Кооперация в истории Белого дела
Среди проблем истории Белого дела в России немаловажное значение имеют исследования не только «фронтовых» операций, но и положения «тыла» противостоящих армий. Немаловажное значение имеет проблематика аграрно-крестьянской истории, в частности истории южнорусской кооперации, получившей здесь заметное развитие в начале ХХ столетия, особенно в период реализации аграрной реформы П. А. Столыпина. Кооперативное движение в других регионах также рассматривалось в различных разделах данной монографии. Немаловажное значение имели претензии кооперативных союзов и организаций на участие не только в экономике, но и в политической системе антибольшевистских режимов. И все же экономическое значение их деятельности оставалось главным.
Источники по кооперации на Юге России достаточно обширны. Это прежде всего журналы, бюллетени, издаваемые различными кооперативными организациями. «Бюллетень кооперации Юга России» (выходил в Ростове-на-Дону в ноябре – декабре 1919 г.) претендовал на выражение политических позиций кооперативных кругов, а издания «Мир труда», «Южнорусский потребитель» (Харьков), «Союз», «Юго-восточный Хозяин» (Екатеринодар), «Торгово-промышленный Вестник» (Ростов-на-Дону) сосредотачивались на анализе хозяйственного положения кооперативов, проблемах финансов и рынков. А журнал «Кубанский кооператор» (Екатеринодар) отражал на своих страницах не только положение на товарных рынках, но и отстаивал «самостийные» настроения кубанцев.
Деятельность южнорусской кооперации в период гражданской войны сосредотачивалась на восстановлении разрушенных старых хозяйственных структур и создании новых, а также на стремлении усилить свое влияние на принятие определенных экономических (введение новых налогов, отмена таможенных границ и др.) и политических (особенно в аграрной политике) решений, принимаемых Особым Совещанием и Правительством Юга России в 1919–1920 гг. Кооперация активно участвовала в продовольственной политике деникинского правительства, хотя при этом ее интересы зачастую были сугубо коммерческими и далекими от бескорыстной помощи Добровольческой армии.
Военные действия в 1918 – начале 1919 гг. проходили на территориях Кубанской области, Ставропольской и Черноморской губерний. Этот район отличался развитой сельскохозяйственной коопераций, и война крайне неблагоприятно сказалась на его положении. Так, на Кубани сумма убытков кооперативов от реквизиций воинскими частями, контрибуций и грабежей составила с июля 1918 по март 1919 г. – 1 млн 272 тыс. рублей. Ставропольская кооперация, сохранившая высокие темпы роста в 1917 – начале 1918 г. (к июлю 1918 г. число потребительских обществ достигло 220 с 85 тыс. членов), пострадала от военных действий. Почти полностью прекратилось производство и переработка шерсти, выращивание овец-мериносов.
Вместе с тем потребности в дальнейшем развитии сельскохозяйственной кооперации были очевидны. На состоявшемся съезде кооперативных союзов Юга России (6–8 марта 1919 г.) в г. Екатеринодаре особо оговаривалось, что интересы сельского и городского потребителя, а также и воссоздание промышленности требуют усиленного снабжения крестьянства инвентарем, развития широкой агрономической помощи и кредита.
Восстановлению и дальнейшему развитию кооперации препятствовали, в частности, ограничения в регистрации кооперативов. С июля 1918 г., когда Добровольческой армией был взят Ставрополь, уставы кооперативных обществ должны были утверждаться губернатором. Для этого требовались, в частности, предоставление справок о «благонадежности» учредителей, бюрократическая процедура утверждения устава была длительной. В августе кооперативные союзы Ставрополья обратились к генералу А. И. Деникину (в ноябре аналогичное обращение было направлено в Особое Совещание) с ходатайством о восстановлении в силе кооперативного закона Временного правительства от 20 марта 1917 г.. Журналом от 22 января 1919 г. за № 29 Особое Совещание восстановило действие этого закона «на территории, находящейся под управлением Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России» (в том числе и в части упрощенной регистрации). Таким образом, в Ставропольской, Черноморской губерниях и занимаемых Вооруженными Силами Юга России новых районах регистрация кооперативов должна была производиться путем утверждения уставов в соответствующих отделениях Окружных Судов.
По мере продвижения Добровольческой армии по Югу России, занятия крупных губернских и уездных центров в них восстанавливались правления кооперативных товариществ. Восстановил свою работу Московской Народный Банк. 6–8 августа 1919 г. в Харькове состоялся съезд управляющих южнорусскими отделениями Московского Народного Банка (далее МНБ). Было принято решение об образовании Временного Управления Отделений МНБ. Открывались отделения в Киеве, Новороссийске, Екатеринодаре. На съезде акционеров МНБ (в конце сентября 1919 г.) товарищ председателя Совета МНБ профессор А. Н. Анциферов отмечал, что «залогом возрождения России является возрождение сельского хозяйства». С этой целью МНБ предполагал расширить кредитование крестьянских хозяйств, даже несмотря на очевидные в условиях войны кредитные риски.
Создавались и новые формы сельскохозяйственной кооперации – союзы сельскохозяйственных кооперативов. Такое решение было принято на съезде Харьковского Общества сельского хозяйства (в августе 1919 г. преобразованного в Харьковский Областной Союз сельскохозяйственных кооперативов). Отмечалось, что уездные сельскохозяйственные общества стали переходить на новые уставы паевых кооперативных товариществ. Стремление к созданию более крупных кооперативных объединений было характерно для южнорусской кооперации летом – осенью 1919 г. О своей интеграции заявляли кооперативы Крыма. Уполномоченные Севастопольского союза кооперативов, а также Ялтинский, Перекопский, Симферопольский, Евпаторийский союзы создали в августе 1919 г. комиссию для решении вопроса о Крымском Союзе.
