Раздел 5

Единство Белого дела – программы, надежды и реальность

Глава 1

Координация политического взаимодействия белой Сибири и Юга России в 1918–1919 гг.

По своему значению для политико-правовой эволюции Белого движения в России объединение двух главных центров антибольшевистского сопротивления в 1919 г. было вполне сопоставимо с зарождением Добровольческой армии, установлением власти адмирала Колчака в статусе Верховного Правителя России и объединением всех вооруженных сил Юга России под руководством генерала Деникина. Однако путь к взаимодействию Сибири с белым Югом нельзя назвать простым и прямолинейным. Еще в июне 1918 г. письмо Колчаку о росте монархических настроений и необходимости укрепления единоличной военной власти отправил из Киева В. В. Шульгин. В отличие, например, от главы архангельского правительства Чайковского, Главком ВСЮР генерал Деникин и его Особое Совещание незамедлительно поддержали «переворот 18 ноября». В письме от 7 декабря 1918 г. (ответ на письмо Колчака генералу Алексееву от 14 октября, доставленное на Юг личным курьером адмирала капитаном Апушкиным) Деникин писал о преемственности власти и о сочувствии «перевороту»: «После смерти Генерала Алексеева я принял на себя Главное Командование Добровольческой Армией, решив в таком единении с доблестной Армией продолжать борьбу за возрождение Единой, Неделимой России. 18 ноября ст. ст. мною получено от кн. Демидова (имеется в виду член ЦК кадетской партии, руководитель Киевского отдела ВНЦ И.П. Демидов. – В.Ц.) о падении Уфимской Директории, считавшей себя Всероссийской властью, и о принятии Вами на себя всей полноты власти в Сибири. Глубоко убежден, что под Вашим мудрым правлением, при присущей Вам твердости и энергии, Вам удастся наладить в Сибири порядок и создать вооруженную силу для доведения того великого дела освобождения нашей Родины, которому служит и Добровольческая Армия». Показательно, что в этом письме Деникин говорит только о «принятии власти в Сибири», хотя и полученной после падения «всероссийской» Директории. Письмо заканчивалось призывом к координации действий: «Прошу… чаще информировать меня о Ваших действиях, планах, организации ваших вооруженных сил, помощи союзников и проч.».

Идея единоличной власти, не ограниченной какими-либо «коллегиальными структурами», лишенной ответственности перед Учредительным Собранием «первого созыва», была распространена на белом Юге и не встречала принципиальных возражений со стороны военного и политического руководства Добровольческой армии и ВСЮР. Гораздо серьезнее представлялись разногласия в области разграничения полномочий и степени самостоятельности политического курса Главкома ВСЮР и Особого Совещания при нем. Как известно, белый Юг в течение осени 1917 – осени 1918 г. претендовал на статус единственного Всероссийского центра Белого движения. Недостаток территории, контролируемой собственно Добровольческой армией, а затем ВСЮР, компенсировался наличием влиятельных политических сил в составе Особого Совещания и Ясской делегации, развитой хозяйственной инфраструктурой (богатые земледельческие области) и «героическими традициями» 1-го и 2-го Кубанских походов. Считалось, что «автономизм» казачьих областей не многим отличался от сибирского «областничества» и мог быть преодолен благодаря гибким моделям федеративного устройства.

Известие о свержении Уфимской Директории и создании Российского правительства было воспринято как свидетельство укрепления власти, с появлением благодаря введению «сильной руки» адмирала Колчака. И позднее, на протяжении зимы – весны 1919 г., политики белого Юга поддерживали идею приоритета единоличной власти перед любой формой представительства. Первым о поддержке Колчака со стороны белого Юга заявил полковник Лебедев, использовавший свое положение офицера, приближенного к командованию Добровольческой армии. В его телеграмме генералу Деникину, посланной сразу же после омского «переворота», говорилось: «Правительство, руководимое адмиралом Колчаком, поставило себе… целью… установление прочного порядка, дабы русский народ мог беспрепятственно, посредством Национального собрания, установить угодный ему строй». Согласно данной телеграмме, Деникину следовало стать «единственным начальником для дел Запада и Юга России».

Своеобразным «вестником с Востока» предстояло стать генерал-майору Гришину-Алмазову, выехавшему на Юг в сентябре 1918 г., после отставки с поста военного министра. В рекомендательном письме, подписанном полковником Д.А. Лебедевым (17 сентября 1918 г.) и адресованном генералу Алексееву, отмечалось, что Гришин-Алмазов, «один из самых крупных и популярных деятелей Сибири, особенно в кругах военных и несоциалистических», «ныне смещен по проискам эсеров, которых душил… Он целиком стоит на идеях Добровольческой армии». Гришин-Алмазов был первым представителем белой Сибири, фактически – официальным, приехавшим на Юг после событий ноября 1918 г. С докладами о создании Восточного антибольшевистского фронта генерал выступал на заседаниях Национального Центра, СГОРа, а также на Ясском Совещании и был утвержден в должности военного губернатора Одессы. После отъезда из Одессы в Екатеринодар Гришин-Алмазов получил от Деникина пакет писем, деклараций и законопроектов, предназначенный для передачи адмиралу Колчаку, и должен был возвратиться в Сибирь в апреле 1919 г., уже как официальный представитель ВСЮР по связи с Сибирью. Возвращение в Омск предполагалось совершить через Гурьев и Оренбургский край, где генерал должен был встретиться с представителями уральского и оренбургского казачества и согласовать с ними возможность совместных действий в Нижнем Поволжье. Однако при переезде через Каспийское море Гришин-Алмазов был захвачен в плен и погиб, а имевшаяся у него корреспонденция оказалась у большевиков (письмо Деникина Колчаку было затем опубликовано в советской печати).

28 апреля 1919 г. было решено направить в Сибирь делегацию из представителей Временного Комитета Всероссийского Земского Союза (Н. Н. Богданов, Ф. И. Гаярин, В. Л. Главацкий). Делегаты везли письмо от председателя Особого Совещания генерала А. М. Драгомирова к Вологодскому. В письме содержались указания на необходимость возобновления работы Всероссийского Земгора в «дофевральском» 1917 г. составе (полномочия позже избранного земствами нового состава Главного Комитета Земгора признавались недействительными) и предложения по распределению имущества организации между белым Югом и Сибирью (1).

