Глава 4

Финансовые проекты Белой России.

Финансовая политика российского Белого движения – одна из малоизученных страниц его истории. Специалистов, как правило, интересуют особенности налогообложения, системы таможенных тарифов и акцизов, масштабы инфляции и ценовые колебания в различных регионах, контролируемых белыми правительствами. Бонистов-профессионалов и художников интересуют варианты дензнаков, облигаций и прочих денежных сертификатов, разнообразие которых в годы гражданской войны превосходило, пожалуй, любой другой период в российской истории.

В отечественной историографии преобладает «военный подход» к Белому движению, что, безусловно, правомерно. Но без анализа экономических проблем белого тыла невозможно понять причины неудач белого фронта. Вовремя полученный кредит на закупку вооружения и снаряжения, своевременно выплаченное жалованье солдатам и офицерам, низкие цены на хлеб и мануфактуру – все эти факторы существенно влияли на исход боевых операций гражданской войны. Не менее важной представлялась и долгосрочная финансовая политика. Несмотря на войну и развал экономики, Белое дело обращалось и к перспективным финансовым проектам. Каким же предполагалось развитие финансового сектора в будущей, «освобожденной от большевизма», России?

Долгожданное окончание войны в Европе принесло не только мир. Нужно было обсудить пути дальнейшего развития экономики и финансов. Уходили в прошлое стабильные фунты, франки, марки. Им на смену шел американский доллар. Но тяжелее всего оказалось положение российского рубля. В Советской России финансовые проекты не внушали оптимизм: рубль предполагалось вообще отменить в качестве платежного средства. Белые правительства занимались вопросами эмиссии, новыми налогами и акцизами. Проблемы долгосрочной финансовой стратегии почти не обсуждались. В этой связи важное значение получала деятельность Финансово-экономической комиссии при Русском Политическом Совещании в Париже в 1918–1919 гг.

Русское Политическое Совещание (РПС) работало с ноября 1918 г. по август 1919 г. (его политико-правовая деятельность рассматривалась во второй книге данной монографии). Во время Версальской мирной конференции, обсуждавшей проблемы устройства послевоенной Европы, РПС призвано было «предотвратить всевозможные недоразумения», «представлять и защищать интересы России перед собравшимися в Париже союзниками».

Совещание обсуждало вопросы государственного долга России, режима Черноморских проливов, государственного статуса Польши и других государств, образовавшихся после распада Российской Империи, предоставления военной и финансовой помощи белым армиям. Но, пожалуй, наиболее активно работала Финансово-экономическая комиссия при РПС, включавшая в свой состав цвет российской бизнес-элиты, известных экономистов, ученых. Достаточно сказать, что в нее входили: российский премьер-министр и министр финансов граф Владимир Николаевич Коковцов, министр финансов Петр Леонидович Барк, министр торговли и промышленности Временного правительства Александр Иванович Коновалов, посол России в США Борис Александрович Бахметев, председатель правления Русско-Азиатского банка Алексей Иванович Путилов, председатель правления Петроградского международного банка Александр Иванович Вышнеградский, председатель правления Московского акционерного коммерческого банка и председатель Всероссийского Союза торговли и промышленности Павел Павлович Рябушинский, председатель Всероссийского общества льнопромышленников и председатель Московского биржевого комитета, внук известного мецената Сергей Николаевич Третьяков, замечательный русский мыслитель и политик Петр Бернгардович Струве, председатель правления Азовско-Донского коммерческого банка Борис Абрамович Каминка. Возглавлял работу комиссии старейший экономист, издатель ежегодника «Le Marche financier», агент Министерства финансов во Франции – Артур Германович Рафалович.

Первоочередной целью Комиссия определила «разработку финансово-экономических вопросов, возникающих в связи с окончанием войны, и установление основных принципов, к осуществлению которых необходимо стремиться, имея в виду воссоздание единства России, ее кредита и экономического могущества». И хотя сделанные на заседаниях доклады носили «рекомендательный характер» для будущей общероссийской власти, анализ их содержания позволяет представить себе всю сложность обсуждаемых проблем, глубокий, высокопрофессиональный подход к их решению. В докладах и «мемориях» формулировалась финансовая система постсоветской России, причем как внутри страны, так и применительно к зарубежным партнерам.

