Глава 8

Губернский, уездный и волостной уровни власти на белом Юге в 1919 г.

«С выходом губернии из полосы военных действий власть Главноначальствующего прекращается и губерния переходит к порядку нормального гражданского управления. Во главе всей губернской администрации встает губернатор». «За высшими представителями власти известный срок еще придется сохранить исключительные полномочия по охранению спокойствия, но ведомство вменяет себе в обязанность переход к нормальному положению там, где наступившее оздоровление допустит это без ущерба для интересов государства», – так определял начальник управления внутренних дел Н. Н. Чебышев существо т. н. переходного периода после установления белой власти в тех или иных регионах Юга России. По воспоминаниям Челищева, Чебышев, работавший долгие годы «в рядах прокуратуры» (бывший прокурор Московской судебной палаты) стремился подбирать состав местной администрации, опираясь на принцип «соответствия законности», привлекать к работе «тех лиц, которые воспитывались в предшествующей (дореволюционной. – В.Ц.) работе на служении закону и на борьбе с нарушениями его». Нельзя было, однако, не признать, что «деятели старого режима, как и другие специалисты старой школы… не оправдали своих назначений при новых условиях жизни, ибо условия эти характерным образом отличались от прежних, когда они накопляли свой опыт. Они привыкли работать при наличии сложившегося в многолетней практике и налаженного административного механизма… Теперь задача была другая. Надо было вновь наладить разбитый аппарат и надо было ставить себе задачу добиться от населения признания авторитета власти… а сделать это можно было не сразу, но все-таки на началах законности и справедливости».

Власть губернатора (следующего уровня местного управления белого Юга) определялась «Временным Положением» как «надзор за точным и повсеместным в губернии соблюдением законов, постановлений и распоряжений правительства всеми местными органами управления и самоуправления» (1). Существовавшая с сентября 1918 г. практика назначения Главкомом Добровольческой армией военных губернаторов уходила в прошлое. С расширением театра военных действий полномочия данной должности частично переводились на Главноначальствующих. Бывшие до 1917 г. полномочия губернского предводителя дворянства также передавались губернаторам. Губернатор получал право «издания обязательных постановлений… по всем предметам, относящимся к охранению государственного порядка, общественного спокойствия и безопасности… право образовывать комиссии для обсуждения разного рода мероприятий… по всем отраслям гражданского управления губерний, определяя состав этих комиссий, предметы их ведения и порядок действий» (2). Как и Главноначальствующий, губернатор мог «в делах особенно важных или чрезвычайных образовывать под своим председательством из чинов всех ведомств, а также из общественных деятелей междуведомственные совещания и созывать съезды, определяя состав, предметы ведения и порядок их действий». Для взаимодействия с «общественностью» предполагалось создание специального Совета при губернаторе (Совет по делам местного хозяйства), в составе губернатора, вице-губернатора, управляющих казенной и контрольной палатами, прокурора суда, председателя губернской земской управы, городского головы губернского города, гласных «цензовых земств» по назначению губернатора. При рассмотрении дел, относящихся к уездам, на заседания Совета приглашались председатели соответствующих уездных земских управ. Совет должен был санкционировать законодательные акты, принимаемые органами самоуправления (3).

Законотворческая работа губернатора сводилась к изданию подзаконных актов к законам, приказам Главкома ВСЮР, Особого Совещания и распоряжениям Главноначальствующего. В его полномочия входили «заботы об общественном благоустройстве и благосостоянии», в частности «об исправном состоянии путей сообщения», «охранении народного здравия», «о первоначальном обучении». Губернатор также «осуществлял надзор за состоянием и деятельностью всех губернских и уездных правительственных учреждений» и должен был оказывать «содействие подлежащим властям и учреждениям по снабжению населения продовольствием», «поощрять самодеятельность частных лиц и обществ в деле восстановления расстроенного государственного и народного хозяйства». Судебные власти и органы государственного контроля не зависели от губернаторов. Губернатор получал право «издавать обязательные постановления по всем предметам, относящимся к охранению государственного порядка».

