Несмотря на организационную раздробленность и идеологические расхождения, кадетская партия в годы гражданской войны смогла реализовать немалый опыт политической деятельности, накопленный за годы «думской монархии» и в период «революционных перемен» 1917 г.

Глава 14

«Белое дело – черный передел». (Формирование и эволюция аграрно-крестьянской политики Белого движения в России в 1917–1920 гг.)

Революционные события 1917 г., изменившие сложившийся уклад жизни российского общества, не могли не затронуть аграрных отношений. От позиции крестьянства, составлявшего большинство населения, во многом зависела устойчивость не только того или иного политического режима, но и всей российской государственности. Революционные перемены изменили и систему политико-правовых отношений, произвели переворот в правовом сознании, привели к господству принципов «политической целесообразности», «классовых интересов», т. н. «позитивного права» над принципами правопреемственности и стабильности правовых норм. И в этой ситуации «жертвой» изменившихся правоотношений стало право собственности вообще и земельной собственности в частности.

Недостатки правовой культуры, правового сознания российского крестьянства остро проявились в лозунгах «черного передела», трансформированного Временным правительством в принципы поэтапной «социализации» земли. По инициативе министра земледелия, лидера партии эсеров В. М. Чернова, 28 июня 1917 г. был принят закон о прекращении работ землеустроительных комиссий по реформе П. А. Столыпина, а 12 июля 1917 г. закон о запрещении частных земельных сделок и передаче всех земельных правоотношений под контроль создаваемых земельных комитетов. Принятые II Всероссийским съездом Советов «Декрет о земле» и «Основной закон о социализации земли» (27 января 1918 г.) провозгласили ликвидацию частной собственности на землю и ввели «черный передел» в рамки правового прецедента. Не отличался по содержанию от вышеназванных актов и «Проект основного закона о земле», принятый в первом чтении Всероссийским Учредительным Собранием 6 января 1918 г. (однако так и недоработанный в предполагаемой земельной комиссии).

Летом 1917 г. выдвигались проекты, ставшие позднее основой аграрно-крестьянской программы российского Белого движения. Среди ближайшего политического окружения Главковерха генерала Л. Г. Корнилова в июле 1917 г. разрабатывался проект аграрной программы. Его автор, профессор Московского университета А. И. Яковлев, считал необходимым «осуществить земельную реформу на основах платного отчуждения земель в целях создания, на началах собственности, мелкого крестьянского земледелия», поскольку «национализация земли в стране, где не хватает учителей и около 75 % безграмотного населения, невозможна…». Проект предусматривал создание особого государственного фонда из «частновладельческих, монастырских, удельных и казенных земель» с последующим созданием на этой основе крестьянских владельческих отрубов. На Х съезде кадетской партии отмечалось, что «неотложной задачей является широкая организация агрономической, мелиоративной и вообще культурной помощи крестьянскому хозяйству, а равно создание для него благоприятной экономической обстановки, так как лишь при этом условии земельная реформа может послужить основой для нормального развития крестьянского хозяйства». Таким образом, уже в 1917 г. обозначились основные позиции будущих законопроектов белых правительств: отчуждение части владельческих земель за выкуп, создание государственного земельного фонда и государственный контроль за землеустройством, бесплатное наделение землей воинских чинов, всемерное содействие экономическому подъему крестьянских хозяйств.

Однако начавшееся революционное правотворчество заменило сложный процесс эволюции земельных правоотношений, сельскохозяйственного производства радикально-примитивными действиями. Теперь всем антибольшевистским движениям приходилось считаться с произошедшими переменами. По выражению известного русского экономиста и философа П. Б. Струве: «Сейчас земельный вопрос сводится к тому, чтобы утвердить крестьянскую собственность. Русская революция должна осуществить столыпинскую аграрную реформу… нужно лозунг социалистов-революционеров «в борьбе обретешь ты право свое» превратить в лозунг «в борьбе обретешь ты право собственности».

В этих условиях аграрно-крестьянская политика Белого движения основывалась на трех основных принципах, четко обозначенных Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России (далее – ГК ВСЮР) генерал-лейтенантом А. И. Деникиным: «обеспечении сельскохозяйственного производства, сохранении принципа собственности и, по возможности, меньшего нарушения сложившихся в деревне взаимоотношений…». Таким образом, в ходе гражданской войны можно было принимать лишь временные правоустанавливающие акты, не «предрешавшие» основ будущего землеустройства. Но это не исключало необходимости разработки земельных законопроектов, осуществление которых могло бы начаться сразу же после «победы над большевизмом».