Одними из самых ярких, эмоциональных выступлений на парижском форуме стали доклады А. И. Путилова, сделанные им на совещаниях 21 декабря 1918 г. и 22 января 1919 г. о перспективах денежного обращения в России. Обличая «большевицких финансистов», он подчеркивал бессмысленный характер бесконечного «печатания денег» и считал положение российского рубля катастрофическим. Объем бумажных денег, выпущенных в обращение с 1914 года и многократно увеличенный как советским правительством, так и различными «краевыми» антибольшевистскими правительствами (по данным Путилова – от 70 до 100 миллиардов «бумажных» рублей), полностью подорвал доверие к отечественной валюте. В обороте находилось бесчисленное количество фальшивых денег. «…Большевики продолжают печатать билеты всех образцов… печатают их старыми клише, со старыми годами, повторной нумерацией и с подписью бывшего управляющего Государственным Банком (И. П. Шипова)…».

Можно ли было подорвать советские деньги и укрепить «белогвардейские рубли», используя часть российского золотого запаса, оказавшегося в распоряжении Российского Совета Министров в Омске? Эта точка зрения имела сторонников и в «общественных» и в «торгово-промышленных сферах», ее поддерживали многие белые министры. При этом в расчет принимались не только находившиеся в подвалах Омского казначейства 43 тысячи пудов золота и 30 тысяч пудов серебра на 800 миллионов, но и 320 миллионов золотых рублей, переданных Советской Россией Германии по условиям Брестского мира и депонированных после капитуляции Берлина в Banque de France. Путилов же относительно перспектив золотовалютного обращения высказывался скептически: «…Золотой фонд, который может поступить в распоряжение будущего Русского Правительства, является весьма малой величиной по сравнению с тем количеством кредитных билетов, которые имеются ныне в обращении…». Да и вообще, в послевоенной Европе ни одна из валют не могла похвастаться стабильным золотым обеспечением. Вряд ли следовало надеяться и на «сырьевое обеспечение» рубля. Промышленность находилась в упадке, а крестьяне не собирались продавать хлеб за обесцененные рубли.

План «финансового возрождения России» сводился Путиловым к двум этапам. Первый сводился к укреплению рубля посредством его «привязки» к иностранной валюте»: «…чтобы заставить рабочих возобновить работу, а крестьян выпустить хлеб из рук – единственное средство – или вернуть рублю его покупательную способность (чего сделать нельзя пока Экспедиция Заготовления Государственных Бумаг в руках большевиков), или завести новую монету с паритетом на какую-нибудь одну иностранную валюту и, организовав одновременно с ее введением ввоз в освобожденные районы товаров и вывоз продуктов из них…».

Обеспеченные валютой рубли и импортные товары стабилизировали бы торговлю и финансы, разрешили проблему «товарного голода» и, самое главное, привлекли на сторону белых армий крестьян и горожан, обеспечивая победу не только на военном, но и на финансовом фронте. Путилов ссылался, в частности, на пример Северного фронта, где британское экспедиционное командование ввело в обращение рубли, обеспеченные фунтами (1 фунт стерлингов – 40 рублей).

После «победы над большевизмом» на втором этапе «лечения русского денежного обращения» предполагалось «радикальное хирургическое средство – девальвация». Путилов признавал необходимость «понижения рубля», при том условии, что новые деньги будут по-настоящему полноценными. При этом считалось возможным постепенное восстановление золотовалютного рублевого стандарта, которое произойдет также с помощью иностранных государств, поскольку «если Союзниками будет сохранено золотое основание денежного обращения, то на этой базе Россия едва ли будет в силах одна без их помощи привести в порядок свою денежную систему, ибо тот золотой запас, который останется в ее распоряжении, будет несомненно недостаточен для обеспечения количества денежных знаков, необходимых для правильной экономической жизни страны…».

