Глава 2

Организация власти в Таврии в 1918–1919 гг.

Роль земско-городского самоуправления, взаимодействие с командованием Добровольческой армии

История Крымского Краевого правительства в конце 1918 – начале 1919 г. – показательный пример организации модели управления, построенной на сочетании военных, административных и представительных начал. Во время немецкой оккупации на территории Крыма действовало правительство, возглавляемое генерал-лейтенантом С. Сулькевичем (он же занимал должность министра внутренних дел). В Правительственном сообщении от 12 (25) июня 1918 г. «К населению Крыма» Сулькевич заявлял, что «с согласия Германского военного командования, оккупирующего Крым для восстановления спокойствия и порядка» он передает «всю полноту власти составленному им Крымскому Краевому Правительству». В сообщении отмечалось, что «Правительство ставит своей задачей сохранение самостоятельности полуострова до выяснения международного положения его и восстановления законности и порядка». Впоследствии, опять-таки «по соглашении с Германским командованием» предполагалось создание «ответственного выборного органа». Правопреемственность декларировалась по принципу «сохранения в силе всех законоположений Государства Российского, правомерно изданных до 25 октября 1917 г.», но при этом говорилось о возможности «незамедлительного пересмотра и упорядочения законодательства бывшего Временного правительства и права издания новых законоположений». На службу могли быть приняты все «должностные лица, служившие в Крыму, неправомерно уволенные после 2 марта 1917 г.».

Отличительной чертой его политического курса, заявленного в сообщении, было, в частности, стремление наладить контакты с Османской Империей, поддержка крымских татар, наконец – достижение признания Крыма как суверенного государственного образования. Большую активность в этом развил министр иностранных дел в администрации Сулькевича – Д. Сейдаметов. Крымским татарам гарантировалось национальное самоуправление (действовали созданные еще в декабре 1917 г. курултай и директория), при этом считалось недопустимым сохранение структур советской власти. Был введен ряд ограничений гражданских свобод: цензура в печати, обязательная перерегистрация всех партийных и общественных объединений, административный контроль за проведением публичных политических собраний, роспуск существовавших губернских и уездных земских собраний с последующим утверждением новой системы выборов в органы местного самоуправления («действующие земские собрания (волостные, уездные, губернские) и городские думы объявляются распущенными… земские и городские управы сохраняют свои полномочия впредь до производства новых выборов гласных»). Упразднялись земельные комитеты, и восстанавливалось право собственности. «Гражданами Крыма» считались «приписанные к сословиям и обществам пяти уездов и городов Крыма», служащие в административных учреждениях и владельцы недвижимости в Крыму. Сотрудничества с Добровольческой армией, как выразительницы идеи продолжения войны с Германией, неприятия «германотурецкой ориентации», у правительства Сулькевича быть не могло. В то же время крымское правительство отстаивало принцип государственной самостоятельности, отказываясь признать возможность включения полуострова в состав Украинской Державы, допуская лишь возможность федеративного статуса. Столицей крымской государственности стал Симферополь.

Формировались правоохранительные структуры в виде окружной, уездной и городской полиции, подчиненной МВД, а не структурам самоуправления. Упразднялись губернские и уездные комиссары. Учреждались подразделения Крымского Пограничного дивизиона, Крымской корчемной стражи, подчиненные министру финансов, и Крымская краевая внутренняя стража, подведомственная МВД. Закон «Об избрании уездных земских гласных» предполагал избрание новых земских гласных на три года (до 1 июля 1921 г.). Избирательное право предусматривало участие в выборах всех дееспособных «крымских граждан», по достижении 25 лет и обладавших годичным «цензом оседлости». В уездном избирательном собрании могли участвовать только «избиратели, уплачивающие 100 и более рублей уездного земского сбора», тогда как для участия в волостном избирательном собрании подобного «ценза» не требовалось. Гласные уездных земских собраний и городских дум избирали Краевое земское собрание, также на трехлетний срок. Первоначально распущенное волостное земство было «восстановлено в полном объеме согласно постановлений Временного правительства от 21 мая 1917 г.» на заседании Совета министров Крымского Краевого Правительства от 7/20 октября 1918 г. (1).