Помимо «курьерского» использовался также и способ телеграфных сообщений. Как уже отмечалось выше, первое письмо было отправлено Колчаком (бывшим еще в должности военного министра) Верховному Руководителю Добровольческой армии генералу Алексееву 14 октября 1918 г. В нем выражались намерения вице-адмирала вернуться на Юг и надежда на восстановление службы на Черноморском флоте: «После попытки работать на Дальнем Востоке я оставил его, решив ехать в Европейскую Россию при первой возможности с целью повидать Вас и вступить в Ваше распоряжение, в качестве вашего подчиненного, по благоусмотрению Вашему». Колчак информировал Алексеева об избрании Уфимской Директории и о положении на фронте. В сугубо информационном тоне отмечалось, что Алексеев – заместитель генерала Болдырева по Директории, но сам Колчак считает себя «покорным слугой» Его Высокопревосходительства, «глубокоуважаемого Михаила Васильевича», и что генерал Алексеев всегда был для него «единственным носителем Верховной власти, Власти Высшего Военного Командования», власти «бесспорной и авторитетной».

Однако до адресата письмо не дошло (Алексеев скончался в сентябре 1918 г.), поэтому ответил Колчаку, ставшему уже Верховным Правителем, Деникин. В следующем письме от 15 января 1919 г. Деникин информировал Колчака (по-прежнему принципиально признавая его лишь как «Правителя Сибири»), будучи уже Главкомом ВСЮР. Это письмо констатирует временное разграничение властных полномочий между Югом и Сибирью: «В данное время мне подчинены в порядке Верховного управления вся Добровольческая Армия (Донская Армия подчинена также, но во внутренней жизни автономна), Черноморский флот и территории, занятые Армиями, за исключением Донской и Кубанской областей – автономных. Но и в них, в силу непредотвратимых требований жизни, постепенно проводится государственное объединение (показательная оценка Деникиным всероссийских перспектив Белого движения. – В.Ц.). Пределами военных действий вверенных мне армий и политической власти или влияния Особого Совещания, при мне находящегося, считаю Европейскую Россию до Волги, Кавказ и Закаспийскую область. Нисколько не сомневаюсь, что когда волею Божией соединятся наши территории, полное государственное объединение их и всех русских армий завершится легко и просто на основе истинной пользы Русской Державы и отметая всякие личные интересы». Примечательны слова Деникина о «союзной помощи»: «Я неизменно провожу идею невмешательства их в наши внутренние дела, в военное и гражданское управление. Помощь – самая широкая, но отнюдь не оккупация». Главком ВСЮР выделял также позитивный факт «единого представительства на мирном конгрессе в лице С. Д. Сазонова», которому дан «подробный Наказ, в полной мере обеспечивающий интересы России».

С января 1919 г. частная переписка сменяется обменом официальными сообщениями, телеграммами и публикациями в прессе. Так, через Российского посланника в Афинах Колчак и Деникин обменялись уведомительными телеграммами (копии сообщались в британскую военную миссию в Константинополе). Снова говорилось о «разграничении фронтов». Колчак сообщал Деникину, что «1 января 1919 г. сформировано Правительство, во главе которого стою я… Кроме того, я состою Главнокомандующим войсками Сибири, казачьих областей Уральской и Оренбургской и всей территории Урала». Верховный Правитель подчеркивал «необходимость установить связь на суше» между фронтами. В то же время в телеграмме, опубликованной в деникинском официозе – «Великая Россия», говорилось о политическом взаимодействии: «Омская Директория пала после государственного переворота. Три ее члена (кадеты) подали в отставку (неточное объяснение, учитывая, что в отставку подал только один член Директории, кадет Виноградов. – В.Ц.), но их сотрудничество вполне возможно с адмиралом Колчаком, который принял верховную власть и вступает в сношения со всеми правительствами Юга России, особенно с группой генерала Деникина. Омское правительство с нетерпением ждет Вашего решения и предложений, содержащих основы, на которых возможны единения». 16 января был получен ответ Деникина, подтверждавший факт принятия им командования ВСЮР и перечислявший принципиальные основы политического единства Белого движения: «воссоздание Единой, Неделимой России», «борьба с большевиками до конца», «установление будущей формы правления России после изгнания большевиков волею самого народа». Снова оговаривалось разграничение операционных линий: «Власть (ВСЮР) распространяется кроме Дона, Кубани, Терской области также на Черноморскую и Ставропольскую губернии, Крым и южную часть Малороссии… намечается распространение сферы влияния также на Дагестанскую область (территория Горского правительства. – В.Ц.) и Закаспийский край, где ныне действуют англичане вместе с добровольческими отрядами». «В целях устранения двоевластия» Колчаку предлагалось «разграничить сферы нашего влияния… примерно по линии Волги – от Самары до устья – и далее на форт Александровский – Аральское море – восточная граница Бухары. Район Астрахани необходимо иметь в сфере моего влияния». Тем самым большая часть Туркестанского края, включая Бухарский эмират, подпадала под контроль ВСЮР.

Тогда же в Омск был передан более развернутый (из 5 пунктов) вариант «политической и военной программы Добровольческой Армии», на основе которой предполагалось объединение. Здесь уже говорилось о «признании высшей власти, представляемой Его Превосходительством адмиралом Колчаком». Пункты предполагали: «восстановление Единой и Неделимой России, не предрешая окончательно формы правления, с принятием, однако, принципа широкой областной автономии в тех частях Российской Империи, в которых она нашла бы свое оправдание историческими и этнографическими мотивами», «борьбу до уничтожения с революционно-большевистскими организациями». Кроме того, заявлялось о необходимости «координации… военных действий сибирских армий с военными планами» Главкома ВСЮР и о «полном единомыслии с союзными державами по плану будущих операций».