Таким образом, иностранная помощь путем прямого участия как в восстановлении платежеспособности российского рубля, так и золотовалютного обращения признавалась Путиловым необходимой для отечественных финансов.

«Российскому Круппу» принципиально возражал Б. А. Каминка. В своем «особом мнении», переданном Комиссии, директор Азовско-Донского банка резонно отмечал, что «новые знаки исчезнут из обращения», сделавшись для потенциальных товаропроизводителей перспективным средством накопления, а не ожидаемым средством обращения. Кроме того, «обесценение рубля», оправдываемое Путиловым с точки зрения подрыва «финансовой мощи большевиков», нанесло бы удар не столько по Ленину и Троцкому, сколько по большинству населения. Ведь зарплаты и другие выплаты в советских учреждениях и на советских заводах производились в рублях, с крестьянами также расплачивались пусть и ничего не стоящими, но все-таки рублями. И уж тем более, с точки зрения Каминки, не стоило радоваться иностранной поддержке российской денежной системы. Он «решительно возражал против той поспешности, с которой Русское Государство признается впадающим в несостоятельность должником, делами которого должен заниматься уже не он сам, а его кредиторы».

Каминка считал, что более предпочтительным и, самое главное, более выгодным для финансовой независимости России является проект введения государственного займа: «…Только путем принудительного обращения всех или большей части циркулирующих кредитных билетов в долгосрочный Государственный заем может быть достигнуто существенное оздоровление нашего финансового положения…». При этом можно было бы «…установить двоякого рода облигации Государственного займа: одни с большей доходностью процента и погашения, а другие – с меньшими нормами…». Девальвация же «по-путиловски», по мнению Каминки, была невозможна уже потому, что вместо одного «упавшего» рубля появился бы новый «падающий» рубль, связаннный с колебаниями курса какой-либо иностранной валюты. «…При создавшихся условиях девальвацию произвести невозможно, ибо это была бы не девальвация, а позорное банкротство, которое выбило бы Россию навсегда из строя великих держав…». Ведь без оздоровления экономики, насыщения рынка товарами и стабилизации производства невозможна и нормальная финансовая система, так как «в каком бы виде денежная реформа ни была произведена, она лишь тогда сможет увенчаться успешным результатом, если международный торговый баланс будет для нас благоприятен…».

Что касается иностранных валютных «вливаний», то «вопрос о том, нужна ли нам будет вообще и при каких пределах помощь Союзников для восстановления нашего денежного обращения, должен оставаться открытым… Иностранные капиталы нам нужны будут, но они должны приходить по собственной инициативе и при свободной конкуренции», – заявлял Б. А. Каминка.

Весьма интересные предложения содержались в докладах о путях возвращения российского государственного долга. Так называемые «царские долги» долгое время были «камнем преткновения» в вопросе признания России иностранными государствами «де-юре» и «де-факто». В докладе А. Г. Рафаловича, единодушно поддержанном всеми участниками «парижского форума», указывалось, что от своих долгов перед иностранными кредиторами Россия отказываться не собирается (в отличие от позиции большевиков, заявивших, что они отвечать за «долги старого режима» не будут): «…всякое Национальное правительство несомненно немедленно озаботится производством платежей по обязательствам России, руководствуясь при этом как соображениями личной выгоды, требующими восстановления кредита Государства и всего народа, так и соблюдая интересы своих кредиторов». Однако опытный финансист заметил безосновательность требований о возвращении «царских долгов» исключительно Россией. Получившие независимость Прибалтийские государства, Царство Польское, Финляндия и Бессарабия (Кавказские республики и Украину Рафалович независимыми не считал) должны были нести «бремя долга» пропорционально плотности населения и созданному за годы их пребывания в составе Российской Империи экономическому потенциалу.