Война стимулировала синдицирование кооперативных сил. 4 июля 1919 г. по соглашению Совета Юго-восточных Кооперативных съездов и Харьковского Областного Совета кооперативных съездов был создан Временный Комитет Кооперации Юга России во главе с А. И. Никитиным. По инициативе Комитета планировалось созвать съезд всех кооперативных Советов районов, занимаемых ВСЮР. Данная организация не замедлила заявить и о своих претензиях к власти. На съезде предполагалось рассмотреть, в частности, «отношение местных и центральных властей к кооперативным организациям», «стеснение свободы передвижения, товарообмена, отсутствие правопорядка». Одновременно с этим Совет Харьковских Кооперативных Съездов направил Управляющему Отделом Торговли и Промышленности Особого Совещания А. Лебедеву докладную записку, в которой отмечал необходимость правительственной поддержки крестьянским хозяйствам в получении сельскохозяйственного инвентаря, ограждения их от незаконных реквизиций.
Выдвигались предложения о «должном регулировании продовольственного рынка в общегосударственном масштабе» и «равномерном распределении продуктов по территории всей страны». Надзор призван был обеспечить «недопущение спекулятивного повышения цен», но при этом не носить характера «мелочной регламентации», «полицейских мер борьбы со спекуляцией». Победа над спекулятивным оборотом могла быть достигнута прежде всего путем предоставления значительных льгот кооперативам и доверия власти к «общественным учреждениям».
Южнорусские кооперативы очень болезненно переживали обусловленные военными действиями реквизиции и конфискации имущества. Об этом, а также о необходимости укрепления связи Белой власти с кооперацией шла речь во время встречи Главкома ВСЮР генерала Деникина с делегацией «Временного Комитета» 23 октября 1919 г. в Таганроге. «Кооперация страдает от незаконных действий местных органов власти, которые не только тормозят работу кооперативов, но иногда угрожают самому существованию их» (в качестве основной причины подобного отношения властей кооператоры указывали на связь Центральных Правлений кооперативов, находящихся в Советской России, с периферийными органами на территории ВСЮР, особенно в районах Черноземного Центра и Правобережной Малороссии недавно освобожденных от большевиков).
В поданной записке на имя Главкома ВСЮР говорилось, что «закрытие ряда кооперативов в Харькове, Киеве, Симферополе, Одессе является результатом неправильного метода ликвидации той связи, которая поневоле возникла между кооперацией и большевистской властью за почти двухлетний промежуток времени». Отмечалось, что закрытие кооперативных союзов местными властями вызывало паралич системы сельскохозяйственной кооперации – от местных сельских кооперативов до губернских, краевых союзов. Так, по мнению авторов записки, запрет с санкции Екатеринославского губернатора С. С. Щетинина, деятельности Екатеринославского Отделения Украинского Кооперативного Банка и «Союза Споживчих Товариств» поставил в очень трудное положение крестьян Екатеринославской губернии, «приезжающих массами ежедневно в союз за товарами, сельскохозяйственными машинами и принадлежностями и тормозил деятельность других соседних кооперативных организаций». Об этом шла речь и во время проходившего 23–26 ноября 1919 г. кооперативного съезда в Ростове-на-Дону.
Данный съезд был весьма широк по своей представительности (на нем присутствовали делегаты от всех губернских кооперативных Союзов Юга России, многих уездных и окружных советов, ряда кооперативных комитетов и банков). В работе съезда приняли участие такие видные деятели отечественной кооперации и агрономии, как проф. А. Н. Анцыферов, глава Временного Комитета А. М. Никитин, проф. А. И. Челинцев, позднее введенный в состав Временного Комитета. На съезде шла речь о том, что «работа кооперативных организаций на местах проходит в крайне тяжелых и неблагоприятных условиях. Разного рода товары, имеющиеся на складах, конфискуются, как большевистские». Местная власть напрямую обвинялась в действиях, которые «нередко вызывают к себе враждебное отношение как со стороны интеллигенции, так и со стороны простого народа».
Для обеспечения стабильности в хозяйственной деятельности кооперации признавалось необходимым более активно участвовать в политической жизни. Позиция невмешательства в политику, в которой заверяли Главкома кооператоры, постепенно сменялась позицией интенсивного влияния на внутриполитический курс правительства прежде всего в целях «самозащиты» кооперации. Но политическая активность не ограничивалась ходатайствами о либерализации рынка, о прекращении незаконных конфискаций и реквизиций. Съездом, например, были приняты резолюции об «отношении к еврейскому вопросу» с требованием прекратить распространение антисемитизма в Белом движении. Поскольку будущее в русской государственной жизни по убеждению участников съезда «будет принадлежать не правым и не левым партиям, а крестьянству», то необходимым признавалось «создание специального Министерства по кооперации», и именно «при такой государственной структуре кооперация, объединяющая и возглавляющая миллионы крестьянства, сможет ставить во главе министерства по кооперации людей из своей среды».
В докладе представителя Центрального Украинского кооперативного комитета И. М. Подольского отмечалось, что обвинения в сотрудничестве Украино-банка, Днепросоюза, Централа с деятелями Украинской Народной Республики, в финансировании петлюровской армии и администрации, безосновательны. «Украинская кооперация не отвечает за те или иные убеждения отдельных кооператоров», а «по отношению к Добровольческой армии украинская кооперация вполне лояльна».
Показательна позиция представителей южнорусской кооперации по земельному вопросу. Именно здесь обвинения в реакционности всей аграрной политики Особого Совещания были особенно сильны. В докладе проф. А. И. Челинцева, в прениях по этому докладу отмечалось, что «нынешняя власть не левого направления и при разрешении земельного вопроса она будет руководствоваться во всяком случае не интересами крестьянства. Если считать, что земельный вопрос должен быть разрешен Учредительным Собранием, то уверены ли кооператоры, что Учредительное Собрание, созванное нынешней властью, будет таким, каким хотелось бы его видеть кооператорам» Так делался вывод, что «перед кооперацией в настоящий момент только одна задача: способствовать отчуждению в пользу народа максимального количества помещичьих земель».