Завершение Первой мировой войны, вывод немецких войск с территории полуострова и ожидавшееся прибытие союзных десантов на Юг России сделало необходимым создание новых властных структур. Как и в большинстве случаев, возможный «вакуум власти» заполняли или органы советской власти, местные революционные комитеты, или структуры земско-городского самоуправления. В Таврии, как и в большинстве российских регионов, местное самоуправление после 1917 г. было очень политизировано. Политическое значение Крыма в 1918 г. обуславливалось еще и тем, что здесь находились многие известные деятели кадетской партии, члены ее Центрального Комитета, председатели региональных структур (В.Д. Набоков, М.М. Винавер, Н.В. Тесленко, И. И. Петрункевич, председатель губернской земской управы князь В. А. Оболенский, Таврический губернский комиссар, участник «Ледяного похода» Н. Н. Богданов). В Ялте, Алуште,

Гаспре располагались имения членов Императорской Фамилии, представителей российской аристократии, многие из которых жили здесь с 1917 г. В Крыму же проживали Вдовствующая Императрица Мария Федоровна и Великий Князь Николай Николаевич. Близость Кубанского Края и Черноморского генерал-губернаторства делали неизбежным взаимодействие Таврии с военно-политическим руководством Добровольческой армии. Таким образом, в конце 1918 – начале 1919 г. Крым становился своеобразным центром «большой политики» на Юге России.

Началом формирования «крымской государственности» как части политических структур Белого движения можно считать действия губернского земского собрания, на сессии которого в сентябре 1918 г. было вынесено постановление о недоверии администрации Сулькевича и о создании «власти общественного доверия». 18 октября 1918 г. на собрании губернских гласных крымских уездов Таврической губернии в Симферополе высказывались предложения о создании новой власти не «силою штыков», как это было на Украине, на Дону и Кубани, а в «результате общественной самодеятельности на основе партийного соглашения». Декларация «К населению Крыма» объявила об окончательном отказе от краевого «сепаратизма» и возвращении к принципам восстановления единого государства. «Россия распалась на части… в таких условиях первым патриотическим долгом каждого гражданина и национальной задачей, выше всех стоящей, Правительство признает стремление к возрождению Единой России» (2).

В начале ноября 1918 г. крымское земство и гласные городских дум решились на «создание новой власти». Позиции земско-городского самоуправления в целом совпадали с тезисами, принятыми на состоявшемся в г. Гаспре совещании членов руководящих структур кадетской партии (в нем участвовали Петрункевич, Набоков, Крым, Винавер, Богданов, прибывший из Екатеринодара князь Г. Н. Трубецкой). По воспоминаниям Винавера, главной темой «гаспринского совещания» стал способ формирования власти: «Следует ли отдельные, освобождающиеся от немцев или от большевиков части России сразу и непосредственно связывать узами подчинения какому-нибудь отдаленному центру – будь то Добровольческая армия или чья-нибудь личная диктатура, – или, наоборот, следует воссоздавать единую и нераздельную Россию снизу, организуя местную жизнь на правильных государственных и хозяйственных началах, но не предрешая пока, когда и в каких формах оно (формирование власти. – В.Ц.) произойдет».

Как свидетельствовала история Белого движения, «путь снизу» становился единственно возможным способом создания власти в условиях отсутствия объединяющего центра антибольшевистского сопротивления, или в условиях, когда между несколькими подобными центрами не существовало должной координации действий и следовало объединить их на некоей общей основе. Второй вариант считался более предпочтительным для белого Юга, и крымские политики предлагали его осуществление путем соглашения «краевых образований». Суть подобного соглашения хорошо выразили бывший московский городской голова В. В. Руднев и «Всероссийское Земско-Городское Объединение» в своих проектах создания новой власти на основе структур местного самоуправления. Создание новых структур законодательной, исполнительной и судебной властей предполагалось проводить на основе коалиции представителей отдельных территориальных образований. Это обеспечивало бы интеграцию различных местных интересов во имя общей «борьбы с большевизмом». Не менее важной становилась своеобразная «интеграция легитимностей», при которой не только решались бы «национально-территориальные проблемы», но и осуществлялась бы поддержка со стороны населения тех регионов, интересы которых выражали представители объединявшихся местных административных органов и самоуправления. Винавер вспоминал, что «против пробуждавшихся то тут, то там сепаратистских стремлений единственным средством являлось расширение местной самодеятельности в таких формах и границах, чтобы восстановление затем связи между частями не вызывало опасений за крепость добытой уже и закрепленной опытом автономии частей. Словом, строительство снизу и только оно – таков был лозунг, единодушно принятый Гаспринским совещанием» (3).