Ответная, развернутая телеграмма (24 января 1919 г.) Колчака носила уже сугубо политический характер. Излагались предпосылки возникновения Российского правительства: «Здравый государственный смысл Сибирского правительства признал невозможным существование социалистической партийной диктатуры и остановился на военной диктатуре и единоличной военной власти как единственной форме правления в настоящее время». Отмечалась главная «цель» политического курса: «Я принял функции Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего, не имея никаких определенных решений о будущей форме государственного устройства России, считая совершенно невозможным говорить в периоды тяжкой гражданской войны о будущем ранее ликвидации большевизма. Уничтожить большевизм и создать обстановку в государстве, при которой возможно было бы приступить к решению этого вопроса, – вот единственная цель, которая сейчас является реальной». Выделяя сходство с белым Югом, Колчак отмечал: «Насколько могу судить, Вы, Антон Иванович, на Юге России приняли на себя приблизительно те же функции, что и я… Необходимо полное согласование наших действий и соблюдение принципа Единства Верховной власти и неотделимого отныне Верховного Командования». Адмирал напоминал, что начальник его Штаба генерал-майор Лебедев и военный министр генерал-майор И. А. Степанов – «сотрудники генерала Алексеева». Во внешней политике Колчак снова выражал недоверие относительно японской политики, подчеркивая важность сотрудничества с Англией и Францией («союзники в лице англичан и французов относятся благожелательно, но помощь их пока ограничена, и получили до сих пор только ружья и патроны… крайне тяжело положение Дальнего Востока, фактически оккупированного японцами, ведущими враждебную политику хищнических захватов. Что касается американцев, то пока они ограничиваются только обещаниями помощи, но реального от них пока ничего не получаем… единственно на что можно рассчитывать – это только на англичан и, отчасти, французов».

В телеграфной переписке Верховный Правитель прежде всего стремился обратить внимание на внутриполитические проблемы. Здесь естественным посредником между Екатеринодаром и Омском выступило Русское Политическое Совещание (РПС). С лета 1919 г. переписка с Деникиным стала осуществляться через Париж (обмен посланиями занимал в среднем 12–14 дней). «Я получил от Маклакова Положение о Добровольческой Армии, которое совершенно разделяю», – отмечал Колчак. 10 апреля (23 н. ст.) было составлено официальное сообщение, ставшее основой общей будущей политической платформы Омска и Екатеринодара. Пункты сообщения тезисно излагали цели Командования ВСЮР в вооруженной борьбе с советской властью и в государственном строительстве: «уничтожение большевистской анархии и водворение в стране правового порядка», «восстановление могущественной Единой, Неделимой России», «созыв народного собрания на основах всеобщего избирательного права», «проведение децентрализации власти путем установления областной автономии и широкого местного самоуправления», «гарантия полной гражданской свободы и свободы вероисповедания», «немедленный приступ к земельной реформе для устранения земельной нужды трудящегося населения», «немедленное проведение рабочего законодательства, обеспечивающего трудящиеся классы от эксплуатации их государством и капиталом» (2).

22 апреля 1919 г. (н. ст.) в Екатеринодар из Омска прибыла делегация во главе с подполковником Егоровым, передавшая Деникину письмо от Колчака. Позднее было опубликовано официальное сообщение от имени Главкома ВСЮР, почти дословно повторявшее текст письма Верховного Правителя. Подчеркивалась необходимость «полного согласования наших действий и соблюдения принципа единства Верховной власти и неотделимого теперь от нее Верховного командования… Необходима связь с Вами и возможность практического установления единства власти. Я считаю, что этот вопрос должен быть решен в зависимости от политического значения Сибирской правительственной власти и той, которую Вы возглавляете, принимая в основание стратегическое положение армий… территорию и общее ее политическое состояние. Как только установится прочная связь между армиями моей и Вашей, необходима наша личная встреча для решения вопроса о единой власти и командовании и о соединении правительственных органов в одно целое и, во всяком случае, о согласовании их деятельности…». Основой соглашения объявлялась «исключительно польза Русской державы, независимо от личных интересов» (3). Таким образом, основа взаимодействия Юга и Сибири предполагалась в форме договора, определяющего полномочия органов власти, суверенитет и пределы военного руководства. В Особом Совещании среди политиков белого Юга установилось мнение о возможности признания Российского правительства лишь в случае отсутствия у Омска стремления к безусловно абсолютному военно-политическому господству. Мнение Особого Совещания в этом мало отличалось от позиции Главкома ВСЮР и предполагало возможность создания реального Всероссийского правительства лишь после соединения фронтов и личной встречи Деникина и Колчака («предположительно в Саратове»).

Гораздо интенсивнее сближение позиций белого Юга и Востока стало происходить после вмешательства в этот процесс РПС. Согласно воспоминаниям Н. И. Астрова, на сближении центров Белого движения особенно настаивал российский посол в Париже В. А. Маклаков, убежденный, что «без вооружения», «без всякой помощи союзников» справиться с большевиками невозможно. В апреле из Парижа в Екатеринодар прибыла делегация РПС в составе В. В. Вырубова (бывшего помощника Главковерха генерала Духонина по гражданской части), М. С. Аджемова (депутата II–IV Государственных Дум, члена Юридического Совещания в 1917 г.) и генерала от инфантерии Д.Г. Щербачева (бывшего командующего Румынским фронтом). Выступая на экстренном заседании Особого Совещания 28 мая 1919 г., Вырубов и Аджемов убеждали собравшихся в выгоде, во-первых, восстановления международного статуса России и, во-вторых, в существенном облегчении иностранных поставок для снабжения белого фронта и тыла. Примечательно, что если для Колчака и Деникина главными в процессе объединения оставались военно-стратегические и внутриполитические соображения, то для российских политиков из Парижа – вопросы внешнеполитического порядка. В своем докладе на Особом Совещании Аджемов указывал, что «идея возрождения России теперь получила признание на Западе и… посягательства на русскую территорию можно признать оконченными». И если «еще недавно правительства помогали России тайком от своих парламентов и хоронясь от прессы», то теперь Европа, по его мнению, уже «выяснила истинную природу большевизма и опасность, которой он угрожает». С точки зрения организации военных поставок, «помощь отдельным группам, ведущим в настоящее время борьбу с большевиками… становится невозможной… Для получения новых кредитов и для получения займов необходимо, чтобы Россия стала субъектом международного права. Только признанное правительство России могло бы участвовать на мирной конференции. Только оно могло бы принять участие в решении вопросов о проливах, о судьбе Германии и т. и. С образованием единой власти в России не следует медлить, ибо без нашего участия многое может быть решено не в нашу пользу».