В период 1918 г. (время становления организационных центров Белого движения) аграрная политика антибольшевистских правительств сводилась главным образом к отмене юридической силы советских декретов и законов и к восстановлению нарушенных прав собственности. При этом вопрос о последующем перераспределении земель не поднимался. Показательными примерами подобного рода стали постановления Временного Сибирского правительства от 4 июля 1918 г. (здесь и далее все даты, за исключением Белого Юга России, приведены по григорианскому календарю) «Об аннулировании декретов советской власти» и от 6 июля 1918 г. «О возвращении владельцам их имений»; приказ донского атамана генерал-лейтенанта П. Н. Краснова от 5 июня 1918 г. о неприкосновенности частновладельческих земель; Грамоты Державного Гетмана Украины П. Скоропадского о восстановлении права собственности на землю и имущество в полном объеме (май 1918 г.). Наконец, первая политическая программа южнорусского Белого движения (т. н. «Конституция генерала Корнилова») указывала на недопустимость «всякого рода захватно-анархических действий граждан» в отношении земельной собственности.

Тезис о «реакционном» содержании данных актов, о возврате к «дореволюционным порядкам» следует понимать исключительно в связи с созданием исходных условий для проведения будущих земельных реформ. Постановление Сибирского правительства восстанавливало собственность «как отдельных лиц», так и «товариществ, обществ и учреждений» (применительно к Сибири, не знавшей помещичьего землевладения, это означало защиту интересов крестьян – старожилов, переселенцев – хуторян и многочисленных кооперативных товариществ). Владельческие «имения» передавались «в заведывание прежних владельцев впредь до решения вопроса о земле Всесибирским (даже не Всероссийским) Учредительным Собранием». «Конституция Корнилова» также подтверждала, что «сложный аграрный вопрос представляется на разрешение Учредительного Собрания». А на Украине уже в мае 1918 г. была создана земельная комиссия по подготовке земельной реформы под председательством В. Г. Колокольцева, будущего управляющего земледелием и землеустройством Особого Совещания при Главкоме ВСЮР.

Восстановление дооктябрьского 1917 г. земельного status quo признавалось необходимым как для борьбы с советским законотворчеством, так и для восстановления «государственного порядка», основанного на «уважении права».

На практике провозглашение восстановления земельной собственности воспринималось неоднозначно. На это влияла, в частности, региональная специфика. Если немалая часть украинского крестьянства считала Грамоты Гетмана возвратом к «паньщине», причем участие немецко-австрийских войск в этих действиях способствовало росту антигетманского, антигерманского повстанческого движения, то в Сибири, где земельных конфликтов практически не было, восстановление прав собственности стало вполне органичным процессом и отнюдь не вызывало недовольства крестьянства. Однако к концу 1918 г. все более сказывался фактор т. н. «политической целесообразности». В аграрно-крестьянской политике Белого движения это означало сложный компромисс со свершившимися революционными переменами.

В разрабатывавшихся комиссией Колокольцева законопроектах заметны принципы будущих положений программ Белого движения. Предусматривалось посредничество государства между землевладельцами и крестьянами, частновладельческие земли переходили к крестьянам путем добровольных сделок (в течение двух лет) и после этого срока – путем принудительного выкупа под контролем Государственного Земельного Банка; устанавливались категории земель, не подлежащих отчуждению, и их максимумы (культурных имений – 200 десятин, сахарных заводов – до 3000 дес.). В октябре 1918 г. новый состав комиссии под руководством министра земледелия С. Н. Гербеля расширил категории земель, подлежащих безусловному отчуждению (прежде всего сдаваемые в аренду и «земли хозяйств низкой интенсивности»), сократил площадь неотчуждаемых земель (до 200 дес.) и сроки добровольных сделок (до 1 года). Однако этим проектам не суждено было реализоваться. В ноябре 1918 г. гетманский режим был ликвидирован.