Основные положения кооперативной позиции по земельному вопросу были изложены в «Тезисах к докладу комиссии по разработке земельного вопроса»: «Полное разрешение земельного вопроса будет принадлежать Учредительному Собранию, однако существующая ныне власть должна… взять на себя инициативу в деле подготовки общей земельной реформы». При этом следовало бы исходить «из фактически сложившегося ныне землепользования в том его виде, как оно регулировано Временными Правилами о сдаче в аренду полевых угодий» от 21 сентября с. г. (т. е. наиболее либеральными законами в отношении признания прав «захватчиков» частновладельческих земель. – В.Ц.), арендованные земли должны будут подлежать обязательному отчуждению в пользу крестьянства, а проектированные комиссией Особого Совещания нормы оставляемого за владельцами количества земли (проект В. Н. Челищева – А. Д. Билимовича) должны быть уменьшены приблизительно до 1/3 предположенного их размера в целях приведения этих норм в соответствие с обычными размерами средних хозяйств… т. е. хозяйств полутрудового, полукапиталистического типа…». В отношении тезиса о необходимости сохранения крупных товарных хозяйств – производителей сахарной свеклы, картофеля, табака кооператоры отмечали, что «хотя площадь частновладельческих плантаций должна быть большей в сравнении с остальными помещичьими владениями, все же представляется необходимым постепенный переход к такому положению, при котором свекла получалась бы из мелких и средних хозяйств», а частные плантации картофеля могли бы отчуждаться «наравне с прочими». В отношении земельного рынка кооператоры считали нецелесообразным «допущение частных сделок по передаче подлежащие отчуждению земель… все такие земли должны закрепляться за приобретателями не иначе, как при посредстве государственной власти». Предлагалось сократить сроки подготовки к отчуждению имение и «при разрешении земельного вопроса исходить из потребности поднять производительность массового крестьянского хозяйства, имея при этом в виду содействие развитию сельскохозяйственной кооперации. Таким образом, в разрешении аграрного вопроса кооперация тесно примыкала к левым кругам, представителям земств и городов Юга России, а также «Союза возрождения России».
Аполитичность кооперации уже не соответствовала действительности осенью 1919 г. Поэтому вполне объективной представляется оценка роли южнорусской кооперации в «обустройстве тыла», данная Главкомом ВСЮОР во время встречи с кооператорами 23 октября 1919 г.: «Конечно в кооперации есть целый ряд элементов антигосударственного характера, и эти элементы должны быть устранены, но самих кооперативных организаций это не должно касаться. Лишь по отношению к закупочным отделениям северных организаций (т. е. организаций на территории Советской России. – В.Ц.) должен быть поставлен вопрос о существовании их, ибо здесь не исключена возможность работы по указаниям, исходящим из правлений, а последние, находясь в совдепии, работают по директивам советской власти, и личный состав их проверить невозможно, кроме того, при колеблющейся линии фронта невозможно позволить заготовки для севера в местностях, близких к фронту… считать полезным создание особой междуведомственной комиссии, которая совместно с представителями кооперации могла бы рассмотреть всю совокупность возникших в настоящее время вопросов в жизни кооперации, требующих разрешения органов власти».
По вопросу о репрессиях в отношении отдельных кооперативов и союзов Главком объяснил, что «пока кооперация в целом или отдельные ее деятели являются политически нейтральными, всякого рода репрессии и аресты являются произволом местных властей и не найдут себе оправдания в правительстве. Но, когда деятельность кооперации принимает политическую окраску, притом несогласную с задачами Добровольческой армии, или когда отдельные кооператоры выступают на политическом поприще в направлении противоположном тем же задачам, правительство вправе и обязано бороться с такими выступлениями».
После отступления ВСЮР от Москвы критика внутриполитического курса Особого Совещания со стороны кооперативных кругов заметно усилилась. Главными обвинениями стали теперь – «реакционный курс на возрождение старых порядков», «преследование демократических представителей и организаций», «антисемитизм», политика «помещичьих шарабанов» и восстановления помещичьей собственности. Журналы «Юго-восточный Хозяин» и, особенно, «Кубанский кооператор» стали активно отстаивать позиции «кубанской самостийности», образования в виде «Юго-восточного Союза» нового государственного объединения казачьих областей Дона, Кубани, Терека, а также Ставрополья и Черноморья, построенного на началах широкой автономии (как противовес «Единой, Неделимой России, пропагандируемой деникинским правительством) и демократической внутренней политики». Это течение возглавил представитель кооперативных кругов Кубани, депутат Краевой Рады И. П. Тимошенко. В этом «походе на власть» слева кубанские самостийники имели поддержку со стороны украинских кооператоров, которые, несмотря на заверения в «лояльности» к Добровольческой армии, продолжали поддерживать связи не только с деятелями Украинской Народной Республики, но и с более влиятельными сферами.
В секретной сводке Отдела пропаганды № 188 (от 13 июля 1919 г.) приводился доклад председателя партии «Поалей-Цион» Л. Раппопорта. В нем в частности отмечалось, что «Украина должна органически войти в орбиту нашего экономического строительства». С этой целью предполагалось «синдицирование мелкой торговли через создание кооперативных синдикатов мелких торговцев». Преодоление «оппозиционных конвульсий радикально-украинских кооперативных организаций (Украинбанка, Союзбанка, Днепросоюза и др.) не «составило особого труда для нас». С этой «вялой и пассивной оппозицией» легко справились комитеты служащих, избранные под нашим ближайшим влиянием, хотя и невидимым для тех, кто не знает и знать не должен наших основных задач и целей. Так, назначение т. Маргулиеса Главным Комиссаром Украинского Банка (основного банка, финансировавшего кооперацию Украины. – В.Ц.) было встречено служащими с полным удовлетворением. В докладе Л. Раппопорта говорилось и о проведении синдицирования мелкой торговли путем организации кооперативов. Особенно устойчивыми позиции «еврейского капитала» признавались в сахарной промышленности, синдицированной через посредство «Центросахара», где членами Совета были тт. Якобсон, Барац, Койс, Гаммерман и Блимме. В качестве главных кооперативов, контролируемых «Поалей-Цион», указывалось на потребительские и закупочные кооперативы «Жизнь», «Труженик», «Протофис».