В течение 1919 г. губернаторы издавали распоряжения, постановления по самым разнообразным вопросам внутренней жизни (от постановлений по борьбе с чумой скота, мер по «общественному призрению» до проведения мобилизаций в Государственную Стражу и запасные части, дислоцированные в губернии) (4). Фактически власть Губернатора становилась высшей гражданской властью в районах, освобождаемых ВСЮР. Как правило, приказы Главноначальствующего Области, не говоря уже о распоряжениях Особого Совещания, доходили до губернского уровня в течение 1–2 недель, за исключением случаев, когда губернский центр и центр Области совпадали (Киев, Харьков). Внутреннее положение губерний требовало как можно более оперативного руководства. В этих условиях губернская администрация заменяла собой и власть Главноначальствующих, и власть Особого Совещания. Далеко не последнюю роль играли поэтому личность Губернатора, наличие у него административного опыта, знания местных особенностей экономической и политической жизни.

В советской историографии преобладали утверждения, что губернаторами становились исключительно лица «с тупой ненавистью ко всему, что противоречит старому дореволюционному укладу государственной и общественной жизни», представлявшие собой «реакцию» и «мракобесие» (5). Биографии большинства губернаторов белого Юга опровергают эту оценку. Например, харьковский губернатор Е.В. Богданович представлял фамилию известных в России опытных администраторов. Двое его братьев – уфимский губернатор и тамбовский вице-губернатор – были убиты в 1903 и 1905 гг. эсеровскими боевиками (6). Богданович и его супруга были известны в среде аристократического Санкт-Петербурга (их салон пользовался популярностью в начале XX в.) (7). Ставропольский губернатор А. М. Валуев проводил, по свидетельству современников, «правильный курс в пресечении должностного своевольства», чему способствовал его «большой административный стаж» и опыт «гражданского вице-губернаторства» (8). Екатеринославский губернатор С. С. Щетинин был одним из создателей «Алексеевской организации», участвовал в «Ледяном походе», занимая должность «помощника начальника политического отдела Добровольческой армии». (9). С большим энтузиазмом приступил к работе в Подольской губернии генерал Турбин, однако его полномочия продолжались всего несколько недель. В Чернигов был назначен авторитетный в губернии действительный статский советник Лопухин. Местная печать писала: «До назначения тамбовским губернатором Лопухин уже исполнял обязанности черниговского губернатора (имеется в виду его пребывание в данной должности в 1910–1912 гг. – В.Ц.)… работал в губернском земстве… считает необходимой опору на демократические элементы и крестьянство. К независимой печати – лоялен… Лопухин готовит план административного управления Черниговщины» (10).

Оценка Деникина в отношении к губернаторам была более осторожной, на что, несомненно, влияли либералы из ВНЦ (в частности Астров), недовольные предпочтением, отдаваемым профессиональным администраторам дореволюционной России перед «общественными деятелями» (11). Главком считал, например, что «управляющий внутренними делами Чебышев ставил губернаторов почти исключительно из числа лиц, занимавших эти должности до революции, желая «использовать их административный опыт»: «Это были люди… быть может, вполне подготовленные, но по психологии и мировоззрению, навыкам, привычкам столь далекие, столь чуждые совершившемуся перевороту, что ни понять, ни подойти к нему они не могли. Для них все было в прошлом, и это прошлое они старались возродить и в формах, и в духе. За ними следом потянулись низшие агенты прежней власти – одни, испуганные революцией, другие – озлобленные и мстящие. Приходили они в районы для них незнакомые, пережившие уже не один режим с населением, потерявшим уважение к закону и власти и недоверчивым, с жизнью, выбитой из колеи, насыщенной взаимными обидами и классовой враждой… Нет людей. Эта жалоба не сходила с уст интеллигенции и со страниц печати». Сам Чебышев в заявленной им Главкому программе ведомства внутренних дел (докладная записка от 28 мая 1919 г.) так отмечал необходимость правильного подбора административных кадров: «Необходимо создать и поддерживать в тылу армии порядок, обеспечивающий ей успешное продвижение вперед, а населению – пробуждение к жизни в условиях правового строя под защитой закона, незыблемого и равного для всех. Необходимо скорее вызвать на поверхность живые силы, уцелевшие от смуты, предоставить всем, кто хочет и может быть полезным, принять должное участие в общем деле нравственного и экономического возрождения. Наряду с этим перед властью стоит борьба с очагами большевизма в тылу. Вновь создаваемому порядку предстоит долгое время еще покоиться на пороховом погребе загнанного в подполье большевистского психоза. Ему должен быть противопоставлен аппарат, возможно, совершенной мощи… приведенные условия определяют требования, которым должны удовлетворять призываемые к делу административные деятели. Они должны обладать специальным административным или во всяком случае общим деловым опытом, волей и умением управлять. Брать их придется отовсюду – из прежней бюрократии в лице ее неопороченных деятелей, из армии, из общественности, из лиц разных профессий. Нужны люди, способные отрешиться в своей деятельности от предрассудков сословия, класса или партии. Ставка теперь на честного дельца. При настоящем положении в Екатеринодаре круг кандидатов ограничен случайно съехавшимися сюда беглецами. С развалом большевистского фронта и падением преград, отделяющих нас от остальной России, кадры работников и тяга к Добрармии возрастут. Можно надеяться, что и на отвоеванной у большевиков территории мы встретим деятелей, сохранивших дух, не надломленный переживаниями прошлого» (12).

