Глава 4

Организация управления на Северном Кавказе в 1918–1919 гг.

После занятия территории Ставропольской губернии части ВСЮР вступили в предгорья Кавказа на территорию Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана. К началу 1919 г. здесь уже существовало несколько государственных образований, как советских, так и антибольшевистских по своей политической позиции. Стремление к «национально-культурному самоопределению», несомненный рост популярности структур местного самоуправления в 1917 г. способствовали созданию здесь разнообразных органов власти. Комиссаром Временного правительства в Терской области, а впоследствии первым выборным атаманом терского казачества стал бывший член Временного Комитета Государственной думы М. А. Караулов (избран 1-м Войсковым Кругом 13 марта 1917 г.). 9 марта 1917 г. был создан Временный гражданский исполнительный комитет Дагестанской области. В русле популярной в 1917–1918 гг. тенденции избрания Национальных Советов 14 марта съезд чеченского народа избрал Национальный Совет во главе с присяжным поверенным А. Мутушевым. В состав Совета вошли будущие политические противники – А. Шерипов и Т. Чермоев. Значительным авторитетом в Совете пользовался шейх Дени Арсанов, занимавший также должность правительственного комиссара в Грозненском округе (1).

Наряду с тенденцией к «национальному ограничению» очевидной была и тенденция к межнациональному сотрудничеству. Значительным событием в истории региона стало открытие 14 мая 1917 г. во Владикавказе I съезда горских народов (около 300 делегатов). Работа съезда завершилась принятием Конституции Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана. В руководящие структуры Горской республики вошли представители горской интеллигенции: А. Чермоев – нефтепромышленник из Чечни, кабардинский коннозаводчик П. Коцев, ингуш В. Джабаргиев, председатель съезда Б. Шаханов из Балкарии, И. Гайдаров (член 3-й Государственной Думы, социал-демократ), Р. Капланов, Н. Тарковский. Муфтием Северного Кавказа был избран Нажмутдин Гоцинский, известный духовный лидер мусульман в Дагестане. Нельзя не отметить, что в 1917 г. стремление к «национальному самоопределению» еще не переходило рамок автономной модели. Съезд выразил поддержку Временному правительству и провозгласил – «в видах обеспечения мирного сожительства всех народов Кавказа и России – сплочение горцев Кавказа для зашиты и упрочения завоеванных революцией свобод, проведение в жизнь демократических начал и защиту общих для всех горских племен политических, социальных и культурно-национальных интересов». Будущее государственное устройство России определялось как «федеративная демократическая республика», в составе которой будет обеспечено «автономно-федеративное устройство горцев Кавказа и их общественно-правовая жизнь» (2). Выступивший на съезде М. А. Караулов подтвердил готовность Временного правительства обеспечить горцам автономию: «Настала пора, когда и вы, горцы, имеете возможность устроить свою жизнь так, как вы сами этого хотите. Казаки уже не будут вмешиваться в ваши дела. Они решили теперь устраивать только свою судьбу».

Следующим шагом в национально-государственном строительстве на Северном Кавказе стало декларативное провозглашение Юго-Восточного Союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей во главе с донским атаманом А. М. Калединым. Союз фактически должен был установить новый порядок управления в регионе с перспективной целью «достижения скорейшего учреждения Российской Демократической Федеративной Республики с признанием Членов Союза отдельными ее штатами». Однако параллельно идущие процессы национального размежевания продолжались. Во Владикавказе было образовано Временное Терско-Дагестанское правительство во главе с Карауловым. В сентябре 1917 г. началось создание Северокавказского имамата во главе с Гоцинским, провозглашенным в ауле Ведено имамом Чечни и Дагестана (3).

После падения Временного правительства Союз горцев уже обсуждал вопрос о возможности создания независимой Горской Республики. В декабре 1917 г. ЦК Союза приняло резко антибольшевистскую декларацию, отмечавшую: «Падение Временного правительства под ударами большевиков оставило страну без общепризнанной власти… Ясно, что при настоящих условиях центр бессилен создать порядок, что организация власти должна начаться на местах, чтобы затем местные Правительства могли создать твердую и авторитетную власть, способную осуществить свои обязанности. Народы Терско-Дагестанского края не могли не стать на этот путь, на котором их опередили все соседние области». 19 ноября 1917 г. на совместном заседании Терского Войскового правительства и ЦК Союза горцев было фактически решено разделить Терскую область на две части. Шесть отделов, населенных горцами, были объявлены «автономным штатом Российской Федеративной Республики» во главе с Горским правительством, а Терскому казачьему войску отошли четыре отдела, населенные казаками.

Существенно обострились отношения между горцами и казаками после убийства шейха Арсанова, разорения ряда аулов (Толстой-Юрт, Новый Юрт) и терских станиц (Кохановской, Червленной, Фельдмаршальской, Ильиновской). Был убит Караулов, погиб и его заместитель Л. Е. Медяник. Попытки создать объединение казаков и горцев на антибольшевистской основе на рубеже 1917–1918 гг. оказались неудачными (4). Состоявшийся в Моздоке 25–31 января 1918 г. I съезд народов Терской области фактически узаконил введение в крае советской власти. В это же время, 15 января 1918 г., в Урус-Мартане состоялся 2-й съезд чеченского народа, избравший меджлис во главе с А. Мутушевым, в состав которого вошли духовные и светские лица (шейх Белухаджи, И. Чуликов). Было подтверждено решение о создании в Чечне теократического государства, высшая власть в котором принадлежала бы Совету улемов. Положение осложнилось после отставки Мутушева и выхода из состава меджлиса группы депутатов во главе с А. Шериповым. По его инициативе в с. Гойты прошел «альтернативный» Съезд чеченского народа, объявивший о создании Чеченского Народного Трудового Совета (Гойтинский Совет) (5).

В течение 1918 г. усиливались позиции Горского правительства, чему способствовало его очевидное стремление к сотрудничеству с иностранными государствами и, прежде всего, со странами Четверного Союза. После подписания Брестского мира Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана обратился к ним с просьбой о дипломатическом признании. 11 мая 1918 г., в Батуми министром иностранных дел Г. Бамматовым была опубликована декларация о независимости Горской республики, территория которой становилась своего рода «кордоном» между Закавказскими республиками и российскими областями: «Границы, какие имели области и провинции Дагестана, Терека, Ставрополя, Кубани и Черного моря в бывшей Русской Империи, с запада – Черное море, с востока – Каспийское море, на юге – границу, подробности которой будут определены по соглашению с Закавказским правительством» (6). Т. Чермоев обратился к Турции за военной помощью, и в конце мая 1918 г. турецкий генерал Иззет-паша был назначен командующим войсками Горского правительства, а в июне на территорию Дагестана начался ввод турецких войск. Геополитические планы Османской Империи (создания исламского государства под протекторатом Стамбула), казалось, начали осуществляться. 10 октября в Дербенте прошла церемония присяги Союзу объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана.

В то же время, в мае 1918 г., на 3-й сессии съездов народов Терской области, происходившей под контролем «социалистического блока», была принята позиция Шерипова, потребовавшего «земельного передела»: «Казаки живут на чужих землях, награбленных у горцев царскими генералами… армия безземельных горцев не может оставаться больше в рабском состоянии покоя». Терская советская республика объединяла в единое целое как терское казачество, так и кавказские области. Причем положение казачества оказалось, по существу, зависимым от удовлетворения интересов (прежде всего, земельных) горских народов. Политика «расказачивания» на Тереке сопровождалась ликвидацией и переселением станиц. 3-я сессия утвердила решение о наделении горцев землей и о переселении казачьих станиц (Тарской, Сунженской, Аки-Юртовской, Фельдмаршальской) в Пятигорский отдел. Начавшееся «переселение», проходившее крайне тяжело для казачества, стало «сигналом» к восстанию (7).

Восставшие захватили г. Моздок и создали здесь «Временное Военное правительство казаков и крестьян Терского края». Восстание казаков определило соотношение сил, сохранявшееся почти неизменным на протяжении гражданской войны на Северном Кавказе в 1919–1920 гг. Горцы Ингушетии, Чечни и Дагестана в большинстве своем поддерживали советскую власть. Большинство же терских казаков восстало против большевиков. Совместно с казаками выступила и часть русского крестьянского (иногороднего) населения. 17 июня 1918 г. сформировавшийся в Моздоке Отдельный казачье-крестьянский комитет во главе с бывшим членом Пятигорского Областного Народного съезда казаком-осетином Г. Ф. Бичераховым предъявил местному совету рабочих и солдатских депутатов ультиматум с требованием разоружить отряды красной гвардии. Восстанию способствовала предварительная подготовка станичных подразделений, проведенная полковником С. Г. Бочаровым. Советская власть в Моздоке была ликвидирована, и Г. Бичерахов провел здесь 20–23 июня съезд казачье-крестьянских советов Моздокского, Кизлярского и Сунженского отделов, а также станицы Новопавловской Пятигорского отдела. Съезд не признал власть Терского совнаркома и провел выборы в Терский Казачье-крестьянский совет, который вскоре возглавил Бичерахов. Нужно учитывать и тот факт, что до решения Моздокского съезда представители терского казачества входили в состав Терского народного совета и разорвали с ним отношения лишь после провала советской аграрной политики.