Не менее актуальной представлялась и позиция по отношению к восстановлению в России золотого рублевого стандарта. По мнению большинства участников Комиссии, не следовало рассчитывать на быстрое возвращение золотого паритета рубля для производства расчетов на внутреннем и внешнем рынках. Ведь «всякий, кто знаком с современной теорией и практикой денежного обращения, согласится, что как в настоящее смутное время, так и в ту пору, когда наступит экономическое устроение страны, роскошь золотого запаса натурой России не нужна и не по средствам. Ей нужны и будут нужны финансовые эквиваленты золота, повышающие коэффициент его экономической энергии…». Валютный паритет признавался для рубля перспективнее золотого.

Укрепление золотовалютных резервов, строгое следование принципам «единства бюджета» и помощь зарубежных финансовых структур предполагали возрождение российской банковской системы. Перспективы представлялись как в восстановлении операций старых банков, так и в создании новых кредитных учреждений. Одним из них должен был стать Международный Эмиссионный банк. Выдвигалось три проекта будущей финансовой структуры. По мнению А. Г. Рафаловича, следовало акционировать Госбанк, оставив лишь часть его акций в распоряжении государства, и одновременно создать «при участии наших английских и американских друзей и при поддержке Российского правительства коммерческий Банк, который занялся бы валютными операциями и до окончания денежной реформы выпускал бы валютные коммерческие сертификаты, служащие исключительно для облегчения товарообмена». Этот банк способствовал бы товарообороту между Россией и иностранными государствами, а также стал эталоном в организации ведения финансовых расчетов, но при этом не допускал обращения валютных сертификатов на внутреннем рынке.

Второй проект, выдвинутый финансовым уполномоченным Российского правительства в Нью-Йорке В. И. Новицким и экспертом Парижского банка П. Гольцингером, предусматривал учреждение банка «для внешней торговли», «распределяющего валюту», которая будет поступать на его счета в качестве кредитов от «союзников». «Новое учреждение, имеющее выпустить знаки для торговли, будет по своему характеру являться расчетной палатой по торговле, предоставляющей импортерам в обмен на привозимые товары новые знаки, разменные на иностранную валюту…». При том условии, что внутри страны иностранная валюта не имела бы хождения, а выступала бы только в качестве эквивалента для товарообмена, а золотой запас следовало сделать основой для денежного обращения.

Пока Москва и Петроград были советскими, предполагалось открыть банк в Париже или в Лондоне и передать ему не только операции по кредитованию товарного рынка, но и использовать для финансирования поставок вооружения белым армиям. В Правление банка следовало бы ввести представителей от всех белых правительств, признающих власть Верховного правителя адмирала Колчака, и, таким образом, банк становился бы еще и полноправным финансово-политическим органом, представлявшим интересы России в Зарубежье.

Третий проект принадлежал Путилову. Уже в декабрьском (1918 г.) докладе он говорил о готовности заграничных отделений Русско-Азиатского банка передать свои капиталы в распоряжение российского Совещания Послов, считая данную организацию единственной законной преемницей российской общегосударственной власти. Вообще Русско-Азиатский банк оставался и после большевистской национализации банков коммерческим банком, продолжавшим финансовые операции, правда, только благодаря своим заграничным отделениям в Париже, а также в городах Китая и Японии. Функционировало Правление банка, в котором ведущую роль по-прежнему играл Алексей Иванович. Во многом благодаря финансовой поддержке банка получали жалованье служащие и рабочие российского управления Китайско-Восточной железной дороги.

Как отмечалось в первой книге монографии, Путилов играл активную роль в составе т. н. «делового кабинета», созданного летом 1918 г. генералом Хорватом. Имеются также и сведения о финансовой поддержке банком будущего Верховного Правителя России адмирала Колчака, возвращавшегося в Россию через Китай летом 1918 г. и занявшего должность начальника штаба российских войск в полосе КВЖД. При поддержке Путилова функционировало и Парижское РПС, получая из «Путиловской кассы» ежемесячно 200 тысяч франков.