В опубликованной переписке Астрова и Деникина содержались указания на «список» кандидатов, предлагаемых на должности губернаторов от Национального Центра. Но, по оценке Главкома, далее представлений на утверждение лиц, «не успевших себя проявить ничем», либеральные круги Особого Совещания не выказывали стремления к власти, к «сложной и неблагоприятной обстановке» повседневного управления. Приводя в подтверждение фразу самого Астрова о либералах («не хотят себя связывать и нести нравственной ответственности»), Деникин не менее сурово характеризовал этих несостоявшихся политиков: «Абсентеизм либеральной общественности остается фактом. Она не простерла своего самопожертвования до такой степени, как это сделали члены Особого Совещания». В условиях, когда центральный аппарат не мог обеспечить местную власть необходимым количеством чиновников, губернатор мог создавать при губернском управлении своеобразный «административный резерв» – «старшие и младшие штатные и сверхштатные кандидаты на административные должности в губернских и уездных управлениях». Здесь, по существу, единственным критерием «отбора» было лишь наличие высшего образования (административный опыт был уже не обязателен) (13). В соотношении «профессионалов-администраторов» и «общественных деятелей» предпочтение в 1919 г. отдавалось первым. Показательны слова Шульгина, считавшего, что «все исступленные вопли о том, что будто старый режим кому-то не давал ходу, что будто в глубине народной таятся какие-то замечательные силы, оказались по меньшей мере ошибочными… В гражданском управлении… «революционная демократия» не выдвинула ни одного работника, пригодного для государственной машины. Пришлось обратиться к старым «бюрократам» и «деятелям» (14).

Как и в России до 1917 г., на белом Юге восстанавливались губернские управления, при которых в качестве отделов возрождались упраздненные в 1917 г. губернские присутствия, осуществлявшие надзор за деятельностью органов местного самоуправления, состоянием здравоохранения, финансов, строительства, землеустройства (15). В 1919 г. для усиления административного контроля создавалось еще и Общее Присутствие Губернского Управления в составе Губернатора, Вице-Губернатора и Начальников Отделов, а в «особо предусмотренных законом случаях» в Общее Присутствие вводились «чины губернской судебной власти». Вице-губернатор, как и губернатор, назначался на должность Главкомом по представлению начальника УВД. Его полномочия включали «непосредственное заведывание делами губернского управления» и «председательство в попечительствах над исправительными арестантскими отделениями» (16).

Если в губерниях белого Юга возрождались традиционные управленческие структуры, то на уездном уровне происходили существенные перемены. В России начала XX в. административная власть в уезде была представлена уездным предводителем дворянства и уездным полицейским управлением во главе с исправником (17). Согласно же «Временному Положению», их полномочия, а также полномочия бывших земских начальников переходили к Начальнику уезда и уездному управлению. Начальники уезда подчинялись губернатору и назначались, по его представлению, УВД. Начальнику уезда «принадлежал надзор за деятельностью: 1) всех уездных правительственных установлений и должностных лиц гражданского ведомства… а также высших и средних учебных заведений и 2) учреждений волостного и сельского управления» (18). Он контролировал формирование и действия местных подразделений Государственной Стражи. Ему также предоставлялось право издания распоряжений «в целях охранения общественного порядка… об общественном благоустройстве и благочинии». Подобно Совету при Главноначальствующем и губернскому собранию создавалось уездное (окружное) управление в составе трех отделов: общих дел, местного самоуправления и по делам о воинской повинности, призванных «содействовать начальнику уезда в реализации обязательных постановлений и распоряжений правительства». При этом начальники отделов назначались не начальником уезда, а губернатором. Губернская власть постоянно контролировала деятельность уездной администрации.

