Здесь и сейчас происходит жизнь

Мама с дочкой приехали в другую страну. Мама в отпуске, а дочка живет свою жизнь рядом. Они идут по улице с магазинами, с манящими прилавками, на которых разложены интереснейшие вещи. Девочке 6 лет. Ей хочется трогать эти вещи, хочется обладать ими. Браслетики, календарики, музыкальные шкатулочки, блокнотики, игрушки… «О, всего этого у меня нет, я хочу иметь эти красивые вещи!» Происходит внутренний толчок страсти обладать – девочка бежит к маме и выпускает на волю свое желание: «Мама, я хочу!»

Мама теряется. Мама хочет немедленно сказать: «Нет! Все это хлам, мусор, который мы скоро выбросим! Ты сломаешь этот брелок, будешь страдать и плакать, а для меня все это нагрузка! Я не хочу встречаться с твоими чувствами, не хочу тратить деньги, не хочу вносить в дом бардак!»

Но мама этого не говорит. Она не хочет наносить ребенку травму. Она читала, что так отвечать детям нельзя. Это их может травмировать. А что делать? Она не знает. Мама проваливается, к своему изумлению, в сильные переживания.

– Как твои родители обращались с твоим «хочу»? – спрашиваю я эту маму на сессии.

Женщина не помнит. Ни одного эпизода. Но почему-то текут слезы.

– Как ты сейчас обращаешься со своим «хочу»?

– Мне кажется, я делаю то, что хочу. Принимаю решения, исходя из своих приоритетов.

– Почему же ты плачешь сейчас?

Здесь и сейчас. Почему-то очень трудно быть здесь и сейчас. Почему-то хочется запрыгнуть в будущее, как оно там все будет, и предусмотреть. И подготовиться. Иногда это действительно нужно. Но в большинстве случаев нужно оставаться «здесь и сейчас». Встретить новый опыт, который возникает благодаря ребенку. Посмотреть вглубь себя – а что у меня с этим правом? Отчего я обездвижена? Отчего столько боли? Откуда столько злости?

– Ты хочешь брелок! Он тебе нравится! Ты хочешь обладать.

– Хочу! Так ты мне его купишь?

– Я не знаю. Мне не хочется… У меня было много брелоков, и они сломались. А я расстраивалась. И ты можешь расстроиться, если он сломается.

– Мама, вот увидишь! Я не сломаю! Ну пожалуйста!

«Я вижу, как сильно ты его хочешь. И я куплю его, потому что ты хочешь. Мне это важно». – «Я вижу, что ты сильно его хочешь. Но не куплю, потому что я не хочу. Я считаю, что у тебя есть игрушки, их достаточно, чтобы ты могла играть. Ты можешь полюбоваться этим брелоком, и потом мы пойдем. Ты расстроена, я это вижу. Мне жаль, но таково мое решение».

Дети учатся обращаться со своими желаниями. Желание – важнейший двигатель, чтобы строить, создавать, творить. Подавить желание, опираясь на свой опыт подавления или свои страхи, легко. Научиться обращаться с ним тоже легко. Правда, для этого придется разобраться с «могильником» своих устремлений, раскопать свою страсть. Придется брать ответственность за свое решение, не рационализируя. И проживать детские чувства и свои. Здесь и сейчас происходит… жизнь.

Глава 4. От детского сценария к авторству своей судьбы

Происхождение созависимости

Читаю сейчас книгу «Иллюзия любви» Дэвида Селани и нахожусь под большим впечатлением. Известные мне обстоятельства пренебрежения детскими потребностями рассмотрены под другим углом, но это не только не путает, а напротив – расставляет все точки над i.

Автор пишет, что потребность в близких отношениях – базовая потребность человека. Отсутствие тепла от матери в детстве не может заменить ничто, и неудовлетворенные ею потребности с каждым годом накапливаются, создавая необратимый ненаполняемый дефицит. Стоит, однако, сказать, что работал он с сильно зависимыми, но когда я прочитала про внутренние процессы этих зависимых, то убедилась, что они присутствуют у очень многих, разве что не столь патологичны, чтобы держаться за человека, который истязает, избивает, ревнив и опасен.

Если ребенок совсем не получает тепла, он не выживает. Однако в большинстве случаев происходит вот что: родители (как Селани называет – «плохие объекты») периодически дают что-то, что ребенок расценивает как тепло. Назовут ласково или на машине покатают в порыве нежности, да мало ли что. Так вот, такие действия, которые ребенок расценивает как тепло, формируют надежду. В целом психика ребенка не может вынести того факта, что его «объекты» – холодные и черствые, поэтому надежда является спасательным кругом. Можно сказать, ребенок выживает благодаря ей. Его психика расщеплена на «раненое Я» и «надеющееся Я», и они не существуют вместе, а только попеременно.

В тот момент, когда ребенком пренебрегают, грубо отказывают в потребности быть любимым, принижают достоинство, он чувствует боль и обиду, но когда пренебрежение прекращается и наступает относительное спокойствие, к нему возвращается «надеющееся Я», которое наполнено фантазиями о родительской любви. Эти фантазии как анестезия, как наркотик, сохраняют иллюзию, что его могут любить. В будущем эти фантазии будут направлены на партнера, который может быть тотально «плохим» или очень хорошим, дающим надежду (родительский образ также расщеплен на две части, которые не интегрированы, а существуют попеременно). Партнер в проекции становится «плохим», когда не чувствует потребности несчастного в прошлом ребенка (а мы помним, что потребностей огромная масса и часть их относится к довербальному периоду, когда он и говорить-то не мог о них и вообще осознать, чего хочется и что не так). Эта тотальная «плохость» как будто обнуляет весь позитивный опыт контакта – он вытесняется вместе с образом хорошего родителя. И наоборот, пара нежных слов возвращает надежду, хорошего родителя, вытесняя его «плохие стороны», которые попросту забываются.

Бывший несчастный ребенок никогда не видит партнера целиком, а только лишь идеализированную часть, которая дарит надежду на любовь, или только плохую, от которой просыпаются отчаяние, депрессия, ярость. Также он не может интегрировать свой образ в целое. Когда значимые люди им недовольны, он чувствует себя «плохим», не в силах удержать свои достоинства, и «хорошие» стороны, а когда в отношениях затишье, надеется на получение не доставшегося ему тепла и любви.

В общем, это расщепление – источник больших иллюзий и страданий… Надежда обрушивается постоянно, принося боль и разочарование, но без нее наступает панический страх смерти, поэтому так важен партнер, который воспринимается как «родитель», с кем связана сама жизнь.

В здоровом варианте интеграция образа родителя происходит, если есть достаточное количество позитивных воспоминаний о ласке матери. На них опирается ребенок, когда видит, что мама сердится, и вспоминает, что мама была ласкова, и это та самая мама, которая сейчас сердится, и она любит его.

Если таких позитивных воспоминаний недостаточно, опереться не на что, тогда расщепление – единственный способ спасти жизнь. Как еще может выжить ребенок, потребности которого постоянно игнорируются? Только надеждой. И одновременно он не может выжить без партнера, которого воображает родителем, потому что внутри взрослого тела может скрываться маленький зависимый младенец.

В книге описано еще много важных деталей. Очень рекомендую к прочтению – помогает понять многие внутренние процессы.