Итогом предварительных договоренностей о принципах создания власти стало совместное решение наличных членов ЦК кадетской партии и совещания земских и городских гласных в Симферополе, отразившееся в принятом 7 октября 1918 г. постановлении. Первым же пунктом в нем указывалось на строгое следование принципу «возрождения Единой России», недопустимость сепаратизма, а также на принцип «непредрешения». Тем самым Крымское правительство, в отличие от аналогичных краевых образований на Украине, в Прибалтике и на Кавказе, полностью интегрировалось в политико-правовую систему российского антибольшевистского сопротивления. «Правительство должно всеми мерами содействовать объединению распавшейся России и с этой целью искать сближения со всеми возникшими на русской земле государственными организациями, поставившими себе основной задачей воссоздание единой России с тем, чтобы вопрос об устройстве и о форме правления объединенной России был окончательно решен имеющим быть избранным Всероссийским Учредительным Собранием». Провозглашалось «восстановление гражданских свобод» и, прежде всего, восстановление городского и земского самоуправлений. После этого предполагалось проведение перевыборов. Новое избирательное законодательство, на основании которого должны были состояться выборы городских дум и земских собраний в Крыму, уже не отличалось от законодательства Временного правительства (всеобщие, равные, прямые, тайные выборы на пропорциональной основе по спискам партий и общественных организаций) за исключением двух ограничений: возрастного ценза – от 25 лет и ценза оседлости – 1 год проживания в данном городе или волости. Принятые по настоянию представителей кадетской партии во главе с В. Д. Набоковым, эти ограничения стали затем общепринятыми в законах других белых правительств. Симферопольское собрание утвердило главу правительства, которым стал авторитетный в Крыму бывший председатель Таврического губернского земского собрания, член Государственной Думы и Государственного Совета, член кадетской партии С. С. Крым. Во Временном правительстве он занимал должность управляющего имениями удельного ведомства в Крыму на правах товарища министра земледелия. Согласно предоставленным ему полномочиям, он должен был «формировать кабинет по соглашению с политическими партиями (принимая при этом во внимание национальные особенности Края)».

Созданное правительство получало «всю полноту законодательной и исполнительной власти», но должно было взаимодействовать с созываемым «не реже раза в месяц» Собранием губернских земских гласных уездов Крыма, пополненным городскими головами и председателями уездных управ». Правительство, хотя и отчитывалось перед этим Собранием, но «не являлось политически перед ним ответственным». Земско-городская общественность стремилась к признанию парламентской модели управления. Для ее осуществления предполагался созыв «Крымского представительного собрания» (Крымского Краевого Сейма) на основе принципов избирательного законодательства 1917 г.