Казачье-крестьянский совет издал воззвание «От станицы до станицы, от села до села и во все хутора и поселки», в котором, обличая большевистскую партию («бандиты, засевшие в городских совдепах и называющие себя большевиками, объявили поход на хлебороба-казака и крестьянина», «областной совет народных комиссаров, обязанный стоять на страже интересов трудового народа, поддерживает грабителей»), заявляли о демократической политике и совместном противодействии «бандам грабителей» («все мы, казаки и крестьяне, в поте лица своего добывающие хлеб свой, должны стать дружной стеной на защиту своих очагов… все хлеборобы Терской области, Ставропольской губернии, Кубанской области – братья между собою… с нами трудовое население наших соседей – горцев»). Совет заявлял о «начале борьбы за сохранение и укрепление всех завоеваний революции, которым преступная политика народных комиссаров готовит неизбежную гибель». При организации местной власти Казачье-крестьянский совет декларировал, что «управление отделами, округами и селениями края… остается в руках тех демократических органов власти, которые образованы в них на основании конституции 3 марта с. г.» (т. е. в руках местных советов, но без большевиков. – В.Ц.).

Активными союзниками восставших терцев стали повстанцы в Кабарде (опираясь на офицерское подполье г. Нальчика и кадры Кабардинской дивизии, сопротивление здесь возглавил полковник Заур-Бек Даутоков-Серебряков) и Осетии. Серебряков 20 августа опубликовал «Программу Кабардинской революционной партии Свободная Кабарда», в которой заявлялось, что «Кабарда должна устраивать свою жизнь на основах самоопределения, без угрозы штыков». Партия выступала «в защиту темного, неграмотного, запуганного простого народа, не знающего своих прав, полученных свободой». При этом «князья и дворяне, которые желают народу блага, обязаны присоединиться к нам», а «тех из них, кто вздумает становиться нам поперек дороги, партия объявит врагами Кабарды и предаст беспощадному народному суду». Помимо Окружного Народного Совета (Совет независимой Республики Кабарды) предполагалось также создание Национального Кабардинского Совета. «Раздел земли, выборная народная власть, сельские советы и комиссары остаются», однако «в селениях, где таковые причинили обществу вред, они должны быть переизбраны».

Окончательное формирование антибольшевистской системы управления в «казачье-крестьянском крае» произошло на Чрезвычайном съезде казаков и крестьян, состоявшемся в Моздоке 12 сентября 1918 г. На нем было образовано Временное Народное правительство Терской Республики, объявленное «законной властью для всего Терского края». Правительство носило коалиционный характер: «Делегированные члены от всех групп населения, которые принимают участие в казачье-крестьянском движении, пропорционально численности каждой данной группы». Полномочия Народных Советов в отделах принимали избранные «отдельские комиссары», утверждаемые Казачье-Крестьянским Советом, а «управление станиц, селений и хуторов оставалось без изменения». Отдельным пунктом значилось: «Приветствовать вступление на Казачье-Крестьянскую территорию Добровольческой армии генерала Алексеева и партизанского отряда войскового старшины Бичерахова, вливающих в Терский край новых бойцов для объединения с казачье-крестьянской народной армией в деле борьбы за истинную народную власть и для отражения внешнего врага, надвигающегося на Терскую землю (большевиков и германо-турецких войск. – В.Ц.).

В свою очередь, 3 октября 1918 г., уполномоченное Чрезвычайным съездом Временное Народное правительство приняло декларацию «К народам Терского Края», утвердившую основные принципы организации временной власти (до 5-го Народного съезда). Правительство «всенародно заявляло», что оно «сосредоточивает в своих руках всю полноту Государственной власти в Крае, опираясь на Национально-территориальные советы и городские самоуправления». В отношении политического устройства подтверждалась «солидарность со всеми Народными правительствами, образовавшимися на других частях Российской Земли и стоящими на платформе Народного движения за единство России и Всероссийское Учредительное Собрание». «Временное Народное правительство Терской Республики будет стремиться к совместным с ним действиям для восстановления единой Российской демократической и федеративной республики». «Для скорейшего восстановления порядка и охранения прав граждан» правительство «приступило к созданию постоянной армии, суда и милиции». Провозглашалось проведение «всеобщих, прямых, равных и тайных выборов» в органы «местного, окружного и краевого самоуправлений», восстановление «насильственно распущенных большевиками демократических дум», восстановление «гражданских свобод». В области национальной политики заявлялось о «восстановлении мира между народностями Терской Республики» посредством создания коалиционных политических структур («все острые вопросы, вносящие кровавый раздор в семью трудовых народов Терской земли, должны быть разрешаемы путем мирных соглашений в общекраевых органах Народной Власти»). Земельный вопрос, бывший наиболее острым в межнациональных отношениях, должен был решаться на основе постановления Всероссийского Учредительного Собрания 6 января 1918 г., а все спорные вопросы следовало решать «путем сговора национальных и бытовых групп». Органы судебной власти основывались на органах «Народного суда сообразно правовоззрению народов края», а сама организация суда «принадлежала национальным Народным Советам».

Таким образом, в своих политических декларациях терские казаки и крестьяне не выходили за рамки типичных для периода 1917–1918 гг. заявлений о борьбе против большевиков, но не против «народной власти» и «демократической политики». Сотрудничество с Добровольческой армией не предполагало отказа от «революционных лозунгов». Подтверждалась и «союзническая ориентация»: «Уже наши верные союзники – англичане и французы – и на западе Европы, и на севере России, и на юге – в Палестине и Персии – наносят один за другим последние решительные удары нашим врагам германо-туркам» (8).

Контакты с восставшими казаками поддерживали также партизаны войскового старшины А. Г. Шкуро и бойцы отмеченного в декларации Чрезвычайного съезда отряда Лазаря Бичерахова (брата Георгия Бичерахова). Л. Ф. Бичерахов подошел к Петровску от Баку, где совместно с английскими экспедиционными частями генерала Денстервилля оборонял город от турецких войск. Опасаясь быстрого роста турецкого влияния в регионе и стремясь к установлению собственного контроля на Кавказе (нефтепромыслы в Грозном и Баку), английское командование поддерживало действия повстанцев деньгами, вооружением и техническими средствами (автомобили, радио). В качестве знамени отряда Бичерахов использовал трехцветный российский флаг, перевернутый красной полосой вверх. Эмиссары британской военной миссии во Владикавказе смогли установить контакты не только с Моздокским правительством, но и с командованием Добровольческой армии. Контакты поддерживались с помощью радиостанции, полученной повстанцами от англичан, и средствами авиации (на самолете из Добрармии перелетел генерал-майор И. Н. Колесников). По оценке штаба Деникина, «ведя борьбу с нашим общим врагом, терское казачество значительно облегчает выполнение Добровольческой армией своих задач».

24 июля 1918 г. повстанцы заняли Владикавказ, однако под давлением превосходящих сил красной гвардии были вынуждены оставить столицу Терского казачества через 11 дней. После этого военные действия перешли в район Грозного, бои за обладание которым шли три месяца. Части казачье-крестьянской армии не смогли взять город и отступили в Дагестан, к Петровску. Фронт держался по линии Владикавказской железной дороги – от Моздока до Петровска, с опорой на центральный ж. д. узел ст. Прохладную. Вместе с армией в Дагестан выехало Временное Народное правительство Терской республики. В октябре 1918 г. председателем Казачье-крестьянского совета был избран полковник Н. А. Букановский, возглавлявший до этого казачью фракцию Областного Народного Совета. После полного разрыва с советской властью Букановский стал командиром 1-го Горско-Моздокского полка и вскоре погиб в бою. На Моздокской линии активно действовал отряд под командованием будущего терского атамана Вдовенко. В начале ноября несколько отрядов казачье-крестьянского фронта (кадры Апшеронского и Ширванского пехотных полков, Сводный Терский отряд из казаков и кабардинцев) под командованием полковника Б. Н. Литвинова прорвались с боями через Кабарду на соединение с Добровольческой армией. Вместе с ними выступили Заур-бек Серебряков и представитель Добрармии на Тереке генерал-майор Д. Ф. Левшин. В Осетии остались и продолжали вести борьбу отряды полковника Б. Хабаева (будущего Правителя Осетии в 1919 г.) (9).

Оказавшись на территории Дагестана, большую часть которого контролировало Горское правительство, военно-политическое руководство казачье-крестьянского фронта вступило с ним в союзные отношения (командир 1-го Дагестанского конного полка князь Нух бек Тарковский еще в августе заключил соглашение о совместных военных действиях против советской власти с Л. Бичераховым). 8 декабря 1918 г. Временное Народное правительство передало свои полномочия Казачье-крестьянскому совету, который в свою очередь передал полномочия генералу Колесникову, объединившему военную и гражданскую власти. 10 декабря между уполномоченными представителями Горского правительства (А. Чермоевым и П. Коцевым) и уполномоченными Временного Военного правительства казаков и крестьян Терского края (К. И. Сапроновым и Ф. М. Киреевым) был заключен договор, согласно которому «казаки и крестьяне Терского края, признавая общность интересов экономических, политических и государственных с Горскими народами Кавказа, вошли в Союз этих народов и на основах пропорциональных участвовали в органах народного представительства и управления Республики Союза». Объединение казачье-крестьянского и горского правительств предусматривало, что «освобождающаяся из под большевистской власти территория поступает под управление ныне реорганизуемого коалиционного Правительства Союза, составленного из лиц, имеющих вотум народного доверия». Коалиционный характер создаваемой системы управления поддерживался союзным командованием, выступавшим в качестве посредника между горцами и казаками.