Далее в докладе отмечалось, что «украинская интеллигенция нами окончательно терроризирована при помощи русских националистов (!), чтобы не могла помешать нам в неуклонном проведении наших планов». Возможно, что знакомство с этой и другими аналогичными сводками дало повод Деникину заявить о нежелательности активизации именно политической деятельности южнорусских кооперативных союзов. Примечательно, что правый «Союз русских национальных общин» (близкий по позиции к Всероссийскому Союзу земельных собственников) провозглашал в числе прочих лозунгов «национальную, свободную от инородческого капитала и участия кооперацию», выступая с планами «покрытия всей южной России, Сибири и Европы русскими национальными общинами», «взяв за образец организации Всемирный Еврейский Кагал».
Что же касается неоднократно упоминаемой в официальных сообщениях деникинского правительства связи южнорусских кооператоров с советскими центрами, то таковая действительно существовала, хотя, безусловно, в меньшей степени, чем это представлялось Главкому и Особому Совещанию. Помимо «Центросоюза» крупные филиалы в южнорусских городах и селах имел образованный 18 декабря 1918 г. (по инициативе профессора А. В. Чаянова и активном участии МНБ) «Сельскосоюз» (Всероссийский Закупочный Союз сельскохозяйственной кооперации). Еще до занятия Добровольческой армией городов Харькова, Одессы, Екатеринослава в них были созданы и работали отделы «Союза», а с октября 1919 г. приступило к работе Ростовское отделение. Одним из первых его действий стала закупка у Ставропольских кооперативов 15 тыс. пудов шерсти для продажи за границу для получения валютной выручки «с целью закупки средств сельскохозяйственного производства по заказам местных союзов». Подобное распространение влияния «Сельскосоюза» было возможно, так как согласно п. 9 его Устава членами «Союза» могли стать любые «областные и краевые кооперативные объединения, занимающиеся переработкой и сбытом продуктов сельского хозяйства… а также и вообще операциями по оказанию содействия сельскому хозяйству».
Это положение Устава позволяло включать в орбиту крупнейшей кооперативной организации России местную сельскохозяйственную кооперацию, проводить ее синдицирование, что вызывало беспокойство и настороженность руководства ВСЮР, видевшего угрозу сотрудничества «Сельскосоюза» с кооперативными центрами Советской России.
Опасения руководства ВСЮР нельзя признать необоснованными. Так, например, после занятия белыми Крыма и Северной Таврии в июне – июле 1919 г. были задержаны многие представители кооперативных объединений, имевшие крупные денежные суммы наличными (свыше 3 млн руб., в том числе весьма ценившимися в то время «николаевскими деньгами», представления рекомендации от МНБ и Центросоюза для производства поставок таврического зерна «на нужды Красной армии» и по нарядам Наркомзема). О том, что связи южнорусских кооперативов с советскими центрами позволяли осуществлять переброску подпольщиков под видом кооператоров, а также большевистской литературы, оружия и денег вспоминали позднее сами участники подполья.
В августе – сентябре 1919 г. активно проводились «закупочные дни» ПОЮРом (Обществом потребителей Юга России, центральные органы которого размещались в Харькове). В отчете по торговой деятельности ПОЮРа за январь – сентябрь 1919 г. отмечалось, что «Союз» участвовал на рынках Харькова, Одессы, Ростова-на-Дону, Киева, Бахмута, Славянска и Кременчуга. После занятия ВСЮР ряда районов Юга России основным направлением работы ПОЮРа стало снабжение городского и сельского населения северных уездов Малороссии и Центрально-Черноземной России необходимыми товарами и продуктами, избытки которых были на складах «Союза». Важное значение имели закупки мануфактуры для Харьковской и Екатеринославской губерний, хотя она так и не дошла до потребителей, будучи реквизированной воинскими частями Добрармии. Но, несмотря на это, торговые обороты за 1919 г. превысили 180 млн руб., а по сравнению с 1918 г. увеличились на 137 млн руб. Предполагалось, что заложенный в смете оборот «Союза» (более 200 млн руб.) будет перевыполнен. Перевыполнение запланированного оборота, как отмечалось в отчете, было достигнуто за счет проведения «закупочных дней».
Крупные хлебные заготовки проводились Харьковским кредитным Союзом кооперативов. Так, с Мелитопольским Союзом был заключен договор на поставку 10–15 млн пудов хлеба, из которого, однако, к октябрю 1919 г. было вывезено лишь 200 тыс. пудов. Как отмечалось на состоявшемся собрании уполномоченных Союза (13 октября), при нем учреждался кустарный отдел, организовывалась агрономическая помощь населению, разрабатывался вопрос о выдаче ссуд крестьянским хозяйствам на приобретение племенного скота. Постановлением «Союза» было решено выделить 25 тыс. руб. на создание «образцовой крестьянской школы».
Кооперативы пытались активно выходить на внешний рынок. Для координации экспорта кооперативной продукции в условиях правительственной политики, ориентированной на монополизацию внешней торговли, на Съезде кооперативных союзов Юга России (6–8 марта 1919 г.) был образован «Южный Совет кооперации по внешней торговле» («Юскавет»). Обоснованием его создания стал отказ Управления торговли и промышленности Особого Совещания представителям кооперации участвовать в совещаниях по заготовке и вывозу за границу сельскохозяйственных товаров и неудачные попытки создать особое «Южнорусское акционерное товарищество по внешней торговле» с участием кооперативов, наделенное правами вывоза за границу сельскохозяйственного сырья.
В задачи «Юскавета» входила, в частности, организация вывоза через посредство местных и иностранных отделений Центросоюза и МНБ. «Юскавет» должен был стать новой торгово-закупочной структурой, координирующей деятельность кооперативных объединений в операциях на внешнем рынке. Отмечалось, что «предметами заготовок должны быть продукты сельского хозяйства, ранее экспортировавшиеся за границу, или такие, сбыт коих теперь совершенно обеспечен на иностранных рынках». Цены на заготовленные товары, условия их приема и количество находилось под контролем «Юскавета».