Начались работы по подготовке выборов краевого «народного представительства». Согласно Инструкции Краевому Контролеру М.М. Кипчакскому (постановление Совета министров от 6/19 октября 1918 г. был определен порядок избрания Краевой Комиссии для выборов в Крымский Краевой Парламент (Сейм). Половина состава Комиссии (всего в нее входило 84 человека) включала делегатов, избранных «от земских и городских самоуправлений и общественных и политических организаций» (по одному от каждого собрания и управы и по одному от тех «организаций», которые «имеют не местный, а краевой характер и обладают соответствующими центральными органами»). Подобными структурами признавались Союз Крымских Кооперативов, Центральное Бюро Профсоюзов, Торгово-Промышленный Союз, Таврический Университет, Консультация присяжных поверенных, а также партии эсеров, энесов, кадетов, социал-демократов, группы «Единство» и др. Вторая половина Комиссии должна была избираться от «организованных национальных групп» по решению их «центральных организаций», «в количестве соответствующем численности каждой группы в составе населения Крыма». Открытие работ Комиссии считалось действительным «при всяком числе собравшихся». Правда, выборы Сейма планировалось провести лишь в случае, если «в течение ближайшего времени и не далее двух месяцев» не будет создана «всероссийская власть, распространяющаяся и на Крым». И хотя всероссийская власть была создана во время Уфимского Государственного Совещания, ее отношения с белым Югом и Крымом не были четко определены, поэтому подготовка к выборам в Крымский Сейм началась. Предполагалось, что «с момента избрания Крымского Представительного Собрания» характер взаимоотношений исполнительной и законодательной властей изменится и правительство будет «нести перед ним политическую ответственность как за истекшее время, так и впредь».

Постановление – «наказ» земско-городских гласных стало своего рода «Конституцией Крыма». После ее утверждения и вывода немецких войск правительство Сулькевича фактически утрачивало свой властный статус. 15 ноября 1918 г. Сулькевич восстановил полномочия городской думы и губернского земского собрания, а на следующий день передал власть С. С. Крыму (4). Следующей задачей становилось согласование полномочий краевой власти с другими государственными образованиями. Еще накануне «принятия власти» от Сулькевича Крым обратился к Деникину с просьбой о присылке подразделений Добровольческой армии для смены отходящих немецких отрядов. Важность военной поддержки была очевидна, поскольку у правительства отсутствовали собственные вооруженные силы (позднее все воинские подразделения вошли в состав Крымско-Азовской армии под командованием генерал-лейтенанта А. А. Боровского). В ответе Деникина от 7 ноября 1918 г., переданном Крыму через Богданова, кратко и четко были сформулированы основные положения, касающиеся взаимоотношений с добровольческим командованием: «Русская государственность. Русская армия. Подчинение мне. Всемерное содействие Крымскому Правительству в борьбе с большевиками. Полное невмешательство во внутренние дела Крыма и в борьбу вокруг власти». Ответ генерала декларировал, с одной стороны, верховенство собственной власти («подчинение мне»), с другой – независимость внутриполитического курса Крыма (до определенных пределов). В тот же день Деникин отправил в Симферополь краткую телеграмму, тезисно отражавшую основные цели прибывающих в Крым частей Добрармии. В данном документе декларировались программные установки, характерные для южнорусского Белого движения осенью 1918 г.: «Добрармия не преследует реакционных целей, имея задачей воссоединение единой неделимой России, признавая необходимость теперь же и в будущем самой широкой автономии составных частей Русского Государства, не предрешая будущей формы правления России, ни даже путей, какими русский народ объявит свою волю… относится с величайшим негодованием к попыткам восстанавливать одну национальность, один класс против другого. Призываю всех, горячо любящих Россию без различия партий к полному единению на благо Родины» (5).

Получив гарантии военной защиты и «полного невмешательства во внутренние дела», С. С. Крым приступил к формированию правительства и выработке общего направления политического курса. В соответствии с постановлением земско-городского собрания кабинет следовало создавать на коалиционной основе. По воспоминаниям Винавера «правительство наше было составлено по т. н. коалиционному принципу: четыре кадета, один социал-демократ, один эсер, два беспартийных из местных общественных деятелей, наконец, один генерал, татарин – тоже беспартийный. Эта коалиционность, поначалу отмеренная и взвешенная с большой точностью, исчезла бесследно во время работы… Работали мы дружно. Никто из нас не был зависим от своей партийной организации (актуальное признание в условиях столь часто критикуемого в 1918 г. принципа «партийности власти». – В.Ц.)». Крым ввел в состав правительства многих достаточно известных политиков. Главой МИДа Крымского краевого правительства стал член ЦК кадетской партии, сенатор М. М. Винавер. Крым, Винавер и редактор крымского официоза «Таврический голос» Д. С. Пасманик были тесно связаны с влиятельными еврейскими (сионистскими) кругами. В. Д. Набоков принял портфель министра юстиции. «Левое крыло» было представлено социал-демократом, членом группы «Единство», бывшим присяжным поверенным, гласным губернской земской управы П.С. Бобровским (краевой секретарь) и эсером С. А. Никоновым (министр народного просвещения). Главой ведомства внутренних дел стал Н. Н. Богданов, после падения Крымского правительства выехавший через Туркестан в белую Сибирь и на Дальний Восток. Интересы крымских татар должен был представлять военный министр – генерал-майор А. Милковский, служивший еще в аппарате правительства Сулькевича (6).