Важнейший пункт о подчинении вооруженных сил был решен в пользу союзного командования («главное командование всеми вооруженными силами… вверяется представителю держав согласия на все время операции против большевиков»). Казачье-крестьянские отряды генерала Колесникова должны были снабжаться британским командованием. Таким же образом должен был решаться и земельный вопрос: «Если по каким-либо причинам горцам и казакам не удастся прийти к добровольному разрешению земельного вопроса между ними, то сей вопрос передается на разрешение международной арбитражной комиссии, состоящей из представителей держав Согласия».

Для урегулирования военных вопросов 14 января генералом Колесниковым и военным министром, полковником Тарковским, было подписано дополнительное соглашение, в соответствии с которым «войсковые части… находящиеся на территории Республики Союза Горцев Кавказа, рассматриваются как части дружественного войска, пользующиеся одинаковыми с частями Горского правительства правами и преимуществами». Тем самым национальные отношения между казаками и горцами, казалось бы, нашли отражение в создании системы коалиционной власти, основанной на добровольном объединении с Горским правительством. Однако данный договор не был одобрен ни Войсковым Кругом, ни, тем более, военно-политическим руководством ВСЮР. Действия же представителей казачье-крестьянского правительства многими оценивались как «предательские». 20 февраля 1919 г. на сессии Терского Войскового Круга, после отчета о пятимесячной деятельности, Казачье-крестьянский совет был распущен (10).

Турецкое «влияние» в Дагестане уже не представлялось существенным из-за прекращения военных действий в Первой мировой войне и поражения Четверного Союза. В Баку высадилась британская военная миссия во главе с генералом Томсоном. Портовые города Петровск и Дербент переходили под контроль союзной администрации, как и в Закавказье, опиравшейся на решение о повсеместной замене германо-турецких гарнизонов на британские. На состоявшемся 5–9 декабря 1918 г. горском съезде в Темир-Хан-Шуре глава Горского правительства П. Коцев заявлял уже о готовности вести «борьбу с турками, немцами и большевиками с помощью англичан». Коцев не исключал возможности сотрудничества с Добровольческой армией в деле «борьбы с большевизмом». Однако Деникин не собирался сотрудничать с горскими политиками, отказываясь признать Горское правительство и «де-факто», и «де-юре». Например, в телеграмме о «приостановке» наступления на Темир-Хан-Шуру, из-за опасений конфликта с Горским правительством, Главком ВСЮР написал: «Надо начинать». Полки 3-го армейского корпуса ВСЮР, состоявшие из кубанских казаков, в ноябре 1918 г. вошли в Осетию и Ингушетию. 1-я конная дивизия генерала П. Н. Шатилова 23 января 1919 г. после двухдневного боя заняла Грозный, 27 января Ингушский национальный совет заявил о «покорности» Добровольческой армии, а конница Шкуро 28 января вошла во Владикавказ. После этого Деникин заявил об освобождении Терской области. К весне 1919 г. военные действия на Северном Кавказе завершились, и началось формирование военной и гражданской администрации.

Руководству ВСЮР нельзя было игнорировать Союзный Совет горцев Кавказа, считавший Ингушетию, Чечню и Дагестан территорией своего суверенного управления. Но Главком ВСЮР выдвинул перед Советом требование «сложить свои полномочия» перед назначенной им самим администрацией. В сложившейся ситуации Коцев обратился к генералам Шатилову и Ляхову с заявлением, в котором сослался на поддержку со стороны Азербайджана и представителей Великобритании, требовавших прекратить наступление на Грозный («вторжение на территорию Горской республики»). Приводились слова протеста правительства Азербайджана: «Акты вопиющего насилия над волей и суверенными правами дружественных Азербайджану народов Кавказа не могут не вызвать самого горячего протеста со стороны Азербайджанского правительства… которое не может быть безмолвным свидетелем неравной борьбы родственных горских народов в деле отстаивания ими своего физического существования и своих священных прав на самостоятельное бытие против надвинувшихся на них реакционных сил, а потому… сочтет себя обязанным всеми доступными средствами прийти на помощь горским народам». Британское командование в лице генерала Томсона заявило о необходимости размещения на территории Дагестана лишь британских воинских контингентов (Томсон считал, что «нельзя смотреть на Баку и Дагестан как на базу» ВСЮР). По сведениям разведки, член Горского правительства Капланов встречался с представителями британской администрации (полковник Роулинсон в Грозном) и добился от них «неофициальных» заверений в том, что «сфера английского влияния будет подвинута на север до границы Дагестана и Терской области», а сам Дагестан «присоединится к Азербайджану». Подобное вмешательство со стороны британского командования встретило твердый протест со стороны Деникина, поддержавшего позицию Ляхова, отказавшегося вести переговоры с Горским правительством и настаивавшего на сохранении выхода к Каспийскому морю через Петровск-порт для поддержания связи с Закаспием, Туркестаном и Сибирью. Через Дербент и порт Петровск проходили важнейшие коммуникационные линии по связи с Уральской казачьей армией, подчинявшейся командованию ВСЮР. Британская военная администрация уступила принципиальной позиции Главкома, и Дагестан не вошел в «английскую сферу влияния» (весьма и весьма условную) (11).

Главноначальствующим Края был назначен бывший командир 1-го Кавказского корпуса генерал-лейтенант В. П. Ляхов, считавшийся хорошо знакомым со спецификой национальных отношений на Кавказе, хотя довольно прямолинейным и резким при осуществлении принимаемых решений. В данном случае принцип назначения местных властей Главкомом ВСЮР не отличался от практики «военного времени», уже апробированной в Ставропольской и Черноморской губерниях. Однако Ляхов не стал идти путем создания властной вертикали, полностью зависимой от его решений. Были намечены Временные (не более чем на 1 год) правила об управлении на Северном Кавказе (их автором считался будущий Управляющий делами Главноначальствующего сенатор Н. Петерсон). С одной стороны, одним из первых своих распоряжений он потребовал полного подчинения себе отряда Колесникова, а также всех вооруженных сил Горской республики. Горское правительство должно было сложить свои полномочия, но, в то же время, Ляхов пообещал назначить Правителя Чечни «из самих же чеченцев», при котором должны были работать помощники по военной и гражданской части, «выборные Горским съездом». Учреждались «земские управы для решения вопросов хозяйственных и бытовых», составленные из «выборных от чеченского народа», а при «помощнике по горским делам» предполагалось создать «управление из 5–6 лиц, ведающее делами адата, шариата, обучения на туземных языках, горского суда и общих дел». В Дагестане следовало восстановить губернское управление с назначением губернатора из горцев. Ляхов не отрицал также возможности сохранения местной администрации, утвержденной Горским правительством. Главноначальствующий заявлял, что предлагаемая им «схема управления предоставляет полную возможность внутреннего самоуправления Чечни». Она была поддержана и самим Деникиным.

На заседании Совета Союза 10 февраля 1919 г. Коцев выступил с докладом, в котором дал оценку взаимоотношениям Горского правительства с Добрармией. По его мнению, предлагаемая Ляховым «схема управления» и предложение о передаче полномочий были неприемлемы: «Добровольческая армия, никем не признанная… не может назначать генерал-губернатора или предъявлять подобные ультиматумы». В перспективе, по планам Коцева, нужно было добиваться признания Горского правительства и автономного статуса территории Северного Кавказа: «Добровольческая армия, которая допускает существование Кубанского правительства и Донского Круга, мы полагаем, не должна посягать на самостоятельность и вообще на неотъемлемость права Горского правительства». «Мы не сможем согласиться на те условия, каковых, может, и сам Николай II не смог бы предложить. Признание нашей республики одним Деникиным для нас имеет мало значения; нужно заручиться согласием и поддержкой других республик России». В тот же день на имя Деникина было отправлено специальное «заявление», в котором Горское правительство требовало отказаться от принципа «назначения властей от Добровольческой армии», протестовало против военных действий в Ингушетии и Чечне. Правда, оценки Горского правительства деникинским командованием также были достаточно категоричными, поэтому найти основу соглашения было трудно: «Мало популярное среди горцев, но, цепляясь за власть, не желающее ее потерять, Горское правительство отказывается принять условия Командующего Войсками Терско-Дагестанского края о сложении своих полномочий».