Схожие принципы ликвидации советских декретов и передачи земли под контроль государственных структур проводились и на Севере России. Верховное Управление Северной области отменило все советские декреты, продекларировав при этом «действительное обеспечение прав трудящихся на землю» (6-й пункт Воззвания Управления «К гражданам Архангельска и Архангельской губернии» от 2 августа 1918 г.). Созданным земельным отделом в составе Управления руководил бывший председатель Вологодского губернского Совета крестьянских депутатов эсер С. С. Маслов, объявивший о восстановлении губернского земельного комитета, губернской земельной управы (в должности ее председателя был восстановлен Н. Г. Иконников), а также уездных земельных комитетов и земельных управ. Эти структуры брали на себя полномочия государственной власти в деле заведывания всем земельным фондом, лесами и недрами губернии. В течение августа эти структуры были повсеместно восстановлены.

Однако деятельность земельных комитетов оказалась недолгой. Уже 14 сентября 1918 г. последовало распоряжение об их ликвидации и передаче земельного фонда в распоряжение земельных отделов при губернских, уездных и волостных земствах. Это подтвердил Закон «О реорганизации управления земледелия и государственных имуществ» от 21 сентября 1918 г., дополнительно передав земствам «все земли, леса и прочие угодия, находящиеся в пользовании местного населения, а равно ту часть казенных земель и лесов, которые будут выделены в фонд для удовлетворения потребностей местного населения». Данное решение объяснялось необходимостью укрепить земскую вертикаль, придать ей статус реальной государственной власти. Опора на земство стала основой политического курса преемника Верховного Управления – Временного Правительства Северной области, образовавшегося после попытки военного переворота 6 сентября 1918 г. В новом кабинете должность начальника Отдела земледелия занял один из лидеров северной секции «Союза Возрождения России» кадет П. Ю. Зубов.

Земское самоуправление в качестве структуры, контролирующей земельные правоотношения, утверждалось и законодательством Временного Сибирского правительства. Упоминавшимся выше постановлением от 6 июля 1918 г. «культурные» частновладельческие имения передавались под контроль уездного и губернского земств. «Инструкция о порядке исполнения» постановления от 6 июля, разработанная управляющим министерством земледелия и колонизации, проф. Омского сельскохозяйственного института Н. И. Петровым, предусматривала создание при губернских и уездных земствах особых Комиссий на основе представительства от земств, земельных комитетов и министерства земледелия. Комиссии следили за состоянием имений и решали вопросы об их возврате собственникам. Применительно к поземельным правоотношениям «Инструкция» определяла «вознаграждение фактическим пользователям» («захватчикам») «за все произведенные затраты» по эксплуатации чужой собственности, но урожай (кроме покоса сена) и приплод скота возвращались прежнему владельцу.

25 июля 1918 г. принятием «Временного Положения об учреждениях, ведающих земельными делами в Сибири», правительство создало новую форму упорядочения поземельных правоотношений. В составе Министерства земледелия был образован специальный Земельный отдел «для подготовки земельной реформы и разрешения земельных вопросов впредь до окончательного установления новых земельных отношений Всесибирским Учредительным Собранием». Помимо этого сугубо административного органа, при министерстве был организован, на основах представительства, совещательный Земельный Совет. В него вошли как правительственные чиновники (от министерств земледелия, юстиции, финансов и Государственного Контроля), так и представители губернских земских собраний, представители национальных групп, сельскохозяйственных учебных заведений и экономических обществ.

На местах создавались губернские (областные) и уездные Советы по земельным делам, также основанные на принципах представительства от общественных организаций и ведомств. Возглавлял Совет председатель земской управы (а в его отсутствие – чиновник управления земледелия). В Советы входили представители городского самоуправления, министерства финансов и Гос. Контроля, а также окружного суда, заведующие земельными отделами земств, заведующие переселенческими районами. Советы координировали работу земств и министерских чиновников по подготовке земельной реформы (сбор статистической информации, регистрация частновладельческих имений, контроль за их состоянием и др.), по сути, повторяя задачи земельных комитетов 1917 г. В известном смысле данное решение соответствовало принципу муниципализации, отличавшему аграрную программу меньшевиков. Губернским и уездным земельным Советам передавались права Губернских крестьянских присутствий, переселенческих участков и поземельно-устроительных комиссий.