Полностью восстанавливалась вертикаль самоуправления, в Севастополе и Симферополе формировались структуры городской милиции, подчиненной городской управе. Краевым гербом стал герб Таврии – коронованный двуглавый орел с крестом на груди. В Крыму была восстановлена и судебная вертикаль. Работали Окружной Суд, Судебная палата, мировая юстиция, следственные органы, прокуратура. Еще в октябре 1918 г. в Крыму был создан Крымский Правительствующий Сенат, с компетенцией Сената, определенной законодательством 1917 г. и учреждением Судебных установлений Российской Империи. Учреждалось четыре Департамента, действия предполагались или в Общем Собрании, или в составе Присутствия (Административного, Гражданского, Кассационного и Уголовного Кассационного). Восстанавливалась должность обер-прокурора. Преемственность сохранялась и после октября 1918 г. Верховной кассационной инстанцией для всех судебных инстанций стал Высший Краевой Суд («Высший Крымский Суд»), повторявший принципы Крымского Правительствующего Сената. Его административное отделение (аналог 1-го департамента) возглавлял профессор административного права Петербургского университета, многолетний редактор журнала министерства юстиции, сенатор В. Ф. Дерюжинский. В состав крымского «Сената» вошли известные сенаторы-криминалисты – Н. Н. Таганцев и А. Ф. Юршевский. Военная юстиция была представлена генерал-майором Погодиным, а должности «цивилистов», сенаторов по гражданско-правовым вопросам оставались вакантными. Примечательно, что в Крыму проводилась идея «подчинения единой государственной кассационной инстанции всех судов без изъятия, т. е. не только гражданских, но и военных». С точки зрения соотношения военной и гражданской властей, надзора за законностью, это положение имело принципиальное значение. Для контроля за точностью издания актов создавалась специальная Редакционная Комиссия под председательством самого Набокова. Правительство придерживалось четкой процедуры принятия и утверждения законодательных актов. После одобрения их кабинетом, они получали санкцию Высшего Краевого Суда и публиковались в «Собрании узаконений и распоряжений Крымского Краевого правительства, издаваемом при Высшем Краевом Суде» (7).

Политическая декларация, составленная 28 октября и опубликованная 18 ноября 1918 г. в форме Обращения к населению, подтверждала ранее намеченные Симферопольским съездом программные положения: «Крымское правительство, по призыву представителей земств и городов, приняло власть в тяжелый момент нашей истории… правительство признает, что патриотический долг каждого гражданина и общенациональная задача состоит в стремлении к возрождению Единой России». Основой для объединения признавался «путь снизу» на основе «объединения всех вновь возникших, пока еще разобщенных и дезорганизованных государственных образований». Преодоление «расщепления и разрухи России» мыслилось как преодоление «анархии и диких страстей» посредством «установления во всех отдельных частях ее порядка и законности и основанной на них свободы». В Декларации приводилась показательная, в плане характеристики определения «старый режим», сравнительная характеристика «прежней» и «будущей» России. «Единая Россия мыслится правительством не в виде прежней России, бюрократической и централизованной, основанной на угнетении отдельных народностей, но в виде свободного демократического государства, в котором всем народностям будет предоставлено право культурного самоопределения (вариант «федеративного устройства» не упоминался. – В.Ц.)…Правительство, состоящее из общественных деятелей, известных стране, должно находиться в постоянном общении с населением».