В течение февраля переговоры с Коцевым вел Ляхов. Было достигнуто принципиальное соглашение о возможности признания горской администрации и необходимости ее участия в деятельности Горского правительства и отчета о ней перед Народным съездом, созванным для избрания помощника Правителя. Однако возобновление военных действий против чеченских и ингушских аулов (штурм аулов Гойты и Алхан-Юрт) прервало попытки заключения соглашения. Горское правительство, еще после взятия Добрармией Владикавказа, выехало в Тифлис, заявив о «недоумении и нежелании говорить с Ляховым» и «сняв с себя ответственность за могущие возникнуть события» (т. е. продолжение боевых действий против ВСЮР. – В.Ц.). Сам Коцев также отказался от новой встречи с Ляховым. Наступление Добрармии продолжилось, и к середине марта вся плоскостная Чечня была занята. Боевые действия перешли в Дагестан и в мае 1919 г. завершились выходом к Каспийскому морю. 10 мая на заседании Союзного Совета Республики Горцев Северного Кавказа было решено возобновить поиск путей к сотрудничеству с Добрармией, и члену меджлиса генералу Халилову было поручено создать временное правительство с перспективой его объединения с администрацией ВСЮР (12).

В этой обстановке следовало незамедлительно определиться как со статусом тыловой администрации, так и с отношением к Горскому правительству. Управление Терско-Дагестанским краем имело определенную специфику. Сохранялся формальный приоритет военной власти над гражданской, типичный для государственной системы белого Юга в 1918–1919 гг. Однако не считаться с уже сложившимися за период после Февраля 1917 г. нормами самоуправления было невозможно. При том что государственная независимость горских народов (равно как и Грузии, Армении, Азербайджана) командованием ВСЮР не признавалась, считалось необходимым допустить для них определенный объем автономии – в интересах соблюдения паритета национально-территориальных интересов горцев и терского казачества. Общероссийские стандарты построения аппарата управления здесь не годились. Одним из вариантов вводившихся принципов самоуправления стал опыт организации «народного самоуправления в Кабарде (в Нальчикском округе Терской области)». В проекте конструкции власти в Терской и Дагестанской областях, составленном официальным представителем Добрармии в Терской области и Дагестане генерал-майором Д.Ф. Левшиным, а также в докладной записке в Особое Совещание, написанной бывшим начальником Нальчикского и Хасав-Юртовского округов полковником Клишбиевым, отмечалось, что «с 50-х годов прошлого столетия Русским Правительством (Императорским. – В.Ц.) было предоставлено Кабардинскому Народу право самостоятельно разрешать свои внутренне-бытовые и хозяйственно-экономические дела». Кабардинцы сохраняли право общественной собственности на земли, леса и недра, а высшим органом местного самоуправления был «Народный съезд», созывавшийся с разрешения Начальника округа «по мере надобности, но не менее одного раза в год». Каждый аул направлял на него двух депутатов, а решения съезда утверждались «подлежащей Правительственной властью». Предлагалось полностью восстановить функции Народного съезда, гарантированные законодательством Российской Империи (то есть: «избрание лиц для замещения всех общественных должностей», «принятие отчета от хозяйственных органов», «составление сметы расходов и доходов», «решение дел народного образования, медицинской помощи, путей сообщения»), но, «сообразно с духом времени», добавить лишь право съезду «самому избирать себе председателя». Кроме того, предполагалось изменить систему судебной власти. Взамен «бывшего горского народного суда и народного кадия при этом суде» следовало ввести «особый шариатский суд, в составе двух мулл и кадия в качестве председателя суда», а председатель горского словесного суда должен был иметь высшее юридическое образование (13).

Решающим событием в эволюции политики Белого движения на Северном Кавказе стал состоявшийся 29 марта 1919 г. в Грозном «Съезд чеченского народа». На нем выступили Деникин, глава британской миссии генерал Бриггс и терский атаман генерал-лейтенант Г. А. Вдовенко. В речи Главкома ВСЮР были обозначены принципиальные положения нового порядка управления горских областей: «Чтобы в полной мере были обеспечены интересы Вашего народа, Правителем Чечни будет лицо, выбранное Вами. Правителем всех горцев будет лицо, выбранное всеми горскими народностями. Помощником Главноначальствующего генерал-лейтенанта Ляхова будет также выбранное горцами лицо и при нем Горский Совет; они будут следить, чтобы Ваши интересы были за Вами обеспечены». В то же время Деникин жестко высказался против независимости горских народов от России: «Можете ли вы порвать с Единой Россией и жить своей самостоятельной жизнью и не считаться со своими соседями. Кроме резни ничего не выйдет. Если вас уверяют, что у Добровольческой армии недостаточно сил, чтобы справиться с вами и навести порядок, то вас обманывают».

Вполне миролюбивым было короткое выступление атамана Вдовенко: «Я заверяю вас, что если вы будете соблюдать ваши обещания, ни один терский казак не подымет на вас руки. Мы, терские казаки, хотим жить с чеченцами в полном согласии и ищем дружбу, ибо на протяжении целых веков сохраняли всегда добрые отношения». Генерал Бриггс, в отличие от своего предшественника Томсона, заявлял о полной поддержке ВСЮР и обращался к участникам съезда с напоминанием о важности сохранения мира на Кавказе. В ответном постановлении «Съезда чеченского народа» делегаты, представлявшие Грозненский округ и аулы Мискер – Юрт, Геремчук, Новые Атаги, Даба – Юрт Веденского округа, приняли следующие обязательства: «Признать власть генерала Деникина, не признавать никакого другого правительства (весьма важное заявление на фоне претензий Горского правительства. – В.Ц.)… принять меры к немедленному прекращению военных действий и к установлению мирной жизни, изгнать от себя большевиков и агитаторов, возбуждающих народ против Добровольческой армии; немедленно выставить всадников для формирования Чеченской дивизии, которая будет содержаться за счет казны…». По согласованию с терским атаманом Вдовенко Ляховым была создана согласительная комиссия по вопросу о возвращении выселенных терских станиц (14).

Итак, общие направления государственного строительства на Северном Кавказе были определены. Предстояла их конкретизация и осуществление на практике. С этой целью в феврале 1919 г. при Особом Совещании была создана комиссия для разработки положения о Главноначальствующем Терско-Дагестанского Края (под председательством Н. И. Астрова). От работы по определению статуса Главноначальствующего очень скоро перешли к работе по составлению Положения об управлении Краем в целом. К середине мая 1919 г. была завершена работа над составлением проекта закона «Об управлении Терско-Дагестанского края». Следует отметить, что разработанные комиссией Астрова законопроекты использовались летом – осенью 1919 г. как основа для создания местных управленческих моделей на остальной территории белого Юга, освобождаемой по мере выхода ВСЮР за пределы собственно казачьих областей. В первоначальном варианте предусматривалось объединение в границах Края территорий Области Войска Терского, «отдельных округов» (Кабардинского, Осетинского, Ингушского, Чеченского) и Дагестанской области. В окончательной редакции закона терское казачество отделялось от остальной территории, сохраняя свой порядок управления. Представители терского казачества настаивали на сохранении своего особого порядка управления, в результате чего из первоначального – уже напечатанного – проекта были вычеркнуты положения, уравнивавшие казаков с остальными субъектами Края. 3 мая 1919 г. в телеграмме председателю Особого Совещания войсковое правительство заявило: «Область Войска Терского должна быть исключена из состава Терско-Дагестанского края, с непосредственным подчинением Войскового Атамана Терского войска Главкому ВСЮР на равных основаниях с Атаманами Донским и Кубанским» (15).

В структуре управления на Северном Кавказе был определен статус самостоятельных административных единиц (градоначальств) – его имели, в частности, гг. Грозный и Владикавказ: первый из-за своего промышленного значения, второй – для «нейтрализации» возможных «притязаний» на город со стороны терских казаков, осетин и ингушей. Грозненский градоначальник получал права губернатора и дополнительные полномочия для «охраны грозненских нефтяных промыслов и заводов» (в составе управления при градоначальнике учреждался отдел «по нефтяным делам»). Район Кавказских Минеральных Вод также контролировался начальником Минераловодского района с полномочиями губернатора, опиравшегося на административно-хозяйственное совещание, в которое, наряду с чиновниками, входили специалисты санитарной комиссии. Чечня и Дагестан разделялись, в связи с особенностями расселения и исторических традиций, соответственно на три и девять округов. Дагестан управлялся губернатором и областным управлением. Столицей Тердага был утвержден Владикавказ, тогда как администрация Терского казачьего войска располагалась в Пятигорске (16). Формально должностным лицам предписывалось руководствоваться не только Временным Положением о гражданском управлении, но и «постановлениями учреждения Кавказского Края, которые не заменены настоящим Положением», что означало как общность законодательного пространства на белом Юге, так и определенную преемственность с законодательством, действовавшим до 1917 г.

