Недавно одна клиентка, рассказывая о своих отношениях, в которых партнер взял на себя ответственность удовлетворять ее детские нужды (а именно: заботлив вплоть до самых мелочей, внимателен, надежен и т. д.), упомянула об одном очень интересном эффекте. Это такой сонный эффект: все хорошо, спокойно, и хочется спать.
Я вспомнила свои истории с отношениями, когда под меня подстраивались и давали то, в чем я по-детски нуждалась. Это было то же самое. Убаюкивающий, сонный эффект присутствовал и у меня.
Иногда мы встречаем людей, готовых стать доброй родительской фигурой нашему маленькому нуждающемуся Ребенку. Я не верю в бескорыстие: у этих людей свои причины для такой подстройки. Для чего-то им нужно заботиться о другом взрослом человеке, как о ребенке.
И вот тебя как будто качают на руках – и ты засыпаешь. Ничего другого не хочется: ни стремиться, ни прикладывать усилий, ни даже хотеть. Хочется только сладких сонных объятий.
Однако даже в этом случае, когда заботящийся о тебе Другой боится потерять тебя по каким-то своим причинам, он все равно не может гарантировать пожизненное обеспечение. Он все равно отходит в свою жизнь – пусть ненадолго, пусть даже на миг. И в этот момент появляются ревность, тревога, ужас отдельности.
…Мы говорим с клиенткой о вероятности. Насколько вероятно то, что в таком негласном договоре нужда Ребенка когда-нибудь напитается, и не надо будет так крепко держать объятия с тем, кто назначил себя хорошим Родителем?
Мне думается, это невозможно без одного очень значимого процесса. Отпустить обеспечивающего нужды Другого не удастся, даже если присутствует осознанное понимание самой сути сложившихся созависимых отношений. Для того чтобы захотелось выбраться из цепких объятий, отказаться от сонной неги, избавиться от тревоги потери, необходимо прожить свое детское горе – что тех родителей, которые были нужны и которые должны были обеспечить ту самую нежность, заботу, надежность, присутствие, – не было. И уже никогда не будет.
Оплакивание горя помогает покончить с надеждой, что кто-то встанет на место родителей и будет любить так, как не любили они.
Если горевание не произошло, то забота, внимание, доброе расположение воспринимаются как должное. Как то, что «мне должны». То, что «должны», НИКОГДА не сможет напитать. То, что «должны», невозможно присвоить и встроить полученное в структуру психики для того, чтобы закончить младенческую стадию в своем развитии и идти дальше – в другие возрастные задачи.
И только признание того, что «должны были, но не дали, и это горе, но уже ничего не поделать» покончит с надеждой и научит иначе воспринимать то, что ты получаешь от других людей.
Когда горе завершено, ты понимаешь, что тебе не «должны», но могут давать тепло, присутствие, сочувствие, внимание, заботу самые разные люди…
Теперь ты уже можешь воспринимать полученное с благодарностью, а благодарность позволяет присваивать полученное. Ты знаешь, что нет того, кто «должен», но есть люди, которые могут давать то, что тебе нужно. Поэтому у тебя больше не будет необходимости держаться за того, кто обеспечит тебе твои детские нужды, ибо тот, кого ты удерживаешь, держится сам в надежде, что ты взамен удовлетворишь его детские нужды.
Итак, продолжу свои размышления в связи с прочитанным мною трудом Селани «Иллюзия любви».
Обездоленный ребенок, потребности которого в близкой связи, уважении достоинства проигнорированы, испытывает злость. Да, мы чувствуем злость в связи с пренебрежением «объектов», и она накапливается с каждым новым эпизодом этого пренебрежения. Однако злость выражать опасно, потому что ребенок зависит от родителя и интуитивно чувствует, что «объекты», будучи холодными и черствыми, могут отказаться от него совсем. Поэтому злость хранится в «раненом Я», надежно припрятанная, когда ребенок (и взрослый) пребывает в своем «надеющемся Я». В тот момент, когда «раненое Я» выходит из застенков (это происходит в момент, когда рушатся надежды, что кто-то, на кого в данный момент спроецирована надежда, «отказывает» в удовлетворении потребности), на голову этого отказавшего обрушивается вся накопленная злость. Это происходит не только в партнерских отношениях или с детьми (они наиболее удобные мишени для скопившейся ярости), но и в обычной жизни – да хоть здесь, в Сети.
Периодически я натыкаюсь на какую-нибудь публичную порку некоего человека, или группы, или кого бы то ни было, на кого спроецирована «плохая» мать, отказавшая в некоей потребности. Бывает, волосы на голове шевелятся от очевидности расщепления, но ввязываться страшно, ибо человек в актуальном «раненом Я» ослеплен яростью, ненавистью и опасен.
Селани говорит, что описанное им расщепление соответствует характеристикам пограничной организации личности с присущей ей полярностью между идеализацией и демонизацией. В тот момент, когда из застенков вырывается ярость, от личности, на которую напали, остается только ее демоническая, «плохая» часть и не принимаются в расчет целостность, хорошие ее качества. Приходится признать, что огромное количество злости, присутствующее в отношениях между людьми, имеет раннее происхождение, это следствие пренебрежения «плохими объектами» нужд своих детей. Но выплескивается эта злость вовсе не по адресу совершивших насилие, а на случайных людей, или выбранных, на которых была возложена миссия удовлетворения своих детских потребностей. Можно сказать, что все мы (за исключением тех, у кого «объекты» умели любить) – и жертвы, и потенциальные насильники, ибо несем в себе заряды неразряженной злости.
Не забудем при этом, что есть еще «надеющееся Я» – то самое «Я», которое фантазирует о любви и которое создает чудовищное сопротивление признать объекты единственно ответственными за пренебрежение к детским потребностям (из-за панического страха не выжить без родителей).
Кроме того, это же самое «надеющееся Я» подпитывается мифами о «настоящих женщинах» и «настоящих мужчинах», суть которых – снова удовлетворение детских потребностей с небольшим сексуальным налетом.
Снова и снова не учитывается целостность Другого и себя, когда есть полный спектр самых разных достоинств и недостатков, которые можно ценить или с которыми нужно уметь жить.
Выходом, снижающим накал ярости и агрессии на «плохие объекты» и уровень фантазирования о «хороших объектах», мне видится терапия, когда терапевт берет на себя функцию зрелого объекта, признающего наличие потребностей и помогающего прожить свое горе и злость. Однако для всех тех, кто по-прежнему неосознанно отыгрывает свою ярость на других, должны быть жесткие границы, ибо раненый Ребенок может быть абсолютно разрушителен в тот момент, когда проецирует на другого человека «плохость» своих объектов.