В этой связи примечательна характеристика обязанностей начальника уезда, данная на страницах «Киевлянина» губернатором А. Г. Чернявским (кандидатом из представленного ВНЦ списка губернаторов): «Начальник уезда не должен допускать никаких классовых различий, помня, что он есть исполнитель идеи правопорядка, обязательного для всех граждан… Он обязан следить, чтобы подведомственные ему должностные лица не допускали без крайней к тому необходимости никаких параллельных мер, угроз или запугивания… самым активным образом содействовать успеху отдела пропаганды Особого Совещания… самым тщательным образом проводить и охранять русскую государственность, соблюдая в то же время уважение ко всем особенностям быта той или другой национальности… уметь сочетать доступность с престижем власти и быть в постоянном контакте на деловой почве с общественными и политическими деятелями, сохраняя за собой центральное, превалирующее положение беспристрастной власти». На уездном уровне недостаток кадров ощущался очень остро. Начальник управления внутренних дел Чебышев в докладе Главкому ВСЮР сообщал, что «от хорошего подбора личного состава начальников уезда зависит успех дела». Здесь уже не приходилось выбирать, ориентируясь «в интересах дела» не только на служащих, имевших опыт административной работы, но на любых «заинтересованных лиц». Чебышев считал, что «в начальники уезда первого призыва должны пойти люди, которые будут смотреть на службу не как на способ более или менее прилично устроиться, а как на самоотверженный подвиг служения идее возрождения России, подобно мировым посредникам первого призыва в эпоху освобождения крестьян от крепостной зависимости» (19).

Низовые административно-территориальные структуры белого Юга были представлены волостными управами, волостными и сельскими сходами, выбиравшими волостных старшин и сельских старост (20). Здесь происходил возврат к системе управления, существовавшей после издания «Положений» 1861 г. Следует отметить, что волостное земство, созданное в соответствии с законодательством Временного правительства, не восстанавливалось, его функции переходили к сельской администрации. Сельский сход состоял из крестьян-домохозяев и решал, в частности, дела, связанные с «общинным пользованием землею», «отбыванием воинской повинности», «назначением сборов на мирские расходы» (21). Сельский староста созывал сходы, приводил в исполнение их приговоры о «поземельном устройстве сельских обывателей», задерживал беглых и дезертиров, исполнял «в пределах селений обязанности чинов Государственной Стражи необходимое число десятских для… охранения общественной безопасности» (22). Волостной сход, помимо дел о «вообще всех предметах, относящихся к целой волости», ведал «объявлением по распоряжению местного полицейского начальства законов и распоряжений правительства и наблюдением за нераспространением между крестьянами подложных указов и вредных для общественного спокойствия слухов» (23). По мере занятия ВСЮР волостей и сел в них восстанавливалась власть бывших старшин и старост, авторитетных у односельчан. Они без предварительного созыва схода приступали к выполнению прежних обязанностей. Но нередко волостные и сельские управления находились в настолько разрушенном состоянии (после многочисленной смены властей и анархии 1918–1919 гг.), что произвести правильные выборы волостной и сельской администраций представлялось крайне сложным. Были случаи, когда бывшие старосты и старшины отказывались снова занимать свои должности, полагая, что исполнение таких обязанностей, как сбор налогов и повинностей, борьба с дезертирами, содействие Государственной Страже, могло вызвать серьезные конфликты с односельчанами (24). Во избежание «безвластия» Особое Совещание 11 июня 1919 г. предоставило губернаторам право, в виде временной меры, «в необходимых случаях назначать должностных лиц волостного и сельского управления». Контроль за деятельностью волостной и сельской администрации осуществлялся начальником уезда (25).