Важность правового аспекта в признании единого центра Белого движения подчеркивалась в письмах другого члена РПС П. Б. Струве из Парижа в Екатеринодар на имя М. М. Федорова и П. И. Новгородцева (10 мая 1919 г.): «Значение и шансы Колчака очень возросли здесь за последнее время, и вопрос об его признании стал на реальную почву… Признание правительства Колчака Всероссийской властью имеет огромное практическое значение, ибо только тогда Россия приобретет подобающее ей значение в международной сфере… С признанием Колчака… советская власть отвергается и становится силой, бунтующей против законной Всероссийской власти. Это приобретение весьма существенное, имеющее большое практическое значение. Ждать соединения обеих армий – значит терять время. Против признания Колчака возражают левые социалистические партии (имелись в виду демарши А. Керенского против Колчака в Париже, о чем подробнее – в разделе об истории РПС. – В.Ц.). Отсрочивая признание, мы действуем в руку этих партий». Та же идея была озвучена в заявлении группы кадетской партии (27 мая): «Признание в данных условиях есть фикция; нужна бумага о признании; требуется символ возрождения России, создание субъекта международного права».

Что же препятствовало формальному объединению двух главных центров Белого движения (помимо отсутствия прямого фронтового соприкосновения)? Как ни парадоксально – при всех призывах к объединению, ко взаимным уступкам – члены Особого Совещания не видели причин для скорейшего (как им представлялось) объединения или подчинения Российскому правительству. По воспоминаниям Астрова, больше всего Екатеринодар раздражало стремление РПС в Париже представлять себя неким «всероссийским правительством». Признание Сазонова в качестве единственного представителя России на мирной конференции не предполагало еще признания полномочий РПС (утвержденных Колчаком). Некая политическая «ревность» белого Юга к «русскому Парижу» не позволяла сделать главного шага на пути к объединению. Раздражали намерения Г. Е. Львова, Н.И. Чайковского, П.Б. Струве «указывать» направление политического курса Екатеринодара, диктовать свою политическую позицию «из парижского далека» (см. приложения № № 12, 15, 34).

Позиция Особого Совещания разделялась и Национальным Центром. В записке ВНЦ, отправленной в Омск с генералом Гришиным-Алмазовым, и в ее копии, отправленной с Н.К. Волковым и А. А. Червен-Водали, говорилось, что «Национальный Центр ни в какой степени не предрешает вопроса о времени, способах и формах слияния двух властей – генерала Деникина и адмирала Колчака, полагая, что вопрос этот будет разрешен «в десять минут», по словам генерала Деникина, и будет разрешен так, как этого потребуют интересы общей цели, к которой в равной мере стремятся оба вождя. Национальный Центр не сомневается, что так же быстро и просто будет разрешен вопрос о слиянии или изменениях правительств Востока и Юго-Востока».

25 мая на Общем Собрании ВНЦ и 29 мая на заседании Правления ВНЦ были приняты принципиальные решения, гласившие: «Создание власти в России есть дело самих русских; эта задача должна решаться по соглашению вождей тех армий, которые борются с советской властью за будущее Единой России». Несколько иную «форму» резолюции предложил Новгородцев, выделив политико-правовой аспект объединения в качестве основного: «Главнокомандующий не возражает против признания адмирала Колчака Верховным Правителем России, видя в этом акте залог восстановления Единой России, и горячо приветствует этот акт. Те письма, которыми обменялись Главнокомандующие армиями, установили тождество взглядов на основные начала будущего государственного строительства России. Объединение должно произойти по соглашению вождей на указанных выше началах. Все обязательства по отношению к отдельным государственным образованиям остаются в силе. Международные обязательства, умаляющие значение Единой России, неприемлемы».

Между тем на заседании Правления ВНЦ высказывались позиции, довольно скептически оценивающие правомерность и своевременность признания верховенства Колчака. За признание Колчака твердо высказался М. М. Федоров. Астров считал, что «Деникин никогда не претендовал на роль Верховного Правителя (ограничиваясь признанием своих прав в рамках полномочий Главкома. – В.Ц.) … Для победы над большевизмом нужно не только оружие, но и хлеб… У Колчака есть хлеб и деньги (золотой запас. – В.Ц.). Д. Армия не могла бы закрепить за собой Москвы, не будучи в состоянии снабдить население всем нужным». Однако «мы не знаем точно, что представляет собой положение в Сибири». И «для признания нужен соответствующий момент». Не менее основательные доводы приводил член ЦК кадетской партии, глава Союза городов П.П. Юренев: «Для признания, действительно, нужен соответствующий момент… У нас нет достаточных сведений, чтобы сказать, что именно адмирал Колчак должен быть признан для блага России, а не Главнокомандующий Вооруженными Силами юга России. Вопрос нужно решить принципиально: для России нужна единая власть, единое национальное правительство, но кто должен быть Всероссийским Правителем – это дело соглашения вождей Армии». Притом нужно учитывать, что «военное счастье изменчиво и признание может оказаться преждевременным». Управляющий финансами Бернацкий, соглашаясь с экономической целесообразностью установления единства Юга и Сибири, в то же время колебался при обсуждении вопроса о времени объявления данного акта. Согласно итоговому решению, вопрос о месте и времени признания верховенства Колчака ВНЦ передал на рассмотрение Главкому ВСЮР.

Более содержательную позицию по отношению к признанию верховенства Колчака заняло Особое Совещание. На заседаниях 28–29 мая были оглашены телеграммы Сазонова из Лондона, в которых излагались «условия признания» Колчака. В числе этих «условий», вызвавших особое неприятие у членов Совещания, содержались «идеи» созыва Учредительного Собрания образца 1917 г., а также требования «признания независимости» Польши, Финляндии, «урегулирования границ» с Прибалтийскими и Закавказскими государствами. Парижское РПС, согласившееся с этими «условиями», по свидетельству Астрова, вызвало к себе «совершенно отрицательное отношение большинства членов Особого Совещания»; выступления Вырубова и Аджемова не изменили этого отношения. «Кто-то спешит для достижения своих собственных планов! – высказывались участники этого собрания, – гробокопатели требуют ответственности перед Учредительным Собранием! У Колчака вырвали решение. На Колчака оказано давление. До сих пор он избегал Учредительного Собрания (наиболее опасный для южнорусских политиков «поворот» политического курса. – В.Ц.). Теперь он соскользнул под давлением Политического Совещания Парижа, которое позорит русское дело. Он совершил ошибку. Тем менее нам нужно поддерживать его в этой ошибке. Ни о каком признании в настоящих условиях речи быть не может». Итог заседаний Особого Совещания представлялся неутешительным: «настроение большинства было совершенно определенно. Оно было против признания Колчака».