В осуществлении внешнеторговых операций «Юскавет» нередко сталкивался с конкуренцией других кооперативных союзов. Так, на сентябрьском заседании «Юскавета» отмечалось, что сепаратные торговые договоры с Английским Обществом Оптовых Закупок «Доката» (Ростовского краевого союза потребительских обществ) показали невозможность для последнего выполнять взятые обязательства. Поэтому «Юскавет» считал необходимым принять на себя все обязательства по договорам «Доката». Аналогичную попытку действовать независимо от «Юскавета» предпринял «Ювосс» (Юго-восточный союз кредитных кооперативов) – заключить договоры о товарообмене с представителями Чехословакии. «Юскавет» принял решение обратиться к собранию уполномоченных «Ювосса», считая его действия «нарушениями кооперативной дисциплины».
Факты заключения договоров с иностранными государствами в обход монопольного «Юскавета» имели место в 1919 г. Так, например, в конце октября в Харьков прибыли представители «Кооперативного Общества оптовых закупок в Манчестере» для налаживания товарообмена с русскими кооперативными организациями. А в Ростов-на-Дону в это же время прибыла делегация из Чехословакии (20 человек во главе с профессором Крамаржем) с аналогичной целью – установить прямую связь с Управлением торговли и кооперативами Юга России.
Большое значение имела кооперативная помощь сельскохозяйственному производству Юга России. В резолюции о состоянии сельского хозяйства в Ставропольской губернии и Терской Области мартовский съезд кооперативных союзов Юга России констатировал, что «грозное состояние сельского хозяйства выдвигает перед кооперацией… необходимость развития широкой агрономической помощи и кредита сельскохозяйственному производителю… организацию крупных культурных кооперативных хозяйств». В резолюции съезда намечались ближайшие перспективы развития кооперации. «Воссоздание промышленности требует усиленного снабжения сельского производителя как инвентарем, так и предметами личного потребления, каковое снабжение при современном состоянии южной промышленности возможно «осуществить только путем организации внешней торговли…».
Но если в отношении импорта необходимых предметов сельскохозяйственного машиностроения кооператоры стояли на позициях его всемерного поощрения, то в отношении экспорта съезд считал необходимым «учреждение Государственного общественного органа по регулированию вывоза». В специальной резолюции съезда «о сборе и сбыте шерсти» особо оговаривалось, что в связи с разорением крупный частновладельческих хозяйств производство шерсти перешло к хозяйствам мелких овцеводов, поддерживаемых местной Ставропольской операцией, следовательно, «сбор и сбыт шерсти означенных хозяйств принадлежит только кооперации, и ни в коем случае таковой сбор монопольно не должен предоставляться крупным овцеводам или фабрикантам». Однако Особое Совещание осталось на позициях государственной монополии в сбыте шерсти, о чем свидетельствовало правительственное распоряжение от 21 декабря 1918 г..
Южнорусская кооперация участвовала в восстановлении предприятий сельскохозяйственного машиностроения. Так, Харьковский Союзбанк имел в собственности 3 завода «Древометалл» (по изготовлению мебели и ремонту сельскохозяйственных машин), «Луч» (производство и ремонт сельскохозяйственных машин) в Харькове и завод «Матиас» в Бердянске. На ноябрьском съезде южнорусских кооперативов было заявлено о закупке в Чехословакии сельскохозяйственных машин и инвентаря на общую сумму 60 млн руб.. Кооперативный союз в г. Одессе приобрел в ноябре 1919 г. в собственность завод сельскохозяйственных машин. На нем предполагалось возобновить работу с января 1920 г. и произвести для потребителей Херсонской губернии 30 тыс. плугов.
В условиях экономической нестабильности особое значение имело развитие кооперативного страхования. В Харьковской губернии вводилось страхование животных при кредитных товариществах. Например, по инициативе Люботинского кредитного товарищества предполагалось создать центр страхования при Харьковском кредитном союзе с выдачей страхового вознаграждения в размере 80 % с оценки застрахованных животных.
Не удовлетворяясь ролью посредника при снабжении своих членов семенами, Харьковский уездный сельскохозяйственный кооператив приступил к устройству специальных семенных плантаций общей площадью до 100 дес..
Немалой была и роль кооперации в организации просвещения на селе. В Ставрополе еще в августе 1915 г. был открыт «Союз культурно-просветительных обществ» и «Союз Народных Университетов». В их задачи входило устройство образовательных и профессиональных курсов, лекций, выставок, читален, народных домов и др. А в Харькове в сентябре 1919 г. проходила выставка по просветительской деятельности кооперации в губернии. Предполагалось открыть «постоянную областную кооперативную выставку-музей, один из разделов которой следовало посвятить кооперации. 29–30 августа в Харькове проходил съезд кооперативов по вопросам просвещения. На нем впервые было высказано положение о необходимости открытия особых, финансируемых кооперативами «крестьянских школ», где наряду с общеобразовательными предметами большое значение придавалось бы преподаванию агрономических дисциплин. В выступлении члена Харьковского Кредитного Союза кооперативов А. А. Евдокимова отмечалось, что «несмотря на ужасы пятилетней Мировой войны и на ужасы Гражданской войны, не только не падает интерес к знанию, а наоборот, никогда еще наша деревня не стремилась так к свету, как именно сейчас». В этой связи докладчик говорил о необходимости открытия в деревнях «школ для взрослых, клубов, народных домов», выставок, лекций и т. д..
В Новочеркасске осенью 1919 г. открылся Юго-восточный кооперативный техникум, учрежденный Советом Юго-восточных краевых кооперативных съездов и группой профессоров Донского политехнического института. В частности в техникуме действовало механическое отделение (по специальности сельскохозяйственное машиностроение), сельскохозяйственное (специализация животноводство и молочное хозяйство). Курс обучения длился 2 года и после его окончания и 2-летней практики учащимся присваивались звание техника по соответствующей специальности.