В прифронтовой полосе полнота гражданской власти сосредотачивалась у тыловых, уездных, этапных комендантов – офицеров, назначенных на эти должности командирами воинских частей. Должности тыловых (на уровне губерний, с полномочиями губернатора) и уездных (с полномочиями начальника уезда) комендантов объявлялись временными, «до прибытия на места гражданской администрации». Создаваемые при комендантах управления были немногочисленны и напоминали воинский штаб (9 офицеров-чиновников и 17 солдат – в распоряжении тылового коменданта, и 7 офицеров и 10 солдат – у уездного). Комендатуры занимались «борьбой с беспорядками», осуществляли контроль за сдачей оружия, оказывали содействие чинам контрразведки, организовывали проведение мобилизаций. Коменданты могли «требовать содействия от должностных лиц волостных и сельских учреждений». В случае «ненадлежащего выполнения своих обязанностей» представителями сельской администрации уездные коменданты имели право наказывать их арестом до 7 суток и даже увольнять от должности. Уездные коменданты контролировали деятельность волостных и сельских сходов, лично участвовали в их работе. Вопросы, обсуждавшиеся сходом, предварительно одобрялись комендантом, а если приговоры сходов «содержали признаки преступного деяния» (противодействие власти, отказ от выполнения повинностей и др.), то подобные решения отменялись и зачинщики привлекались к ответственности. Коменданты обязывались оказывать содействие владельцам земли, а также лицам и обществам, «в действительном пользовании коих земля в настоящее время находится, к беспрепятственному производству сельскохозяйственных работ». Кроме того, офицеры-коменданты должны были разъяснять селянам правила учреждения мировых комиссий и мировых судей, принимать меры «к охране имущества бывших частновладельческих имений и созданных на их основе советских хозяйств». Надлежало «широко оповестить местное население о всех распоряжениях правительства по аграрному вопросу» (26).

Аналогичные структуры со схожими полномочиями действовали в прифронтовых районах и в других регионах Белого движения. Военная власть, с ее обширными полномочиями, должна была обеспечить стабильность ближайшего тыла белых армий. Однако сложности практической работы – широкий круг неурегулированных проблем внутренней жизни уезда, участка, города, отсутствие авторитетного и компетентного гражданского аппарата управления, не всегда сочувственное отношение местного населения – снижали ее эффективность, создавая у населения впечатление о слабости власти, призванной «обеспечить порядок». С другой стороны, отсутствие административного опыта, стремление к решению управленческих проблем посредством военных приказов и распоряжений приводили, часто, к необоснованным репрессиям, нарушениям законности, что в конечном счете снижало степень устойчивости белой власти на подконтрольных территориях. Комендатура, как правило, представляла собой наиболее слабое звено в системе властной вертикали. По инициативе Челищева была даже создана специальная Комиссия, во главе с председателем Особого Совещания генералом А. М. Драгомировым, «для обсуждения мер борьбы с произволом комендантов, начальников контрразведки и прочих военных властей». В ее состав был приглашен генерал-квартирмейстер штаба Главкома ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик, а также представители судебно-следственных и реабилитационных комиссий, главы управлений внутренних дел и юстиции, начальник уголовной части с юрисконсультом, заведующий военно-судной частью. Во время работы Комиссии выявились «яркие картины несогласованности действий и отсутствия планомерности. Все сводилось к необходимости точного урегулирования деятельности органов военной власти, инструктирования их и установления точных задач и порядка деятельности».

Следует, однако, учитывать, что деятельность военной администрации носила временный характер. Ее предполагалось заменить, как отмечалось выше, структурами гражданской власти губернского, уездного и волостного уровней, с обязательным участием структур земского и городского самоуправлений. Показательна в этой связи оценка главой управления внутренних дел Н. Н. Чебышевым состояния российского общества, перспектив проведения политических реформ и деятельности возглавляемого им ведомства: «Беда современной России в том, что существуют, с одной стороны, недодравшиеся люди с революционным или реакционным дурманом в голове, а с другой – инертная масса обывателей, апатичных, усталых, жаждущих только покоя, который они готовы принять в любой форме, из любых рук. Исчез с поверхности жизни, запрятался куда-то средний, здоровый, рабочий человек, сохранивший необходимую душевную ценность и способность к уверенному в себе труду… Мы на работу нашу смотрим как на создание временных условий, которые могли бы обеспечить стране возможность перейти спокойно, свободно и сознательно к новой жизни. Мы живем на исторических оползнях. Задаваться мыслью строить на них вековечный монумент было бы наивно. Надо только закрепить почву под ногами, чтобы добраться до перевала. Потом Россия через законодательные учреждения будет сама устраивать порядки, которые найдет нужными. Мы же – законодатели поневоле, для тяжелых дней переходного времени. Как народ захочет разрешить свою судьбу – неизвестно. Угадать окончательный исход – невозможно. Одно ясно: к прошлому возврата нет. Минувшие и современные переживания отразились в народной душе неизгладимыми рубцами» (27).