Верховное руководство Тердагом осуществляли Главноначальствующий и Совет при нем, а также управления отдельных ведомств. Главноначальствующий был «главным начальником Терско-Дагестанского Края», осуществлявшим «высшее местное управление всеми гражданскими делами сего Края, кроме дел судебного ведомства, Государственного Контроля и Государственного Банка», а также являлся командующим «войсками, расположенными в названном крае». Хотя его полномочия повторяли, в принципе, полномочия Главноначальствующего Области, но применительно к Северному Кавказу эти полномочия имели свою специфику, опровергающую сложившийся тезис о «белой власти», якобы игнорировавшей традиции горцев. Глава Тердага получал права участвовать в рассмотрении всех постановлений местных структур управления, становясь как бы высшим арбитром при разрешении различных споров, столь частых на Кавказе. Ему принадлежало право утверждения «постановлений Общенародных и Народных съездов» и даже право «приостановления» распоряжений Главкома ВСЮР и начальников отдельных ведомств, если он считал эти распоряжения «невозможным или неудобным» реализовать «в пределах вверенного ему Края». Таким образом, проведение в жизнь белого законодательства в Крае должно было учитывать национальную специфику.

Высшая представительная власть Края принадлежала «Общенародным съездам населения», созываемым по инициативе Главноначальствующего – «по мере действительной надобности». Представительство на них предполагалось по следующему принципу: ежегодно должны избираться делегаты по одному от каждых 20 тысяч жителей округа; делегаты от городов округа – избираться городскими думами также на год. Национальные особенности предполагалось соблюдать и при формировании среднего и низового уровней управления. Для этого в качестве приложения к Положению утверждались «Временные правила о народном самоуправлении в Терско-Дагестанском Крае». В Совет Главноначальствующего должны были войти «почетный представитель горских народов» и по одному уполномоченному от каждого округа, избираемому в состав Совета на особых Народных съездах. В Осетии действовало правительство, при котором работал представительный Совет из нескольких человек, избранных на съездах. Совет при правительстве Осетии делегировал одного из своих членов (И. Баева) в Совет при Главноначальствующем Тердага. В Дагестане, управлявшимся губернатором, признавались прежние законодательные акты в отношениях между военным губернатором и горскими обществами. С 7 июня 1919 г. важную должность почетного представителя горских народов при Главнононачальствующем занимал генерал от кавалерии Д.К. Абациев. 6 августа на встрече генерала с делегатами Осетии было заявлено о созыве совещательного Совета из выборных представителей от горских национальных советов (по одному от каждого).

Местная власть была представлена начальниками округов (их полномочия приравнивались к начальникам уездов), назначаемыми Главноначальствующим и Правителями округов, избираемыми на Народных съездах. Правитель мог сочетать высшую гражданскую и военную власти. Если он имел воинский чин, то ему давалось право командования «войсками, сформированными из местных горских народов» и дислоцированными на территории региона. Он также отвечал за проведение мобилизации. При Правителях создавались особые Советы из наиболее авторитетных лиц, также выбранных самими горцами. В их ведении были дела местного управления.

Высшими представительными органами в каждом округе считались т. н. «Народные съезды». Созывались они постановлениями начальников округов «не менее одного раза в год». Здесь представительство обеспечивалось ежегодными выборами депутатов от аульных сходов (по одному на каждые 1500 жителей «обоего пола»). Председательствовал на съезде губернатор или начальник округа. Часть полномочий исполнительной власти в округах осуществлялась народными управами. Их компетенция определялась как «заведование и разрешение внутренне-бытовых и хозяйственно-экономических дел», избрание представителей на Общенародный съезд, а также представителей в Совет Главноначальствующего, «заведование имуществами округа», ежегодное «составление смет расходов и доходов», «разрешение дел, касающихся народного образования, народного призрения, обеспечения народного продовольствия». Решения Народных съездов «заносились в особую книгу в форме приговоров», которые вступали в силу «по утверждении их Главноначальствующим». Народные управы избирались на три года и состояли как минимум из трех членов. Их полномочия как «исполнительных органов народных съездов» определялись «исполнением всех приговоров» съезда, а также «заведованием другими делами, руководствуясь инструкциями народного съезда».

Судебная власть также отражала региональную специфику. Несмотря на то, что Владикавказский окружной суд считался высшей инстанцией, предполагалось также издание особого «Положения о горских судах». Восстанавливались полномочия «прежних горских словесных и народных словесных, а равно и шариатских судов с сохранением их прежней подсудности». Председательствовал на этих судах начальник округа. Местный уровень (сельский и аульский суды) сохранял права, определявшиеся согласно Учреждению управления Кавказским Краем, действовавшему до 1917 г. Органы городского самоуправления, как и везде на белом Юге, руководствовались «Правилами об упрощенном, по исключительным обстоятельствам военного времени, управлении городским хозяйством».

Следует отметить, что из сферы управления «горскими народами» исключались черкесы (они были включены в состав Кубанского войска и получили равные права с казаками), а также абхазы (их территориальный статус был предметом споров между ВСЮР и Грузией) (17).

Как полагало руководство ВСЮР, горцы получали автономию, максимально возможную в условиях гражданской войны. Преемник Ляхова в должности Главноначальствующего Терско-Дагестанской области (с 16 апреля 1919 г.), генерал от кавалерии И. Г. Эрдели, считал такую автономию вполне достаточной для осуществления долгожданного «умиротворения Кавказа». В своем интервью бакинской газете «Единство России» генерал отмечал: «Принцип широкой автономии в тех областях России, которые найдут для сего оправдание по историческим и этнографическим мотивам, всецело признается Добровольческой армией. Но полное отделение от России, нарушающее основной принцип единства и неделимости, Добровольческая армия признать не может. Однако должен сказать, что в стремлениях некоторых окраин к отделению есть разные оттенки. Я полагаю, что только в согласовании с правами и интересами России может безболезненно разрешиться вопрос ее окраин и только такой способ решения вопроса обеспечит окраинам мирное их существование и процветание».

В течение весны 1919 г. на Северном Кавказе прошли горские съезды, избравшие Правителей округов. Правителем Кабарды стал бывший командир ЛГв Кирасирского Его Величества полка, командир бригады Туземной кавалерийской дивизии генерал-лейтенант князь Ф.Н. Бекович-Черкасский. Правителем Осетии – бывший российский военный агент при дворе шаха Ирана, участник восстания 1918 г. генерал-майор Б. Хабаев. Правителем Ингушетии – генерал-майор Мальсагов. В Чечне и Дагестане горские съезды так и не состоялись. Здесь Правители были назначены Эрдели с санкции Деникина. Правителем Чечни стал генерал от артиллерии Э.Х. Алиев, а генерал-майор М.М. Халилов – Правителем Дагестана. Оба генерала считались достаточно авторитетными на Кавказе. Правда, Халилов в 1917–1918 гг. входил в состав штаба т. н. Шариатского блока и не поддерживал идею сотрудничества с Белым движением. Однако в 1919 г. он стал поддерживать ВСЮР. Халилов так объяснял главные цели прихода в Дагестан добровольцев: изгнание большевиков и невмешательство во внутренние дела края, а также восстановление железной дороги, после чего Дагестан сможет снабжаться хлебом, сахаром и мануфактурой. А вот как в сводках Политканцелярии штаба Деникина отражалось отношение к генералу Алиеву: «Народ вполне успокоился, увидев в этом назначении залог свободного выражения своей воли, чеченцы помимо конной дивизии формируют теперь партизанский добровольческий отряд в 3 тысячи человек, готовы выдать скрывающихся в аулах шатойских гор большевиков». По довольно категоричной оценке адъютанта князя Бековича-Черкасского К. А. Чхеидзе «все Правители, начиная с Главного, то есть Эрдели – были генералами. Но разница между всеми Правителями и Главным состояла в том, что первые были кровно связаны с народами (или войском), находившимися у них в управлении. А генерал Эрдели был здесь человек пришлый, посторонний. Казалось бы естественным, чтобы при особе Главного Правителя был образован как бы Совет Правителей или что-либо подобное. Такая конструкция всецело отвечала бы духу народов Северного Кавказа и находилась бы в соответствии с настроениями эпохи. Но такого Совета образовано не было. Вообще, высшее управление Добрармии не отдавало себе отчета в том, что называется «национальный вопрос». Генерал Эрдели был в этом смысле вполне типичным «правителем» от добровольцев. И этим обстоятельством объясняется то, что за все время его правления Край никогда не находил спокойствия (объективности ради следует отметить, что причины «отсутствия спокойствия» заключались отнюдь не только в личных качествах нового Главноначальствующего. – В.Ц.). Генерал Эрдели… ни в ком не возбуждал ни симпатии, ни сочувствия» (18).

Сам Эрдели был убежден, что «управление для каждого народа должно быть установлено применительно к его бытовым условиям», и полагался на опыт и знания подчиненных. Так, помощником по гражданской части стал сенатор П.П. Стремоухов, военным помощником – генерал-лейтенант П.А. Томилов. Хорошо знакомый со спецификой региона, бывший генерал-квартирмейстер штаба Кавказского фронта генерал-майор Е.В. Масловский стал начальником штаба Войск Северного Кавказа. В квартирмейстерской части штаба работали профессиональные разведчики, офицеры оперативного отделения штаба Кавказского военного округа, бывшие сотрудники Масловского – полковники Булгаков и Запорожец. Подобный подбор кадров позволил наладить довольно эффективную систему контроля и противодействия контактам местных большевиков и националистов с Грузией, Азербайджаном, а также с подпольным Кавказским коммунистическим комитетом (ККК), располагавшимся в Баку (19).