Позицию противников «признания» хорошо выразил глава управления внутренних дел Н. Н. Чебышев. В предложенной им резолюции (29 мая) отмечалось, что «при полной оторванности Вооруженных Сил Юга России и Сибири такое признание не может иметь реального значения, в смысле военного и гражданского объединения». Поэтому: «Особое Совещание, стремясь к скорейшему образованию единой русской власти и с особой надеждой взирая на боевые успехи армии адмирала Колчака, постановило признать, что разрешение этого вопроса должно быть отложено впредь до установления непосредственных сношений и связи с адмиралом Колчаком». «При отсутствии нормальных сношений с Правителем, при необходимости постоянно решать выдвигаемые обстановкой вопросы, Главнокомандующий будет настолько связан провозглашением себя подчиненным Правителю, что не будет в состоянии осуществлять требуемых мероприятий», – отмечал глава управления юстиции В. Н. Челищев.

Активными сторонниками идеи «признания» выступили Астров, Федоров и председатель Совещания – генерал А. М. Драгомиров. Последний, перечисляя «выгоды признания», объединял экономические и политические позиции: «С признанием может установиться систематическая финансовая помощь со стороны союзников; возможность более скорого заключения мира и протестов против неблагоприятных для России решений; если Колчак не будет признан, могут быть признаны большевики; признание Колчака увеличит авторитет всех сил, борющихся против большевиков; признание Колчака – это удар по большевикам; с признанием могут быть сняты унизительные условия, тяготеющие над русским золотом; Россия из объекта снова станет субъектом права; будет нанесен удар самостийным стремлениям, и будет остановлено дальнейшее возникновение новых образований». О необходимости «немедленного образования национального правительства в России» говорил Астров, отмечавший историческую неизбежность единства Белого движения: «Ходом событий вопрос этот предрешен, и медлить с его окончательным решением нельзя, ибо Европа может признать Колчака без участия в этом признании генерала Деникина и тем отбросить в тень Екатеринодар. С другой стороны, может исчезнуть благоприятный момент для признания России субъектом прав, и внимание Европы может снова повернуться к большевикам».

Несмотря на все усилия прийти к единогласию и принятию конкретного решения, «признание» Колчака (в формулировке Особого Совещания) приняло вид условного решения, фактически предлагаемого на усмотрение обоих «вождей»: «признавая настоятельно необходимым образование в России единого Национального Правительства, Особое Совещание полагает, что жизненные интересы Российской Державы властно требуют, чтобы такое Правительство было образовано путем непосредственного соглашения между генералом Деникиным и адмиралом Колчаком на началах, изложенных в официальном сообщении от 10 (23) апреля текущего года». Предложение о немедленном признании Всероссийского статуса Омского правительства было отклонено большинством голосов (4).

В этой ситуации принятие окончательного решения оказалось возложенным на единоличное усмотрение Деникина, а момент решения предположительно откладывался до соединения фронтов. И поэтому неожиданным стало самостоятельное решение Деникина о признании верховной власти Колчака, сделанное в форме приказа (№ 145), написанного самим Главкомом и зачитанного 30 мая 1919 г. на банкете в присутствии военного представителя Великобритании генерала Бриггса. Главком ВСЮР заявил о своем подчинении «адмиралу Колчаку как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских армий», поскольку «спасение нашей Родины заключается в единой Верховной Власти и нераздельном с нею Верховном командовании». Подчинение единой власти, по мысли Деникина, предотвращало зревшее «в глубоком тылу предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой, Единой России» (явный намек на «самостийных» политиков белого Юга. – В.Ц.).

«Да благословит Господь его (Колчака. – В.Ц.) крестный путь и да дарует спасение России», – так завершался текст «исторического приказа». 2 июня, в соответствии со специальным «приказанием» Главкома ВСЮР (№ 35) в Екатеринодаре, «по случаю подчинения Вооруженных Сил Юга России Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русской армии адмиралу Колчаку» был отслужен торжественный молебен в войсковом соборе, а также проведен парад юнкеров военных училищ, воинских подразделений охраны Ставки Главкома ВСЮР и кубанских казачьих частей. Для всех правительственных учреждений белого Юга по указанию Деникина были изготовлены бюсты Верховного Правителя, с его фотографий (главным образом, времени командования Черноморским флотом) сделаны портреты. Большим тиражом был издан плакат, изображавший Колчака и Деникина как вождей Белого движения (5).

Акт признания подтверждал ярко выраженный характер важности принятия единоличных постановлений, приоритета военной власти в условиях, требовавших незамедлительного, решительного действия, не дожидаясь окончания «политических дебатов» о целесообразности или нецелесообразности признания. По оценке Астрова «беззаветная любовь к России, государственный смысл и подчинение себя идее» привели Деникина к такому решению. «Местный патриотизм Особого Совещания растаял в величии и красоте совершенного акта». Исходя из соображений конъюнктурной политики, очевидно, не стоило торопиться с признанием. Следовало все же добиваться создания условий, на которых это возможно. Помимо того, что Деникин в данной ситуации менее всего руководствовался личными расчетами, по мнению управляющего юстицией В. Н. Челищева, «рыцарственный поступок» мог вполне рассматриваться и в духе «реальной политики». Акт признания существенно усиливал позиции Главкома ВСЮР, создавая условия «благоприятные для объединения с Казачьими войсками и притом в формах, которые соответствовали бы идее Единой и Неделимой России» (6). Тезис Челищева подтверждало отправленное Колчаком письмо донскому атаману генерал-лейтенанту А. П. Богаевскому. Написанное 28 июня 1919 г., оно пришло на Дон лишь осенью (так как было передано не по телеграфу, а через генерал-майора К. И. Сычева, посланника донского правительства в Омск), но сразу же было зачитано на заседании Войскового Круга 4 октября 1919 г. В нем Верховный Правитель отмечал, что «создание Единой Верховной власти в Сибири» произошло при «ближайшем участии» сибирских казаков, а также поддержавшего и укрепившего общероссийскую власть оренбургского, уральского и семиреченского казачества». Последовать их примеру призывал Колчак и «государственно мыслящее казачество Европейской России». Обнародованная к этому времени «Грамота Верховного Правителя к Казачьим Войскам» гарантировала сохранение казачьего самоуправления и создавала формальные основы для новой российской государственности. Одновременно с письмом Богаевскому Сычев вез также очередное письмо Колчака Главкому ВСЮР. В нем Верховный Правитель информировал Деникина о «создании должности Заместителя Верховного Главнокомандующего» и о «назначении генерала Юденича Главнокомандующим Северо-Западного фронта», а «генерал-лейтенанта Миллера – Главнокомандующим Северного фронта». «Таким образом, – заключал Колчак, – я могу считать, что единство Русской армии ныне обеспечено».