Вообще осень 1919 г. ознаменовалась широким распространением просветительских обществ, курсов, открываемых при содействии и непосредственном участии кооперативов. И в этом очень активную работу вело Товарищество потребительских Обществ Юга России (ПОЮР). Так, в Ахтырске (Харьковской губернии) в октябре 1919 г. было открыто коммерческое училище, в которое принимались «дети селян всего уезда».
Таким образом работа южнорусской кооперации в 1919–1920 гг., несмотря на тяжелые условия гражданской войны, хозяйственной разрухи, проходила достаточно интенсивно. Продолжался процесс создания крупных кооперативных объединений, охватывающих все звенья сельскохозяйственного производства, сбыта и кредитования крестьянских хозяйств. Это позволяло сделать кооперацию более разветвленной, более доступной крестьянским хозяйствам-производителям и одновременно усиливало ее позиции в конкурентной борьбе с частным капиталом на продовольственном рынке. Синдицирование кооперации в то же время далеко не всегда преследовало чисто экономические цели. Правления кооперативных союзов в течение всего 1919 г. и особенно осенью, в связи с быстрым продвижением ВСЮР к Москве, активно пытались участвовать в политической жизни белого Юга России. Наиболее активно представителями кооперации обсуждались незаконные реквизиции и конфискации, проводимые военными, аграрно-крестьянская политика Особого Совещания, ограничения «свободы рынка» местными властями, национальная политика (еврейский, украинский «вопросы»).
Очевидно, что эти аспекты внутренней политики деникинского правительства касались кооперации в наибольшей степени. Однозначно осуждая «незаконные реквизиции», даже вызванные чрезвычайными обстоятельствами войны, представители кооперации принципиально не соглашались с идеями военной диктатуры, государственного монополизма на рынке, пусть даже и в незначительной степени, национальной политики, построенной на односторонне понимаемых принципах «Единой, Неделимой России». Не высказываясь прямо по отношению к тем или иным направлениям деникинской внутренней политики, представители кооперации на своих съездах принимали резолюции критического характера. Так, в резолюции по «украинскому вопросу», принятой на съезде акционеров МНБ (октябрь 1919 г.), отмечалось, что «во многих местах Украины началась травля украинской национальности… преследование украинского языка», поэтому совещание акционеров МНБ «призывает бороться с подобными явлениями, как мешающими скорейшему установлению прочной государственности и порядка».
В особой резолюции «по поводу еврейских погромов» говорилось, что «в последнее время (т. е. осенью 1919 г.) на юго-западе России (т. е. территории, занятой ВСЮР в октябре – ноябре 1919 г.) прокатилась волна еврейских погромов, беспримерных даже в истории еврейского народа… Совещание акционеров МНБ Юга России выражает свое возмущение этим позорным явлением и заявляет еврейскому народу, что русский народ неповинен в пролитой невинной крови».
Власть поддерживала кооперацию, когда видела в ней выгодного партнера при производстве закупок и поставок перед частным капиталом, но отнюдь не была склонна к поддержке политических требований кооперации. В составе Особого Совещания так и не начал функционировать кооперативный отдел, о чем говорилось во время встречи кооператоров с Деникиным (23 октября 1919 г.). Несмотря на заявления Особого Совещания о широком сотрудничестве правительства с кооперацией («Правительство Добрармии будет оказывать кооперации всяческое содействие и, в случае равных условий, будет оказывать ей предпочтение перед частными предпринимателями…, предполагается использовать кооперативные организации при распределении прибывающих товаров из-за границы для того, чтобы избежать спекуляции»), в действительности наладить тесного взаимодействия не удавалось. Реквизиции, конфискации существенно отражались на экономическом положении южнорусских кооперативов. Но и в этих условиях работа кооперации в целом и особенно кооперации сельскохозяйственной, была весьма велика и полезна.
В 1919 г. продолжались процессы, обозначившиеся в структуре кооперации еще до 1917 г. Продолжалось создание кооперативных союзов, охватывавших не только местные уездные или губернские рынки, но и целые районы Юга России. Так, большую сеть торгово-закупочных, кредитных и сельскохозяйственных кооперативов имели Харьковский «ПОЮР», Кубано-Ставропольский «ЮВОСС», «Кубсоюз», киевские «Днепросоюз» и «Споживач». В условиях, когда государственный аппарат снабжения села необходимыми товарами почти отсутствовал, а частные торговцы преследовали спекулятивные цели, сельская кооперация являлась практически единственным источником для крестьянства в получении сравнительно дешевых семян, удобрений, сельскохозяйственного инвентаря, запасных частей к сельскохозяйственным машинам, топлива, мануфактуры и др. Совместно с земствами кооперативы принимали участие в борьбе с эпидемиями и эпизоотиями.
Проведение самостоятельных закупочных операций на селе, внешнеторговая деятельность кооперативов (особенно на Кубани и Ставрополье, Новороссии, издавна ориентированных на вывоз сельскохозяйственной продукции) позволяли им значительно увеличивать основные и оборотные капиталы, хотя из-за отсутствия полного объема статистических данных составить исчерпывающую картину оборота капиталов у конкретных кооперативов Юга России весной – осенью 1919 г. не представляется возможным. Кооперативы Ставропольской губернии, Харьковской, Киевской, Полтавской губерний оказывали помощь в снабжении продовольствием формировавшихся в тылу запасным батальонам Добровольческой армии, строевым частям на фронте. Отмечая это, следует, однако, помнить и о заинтересованности кооперативов, с одной стороны, в подчеркивании своих заслуг перед армией, а с другой – в чисто коммерческих интересах получения выгодных правительственных заказов для снабжения фронта.
Наконец большое значение имела культурно-просветительская деятельность южнорусской кооперации. Открывались новые сельскохозяйственные курсы, школы, училища. Кооперативные печатные органы (газеты, журналы) были широко распространены на Юге России. В целом кооперативное движение становилось сильным и действенным фактором в повседневной жизни южнорусского села, с влиянием которого считаться было необходимо любой власти.