В создании данных структур (пропорционально представительных от административного аппарата и местного самоуправления) отразилась характерная для белой Сибири тенденция к сочетанию «власти» и «общественности» в разработке и проведении внутренней политики. Позднее, в 1919 г., это выразится в организации Государственного Экономического Совещания, многочисленных комитетов и комиссий при министерствах Российского правительства.

Временное Всероссийское Правительство (Уфимская Директория), следуя социал-демократическим принципам, провозгласило принцип сохранения земли «в руках ее фактических пользователей», пообещав «принять меры к немедленному возобновлению работ по урегулированию землепользования на началах максимального увеличения культивируемых земель» и «расширить трудовое землепользование». Тем самым фактически отменялись основные принципы аграрного законодательства Сибирского правительства, провозглашавшего восстановление нарушенных прав землевладельцев.

В 1919 г. были всесторонне разработаны основные положения аграрной политики Белого движения. Несмотря на «свержение» Директории 18 ноября 1918 г., провозглашенный ею принцип сохранения земли в руках «захватчиков» оставался и в последующих декларациях белых правительств. Правда, 18 марта 1919 г. Российское правительство распространило постановление Сибирского правительства от 6 июля 1918 г. «на местности Европейской России по мере освобождения их от советской власти». На практике это означало восстановление права частной собственности на землю, принципиально приемлемое для зажиточного сибирского крестьянства, но вызывавшее недовольство со стороны крестьян Урала и Поволжья (не говоря уже о Центре России), не заинтересованных в «пересмотре результатов» «черного передела» и в санкциях за нарушения чужих прав. Так соображения права вошли в противоречие с соображениями политической конъюнктуры. Белая власть сделала выбор в пользу последней.

Полномочия Российского правительства и Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака предусматривали «общее руководство земельной политикой». Декларации правительства, Грамоты Верховного Правителя имели статус общероссийских. При посещении Екатеринбурга и Челябинска в феврале 1919 г. Колчак заявил о невозможности «возврата к старому земельному строю» во всероссийском масштабе. «Государственный интерес» требовал «создания многочисленного крепкого крестьянского мелкого землевладения за счет крупного».

Развитием этих тезисов стала «Грамота Верховного Правителя о земле» (26 марта 1919 г.), определившая как принципы «текущей» аграрной политики, так и будущие ее направления в «освобожденной от большевизма России». Правительство провозглашало: «Все, в чьем пользовании земля сейчас находится, все, кто ее засеял и обработал, хотя бы он не был ни собственником, ни арендатором, имеют право собрать урожай». По поводу будущего землеустройства отмечалось: «Правительство примет меры для обеспечения безземельных и малоземельных крестьян и на будущее время, воспользовавшись прежде всего частновладельческой и казенной землей, уже перешедшей в фактическое обладание крестьян». Категорически заявлялось о защите крестьянской земельной собственности: «Земли, которые обрабатывались… силами семьи владельцев, – земли хуторян, отрубщиков, укрепленцев, – подлежат возвращению их законным владельцам». Идя на уступки «захватчикам» 1917–1918 гг., «Грамота» предупреждала о незаконности новых земельных захватов: «Впредь никакие самовольные захваты ни казенных, ни общественных, ни частновладельческих земель допускаться не будут». Перспектива аграрной политики представлялась так: «Передача земель нетрудового пользования трудовому населению, широкое содействие развитию мелких трудовых хозяйств без различия того, будут ли они построены на началах личного или общественного землевладения». При этом правительство намеревалось содействовать «приобретению этих земель в полную собственность». Преимущества в наделении землей получали «военнослужащие Русской армии и флота» (постановление Совета министров от 14 марта 1919 г.).

Таким образом, «Грамота» существенно корректировала законы 1918 года. Начало весенних полевых работ в губерниях, занимаемых войсками Колчака, не должно было вызывать сомнений в «недемократичности» белой власти. В развитие «Грамоты», для «удовлетворения неотложных земельных нужд» были приняты законы, ставшие основой аграрной политики омского правительства в 1919 г. «Правила о порядке производства и сбора посевов на землях, не принадлежавших посевщикам» (8 апреля 1919 г.) передавали озимые и яровые посевы в «полную и неотъемлемую собственность тех лиц, трудами или средствами которых означенные посевы произведены». «Захватчики» переводились в категорию «арендаторов», что, однако, не обеспечивало им «в дальнейшем никаких прав на владение или пользование» чужой собственностью. 13 апреля 1919 г. было принято «Положение об обращении во временное заведывание правительственных органов земель, вышедших из фактического обладания их владельцев». «Захваченные – арендованные» земли частновладельческих имений регистрировались уездными земельными Советами, за их использованием устанавливался четкий контроль. Исключения составляли захваченные земли отдельных крестьянских хозяйств и сельских обществ, возвращавшиеся прежним владельцам. Лесные угодья переходили в ведение Лесного департамента министерства земледелия.