Во исполнение широковещательного плана Крымское правительство предполагало создать систему представительных структур, которые могли бы обеспечить власти «постоянное общение с населением»: «Правительство впредь до созыва Сейма будет созывать Съезды земских и городских гласных и будет осведомлять их о положении края». Следовало «обеспечить население продовольствием и содействовать экономическому подъему страны», «обеспечить законные интересы всех национальностей Крыма» и, «в особенности… – удовлетворением справедливых стремлений и законных интересов многочисленного татарского населения». Далеко идущие планы крымских политиков хорошо выразил Д.С. Пасманик: «Крым должен показать всей России пример культурной и демократической власти, удовлетворяющей все справедливые требования населения, избегая всех ошибок социалистических увлечений и борясь с большевистской демагогией. Одним словом, политика лабораторного образцового опыта» (8). Правительство получило признание и со стороны представителей союзников. С конца ноября 1918 г. на Юг России начали прибывать воинские контингенты стран Антанты, а в черноморские порты вошли корабли англо-французской эскадры во главе с адмиралом Кольтропом. В беседе с представителями краевого правительства «командующий эскадрой признал необходимым сильную военную интервенцию».

Но направленность «крымской политики» сводилась, главным образом, к разрешению текущих экономических и социальных проблем, имеющих сугубо региональное значение. Перечень утвержденных правительством и опубликованных в Собрании узаконений законодательных актов включал в себя Положение о Комитете труда, постановления «об организации общественных работ в г. Севастополе», «об объявлении продажи некоторых видов хлебов свободною», важный для Крыма закон «об арендных договорах на полевые угодья», вводивший государственную фиксацию арендных ставок. В Кратком отчете деятельности Крымского правительства с 15 ноября 1918 г. по 15 апреля 1919 г. отмечалось, что целью правительства также было «упрочить связь оторванной немцами и сепаратистическим правительством генерала Сулькевича части территории России со всей остальной Россией и содействовать воссоединению этой части со всей Россией, основываясь на началах русской государственности во внутренней политике и верности союзникам во внешней политике». Поэтому, как вспоминал Винавер, «призванное лишь на время, до образования единой русской государственной власти, Крымское правительство исключило из своей программы всякие крупные социальные реформы, могущие быть предпринятыми лишь во всероссийском масштабе; оно произвело некоторые частные социальные реформы» (9).

Из законодательных актов, имевших общероссийское значение, можно выделить внесенные Набоковым поправки в Уголовное Уложение, касавшиеся государственных преступлений, а также разработанный им Закон о борьбе с большевизмом. В соответствии с данным законом на совещании Совета министров 7 февраля 1919 г. образовано «Особое Совещание» (в составе министров юстиции и внутренних дел, а также начальника штаба Крымско-Азовской армии генерал-лейтенанта Д. Н. Пархомова) «для рассмотрения действий лиц, изобличаемых в содействии большевикам с целью захвата последними власти или принимавших непосредственное участие в захвате и осуществлении власти большевиками». Санкция для виновных в этих преступлениях (членство в большевистской партии и работа в органах советской власти) предусматривалась в форме высылки за пределы Крыма. 10 апреля 1919 г. на рассмотрение «совещания» было решено передавать также «рассмотрение дел о лицах, изобличенных в агитации против Добровольческой армии и против призыва в войска». Показательно, что органы контрразведки, подчиненные генерал-квартирмейстеру штаба Крымско-Азовской армии, обязывались согласовывать свои действия с данным Особым Совещанием, получать ордера на обыски и предварительные аресты от министра внутренних дел и – в обязательном порядке – извещать министра или товарища министра внутренних дел о своих действиях. После проведения контрразведкой и Особым Совещанием необходимых процессуальных действий дела передавались в окружную прокуратуру. Окончательное решение по возбужденным делам принимал окружной суд. Тем самым военная юстиция как бы утрачивала свои исключительные права. Для условий гражданской войны, времени повсеместного падения «законности и правопорядка» и «произвола силовых структур», подобные законопроекты выглядели достаточно необычно и вызывали упреки со стороны военных в непозволительно долгом расследовании преступлений. В то же время Особым Совещанием было отклонено несколько дел, возбужденных контрразведкой, «за отсутствием оснований» (10). Корректировалась и ответственность за «посягательства и призывы к ниспровержению государственного строя» (статьи 100, 101, 102 Уголовного Уложения Российской Империи). Смертная казнь исключалась, и максимально возможным наказанием по данным преступлениям становилась бессрочная каторга. Другим новационным актом стал законопроект «О мерах борьбы с дороговизной и спекуляцией», разработанный юрисконсультом МВД В. Ф. Кокошкиным (брат убитого в январе 1918 г. Ф. Ф. Кокошкина, позднее стал дипломатическим представителем Крыма при правительстве Кубани). Как и в случае с политическими преступлениями, борьбу с «неправомерным завышением цен и сокрытием товаров» должны были вести совещательные коалиционные структуры (краевое и местные «совещания по дороговизне» из представителей администрации, земско-городского самоуправления и общественных объединений). В качестве санкций они могли применять устанавливаемую шкалу штрафов и разные сроки тюремного заключения (11).