В 1920 г. положение кооперации изменилось. Во-первых, территория, на которой ей приходилось действовать, ограничивалась только Северной Таврией и Крымом. Это повлияло на резкое сокращение торгово-закупочных операций, проводимых кооперативами. Во-вторых, значительно уменьшалось влияние кооперации на политический курс врангелевского правительства. Поэтому деятельность кооперации сводилась преимущественно к чисто хозяйственной работе.
Сельскохозяйственная кооперация, имевшая в Таврической губернии прочные устои еще с 1902 года, за годы войны сократила финансовые операции по кредитованию хозяйств. Наряду с этим расширилась экономическая, хозяйственная деятельность местных кооперативных товариществ. Кредитные центры были разграблены (касса «Общества взаимного кредита» в Терпениевской волости Мелитопольского уезда, контора Константиновского кредитного общества, Петровский волостной кредит того же уезда и др.). С установлением в Крыму и Северной Таврии белой власти сельскохозяйственная кооперация приняла деятельное участие в поддержке ряда правительственных актов, в частности земельной реформы Правительства Юга России.
Наиболее устойчивые позиции в кредитной кооперации продолжал сохранять Мелитопольский союз учреждений мелкого кредита, Бердянский кредитный союз наладить работу за короткий срок пребывания Русской армии в уезде не успел. По данным газеты «Крестьянский путь», Мелитопольский союз (16 тыс. членов в 1920 г.) через посредство открытых в уезде касс расширял свои финансовые операции. В сентябрьской сводке работы Союза отмечалось, что за последние три месяца им были приняты вклады на общую сумму 33 млн 611 тыс. руб., а выдано лишь 9 млн 370 тыс. руб. Подобное сокращение кредитов объяснялось «незаинтересованностью» крестьян в дополнительных расходах, неоправданных в условиях нестабильного рынка. Отмечался рост заключенных договоров по страхованию скота. За месяц был заключен 21 договор на общую сумму 8 млн 760 тыс. руб. Сводка объясняла это поднятием ставки страхования по минимуму до 500 тыс. руб., а также опасениями крестьян потерять рабочий скот от военных действий и эпизоотий.
В заслугу кооперативу ставилась организация лавок, где «по доступным ценам продавались нитки, мануфактура для уезжающих на фронт, по особым удостоверениям». В середине августа Правление Союза обратилось с предложением к главе Управления торговли и промышленности В. С. Налбандову о разрешении вывоза за границу 1 млн пудов хлеба «для обмена на товары». Однако в этом Союзу было отказано. Примечательна мотивировка отказа – Налбандов заявил, что «предоставлять особые льготы кооперативам иди вообще кому-либо при организации вывоза хлеба я не считаю возможным. Закупка хлеба и его сбыт должны находиться под контролем правительственных чиновников… Для Союза имело бы большую выгоду направить закупленное зерно на снабжение армии и населения».
Помимо финансовой деятельности Мелитопольский союз пытался наладить сельскохозяйственное производство, восстановить некоторые производственные объекты, организовать снабжение продуктами и товарами по доступным ценам. Так, совместно с волостным советом в волостном центре Терпение был открыт небольшой маслобойный завод, продукция которого направлялась на снабжение воинских частей, жителей близлежащих волостей. Сводка работы Союза отмечала намерение открыть в ближайшее время в уезде три кожевенных завода, один мыловаренный, одну крупорушку и маслобойню. В августе 1920 г. Союзом были арендованы несколько частных мельниц, которые предполагалось после предварительного ремонта также сдавать в аренду крестьянам уездных сел. В начале сентября инструкторский отдел Союза организовал краткосрочные курсы по кооперации, товарообмену и бухгалтерскому учету. Курсы были рассчитаны на 100 слушателей, полностью содержащихся кооперативом.
Правительственные органы оказывали помощь сельскохозяйственной кооперации. В целях привлечения средств в сельское хозяйство в конце октября в Симферополе Управлением финансов Правительства Юга России был зарегистрирован «Сельскохозяйственный Банк» («Сельскобанк») с уставным капиталом 100 млн руб. Банк был призван «обслуживать сельские и промышленные хозяйства и кооперативы». Одной из первых финансовых операций Банка стал выпуск 20 тыс. акций по номиналу 5 тыс. руб. (т. е. на весь уставной капитал Банка) для распространения их через сеть кредитных кооперативов.
Работа Мелитопольского союза учреждений мелкого кредита происходила преимущественно на уровне уезда. В 1920 г. для крестьянских хозяйств была весьма важной работа небольших кооперативов, по объему проводимых операций, не выходивших за пределы ограниченных территорий одной или нескольких волостей. Один из них – Ортомамайский сельский кооператив Феодосийского уезда. К 1 июля численность кооператива составляла 472 члена. Он обслуживал 55 селений с общим числом 5 тыс. 655 дворов. Основной источник доходов – плата за обмолот зерна на мельнице кооператива (до 10 млн руб.), а также обязательные вклады членов кооператива натурой – от 10 до 50 пудов пшеницы в зависимости от занимаемой в кооперативе должности. Расход за июль включал суммы, отпущенные кооперативом на строительство «Народного дома» с помещением для библиотеки и читального зала.
Кооператив «увечных воинов», существовавший с 1917 г., к 1920 г. насчитывал 4672 чел. (35 % местное татарское население). Кооперативом были открыты пекарни в с. Казанская Слобода Перекопского уезда. Обороты кооператива росли: с 7 млн руб. в апреле до 24 млн руб. в июле. Прибыль распределялась следующим образом: с 1 млн оборота 1 тысяча шла на помощь местному татарскому населению, 46 тыс. – на строительство воспитательного дома для сирот, на культурно-просветительские цели – 50 тыс. руб., обществу попечения о еврейских детях – 10 тыс. руб. Кооператив реализовывал промышленные и продовольственные товары в своих лавках по ценам ниже рыночных (фунт манной крупы, например, стоил в лавке кооператива 200 руб., в то время как на рынке – 350 руб., коробок спичек – 150 руб., на рынке – 225 руб., фунт соли – 50 руб. в кооперативе – 100 руб. на рынке).