На повестку дня снова вставал вопрос об объединении усилий фронтов. На этот раз идея комбинированного «похода на Москву» выражалась и на Юге, и в Сибири. Вопреки распространенному мнению об отсутствии намерений к взаимодействию белых армий Востока и Юга России, о «честолюбивых планах первенства занятия Москвы», Колчак объективно оценивал сложность и важность военного единства: «Ближайшей задачей я ставлю соединение с Вами, невыгоды нашей оторванности слишком очевидны, чтобы говорить о них. Мое весеннее наступление совпало с тяжелым положением на Вашем фронте, теперь обратно – при Ваших успехах Восточный фронт отходит под давлением противника; необходимо согласование больших операций, и я надеюсь, что в начале августа можно будет к ним приступить» (проведенная генерал-лейтенантом М.К. Дитерихсом Тобольская операция Восточного фронта, «поход на Москву» ВСЮР и «поход на Петроград» Северо-Западной армии стали результатами этого «согласования». – В.Ц.). Немаловажное заключение касалось и политического курса: «Я вынес впечатление, что государственно-мыслящие люди идут по тому же пути, по которому следуют и здесь в Сибири однородные элементы» (7).

Особое Совещание, столь резко осуждавшее «несвоевременность признания», не замедлило, вслед за Деникиным, утвердить постановление от 3 июня 1919 г. Теперь уже о недавних разногласиях старались не упоминать: «Актом 30 мая русская государственная идея и создавшаяся на юге государственная власть переданы Главнокомандующим Вооруженных Сил на Юге России Верховному Правителю Русского Государства, и тем положено начало соединению русской земли в единое целое и образованию единой государственной власти» (8). О полной поддержке решения Деникина, о надеждах на скорое международное признание единой российской власти заявили в совместном заявлении «значительнейшие русские политические организации» – Всероссийский Национальный Центр, Совет Государственного Объединения России и Союз Возрождения России. На торжественном собрании, созванном по инициативе ВНЦ 5 июня, была принята резолюция, подписанная М.М. Федоровым (ВНЦ), А. В. Кривошеиным (СГОР) и В. А. Мякотиным (СВР); редкий случай политического единства ВНЦ, СГОР и СВР: «Названные организации, объединяющие в своем составе представителей самых различных партий и групп и имеющие свои разветвления по всей стране, сомкнутым национальным фронтом встречают радостную весть о воскрешении русского государства как единого целого… выражают твердую уверенность, что Верховный Правитель России, торжественно возвестивший о своем обязательстве довести страну до Учредительного Собрания, имеющего заложить основы новой жизни согласно воле народа, будет приветствован широкими народными массами как избавитель от тирании большевиков и глава объединенной России; Всероссийское же правительство, возглавляемое им, получит санкцию международного признания».

Официальный ответ из Омска не замедлил себя ждать. 11 июня 1919 г. Российское правительство направило Деникину приветственную телеграмму, отметив, что «Вашим приказом № 145 завершена великая задача объединения политической власти и Верховного командования» (9). Летом 1919 г. подобный акт не воспринимался иначе как долгожданное установление окончательного объединения Белого движения, внутреннего единства, пусть и символического, за которым обязательно должно последовать международное признание. Процесс консолидации антибольшевистских сил, начавшийся осенью 1918 г., казалось, был близок к завершению.

Формы взаимодействия Юга и Сибири, как и следовало ожидать, определились довольно скоро. В ответ на решение Деникина о «подчинении» Российское правительство учредило должность Заместителя Верховного Главнокомандующего. В этом решении, не предусмотренном Конституцией 18 ноября 1918 г., прослеживалось желание выделить тем самым особый статус Деникина. Омск не шел на низведение статуса белого Юга до «Южного Края», включенного в политическую модель существовавшей верховной белой власти. Согласно постановлению Совета министров, Заместитель Верховного Главнокомандующего находился «в непосредственном подчинении Верховного Главнокомандующего», назначался его Указом. Интересно был изложен 3-й пункт Постановления, в соответствии с которым Заместитель должен был находиться в «месте пребывания Верховного Главнокомандующего», а в случае его отсутствия или при невозможности прибытия на фронт (то есть в Сибирь или на Дальний Восток) премьер-министр должен был передать должность Заместителя начальнику штаба Главковерха. Примечательно, что тем самым верховенство оставлялось за Восточным фронтом. 24 июня 1919 г. Верховный Правитель Указом № 203 назначил «генерал-лейтенанта Антона Ивановича Деникина» «Заместителем Верховного Главнокомандующего с оставлением в должности Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России».