3 мая 1919 г. Министерство земледелия изменило «Инструкцию» о выполнении постановления 6 июля 1918 г. Арендная плата омским законодательством (в отличие от белого Юга) не устанавливалась, это поручалось губернским земельным Советам. Оговаривалось только, что она «должна быть не ниже всех расходов, произведенных владельцем».

Наконец, 13 июня 1919 г. омский Совет министров принял «Временные правила о порядке разрешения сделок на землю». Они корректировали закон от 12 июля 1917 г., передавая контроль за сделками уездным и губернским земельным Советам, а также чиновникам ведомств земледелия и финансов. Земельный рынок предполагался в качестве «регулятора» перераспределения земельной собственности от помещиков к крестьянам посредством добровольных соглашений. Размер приобретаемых земельных участков (в совокупности с уже имеющимися надельными и купленными участками) ограничивался нормами Устава Государственного земельного банка 1882 г..

Утверждение развернутой аграрной программы считалось в Омске преждевременным. Окончательное решение всех земельных проблем предполагалось на Национальном Учредительном Собрании. Это не исключало, однако, разработку планов земельных преобразований. Но в отличие от белого Юга в Омске не было составлено завершенного проекта земельной реформы. Сохранившиеся планы (проф. Н. П. Огановского, управляющего делами правительства Г. К. Гинса, кн. А. А. Кропоткина и др.) показывают достаточно большой разброс мнений. Огановский предостерегал от преобладания малых крестьянских дворов, призывал поддерживать крупные кооперативные предприятия, объединявшие труд самостоятельных крестьянских хозяйств. Гинс, выступая против восстановления частного землевладения, за исключением хуторов, отрубов и «хозяйств промышленного значения», считал необходимым последовательно проводить принцип контроля за землеустройством со стороны «местных земельных органов с участием крестьян», а также передавать «в пользование трудового населения» частные земли за отсутствием их владельцев. Кн. Кропоткин отстаивал принципы сохранения крупных частновладельческих хозяйств, представляющих культурное, агрономическое значение, отмечал важность развития крестьянской земельной собственности.

Нельзя сказать, что аграрная программа Российского правительства была лишена недостатков. Юрисконсульты Совета министров считали, что неопределенность статуса «захваченных» частновладельческих земель не удовлетворит никого. Долгосрочная аренда могла восприниматься крестьянами как временное состояние, отнюдь не исключающее последующий возврат земель помещикам. Бывшие владельцы-помещики предъявили бы еще большие претензии, ведь государство произвольно меняло право собственности, ограничивая (через земельные советы и земские комиссии) свободу владения, распоряжения и пользования недвижимостью. Эксперты называли разрешение аграрных проблем в 1919 г. «временным», прогнозируя их новое обострение после войны. Актуальным признавалось решение продовольственных вопросов. Для снабжения фронта и тыла власть ограничивала права собственности.

Правительство Северной области в своей аграрной политике в 1919 г. во многом повторяло принципы законодательства Российского правительства. 22 ноября 1918 г. было создано «Совещание по вопросам земледелия и землепользования», как и в Сибири, действовавшее на основании представительства правительственных чиновников и «общественности» (от губернской земской управы). В течение января – апреля 1919 г. были приняты законы, ставшие основой местной аграрной политики: «Постановление о расчистках (вырубленные под пашни лесные площади. – В.Ц.), освобожденных от леса в Архангельской губернии» (13 января 1919 г.), «Положение о казенных и бывших удельных земельных оброчных статьях» (19 февраля 1919 г.) и «Постановление о передаче монастырских, архиерейских, церковно-причтовых земель в ведение Земства» (4 апреля 1919 г.). Законы предусматривали передачу данных категорий земель в ведение земства. Норма отдельного крестьянского хозяйства утверждалась в 11 десятин на двор, а «излишки» подлежали передаче в земский «арендный фонд». Арендная плата устанавливалась земством и не могла превышать (для расчисток) средних арендных цен за три года. Волостное земство контролировало земельный рынок, запрещая сделки по купле-продаже и разрешая только наследственное пользование «прежними владельцами и их законными правопреемниками».