Культурно-просветительская работа в селах и волостях составляла постоянную долю отчислений от прибыли многих кооперативов. Так, сельскохозяйственные кооперативы Евпаторийского уезда на собрании членов Правлений 15 сентября постановили в частности отремонтировать школы в ряде сел уезда, открыть пункты агрономической помощи и курсы крестьянского права.
Имеются свидетельства о предложениях крымских кооперативов в Управление земледелия и землеустройства. Мелитопольским союзом в начале октября было внесено предложение об отпуске средств, строительных материалов из складов Управления торговли и промышленности для организации в уезде «образцовых селений», повторявших, очевидно, общие черты типичных для Таврии немецких колоний (200–500 дворов, школа, церковь, широкие улицы и большие усадьбы, небольшой завод, опытное поле).
Однако не все сельскохозяйственные кооперативы отличались заботой о земледелии. «Крестьянский путь» несколько раз публиковал пример, когда кооперативы существовали только «на бумаге», получая кредиты под несуществующие проекты, действовали со спекулятивными целями. Характеризуя работу крымской кооперации, следует отметить, что попытки каким-либо образом наладить нормальную сельскохозяйственную жизнь, помочь в земледельческих работах, организовать культурно-просветительскую деятельность не дали значительных результатов.
Сам характер, например, тех же финансовых операций Мелитопольского союза свидетельствует о стремлении таврического крестьянства сохранить то, что уже имелось (рост страхования имущества и скота), осторожно подходя к кредитам на хозяйственные цели, не ожидая скорого покрытия их и понимая, что прибыль от обесценивавшихся денег Правительства Юга России будет гораздо меньшей, чем можно было бы ожидать в действительности, в случае нормальных рыночных отношении и хозяйственных связей.
Несмотря на чисто хозяйственную деятельность большинства таврических кооперативов, местные структуры «Центросоюза», «Днепросоюза» продолжали поддерживать связи с Советской Россией. Политическую сторону подобных связей обрисовал в своих мемуарах генерал П. Н. Врангель: «Еще в период 1919 г., когда во власти Добрармии находились города Одесса, Киев, Харьков, было документально установлено, что «Центросоюз», «Центросекция» и «Днепросоюз» являются контрагентами советского правительства… Осмотром книг «Центросоюза» и Харьковского отделения Московского Народного Банка было установлено, что «Центросоюз» получил 50 млн рублей от советского правительства, а в местных складах «Центросоюза» были обнаружены товары, заготовленные для Советской России.
Из других кооперативных организаций особенным вниманием советской власти пользовались «Центросекция» (кооператив для рабочих), «Днепросоюз» и «Здравсоюз», которые получали крупные субсидии от советов. В «плане общей работы на 1920 г.» («Центросоюза») …были указаны следующие задачи: 1. закупка сырья и отправка такового в необработанном виде в северные губернии и за границу; 2. выработка фабрикатов и отправка их на север для дальнейшей обработки на фабриках «Центросоюза»; 3. окончательная обработка продуктов и отправка их в готовом виде в Северную Россию… Декретом Советского правительства от 20 марта 1920 года все кооперативные организации советской России обращены были в «потребительские коммуны». Та же участь постигла и главное управление «Центросоюза», находящееся в Москве, которое было обращено в главный орган снабжения Советской России… на некоторое время сохранила свою самостоятельность лишь заграничная организация этого союза («Иноцентр»), находящаяся в Лондоне и возглавляемая Беркенгеймом, Зальгеймом и Ленской, а также и контора, находящаяся в Крыму.
При таких условиях казалось бы естественным, хотя бы во имя сохранения остатка кооперации от полного поглощения ее большевиками, обращение лондонского «Иноцентра» к сотрудничеству с Русской армией. На деле вышло обратное, и Беркенгейм при приезде в июне 1920 г. в Лондон советской делегации, возглавляемой Красиным, Ногиным и Разумовским, вошел с ними в соглашение и предложил оказать содействие в заключении торгового договора с Советской Россией.
Этот последний факт выявил политическую физиономию «Центросоюза», крымские представители которого заверяли в преданности своей Правительству Юга России. Им же объясняется скрыто недоброжелательный отпечаток, который лежал на так называемой неторговой деятельности «Центросоюза», на которую сей последний ассигновал 1/2 % со всех своих торговых оборотов. Эта «неторговая» деятельность выражалась в организации библиотек, просветительных лекций, в книгоиздательстве и приняла довольно широкие размеры.
По оставлении нами Родины, некоторые из лиц, игравших видную роль в учреждениях «Центросоюза», обосновавшихся на территории, принадлежащей ВСЮР и Русской армии и пользовавшихся влиянием в общественных кругах, как то: Марк Ефимович Кузнецов (старый деятель «Центросоюза») по партийной принадлежности «меньшевик», Бронислав Юльевич Кудиш (член «Днепросоюза» и представитель центрального союза кооперативов «Центросоюза»), по партийной принадлежности большевик-коммунист, подвергшийся аресту в 1919 г., Евгений Федорович Филиппович (член «Днепросоюза» и староста украинского «Центросоюза») по партийной принадлежности с. д. – украинец, оказались в составе советского представительства в Константинополе, а коллеги их по тому же «Центросоюзу» заполнили собой места советских представителей, начиная от Трапезунда и Зундгулака до Лондона включительно. 25 сентября было приступлено к расследованию деятельности этих лиц и произведен был ряд выемок, вызвавший среди упомянутых кругов сильный переполох…».
Таким образом, и в «крымский период» Белого движения на Юге России, как и в 1919 г., деятельность кооперации проходила как бы на двух уровнях. На первом, низовом уровне местных (сельских, волостных, уездных) кредитных, торгово-закупочных, сельскохозяйственных кооперативов оказывалась большая, зачастую бескорыстная помощь таврической деревне. На втором уровне, уровне центральных правлений кооперативных союзов, главное направление работы заключалось не только в деятельности, нацеленной на удовлетворение потребностей сельскохозяйственных производителей, но и на политическую работу, что в целом было вполне объяснимо в условиях противостояния Гражданской войны, когда социально-экономические и военно-политические проблемы становились тесно связанными друг с другом.