На следующий день, 25 июня 1919 г., за № 153 был опубликован приказ – воззвание к «Офицерам и солдатам Русской армии» от имени Верховного Главнокомандующего. Колчак признал, что решением Деникина создается факт объединения вооруженных сил – «окончательное создание Русской Армии, Армии, как сама Родина, единой и нераздельной». Создание «единой русской армии» стало результатом движения от окраин к центру, от первоначально отдельных «частей, независимых друг от друга», «вооруженных сил Юга, Сибири, Севера и Северо-Запада». «Совместно с казачьими войсками эти вооруженные силы вступили в беспощадную борьбу с предателями и изменниками, образовавшими по немецким инструкциям с помощью немецких шпионов и агентов позорное правительство Центральной России, известное под именем Советского». Колчак не только подчеркивал государственный характер вооруженных сил Белого движения, но и провозглашал преступный, антинациональный характер советской власти и статус ее носителей – большевиков, заслуживающих строжайшего осуждения: «Близится час суда и расплаты, и Армия русская совершит этот суд над предателями Родины, продавшимися вечному врагу – немцам – для осуществления сумасшедших попыток основать международное социалистическое государство, лишенное национальности, веры, права и чести». Приказ завершался так: «С непоколебимой верой в светлое и славное будущее России и народа русского и армии русской продолжайте свой великий подвиг служения Родине, памятуя, что только полное уничтожение позорного большевизма, его правительства и его вооруженных сил, позволит нашей измученной Родине и русскому народу устроить свою судьбу по своей воле, даст ему мир и возможность России занять достойное ей место среди великих народов. Господу Богу угодно будет благословить воинскую работу и труды ваши конечным успехом и увенчает их созданием Единой, Нераздельной и Великой Родины нашей» (10).

Итак, вопрос о военном командовании был предрешен. Оставалось определиться с передачей политической власти Верховному Правителю, которую предполагалось осуществить в виде отдельного закона во изменение Конституции 18 ноября 1918 г., по которой верховная власть передавалась Совету министров. В цитированном выше письме Деникину от 28 июня Колчак подчеркивал: «До нашего соединения, когда мы получим возможность лично повидаться и переговорить, я не буду входить в вопросы, связанные с Югом России, где Вы осуществляете во всей полноте единоличную военную и гражданскую власть… я считаю, что преемственность Верховного командования будет обеспечена. Я решил этот вопрос только в отношении Армии ввиду его спешности, что же касается до преемственности власти Верховного Правителя, то я оставляю это положение открытым ввиду большой политической важности его» (11). Но к осени 1919 г. Российское правительство все же определилось с пределами политико-правовых полномочий белого Юга. Гинс, ставший управляющим делами Совета министров, представил это как ответ на запрос из Парижа делегации Особого Совещания, возглавляемой генералом А. М. Драгомировым. Данная делегация была отправлена из Екатеринодара 6 июня. Делегация везла с собой специальный, составленный Астровым на имя Колчака Наказ, в котором говорилось: «Успешное продолжение борьбы с большевиками и создание в освобождаемых областях прочного гражданского правопорядка предполагают впредь до фактического объединения Вооруженных Сил на Юге России с предводимыми Вашим Высокопревосходительством войсками наличность твердой власти, снабженной достаточными законодательными и правительственными полномочиями и санкционированной Верховным авторитетом. Этой власти необходимо также право ведения внешних сношений – исключительно по вопросам, непосредственно касающимся Юга России и, конечно, в согласии с общими директивами Верховного Правителя… Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России испрашивает указания Верховного Правителя о порядке дальнейшего осуществления государственной власти в областях, подчиненных Главнокомандующему и через него

Вашему Высокопревосходительству, а также по ходу военных действий в таковое подчинение поступающих» (12).

Так что конкретные проблемы взаимодействия не решались простым признанием верховенства Омска. «Сибиряков» настораживал «консерватизм» политики деникинского правительства, особенно в отношении вопросов: земельного (Комиссией А. Д. Билимовича – В. Н. Челищева в Особом Совещании разрабатывался законопроект об отчуждении частновладельческих земель за выкуп) и национального (конфликт командования ВСЮР с правительством Украинской Народной Республики С. Петлюры). Это выразилось в утверждении Советом министров краткого положения-инструкции о власти Главкома ВСЮР и его правительства, отправленного из Омска 1 сентября 1919 г. (см. приложение № 32). Среди членов Особого Совещания оно вызвало неоднозначную реакцию. Так, по оценке управляющего Отделом пропаганды К. Н. Соколова, «Вооруженные Силы Юга России жили и развивались и в военном, и в гражданском отношении с суверенной независимостью. Подчинение генерала Деникина адмиралу Колчаку приобрело характер бессодержательной фикции. При таких условиях мы не могли не быть поражены притязательностью того ответа, который к этому времени прислало… омское правительство на наш телеграфный доклад» (13). Напротив, Челищев отмечал принципиальное совпадение политической линии белой Сибири и белого Юга, выделяя неплохие перспективы (благодаря формальному верховенству Омска) решения вопроса о создании общих структур управления Добровольческой армии и южнорусского казачества под неоспоримым руководством подчиненного Верховному Правителю Главкома ВСЮР (14).

Действительно, полномочия, даваемые Омском, допускали гораздо большую степень самостоятельности в сравнении, например, с проектом, разработанным для Северной области. «Полнота власти» Заместителя Верховного Главнокомандующего не оспаривалась. Внешняя политика разрабатывалась в рамках МИД, руководство которым и на Юге, и в Сибири еще с января 1919 г. уже осуществлял один человек – А. Д. Сазонов. Судопроизводство признавалось совместным уже в силу общего следования правовым нормам, принятым в России до «большевистского переворота» (подробнее организация судебной власти в политической системе Белого движения будет отражена в отдельном разделе). Структуры Правительствующего Сената выполняли одинаковые функции на белом Юге и в Сибири. О представительной власти, равно как и о земско-городском самоуправлении, не говорилось вовсе, предполагалось их наличие a priori, в частности, в форме т. н. «междуобластного совета». К тому же омская «инструкция» предусматривала разработку (самим Главкомом ВСЮР и Особым Совещанием) специального «Положения о пределах власти Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России». Координация законотворческой деятельности требовалась лишь в земельной и финансовой политике. Но если, например, единство денежного обращения могло бы осуществиться и после объединения фронтов, то вопросы аграрные не терпели отлагательства. Задержка в принятии согласованных с Омском актов аграрного законодательства в момент наивысших успехов ВСЮР осенью 1919 г. могла негативно сказаться на отношении крестьянства к белой власти. Отрицательные последствия могли иметь расхождения, имевшиеся в аграрно-крестьянской политике (главное – признание необходимости выкупа за отчуждаемую землю на Юге не увязывалось с намерениями Колчака закрепить на правах крестьянской собственности все «захваченные» земли). Так или иначе, проведение хозяйственной политики требовало общности политического курса Белого движения, несмотря на его территориальную разделейность.