Если при формировании центральных структур управления предпочтение отдавалось представителям «русской бюрократии», то при формировании местной администрации учитывались родовые, тейповые особенности. Так, в Дагестане нередко на все административные должности в аулах назначались представители одного рода. Политканцелярия отмечала: «Родственные связи и боязнь кровной мести по обычаям, строго соблюдаемым туземцами, делают дагестанца плохим администратором, связывая его по рукам и ногам. Вследствие этого масса уголовных преступлений остаются нераскрытыми. Среди самих туземцев раздаются голоса, что пока административная власть будет принадлежать им, трудно ожидать порядка и правильной жизни в крае. По их мнению, необходимо, чтобы административные должности замещались русскими». Действительно, с началом восстаний летом 1919 г. местная администрация в Чечне и Дагестане часто отказывалась выступать против горских повстанцев и даже присоединялась к ним. Однако назначение на административные должности русских чиновников сразу же вызывало упреки в возрождении «великодержавных» традиций и ущемлении национальных интересов. По мнению помощника Главноначальствующего по гражданской части Стремоухова, при назначении на те или иные административные должности для командования ВСЮР «не было понятно предложение своих услуг, своего опыта и знания, а только существовала презумпция необходимости служить, и эта мысль – «подкормить» того или другого знакомого – нередко была лейтмотивом назначений на должности; прежний стаж для них ничего не значил». «Институт выборных правителей был невозможен у азиатских народов из-за того, что правители были связаны обязательствами родства и куначества», и принцип «назначения» становился более приемлемым (20).

Весной 1919 г. сохранение мира на Кавказе казалось вполне реальным. Генералы Алиев и Халилов призывали горцев к прекращению сопротивления Добрармии и к оказанию всеобщей помощи белой власти. Но, несмотря на столь оптимистичные перспективы, летом 1919 г. повстанческое движение в Чечне и Дагестане нарастало, и осенью здесь началась настоящая война. В советской историографии утверждалось, что горцы боролись против деникинцев только потому, что те восстанавливали реакционные порядки. Одной из главных причин горского повстанчества признавалось также проведение белыми мобилизаций в крае (21). Деникин усматривал, однако, главную причину горского повстанчества во влиянии туркофильских политических кругов Азербайджана и сотрудничавших с ними членов бежавшего в Грузию Горского правительства. Действительно, архивные документы Политканцелярии подтверждают отправку через Азербайджан и Грузию в Дагестан и Чечню десятков турецких офицеров – инструкторов для горского ополчения, резидентов турецкой разведки. Средства на подготовку восстания выделяло правительство Азербайджана, а начальник народной гвардии Грузии Джугели отправил повстанцам пулеметы и несколько орудий. Показательно, что военными операциями повстанцев руководил офицер турецкой армии Нури-паша. В ноябре 1919 г. на имя начальника гарнизона Темир Хан-Шуры поступило обращение от имени «Главнокомандующего Дагестанской армией», в котором Добрармию называли «бандой разбойников», «преследующей агрессивные цели», не дающей «беззащитным горцам определиться, как они хотят», а Турция признавалась «единственным защитником мусульман» (22).

Несмотря на разработанные и начавшие воплощаться в жизнь «Положения», многие в среде военно-политического руководства Тердага не могли отойти от принципов разделения горцев на т. н. благонадежных, с которыми следовало сотрудничать, привлекать к работе в органах местного самоуправления, и т. н. бандитов, понимавших только «язык силы». Недовольство горцев приводило к отдельным вспышкам восстаний, вылившихся затем в открытую войну. Далеко не последнюю роль в ее развязывании сыграли и призывы горских шейхов и мулл к защите ислама, а среди активных руководителей горских повстанцев выделялись чеченские большевики во главе с Н. Гикало и А. Шериповым. По мнению Гикало, «национально-религиозное влияние Узун-Хаджи, зовущего горцев на священную борьбу против деникинцев, помогает преодолевать влияние чуликовых, чермоевых, алиевых и им подобных» (23).

Еще 19 апреля 1919 г. на одном из заседаний Горского правительства шейхи Али-Хаджи Акушинский и Узун-Хаджи Салтинский выступили с инициативой оказать поддержку Чечне в борьбе против Добровольческой армии. Однако подобные призывы осудил имам Нажмуддин Гоцинский, отметивший, что добровольцы ведут борьбу с большевизмом и не оскорбляют ислам, противостояние с белой властью приведет лишь к неоправданным жертвам (24). Руководство повстанчеством принадлежало шейху Узун-Хаджи и его «Великому визирю и Командующему Войсками Северо-Кавказского эмирства» князю Дышнинскому, их столицей стало легендарное Ведено – столица имама Шамиля. В своих декларациях они заявляли о возрождении «Шариатской монархии». В «Воззвании к соседним русским и другим национальностям», подписанном Узун-Хаджи и Дышнинским, говорилось: «Мусульмане Северного Кавказа добиваются полного самоопределения. Многолетнее страдание показало нам, что каждая национальность может жить только путем обособленности. Иго русского царизма, иго русского народа сковало мусульманский народ… мы не требуем автономии, а мы хотим независимой Шариатской монархии» (25).

Узун-Хаджи провозгласил «газават» – священную войну против Добровольческой армии. К осени 1919 г., ко времени наиболее важных для ВСЮР боев на «московском направлении», на Кавказе развернулось повстанческое движение, потребовавшее (так же, как и движение Махно на Украине) отвлечения значительных сил с фронта. 6 октября 1919 г. был создан Совет обороны Северного Кавказа и Дагестана, выпустивший обращение к странам Антанты, правительствам Азербайджана, Грузии и Ирана. В нем «объяснялась» причина начала военных действий против ВСЮР и содержался призыв к международной изоляции Белого движения: «Совет обороны Северного Кавказа, обсудив создавшееся положение, считает долгом ответить представителям Союзных держав, что война между Добровольческой армией и народами Северного Кавказа возникла по вине Добровольческого командования и может быть ликвидирована лишь при вмешательстве союзников Деникина, пользующегося оружием и средствами Антанты для осуществления своей программы… Кавказ – не Россия, и насильственное вторжение Деникина с казаками в наши горы не может быть терпимо ни одним горцем, как бы не было терпимо и насилие со стороны Советской России… Совет обороны Северного Кавказа убедительно просит представителей Союзных держав срочно принять меры к очищению Добровольческой армией горской территории и назначению международной комиссии для выяснения тех бедствий, которые явились следствием агрессивных действий армии Деникина» (26).

В свою очередь военно-политическое руководство Терско-Дагестанского края пыталось «навести порядок», действуя жесткими методами. Фактическим руководителем боевых операций против горских повстанцев был бывший начальник штаба Кавказского фронта генерал-майор Д. П. Драценко. В годы Первой мировой войны он проводил операции против курдских группировок, действовавших в тылу русской армии. Операции проходили по законам «военного времени» и сопровождались взятием заложников, показательным уничтожением мятежных селений, публичными казнями. Подобные методы Драценко считал оправданными в условиях гражданской войны на Кавказе, однако на деле они лишь ожесточали местное население и подрывали авторитет власти (27).

Помимо «подавления недовольных», администрация стремилась использовать поддержку «общественности», опираясь на созданный в марте 1919 г. Чеченский Национальный Совет, реорганизованный в сентябре в Чеченский Национальный Комитет под председательством Ибрагима Чуликова и «Союз мусульман России», объединявший представителей политической администрации Ингушетии, Чечни и Дагестана. На заседании 25 марта 1919 г. (накануне Грозненского съезда) в с. Урус-Мартане Совет принял постановление, в котором цели национальной политики Добрармии излагались в контексте общемировых ценностей «гуманизма», «свободы и права»: «Интересы великих исторических дней России требуют дружного единения всех народов Государства Российского, и мы ценим задачи и цели Добровольческой армии, как задачи христианского разрешения национального вопроса – на началах истины и справедливости; в нашем представлении Добровольческая армия является продолжательницей великого лозунга Союзников – раскрепощения мелких народностей и защиты маленьких угнетенных стран. Задача Добровольческой армии понята нами, как цель объединить всех граждан для счастливого, мирного сожительства и общего земного благополучия. Полагаем, что при такой задаче Государственного единения различных по природе элементов не будет места насилию над совестью, порабощению природных чувств народов, растоптанию дарованных им Аллахом прав». Чеченский Комитет издавал собственный «Вестник», на страницах которого постоянно публиковались призывы «ко всем, кому дороги порядок и покой в Чечне», оказывать поддержку белым.

По инициативе Чуликова в сентябре 1919 г. было сформировано «ополчение плоскостной Чечни» численностью около 2 тысяч бойцов, а генерал Драценко стал «почетным тамадой» исторической столицы Чечни – Чечен-аула (28).