Авторитет Путилова как делового человека, финансиста-практика был весьма высок. Он не ограничивался «прожектами» и «благими намерениями». В начале 1919 г. Путилову удалось достичь принципиального согласия Banque de France на создание русско-французского Эмиссионного Банка с уставным капиталом в 1,5 млрд франков для подготовки введения «русского франка» и начала «первого этапа» денежной реформы (за образец Путилов предлагал взять Exchange office, созданный англичанами в Архангельске, а также французский Индо-Китайский банк во Владивостоке). С его помощью предполагалось не только финансировать французские воинские контингенты в России, но и «вытеснить местные русские деньги», ликвидировать т. н. денежную неразбериху.

О проектах Комиссии сообщили в Омск, но, вопреки ожиданиям, из столицы Белой России последовал довольно сдержанный ответ премьера П. В. Вологодского, согласованный с министром финансов И. А. Михайловым. Оба, хотя и признавали необходимость иностранной помощи, выражали беспокойство, что создание подобного банка встретит противодействие отечественных предпринимателей и финансистов, и приведет к зависимости России от иностранных капиталов. Для представителей Российского правительства гораздо важнее было не создание новых банков, а поддержка рубля посредством увеличения «внутренних накоплений», повышения прямых и косвенных налогов. Нужны были своевременное взимание акцизов, казенная монополия на алкоголь, дальнейшее развитие добычи золота и платины в Сибири и на Урале.

Несмотря на скептицизм официальной белой власти большинство членов Комиссии согласилось с возможностью создания подобного банка. Оставалось только добиться его учреждения и признания. Но этого не произошло.

Работы Финансово-Экономической Комиссии завершились в мае 1919 г. Реальным результатом стало лишь принятие нескольких деклараций. Написанные на французском и английском языках, они предназначались для демонстрации «союзникам» перспектив промышленного и банковского секторов «освобожденной от большевиков России». Констатируя слабость текущего хозяйственного положения России, эти документы, тем не менее, выражали уверенность в будущем «Русском Возрождении». Однако оптимизм деклараций сводился к одному, важнейшему для российского Белого движения, условию. Только в случае международного признания адмирала Колчака Верховным Правителем Российского государства можно рассчитывать и на оздоровление российского бюджета. Экономическая стабильность напрямую зависела от стабильности политической. Не случайно Новицкий отмечал в своем письме в Париж, что «думать о возможности выпуска денег, разменных на иностранную валюту и служащих одновременно для правительственных платежей, – это значит рассчитывать на международную гарантию прочности режима национальных правительств и на обязательство союзников сальдировать наш торговый баланс».

А Путилов не высказывал уверенности, что белые правительства будут в глазах населения обладать значительной степенью легитимности и, следовательно, любые финансовые обязательства, выпускаемые ими, будут цениться ниже валютных сертификатов и «русских франков». Позиции Каминки выглядели более «патриотично» в том смысле, что заявленный им обязательный государственный заем мог иметь успех лишь при доверии «белой власти», признанной властью общероссийской.

Как показала история, стать «де-юре» общероссийским, правительство Колчака не смогло, следовательно, и полномочия Русского Политического Совещания и Финансово-Экономической Комиссии оставались, по сути, номинальными.

Парижские проекты российской бизнес-элиты отправились на полки Русского Заграничного исторического архива в Праге, откуда в 1946 г. были перевезены в Москву и до 1988 г. были практически недоступны исследователям.

Вряд ли о трудах Финансово-Экономической Комиссии при РПС знал советский наркомфин Г. Я. Сокольников, но в своей знаменитой реформе 1922 г. он повторил многое из того, о чем говорилось на заседаниях Комиссии. Ведь введение советского червонца с золотым обеспечением, запрет на внутреннее обращение валюты, проведение государственных займов напоминало проекты Каминки, Рафаловича и Путилова. В сущности, любая власть, столкнувшись с проблемой финансовой стабилизации, использовала бы подобные способы.