Проявлением приоритета власти Омска по отношению к политике белого Юга стали две телеграммы Колчака. В них уже не было прежнего «партнерского» приглашения к сотрудничеству. Напротив, в телеграмме от 23 октября Верховный Правитель предупреждал о «недопустимости земельной политики, которая создаст у крестьянства представление помещичьего землевладения. Наоборот, для «устранения наиболее сильного фактора русской революции – крестьянского малоземелья – и для создания надежной опоры порядка в малообеспеченных землею крестьянах необходимы меры, направленные к переходу земли в собственность крестьян участками в размерах определенных норм» (15). Другая, так и не отправленная в полном своем тексте, телеграмма содержала негативную оценку действий ВСЮР на Украине. Колчак писал, что «вооруженное столкновение с петлюровскими войсками может иметь гибельные последствия… в сложившейся обстановке более опасны враждебные разногласия и несогласованность, а тем более – столкновения отдельных частей освобожденной территории… Я отношусь поэтому с полной терпимостью к объявлению Юденичем самостоятельности Эстонии и готов, если это понадобится, временно считаться с фактической независимостью Украины, равно как и с установившеюся восточной границей Польши, если это даст возможность согласовать военные действия наших, украинских, польских и прочих антибольшевистских сил» (16). И в отношении аграрной политики, и в национальном вопросе эти суждения Колчака отразились годом позже в курсе Правительства Юга России Врангеля – Кривошеина.

Хотя правильность политических установок, идущих из Омска, не оспаривалась, все же сам факт «вмешательства» и «рекомендаций» воспринимался на Юге негативно. По оценке Деникина, весьма продуктивная деятельность Комиссии по разработке земельного законопроекта Билимовича – Челищева после телеграммы из Омска «получила чисто академическое значение». В то же время в вопросе о конструкции государственной власти на основе федерализма, в вопросах, касающихся восстановления полномочий Правительствующего Сената и отношения к международному суверенитету Российского государства, у белого Юга и Сибири не было принципиальных разногласий. Нельзя, однако, утверждать, что «диктат» Омска имел безусловно определяющее значение для белого Юга по всем направлениям внутренней и внешней политики. Под воздействием очевидных успехов ВСЮР в середине октября 1919 г. в Сибири заговорили о «необходимости выровнять основные политические линии Омска и белого Юга». Признавалось, что «стремление к согласованности в действиях не должно быть понимаемо, как дача руководящих указаний генералу Деникину». Указывалось также, что «из Сибири слишком долог путь в Москву, чтобы там ждали нас. Тем необходимее равнение друг на друга, дабы при встрече всех освободительных армий и государственных образований под властью Верховного Правителя все они говорили на одном политическом языке» (17). Таким образом, подчеркивалось, что в будущем, в случае сближения двух фронтов, все политические «недоразумения» будут разрешены и это подтвердит единство российского Белого движения по принципиальным вопросам.

Много проще процесс установления Российским правительством пределов властных полномочий проходил на Северо-Западном фронте. Власть Верховного

Правителя выступила по отношению к нему в качестве «учредительно-санкци-онирующей», и полномочия генерала от инфантерии Н.Н. Юденича в качестве командующего фронтом четко определялись Указом Верховного Правителя № 201 от 10 июня 1919 г. в рамках «Положения о полевом управлении войск в военное время» (18) (см. приложение № 20). Специального законодательства для «Петроградской области», в отличие от белых Севера и Юга, не предусматривалось. Приоритет полномочий военной власти над гражданской, предусмотренный Омском для Северо-Запада, стал одной из причин разногласий и отсутствия должного взаимодействия между генералом Юденичем и Северо-Западным правительством.

* * *

1. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 53. Л. 89; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 286. Лл. 1–2; Оп. 2. Д. 255. Лл. 208–208 об.; Ф. 5827. Оп. 1. Д. 54. Л. 1; Д. 142. Лл. 2–4; Южные ведомости, Симферополь, № 74, 5 апреля 1919 г.;

2. ГА РФ. Ф. 5827. Оп. 1. Д. 142. Лл. 1–4; Великая Россия, Екатеринодар, № 108, 9 (22) января 1919 г.

3. Там же. Л. 5; Ф. 6396. Оп. 1. Д. 2. Лл. 501 об. – 502; Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Лл. 37–37 об.; Свободная Речь, Ростов-на-Дону, № 79, 14 (27) апреля 1919 г.

4. ГАРФ. Ф. 5955. Оп. 1. Д. 3. Л. 55; Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Лл. 386, 387, Астров Н. И. Признание генералом Деникиным адмирала Колчака // Годы минувшего. На чужой стороне. Париж, 1926. Кн. 1. (14), с. 205–217.

5. ГА РФ. Ф. 439. Оп. 1. Д. 110. Л. 76; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 667. Л. 1–1 об.; Ф. 5955. Оп. 1. Д. 3. Л. 54; Михайловский Т.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914–1920. Кн. 2. М., 1993, с. 206.

6. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 3. Л. 5.

7. Донские Ведомости, Новочеркасск, № 227, 6/19 октября 1919 г.; Белый архив. Т. 1. Париж, 1926. С. 136–137.

8. ГА РФ. Ф. 439. Оп. 1. Д. 88. Л. 95.

9. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 3. Лл. 40–41; Ф. 5913. Оп. 1. Д. 52. Лл. 32–38.

10. Правительственный вестник, Омск, № 172, 29 июня 1919 г.

11. ГА РФ. Ф. 5827. Оп. 1. Д. 142. Л. 6.

12. Тине Г. К. Указ, соч., с. 314–315; ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 214. Л. 2–3.

13. Соколов К. Н. Правление генерала Деникина, София, 1921, с. 161.

14. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 3. Лл. 8–9.

15. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1925, т. IV, с. 223–224.

16. Тине Г. К. Указ, соч., с. 318–319.

17. Русское дело, Омск, № 8, 14 октября 1919 г.

18. Правительственный вестник, Омск, № 170, 27 июня 1919 г.