С самого начала сессии я чувствую: что-то не так. Мой клиент как будто «заполняет эфир». Что-то рассказывает, но это «что-то» не наполнено его переживаниями. Я делаю несколько попыток отразить его чувства. Неудачно. Мои версии не принимаются. Ближе к середине сессии я решаю обнаружить сложившийся феномен.
– Скажи, что происходит? Ты как будто не хочешь со мной разговаривать. Не хочешь делиться.
– Я вообще хотел отменить сессию. Но побоялся.
– Вот как? Почему ты хотел ее отменить?
– Да ничего острого нет. А если нет острого, то зачем тебя беспокоить. Должен сам справляться.
– Терапия нужна, только если ты переживаешь что-то невыносимое? А если ты не чувствуешь сильного напряжения, то не нужна? Не нужен разговор, не нужны отношения?
– Нет, не нужны…
Подумав немного, он добавляет:
– Я вообще ничего не хочу знать про тебя. Я не читаю твоих статей, не смотрю твои фото в «Фейсбуке» или «ВКонтакте». Я не хочу твоей жизни, не хочу в нее погружаться.
Я прислушиваюсь к себе. У меня возникают два отклика. Как терапевт я чувствую, что происходит грандиозный прорыв. Моему клиенту было легко чувствовать меня доктором, а себя – пациентом. Никаких вопросов: есть только диагноз, и есть лечение. А когда острой боли нет, на первый план выходят отношения. А в отношениях… он защищается, отстраняется. И кажется, сейчас начинает это осознавать. Второй отклик – человеческий. Я представила себя в отношениях с ним. В отношениях, в которых он не хочет меня знать, не хочет приближаться. Где я почему-то являюсь для него угрозой. Хотя я не помышляла угрожать. Мне стало не по себе. Я почувствовала горечь. Пока я размышляю, клиент начинает беспокоиться:
– Ты не обиделась, что я так обесценивающе выразился?
Теперь я чувствую тепло. Он беспокоится о нашем контакте. Признает его важность или боится родительской фигуры? Сейчас выясним.
– Что тебя беспокоит?
– Я хочу, чтобы ты сказала как есть.
Я рассказываю ему о своих двух откликах. Он выражает вновь пришедшие чувства: злость на меня за то, что я его «заставляю быть в контакте», и униженность от того, что плохо «постарался» и мне что-то «не понравилось». Я сочувствую ему, сообщая, что не ждала, чтобы он старался. И не хотела тащить его в контакт с собой, но, похоже, он почему-то чувствует насилие.
– Моя мать впихивала в меня свою жизнь, свои отношения с любовниками вплоть до сексуальных подробностей. А я должен был слушать и сопереживать. А еще пристыживания, постоянная плохость, униженность из-за несоответствия ожиданиям. А я так хотел ей понравиться… Однажды я прыгнул с дерева на фонарный столб и сполз по нему, чтобы она мной восхитилась. А расстояние там было… большое. Это был почти цирковой трюк. Как же я старался, но ничего не получилось.
– Видимо, нам придется признать, что пока ты не готов приближаться. Потому и не хочешь обо мне ничего знать. И сессию хотел отменить по этой причине.
И водил меня за нос в начале сессии, не рассказывая о себе, тоже.
– А ты сможешь вынести, если я скажу, что просто не хочу с тобой разговаривать?
– Да. Похоже, ты не можешь быть другим… пока. Не можешь пока приблизиться и довериться.
– Я тоже хочу поверить в это. Что пока не могу быть другим.
Мне очень нравится эпизод в старом советском фильме «Осенний марафон». Главный герой – приятный мужчина, переводчик, хороший мальчик, который пытается быть безотказным для жены, любовницы, соседа, иностранного гостя и подруги. Одним с ним хорошо, других он раздражает. Но он все равно пытается угодить всем. Однажды, доведенный до отчаяния очередной просьбой, он восклицает в гневе: «А полы тебе не помыть»?
Вот приблизительно так я ощущала себя в некоторых ситуациях отсутствия моих границ. «А полы вам тут не помыть?»
Когда я начала писать, оказалось, что есть функция «комментарии». Я поначалу аккуратно отвечала всем, вступала в дискуссии, объясняла, убеждала. Мне стали присылать письма с просьбой ответить на вопрос. Я отвечала. Постепенно выяснилось, что все это большая и неоплачиваемая работа. Текст я писала полчаса, а на разговоры уходило намного больше времени. Я злилась, но не могла не быть хорошей. Не могла не отвечать.
То же самое происходило с группами, которые я создавала. Они жили какое-то время на моей энергии, но потом я выгорала и уже не могла их вести. Но я чувствовала вину, когда выяснялось, что придется их закрывать.
Отдельная тема была с критикой в комментариях. Меня всегда раздражали интеллектуализации. Если я чувствовала отсутствие опыта, мне становилось неинтересно. Но я не знала, как об этом дать понять, ведь формально не было нарушения правил. Но по факту – было, ибо меня как бы принуждали вести разговоры, которые для меня не были ценны и интересны.
И я все время злилась – какого черта? Какого черта пишут то, что мне неинтересно, или что-то там втирают, отнимают мое время? Особенно раздражали реплики в духе: «А дайте мне контакты такого-то специалиста», «А скажите, какие книги прочесть?», «А проходите ли вы супервизию?», «А что это вы не слушаете мои ценные мнения?»
…«А полы вам здесь не помыть?»
И вот в какой-то момент до меня доходит: нет границ – нет защиты. И возможно, для того чтобы защитить себя от неоправданных ожиданий, нужно стать плохой.
Сейчас я больше всего занимаюсь тем, что мне нравится. А мне нравится писать, оформлять свой опыт в классные тексты. А отвечаю я на те комменты, которые меня затронули за живое. Отвечаю, если есть время и желание. То же самое с письмами. Все «А дайте-ка мне…» оставляю без внимания. Отправляю в бан всех, кто не понял предупреждения. Я теперь не злюсь, потому что признала, что могу быть для кого-то плохой, и смирилась с этим. И не только смирилась, но чувствую больше интереса к другим людям, желания контакта с ними. Ведь я защищена. У меня есть право на защиту, если она потребуется.