С развитием войны на Кавказе проявлялось усиление военной диктатуры и вместе с тем падало влияние органов местного самоуправления. В условиях введения в крае военного положения в полной мере возобновилась деятельность военной юстиции, военно-полевых судов, которые, как правило, состояли из офицеров, малознакомых с национальными особенностями края, тогда как судопроизводство по нормам шариата, официально гарантированное руководством ВСЮР, весной 1919 г. фактически прекратилось (29). 10 ноября 1919 г. Правитель Чечни генерал Алиев в знак протеста против происходящих правонарушений заявил о своей отставке. Его преемником стал генерал-майор Е. А. Пашковский, руководивший операциями против горских повстанцев, бывший в должности начальника Грозненского отряда ВСЮР. Его «помощником по гражданской части» стал И. Чуликов. К началу 1920 г. войска Узун-Хаджи контролировали нагорную Чечню и Дагестан. Войска Северного Кавказа удерживали плоскостную Чечню. В ноябре – декабре 1919 г. повстанцами были предприняты попытки начать переговоры с командованием Войск Северного Кавказа и генералом Халиловым. Однако под впечатлением поражения ВСЮР в «походе на Москву» и под давлением со стороны местных большевиков переговоры не состоялись. После того как в начале 1920 г. части РККА заняли Ростов-на-Дону и Новочеркасск, вышли в Предкавказье, белые полки и гарнизоны вынуждены были по Военно-Грузинской дороге отступить в Грузию и – по Северо-Кавказской железной дороге – к порту Петровску. По оценке Стремоухова, «роль Добровольческой армии в Терско-Дагестанском крае была крайне тяжелой и неблагодарной». Однако, по его мнению, «в то послереволюционное время всякая другая власть, как и Добровольческое командование, пожелавшее проявить твердость для водворения порядка в области, встретили бы много групп недовольных. Можно порицать некоторые меры Добровольческого командования, как, например, сожжение ряда селений, но сомнительно, чтобы и другие меры дали лучшие результаты» (30).

Рассматривая вопросы организации власти на Северном Кавказе, нельзя не отметить еще один проект, разрабатывавшийся по инициативе Национального Совета Осетии весной – осенью 1919 г. Стремление к объединению с казаками объяснялось в выступлении Н.А. Бигаева, официального представителя Осетии при терском войсковом правительстве, на заседании Осетинского съезда в декабре 1919 г. Им выделялись три категории причин объединения: «политические», «культурно-экономические» и «правовые». В числе первых отмечалось, что «из всех народностей, населяющих край, казаки и осетины в целом опираются на север, имея своих врагов в лице большевиков и некоторых своих соседей, десятки лет не дающих этим мирным и трудолюбивым народам свободно развиваться (имелись в виду, очевидно, грузины и ингуши. – В.Ц.). Наша задача – создать из казаков, кабардинцев и осетин единое целое, чтобы в нужный момент стать на страже физического своего существования. Не надо забывать, что осетины в целом взялись за оружие против большевизма. При таких условиях оставаться изолированными… равносильно гибели нации. В единении с казаками надо искать свое спасение и укрепление тыла Добрармии». По поводу вторых причин Бигаев считал, что «в борьбе за западную культуру Осетия давно заняла особую позицию…

В союзе с автономным и мощным казачеством мы, осетины, будем поставлены в более выгодное положение в области завоеваний западной цивилизации через русский народ. Каждому здравомыслящему и не слепому осетину должно быть хорошо известно, что казачество в будущей России и в ее представительных учреждениях будет играть видную роль. Поэтому Осетия вправе рассчитывать, что ее земли, леса и горные богатства будут за нею закреплены с помощью казаков».

«Касаясь правовых мотивов нашего объединения, – говорил Бигаев, – необходимо отметить, что для создания внутри края правового порядка нужно создать органы самоуправления… Этого последнего мы не имеем. Из докладов съезду усматривается, что высшая власть края (управление Главноначальствующего. – В.Ц.) стремится на видные должности в Осетии назначать не осетин… Все постановления народного съезда принимают силу лишь только по утверждении их Главноначальствующим. Это – издевательство над народным достоинством и самолюбием. Все народы Кавказа стремятся к завоеванию земского самоуправления. Это народное желание, очевидно, будет в будущем удовлетворено. Осетия экономически, как отдельная земская единица, не может выдержать в полной мере земского самоуправления. Наши соседи горцы слишком от нас отстали, поэтому они нам в этом отношении не попутчики. Естественно, осетинскому народу приходится обращать свои взоры к автономному казачеству. При объединении с ними мы будем иметь избранную из своей среды сильную власть, которая при создавшихся условиях нам крайне нужна. Имея краевую думу с правом местного законодательства, мы будем иметь все то, о чем мечтало всегда передовое человечество. Для обуздания преступного элемента будут избираться свои краевые силы, которые не допустят бесчинств в отношении ни в чем не повинного населения» (31).

Первые попытки обратиться к руководству терского казачества были предприняты в мае 1919 г. 1 мая Бигаев прибыл в Пятигорск для ведения переговоров с терским атаманом Вдовенко и главой правительства В. И. Абрамовым. На рассмотрение терских политиков предлагался перечень вопросов, касавшихся в первую очередь «возможности слияния казаков и осетин», а также «отношения к объединению Северной Осетии с Южной, тяготеющей к России». Ответы Вдовенко были однозначны: «Терцы не мыслят своего будущего без Осетии», «желательно образование общей власти», «объединение с южными осетинами – вопрос домашний, осетинский, терцы только приветствуют это единение с единокровным народом». В беседе с Абрамовым Бигаеву было высказано пожелание осетинскому совету послать своих представителей на Южнорусскую конференцию для обсуждения вопросов о создании новой формы власти на белом Юге. Правительство приняло специальное постановление, в котором, выражая принципиальное согласие важности «слияния с осетинским народом», отмечало необходимость разработки «условий для объединения».

18 мая на заседании Малого Войскового Круга в Пятигорске Бигаев заявил: «Осетины хотят показать пример неизбежного и необходимого для их культурно-экономического прогресса слияния с великим русским народом в лице Терского казачества на началах сохранения морально-бытовых основ». «Если мы до сих пор, в силу создавшихся условий народной жизни и под влиянием ложных учений социально-политической мысли, разбрасывались по мелочам… то сейчас осетинский народ твердо и непоколебимо стал на путь строительства своей жизни на началах полного единения с терцами». Те же идеи государственного единства России, объединения Терского Войска и Осетии, а также недопустимости «сепаратизма» были заявлены Бигаевым 12 июня на торжественном чествовании донского и кубанского атаманов: «В настоящее время мы видим непонятное стремление некоторых народностей России к изоляции, в то время как жестокие уроки истории и текущей действительности зовут нас к железному единению, к тесному союзу всех живых сил, ставших грудью на страже защиты чести и целости Великой России… Маленькая Осетия, достаточно богатая умственными силами, со времени ее присоединения к России всегда шла в ногу с русским народом, проникнутая идеями и стремлениями этого народа не только в силу соображений чисто политического и экономического характера, а по всему тому умственному и духовному укладу мысли, который был выработан десятками лет под влиянием русской школы, русского искусства. Если были попытки уничтожить эту духовную связь со стороны пресловутого кавказского сепаратизма, то попытки эти в Осетии успеха не имели».

4 июня прошли первые заседания осетинской делегации Бигаева с терским правительством. Делегация предложила первый вариант создания новой власти, суть которого сводилась к разделению Терско-Дагестанского края на три области: Терскую (казаки, осетины и кабардинцы), Сулакскую (ингуши, чеченцы и кумыки) и Дагестанскую. Высшей властью в новообразованной Терской области должны были бы стать атаман из казаков, Большой и Малый Круги и Земская управа (Совет по делам местного хозяйства). Было подтверждено решение о делегировании в Ростов – для участия в Южнорусской конференции – по три делегата от казаков, осетин и кабардинцев. Участие осетин в работе конференции не только имело бы значение с точки зрения защиты интересов Осетии, но и обеспечивало бы представительство интересов всех горских народов Северного Кавказа. «Осетия могла бы выступить защитницей прав горских народов края, не имеющих возможности принять участие ввиду царящей у них анархии… принимая эту роль, Осетия не преследовала бы личных целей, а явилась бы в роли защитницы государственных интересов в общероссийском масштабе». Однако делегатам (Бигаеву, Баеву и Кабанову) было отказано в участии по причине «отсутствия статуса государственного образования» у Осетии (в отличие от Дона, Кубани, Терека), ее автономного положения в составе Терско-Дагестанского края.