* * *

1. ГА РФ. Ф. 446. Он. 2. Д. 2. Лл. 28–28 об.; Ф. 5955. Он. 1. Д. 3. Лл. 49–49 об.; Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Лл. 374, 380; Русское дело, Иркутск, № 33, 21 декабря 1919 г.; Временное Положение… с. 15–19.

2. Там же, с. 14.

3. Там же, с. 9. Киевлянин, № 74, 21 ноября 1919 г.; Оболенский В.А. Земство в Крыму во время гражданской войны // Местное самоуправление, Вып. 1, Прага, 1925, с. 279; Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое Особым Совещанием при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России, Ростов-на-Дону, 9 августа 1919 г., № 16, ст. 94.

4. Харьковские губернские ведомости, № 18, 25 октября 1919 г.; Русское дело, Иркутск, № 33, 21 декабря 1919 г.

5. Покровский Г. Деникинщина, Берлин, 1923, с. 103.

6. Спиридович А. И. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. 1886–1916 гг. Пгр., 1918. С. 115, 125, 223.

7. Соловьев Ю. Б. Самодержавие и дворянство в 1907–1914 гг. Л. 1990; Богданович А.В. Три последних самодержца. М.; Л., 1924, с. 389, 483.

8. Краснов В. И. Из воспоминаний. //Архив русской революции, т. XI, Берлин, 1923, с. 139.

9. Суворин А. Поход Корнилова, Ростов-на-Дону, 1918, с. 10; Суворин Б. За Родиной. Героическая эпоха Добровольческой армии. 1917–1918 гг., Париж, 1922, с. 39.

10. Черниговская газета. № 1, 17 октября 1919 г.

11. ГА РФ. Ф. 5913, Оп. 1. Д. 101. Лл. 82–92.

12. Деникин А. И. Указ, соч., т. IV, с. 218–219.; ГА РФ. Ф. 5913, Оп. 1. Д. 101. Лл. 97-102; Ф. 5955. Оп. 1. Д. 3. Лл. 49–49 об.

13. Деникин А. И. Указ. Соч, т. IV, с. 218–219.

14. Киевлянин, Киев, № 10, 1 сентября 1919 г.

15. Губернское управление в структуре власти белого Юга состояло из 10 отделов: общих дел, распорядительного, юридического, по делам местного самоуправления, по делам о воинской повинности, по заведованию местами заключения, врачебно-санитарного, ветеринарного, техническо-строительного, межевого; О специфике местной административной власти в Российской Империи см.: Ерошкин Н. 77. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968, с. 230–231.

16. Временное Положение… с. 20; Русское дело, Иркутск, № 34, 23 декабря 1919 г.

17. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Лл. 28–28 об.; Ерошкин Н.П. Указ, соч., с. 232.

18. Временное Положение… с. 23; 27–28.

19. ГА РФ. Ф. 5955. Оп. 1. Д. 3. Лл. 38–39; Ф. 5354. Оп. 1. Д. 9. Лл. 1–3 об.; Киевлянин, 7 сентября 1919 г.

20. Временное Положение… с. 30.

21. Киевлянин, № 13, сентябрь 1919 г.

22. ГА РФ, Ф. 5827, Оп. 1. Д. 187. Лл. 5–7 об.; Временное Положение о Государственной Страже. Собрание узаконений… Ст. 28, № 6 от 4 июня 1919 г.

23. ГА РФ, Ф. 5827, Оп. 1. Д. 187. Лл. 12–15, 16 об.

24. ГА РФ, Ф. 440, Оп. 1. Д. 34а. Л. 136.

25. Собрание узаконений… 27 августа 1919 г.; № 18, Ст. 104; Русское дело, Иркутск, № 38, 27 декабря 1919 г.

26. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Лл. 383–384; Краткое руководство для тыловых и уездных комендантов и подчиненных им лиц по гражданскому управлению вверенными им местностями. Ростов-на-Дону, 1919, с. 16–30; 15–16; 50–52.

27. ГА РФ. Ф. 5955. Он. 1. Д. 3. Лл. 40–41.