Право желать

Одна моя клиентка, готовясь к сессии со мной по скайпу, пыталась договориться с дочкой, которая никак не хотела маму отпускать. Мама, перебрав всевозможные разумные доводы для своей пятилетней дочери, почувствовала бессилие, не ведая, как же можно обеспечить себе желаемое. Наконец, девочка задала детский вопрос: «Мама, почему ты не будешь со мной в этот час?» Мама в полном отчаянии выпалила: «Потому что я так хочу!» И, на удивление, именно этот аргумент девочка сочла самым убедительным и немедленно отправилась играть с няней. Пораженная мама тем временем стала вспоминать, как она сама воспринимает «хочу» своих детей, и с горечью признала, что ей приходится прикладывать невероятные усилия, чтобы останавливать свои автоматические реакции в ответ на них.

«Я хочу играть!», «Я хочу шоколадку!», «Я хочу быть с тобой!» Эти свои «хочу» ее дети выражают естественно, и она отлавливает готовые сорваться с языка фразы: «Ты уже поиграла, хватит!», «Ты уже сегодня ела шоколадку, достаточно!», «Мне тоже много чего хочется!»

– Тебе приходится контролировать себя, когда ты слышишь детские «хочу»? Как тебе кажется – почему?

– Потому что я ни при каких обстоятельствах не могла разместить свои детские «хочу» с моими родителями.

Она вспоминает, как хотела Барби, яркие фломастеры и джинсы. Но не могла заикнуться об этом, потому что для нее «столько всего делали, и нужно быть благодарной». Ей предлагали то, что самим родителям казалось стоящим и значимым, но у нее не спрашивали, чего же она сама хотела. Она чувствовала, как родители осуждали тех, кто хотел что-то «для себя». И, конечно же, боялась быть осуждаемой.

Женщина переживает горечь: «Так вот почему я никак не могу купить что-то в магазине. Я в бесконечных сомнениях по поводу того, нужна ли мне вещь или услуга либо нет. И мне не на что опереться, кроме как на установки “нельзя тянуть одеяло на себя”, “нельзя быть такой эгоисткой”».

Потом мы говорим о ее ожиданиях от мужа, что он позаботится о ее маленьких детских желаниях и подумает о Барби, о джинсах и фломастерах, и купит их, легализуя ее право хотеть.

Здесь густо намешаны грусть и горечь. Я чувствую сожаление, что ей пришлось пережить такой запрет на желания…

А ведь травма не случилась бы, если бы ее родители признали, что у них просто нет опыта собственных желаний и нет опыта, как принимать детские желания. И если бы они просто были честны с собой и согласились с тем, что научиться этому нелегко, но очень хочется и они попробуют…

И еще возникают радость и восхищение перед тем, как естественно и спонтанно ребенок переживает свое желание и как естественно и священно для него желание своей мамы как абсолютное право на то, чтобы быть.

Чем чреваты запреты на злость и недовольство?

Одной женщине, когда она была ребенком, мама говорила: «Убери недовольное лицо». И девочка пугалась. Ей казалось, что если она не будет улыбаться, мама не станет ее любить. Когда у нас началась терапия, она очень скоро и с удовольствием скинула с себя улыбку-гримасу. Но страх остаться без любви матери по-прежнему был очень силен.

Вот сейчас она плачет и жалуется на мужа, что не чувствует с ним эмоциональной связи. Она хочет с ним делиться, но отклика нет. Она хочет спрашивать его о том, что прожито, о том, что важно, и хочет сама рассказывать. Но он не включается, не может присоединиться. Она плачет безутешно. Я спрашиваю: «Похоже, ты недовольна тем, что происходит в ваших отношениях?» Она испуганно смотрит на меня:

– Как я могу быть недовольной?

– А почему не можешь?

– Он так старается для меня. И в чем-то он очень хорош. Поэтому не могу.

…Мне становится грустно. Ну вот еще один запрет на чувства по какой-то «весомой» причине. Запрет не дает возможности выразить чувства.

Ее муж остается в неведении, не встречается с какой-то ее частью – с недовольной частью. Он не знает, что происходит между ними. И она остается в неведении, какой он. Может ли он встретиться с ее недовольством и с потребностями, которые стоят за этим недовольством? Она в этой части не знает, какой он. Слиятельный или отдельный? Ответственный или перекладывающий ответственность? Они оба не до конца видят друг друга.

Предъявить «плохие чувства» страшно, потому что это может не понравиться «маме». И она не будет любить. Недовольство и злость, которые хронически удерживаются, влияют на качество жизни. Нельзя сказать подруге, начальнику, партнеру о том, что не нравится или не подходит. И тогда приходится удерживать себя в детском состоянии улыбающейся девочки, в токсических отношениях, в неподходящих условиях. Вот чем чревато подавление «плохих» чувств.

В иные дни моя дочь бывает сердита. То она сердится на меня, потому что я вступила с кем-то в конфликт на улице. То на продавца, который вводил ее в заблуждение, и она об этом знала. Иногда она недовольна, что я пропустила мимо ушей ее слова. Иногда она рассержена, что фильм, на который мы пошли, не оправдал ее ожиданий. Не понравился. Когда я наблюдаю ее чувства со стороны, то понимаю, что это все естественное проживание того, что не нравится, не подходит.

Я реагирую, откликаюсь на эти чувства, я признаю их значимыми. Потом я отзываюсь своими чувствами. Иногда присоединяюсь к ее злости, когда мне тоже что-то не нравится. Иногда констатирую нашу раздельность, говоря о том, что чувствую что-то иное, но признаю ее право на отдельные чувства. Видимо, моей дочери этого достаточно. Потому что после этого ее злость почти сразу уходит.

Если «плохие чувства» не пугают разрывом значимых отношений, тогда они, напротив, становятся важным регулятором того, что нельзя для себя выбирать. А также того, что отличает тебя от другого человека. И это, несомненно, улучшает качество жизни.