожидания многократно превышали ее возможности и стоили огромных затрат? Но рядом была сестра, назначенная на роль «плохой», и ей доставались язвительные замечания и нелестные сравнения. Оказаться на ее месте «нелюбимого ребенка» казалось самым ужасным ужасом, и «подающая надежды» девочка старалась изо всех сил.

«Плохой» ребенок, как правило, ненавидит «хорошего» и тайно или явно пытается на нем отыграться. А разве легко быть нелюбимым, когда есть «удачливый» соперник?

Ребенок не может постичь, что за такое разделение отвечает не другой ребенок, а родитель, который создает сценарий. Злиться на родителя ребенок может только в том случае, если его злость принимается. Но часто ли такое случается в подобных семейных сценариях?

«Хороший» ребенок получает всю причитающуюся создателям сценария злость от «плохого» брата или сестры и тоже начинает его ненавидеть. Так возникает братская вражда.

Между тем «счастье» хорошего ребенка весьма эфемерно и изменчиво: он не может дать слабину, не справиться, огрызнуться, полениться… Ему недоступны вольности «плохого» ребенка; он пожизненно отрабатывает выданный аванс – соответствовать и оправдывать (оправдывать ожидания и соответствовать им).

Я прикасаюсь к трагедии такой «обласканной» женщины, обладательницы «почетного» титула. Ее внутренний мир состоит из страдающего, рано повзрослевшего Ребенка и ненасытного, требующего идеального поведения и высших достижений Тирана. Ей и теперь, когда уже рядом нет родителей, можно быть только лучшей, а больше никакой, в противном случае обесцениваются любые усилия, маленькие достижения и вершится показательная внутренняя казнь с большим перечнем внутренних же обвинений: что сделала не так и что надо было сделать иначе, чтобы было как надо, чтобы быть лучше всех.

Больше всего на свете она не выносит похвалу и льстивые надежды, связанные с ней, – надоело всю жизнь отрабатывать манипулятивно навязанные авансы. Беда в том, что в подобном сценарии ни один ребенок не любим, что оба – жертвы насилия. В одном случае насилия отвержением, в другом – насилия ожиданием соответствия.