26 сентября делегаты Осетии представили новый вариант создания единой власти. Согласно ему, «каждая из договаривающихся сторон (терские казаки, осетины, кабардинцы. – В.Ц.) сохраняет незыблемой национально-бытовую самобытность и самостоятельность в домашних своих делах». Каждая группа должна была сохранить: «терцы – своего атамана, правительство, Большой и Малый Круги, кабардинцы и осетины – своих правителей и Советы». Эти структуры самоуправления объединялись бы общими для всех «краевой и законодательной палатами и президентом». Итоговый вариант реорганизации управления был предложен на специальных совещаниях, прошедших во Владикавказе 15–21 октября 1919 г. В ходе совместного заседания представителей администрации Главноначальствующего Тердага, Терского казачьего войска и Осетии было решено создать новую административно-территориальную единицу – «Терский край», в составе территорий Терского казачьего войска, Кабарды и Осетии. Народы края – казаки, кабардинцы и осетины – должны были «на равных правах образовать местные законодательные учреждения и органы управления и самоуправления». Высшая законодательная власть в Терском крае должна была оставаться у Большого и Малого

Терских Кругов, а высшая исполнительная власть сосредотачивалась у Терского атамана (избирался Большим Кругом «из казаков Терского Войска») и Помощника Терского атамана (также избирался Большим Кругом, но уже «из горцев»). Атаман «приглашал» председателя правительства, который в свою очередь предлагал на утверждение состав кабинета. Предполагалось, что правительство будет «солидарное и ответственное» перед Большим Кругом. Члены Совета Осетии считали, что образование «Терского края», с согласия Главкома ВСЮР, позволит решить проблему организации власти, поскольку «территория Осетии находится непосредственно под верховным управлением Добровольческой армии, а территория Терского казачьего войска пользуется автономными правами». Показательно, что данный проект исключал территории Ингушетии, Чечни и Дагестана, охваченные восстаниями и считавшиеся утраченными для административного контроля ВСЮР, тогда как сближение терского казачества и лояльных Белому движению кабардинцев и осетин было налицо.

По убеждению Бигаева, ключ к будущему кавказского казачества лежит в мирном общении и культурно-экономическом сотрудничестве с горскими народностями. «На терском казачестве, как авангарде русской государственности и русской культуры на Юге, и на осетинском народе, как наиболее богатом из горцев культурными силами, лежит почетная историческая задача – стать на путь органической связи с государственно-мыслящей горской общественностью и, объединенным творческой деятельностью, приобщить народы края к гражданственности для внутреннего их укрепления и развития». Немаловажное значение имела, очевидно, конфессиональная близость терского казачества и осетин, исповедовавших христианство, тогда как осетины-мусульмане нередко выступали против белой власти. 29–30 декабря 1919 г. состоялось последнее совместное заседание терской и осетинской делегаций, на котором был подтвержден – в целом – разработанный проект объединения. Однако ввиду начавшегося отступления ВСЮР от Москвы и ухудшения положения в регионе данный проект остался неосуществленным (32).

Таким образом, в практике создания моделей политического управления на Северном Кавказе в 1919 г. имелись два основных момента. Официально утвержденное Положение об управлении Терско-Дагестанским краем исходило из необходимости объединения всех территорий, заселенных горцами (за исключением Черкесского округа, Адыгеи и Абхазии), под верховным руководством администрации ВСЮР. Этот вариант, предоставляя достаточно широкие полномочия местному самоуправлению, все же не соответствовал изменившимся условиям в ходе революции и гражданской войны, крайне обострившим межнациональные и социальные отношения в крае. Нельзя было не учитывать, что при этом из территории Терско-Дагестанского края исключалось терское казачество. Другим вариантом стал разработанный Осетинским Советом и принципиально одобренный казачьими органами власти проект создания Терского края на основе единой Осетии (Северной и Южной), Кабарды и Терского казачьего войска. Данный проект был более реалистичным и гарантировал объединение регионов, активно участвовавших в «борьбе с большевизмом» и близких по территориальному, политическому и экономическому признакам. Из Терского края выводились Ингушетия, Чечня и Дагестан как регионы, где в перспективе предполагалось создание новой административно-территориальной единицы. Данный проект более соответствовал «реалиям времени», однако был лишен преемственности от сложившейся еще со второй половины XIX в. системы управления и самоуправления и выглядел довольно «революционно». В обоих вариантах игнорировалось существование Горского правительства, а взаимоотношения с Кубанским краем и Донской областью предполагалось построить на основе видоизмененного Юго-Восточного Союза. Осуществить данные проекты предполагалось в рамках работы Южнорусской конференции (о чем подробнее – в следующем разделе).

Нельзя не отметить также, что междоусобные столкновения в регионе, межнациональные конфликты были вызваны отсутствием достаточного авторитета у власти, призванной соблюсти традиции и обычаи горцев и одновременно защитить интересы русского населения края. Деникинское правительство, претендовавшее на роль подобной «общероссийской власти», не смогло, главным образом по причине кратковременности своего существования на Кавказе (с марта 1919 по март 1920 г.), получить поддержку горских народов. Однако предоставление достаточно широкой автономии горцам, хотя и в рамках «Единой, Неделимой России», было существенным шагом вперед по сравнению с положением Кавказа в составе Российской империи до 1917 года. Но в 1918–1920 гг. стихия гражданской войны опрокинула все проекты автономии, порождая и усиливая тенденции к полной политической независимости горских народов. «Ставка на силу» при проведении национально-государственной политики оказалась бесперспективной и привела лишь к обострению противоборства и многочисленным жертвам как со стороны горских повстанцев, так и со стороны Белой армии.

* * *

1. Авторханов А. К основным вопросам истории Чечни. – Грозный, 1930, с. 54.

2. Тахо-Годи А. Революция и контрреволюция в Дагестане. Махачкала, 1957, с. 158–160.

3. Там же. с. 6, 165.

4. Убийство терского атамана стало одним из важнейших актов в эскалации гражданского противостояния на Северном Кавказе.

5. Авторханов А. Указ, соч., с. 29; ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 109. Лл. 37, 38.

6. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 61–62.

7. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 167.

8. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Лл. 129–133; Терское Казачье Войско. Памяти годовщины восстания терского казачества. 23 июня 1918 г., Пятигорск, 1919, с. 23–36.

9. ГА РФ. Ф. 6557. Оп. 1. Д. 22. Лл. 3–4;.Ф. 5827. Оп. 1. Д. 94. Лл. 1–2; Денстер-вилль. Британский империализм в Баку и Персии, 1917–1918. Тифлис, 1925. с. 67.

10. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Лл. 5–5 об.; 38; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 535. Лл. 1–2; Оп. 2. Д. 569. Л. 302

11. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 1. Д. 31. Лл. 162–162 об.; Ф. 5956. Оп. 1. Д. 395. Л. 1; Лукомский А. С. Указ, соч., с. 302.

12. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 105–106; ГА РФ. Ф. 446. Оп. 1. Д. 31. Лл. 25, 35–36; 65–66.

13. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Лл. 110–116.

14. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 534. Л. 16; Ф. 446. Оп. 2. Д. 114. Лл. 7–9.

15. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Лл. 344–344 об.

16. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 174. Лл. 2, 13–16; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 534. Л. 9.

17. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 174. Лл. 17–17 об.; Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Л. 27 об.; Ф. 5881. Оп. 2. Д. 860. Л. 4.

18. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 111; ГА РФ. Ф. 5911. Оп. 1. Д. 1 г. Лл. 1–7; La Cause Commune. Общее дело, Париж, № 44, 30 апреля 1919 г.; С точки зрения «добровольческой иерархии», георгиевский кавалер, лейб-гусар и командующий Особой (гвардейской) армией генерал от кавалерии И. Г. Эрдели как раз не считался «пришлым», поскольку был в числе ближайших сподвижников Деникина и Корнилова еще с 1917 г., находился в заключении в Быхове, в январе – марте 1918 г. состоял представителем Добрармии при Кубанском правительстве и участвовал в 1-м и 2-м Кубанском походах. В декабре 1918 г., будучи в Одессе, встречался с представителями французского командования, которым заявил, что «восстановление России – дело русского войска», а союзники должны оказать только материальную, а не боевую помощь».

19. ГА РФ. Ф. 6546. Оп. 1. Д. 11. Л. 191, 199; Масловский Е.В. Мировая война на Кавказском фронте. 1914–1917 гг. Париж, б. г. с. 429–430.

20. ГА РФ. Ф. 6546. Оп. 1. Д. 11. Лл. 160, 185, 218–219; Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Лл. 31, 195–196 об.

21. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 116–117.

22. Тахо-Годи А. Указ, соч., с. 110, 114, 129–131; ГА РФ. Ф. 6396. Оп. 1. Д. 27. Лл. 3–4 об.; 12, 13–14; 19–19 об.; Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Л. 68.

23. Попов Л.Н. Революционная Чечня в огне сражений. Грозный, 1973, с. 66–67.

24. Доного Х.М. «Нажмуддин Гоцинский: Общественно-политическая борьба в Дагестане в первой четверти XX века», Махачкала, 2005 г.

25. ГА РФ. Ф. 5827. Оп. 1. Д. 137. Лл. 12–15, 21–22.

26. Кавказское слово, Тифлис, № 191, 4 сентября 1919 г.; ГА РФ. Ф. 6144. Оп. 1. Д. 55. Л. 3; Ф. 5881. Оп. 2. Д. 109. Л. 62.

27. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 567. Лл. 3–6.

28. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 31. Л. 201; Вестник Чеченского комитета по очищению Чечни от банд большевиков и Узун-Хаджи // Грозный, № 2, 17 октября 1919 г.; № 4, 7 ноября 1919 г.

29. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 534. Л. 3; Ф. 6546. Оп. 1. Д. 11. Л. 215.

30. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 534. Лл. 19–20; Ф. 6546. Оп. 1. Д. 11. Лл. 216–217.

31. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 248. Лл. 15–16.

32. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 51. Лл. 1–3; Д. 248. Лл. 1-12.