После признания главенства Российского правительства правительством Северной области была начата работа по согласованию регионального земельного законодательства с общероссийским. В архангельских газетах были опубликованы законы Колчака, а в Омске «Комиссией по выработке законопроекта о распространении законов Российского правительства на остальные территории Европейской России и в Северной области» было принято решение о распространении действия на Севере всех постановлений, принятых в Омске. Законы о расчистках, оброчных статьях, церковных и монастырских землях сохранялись «как имеющие местное значение» «впредь до издания Российским правительством общего закона». Вплоть до января 1920 г. в области разрабатывалась модель организации земельных советов по образцу сибирских.

На белом Северо-Западе также не существовало принципиального отличия от аграрного законодательства белой Сибири. Еще на стадии «военно-походного законодательства» приказом № 13 от 19 июня 1919 г. («О временном праве пользования землею») генерал-майор А. П. Родзянко объявил о сохранении прав на урожай с «захваченных земель» всем «посевщикам», не исключая и тех «граждан, коим земли были переданы в пользование разными учреждениями и организациями большевистского режима». Но при этом усадебные постройки возвращались прежним владельцам, новые запашки на «захваченных» землях переводились в категорию арендованных и «впредь никакие самовольные захваты» не допускались. «Черный передел» не признавался лишь в отношении крестьянских наделов, которые «по снятии с них урожая в 1919 г.» следовало «возвратить прежним их владельцам». Покосы (как и в сибирском законодательстве 1918 г.) возвращались прежним владельцам. Региональные особенности отражало разрешение права выхода на хутора (восстановление принципов Столыпинской реформы) – «с согласия 2/3 действительных домохозяев селения» и при «взаимном соглашении» с односельчанами относительно «места и площади хутора». Процесс создания хуторов и отрубов продолжался на территории, контролируемой Северо-Западной армией, вплоть до ноября 1919 г. Согласно принципу «непредрешения» приказ объявлял все данные меры «временными», декларируя, что «вековой земельный вопрос будет решен Российским Всенародным Собранием».

Вскоре после создания Северо-Западного правительства в августе 1919 г. министром земледелия, бывшим председателем Псковской уездной земской управы П. А. Богдановым было провозглашено «сохранение земельных отношений, которые имели место к приходу белых войск», что защищало прежние земельные «захваты». Приказ № 2 по министерству земледелия Северо-Западной области России от 18 октября 1919 г. передавал решение всех земельных споров в ведение уездных земств или земельного отдела министерства земледелия. Усадебные постройки, инвентарь также оставались в распоряжении «тех лиц, которые владели ими до последнего прихода белых войск». Земли коммун и совхозов переходили в ведение министерства земледелия, волостных или уездных земств. Все леса (кроме надельных) поступали в особый лесной фонд, распоряжение которым осуществлял лесной отдел министерства (приказ № 190 от 28 июня 1919 г.). Приказ предполагал создание местных земельных отделов, на которые следовало возложить «регулирование земельных отношений и оказание содействия крестьянскому населению в деле землеустройства».

На белом Юге специфичность и острота земельных отношений требовали политических решений, в определенной степени отличающихся от подобных решений в остальных регионах. К концу 1918 г., после выхода Добровольческой армии за пределы казачьих областей, где действовало собственное земельное законодательство, Особым Совещанием при ГК ВСЮР принимались решения, претендовавшие на статус «общероссийских». Первым из них стало распоряжение «Об отмене ограничений на земельные сделки», введенное Временным правительством (29 декабря 1918 г.). Для многоземельных губерний Юга подобный шаг считался достаточным для разрешения аграрных споров.

В марте 1919 г. Деникин выступил с «Декларацией по аграрному вопросу», в которой говорилось об «обеспечении интересов крестьян» за счет «казенных и частновладельческих земель» и одновременно о «сохранении за собственниками их прав на земли». Сочетание этих двух, казалось бы, взаимоисключающих принципов предполагалось в «Декларации» в форме добровольных сделок купли-продажи между крестьянином и помещиком и принудительного отчуждения части частновладельческих земель, но обязательно за выкуп. При этом особо оговаривалось (это положение было главным в законопроектах Особого Совещания), что дополнительное наделение землей не разрешит земельной нужды, не увеличит производительность сельского хозяйства. Полное признание «черного передела» означало отказ от принципов «восстановления нарушенного правопорядка». Главной задачей становилась интенсификация хозяйств, обеспечение крестьян доступным кредитом, техникой, семенами, удобрениями.

В 1919 г. деникинское правительство ограничивалось изданием распоряжений о распределении урожая трав и зерновых, засеянных крестьянами на частновладельческих полях в 1919 и 1920 гг., об арендных ценах, о пятипудовом «военном сборе» с десятины. В этих законах также очевидна тенденция уступок крестьянству за счет бывших владельцев. В отличие от других регионов власть фиксировала размер арендной платы, приводя его, в условиях падения курса рубля, к натуральному эквиваленту. При этом если в «Правилах о сборе урожая в местностях, находящихся под управлением Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России», принятых 26 июня 1919 г., предусматривалась передача крестьянам-«захватчикам» 2/3 урожая зерновых, а 1/3 («третий сноп») передавалась бывшему владельцу в качестве платы за пользование землей, то в октябре (согласно постановлению Особого Совещания от 13 сентября 1919 г.) крестьянская доля в сборе озимых 1920 г. увеличивалась до 4/5. «Временные правила о сдаче в аренду полевых угодий» (21 сентября 1919 г.) в ст. 7 предусматривали перевод «захваченных» частновладельческих земель в разряд арендованных, повторяя в этом основные тезисы аграрной программы Колчака. Приказом № 167 (от 26 сентября 1919 г.) ГК ВСЮР арендная плата устанавливалась на уровне 200 руб. за десятину, что по ценам южнорусского рынка того времени было символической суммой. Для контроля за сбором посевов создавались «мировые комиссии» на основании паритета крестьян (представители избирались волостным сходом) и землевладельцев (по выборам «Союза земельных собственников») под председательством мирового судьи.

Особое Совещание работало и над проектами будущей земельной реформы. Первый из проектов, составленный Комиссией В. Г. Колокольцева, мало чем отличался от законопроектов гетманского периода. Предусматривалась его реализация после 3 лет с момента окончания войны. Затем наступал двухгодичный срок «добровольных сделок» между помещиками и крестьянами, и по истечении этого срока допускалось «принудительное отчуждение частновладельческих земель». Культурные, высокопродуктивные хозяйства разделу не подлежали. Несмотря на отсутствие в проекте указаний о превосходстве помещичьего хозяйства перед крестьянским, обвинения в «защите помещичьих интересов» стали основанием для отставки В. Г. Колокольцева в июле 1919 г. Главой Управления земледелия и землеустройства стал профессор Киевского университета, активный сторонник аграрной реформы Столыпина А. Д. Билимович. Под руководством его и главы Управления юстиции известного правоведа В. Н. Челищева земельной комиссией к ноябрю 1919 года был подготовлен новый законопроект.

Он отличался от предшествующего проекта детальной разработкой ряда положений, но принципиальные концепции остались прежние. Сокращался срок начала земельной реформы (с 3 лет до года) и срок перехода частновладельческих земель крестьянам (5 лет после начала реформы). Заведывание землями передавалось специально создаваемым губернским и уездным отделам Управления земледелия (в отличие от земств и земельных советов в Сибири и на Севере). Сохранялся на первом этапе приоритет добровольных сделок крестьян и владельцев, после чего вводился принудительный порядок отчуждения. Предусматривались два варианта сохранения за владельцами неотчуждаемых минимумов: вариант «прогрессивных отрезков» (в зависимости от общей площади имения владельцам оставлялось не свыше 1 000 дес.) и вариант твердых норм размеров неотчуждаемых участков. Все губернии и уезды разделялись на несколько категорий (в зависимости от плотности населения и обеспеченности землей), что дифференцировало процесс перераспределения земельной собственности. Не подлежали разделу высокотоварные частные хозяйства. Данный проект, исходивший из компромисса в отношениях крестьян и бывших помещиков, в случае его реализации мог стать «грандиозной социальной реформой» (по определению Деникина), продолжавшей преобразования Столыпина.

Однако законопроект не был утвержден. На отсрочку принятия проекта повлияла, в частности, телеграмма Верховного Правителя от 23 октября 1919 г. В ней говорилось о недопустимости политики, «которая создаст у крестьянства представление помещичьего землевладения». Колчак отмечал важность «охранить фактически создавшийся переход земли в руки крестьян».

Аграрное законодательство казачьих войск было более «демократичным». Примечательно, что Донской Войсковой Круг специальным обращением (июнь 1919 г.) предостерегал Особое Совещание от разрешения земельного вопроса «в форме простой реставрации дореволюционных земельных отношений». В земельном законе Всевеликого Войска Донского, принятом Большим Войсковым Кругом 7 сентября 1918 г., предусматривалась неприкосновенность земель станичных юртов, войсковых, надельных и купленных при содействии Крестьянского банка. В войсковой фонд безвозмездно возвращались помещичьи и «прочие» земли, ранее изъятые из войскового фонда. Отмечалось, что иногородние могут быть уравнены в правах с казачеством при условии их участия в «противобольшевистской борьбе». Схожие положения развивал принятый Кубанской Законодательной Радой 2 сентября 1919 г. «Закон о земле в Кубанском крае».

Поражения белых армий осенью 1919 г. – весной 1920 гг. вызвали отход от принципов «непредрешения» аграрной политики до «окончания междоусобной войны». Как уже отмечлось в разделах, посвященных истории белого Крыма, земельная реформа Правительства Юга России стала «радикальным актом» эволюции аграрной политики Белого движения. Однако она никоим образом не противоречила предшествующим политико-правовым установкам (в исторической публицистике встречается точка зрения, согласно которой Врангель в Крыму проводил принципиально отличную от всех белых правительств земельную реформу). Реформа 1920 г. являлась их закономерным, хотя и специфически «радикальным», продолжением. Окончательно утверждалась передача «захваченных» земель в «распоряжение обрабатывающих их хозяев», независимо от того, на каком «праве» это «распоряжение» основано. Посредником в отношениях помещиков и крестьян стало государство. Выкупная (а по сути, бывшая арендная) плата сводилась к передаче государству (ежегодно в течение 25 лет) пятикратного среднего за последние 10 лет урожая зерновых данного района (приказом Врангеля от 26 июня 1920 г. размер платы приводился в соответствие с «пятикратным средним от урожая текущего года»). По-прежнему не отчуждались хутора и отруба, а также земли «культурного, общественно-полезного значения». Размеры крестьянских участков и земель, оставляемых бывшему владельцу, устанавливались решениями волостных земельных Советов. Эти органы, несмотря на терминологическое сходство с сибирскими земельными Советами, составлялись на основании выборов на волостных сходах, в которых участвовали и землевладельцы, и крестьяне. Правительственный контроль, в форме губернских и уездных посредников по земельным делам, сохранялся, но они не имели права отменять решений Советов (это право было только у губернаторов). Создание выборных земельных Советов могло укрепить взаимодействие власти и крестьянства. После завершения реформы предполагалось преобразование земельных советов в органы земского самоуправления (волостного и уездного), вся полнота местной власти перешла бы к местному населению.

Таким образом, основные положения аграрной программы Белого дела сводились к признанию права частной собственности на землю, при его ограничении обстановкой совершившегося «черного передела», переводом «захваченных земель» в разряд «арендованных» и возмещением понесенного бывшими владельцами – помещиками ущерба через уплату арендной платы. Перспективное решение земельного вопроса предполагалось посредством государственно-муниципального регулирования земельного рынка, создания земельного фонда для наделения малоземельных крестьян. В любом случае исключалась полная реституция прав собственности бывших землевладельцев (не крестьян) и наказания за их нарушения, чему противоречит распространенный в отечественной историографии тезис о «помещичье-реставраторской» политике белых правительств. Различия между законодательными актами диктовались лишь региональными особенностями и военными условиями (победы или поражения белых армий на фронтах). Это можно считать подтверждением принципиального единства основных положений политического курса российского Белого движения в главном его аспекте – аграрно-крестьянском.

При этом очевидно, что реформирование экономики даже в мирное время требует многих лет, стихия же гражданской войны исключала для белых возможность основательной проработки и реализации аграрных программ.