В начале февраля 1919 г. в крымских городах прошли выборы в городские думы по скорректированному избирательному законодательству 1917 г. Во всех крымских городах ведущее место заняли социал-демократические союзы и группы. Имеющиеся избирательные участки и округа должны были стать основой для проведения выборов в Крымский Сейм. Были составлены и опубликованы списки партий и союзов. Выборы в Сейм планировались на 6 апреля 1919 г., но положение на фронте резко ухудшилось. Красная армия, занимавшая украинские губернии, вошла в Крым, и выборы не состоялись. Короткой оказалась и деятельность избранных городских дум. Эти структуры были ликвидированы установившейся в Крыму в апреле 1919 г. советской властью, а после ее свержения летом 1919 г. структуры городского самоуправления вводились уже по законодательству деникинского правительства (подробнее об этом в разделе о земско-городском самоуправлении) (12). В отсутствие Сейма регулярно созывались собрания земских и городских гласных. Собрания проходили в Симферополе в декабре 1918 и в феврале 1919 г. Несмотря на критику некоторых решений Совета министров, опасаться каких-либо серьезных оппозиционных настроений со стороны земско-городского самоуправления не приходилось уже потому, что согласно «наказа» от 7 ноября подотчетность Совета министров перед «общественностью» отсутствовала. Активность, проявленная на симферопольских съездах, привела к созданию межпартийного объединения – Совета земств и городов России (в составе 9 социал-демократов, 9 эсеров, 4 энеса и 9 конституционалистов-демократов). Местопребыванием Центрального бюро Совета была избрана Одесса.

Роковой для политической системы Крыма стала нерешенность вопроса о соотношении военных и гражданских властей, взаимодействии между командованием Добровольческой армии и правительственными структурами. Представители Всероссийского Национального Центра, члены Особого Совещания при Главкоме ВСЮР (С.Д. Сазонов, Н.И. Астров, М.М. Федоров) выступали за приоритет военных интересов перед нормами гражданской жизни, подчинение Крымского правительства общему политическому курсу белого Юга России. Если еще осенью 1918 г. вариант создания коалиционных структур власти, перспективы федерации не считались «крамольными», то уже в начале 1919 г. усилились позиции сторонников сосредоточения не только военной, но и гражданской власти у Главкома ВСЮР. Сам Деникин не стремился к незамедлительному «подчинению Крыма», продолжая отстаивать принцип «полного невмешательства во внутренние дела» Крыма, провозглашенный еще 7 ноября 1918 г. Указания о разделении полномочий военных и гражданских властей получал от Деникина генерал-майор А. А. Корвин-Круковский, начальник отправлявшихся в Крым подразделений Добрармии: «Части прибывают исключительно с целью охраны, поддержания порядка, не вмешиваясь во внутренние дела». Представители ВСЮР официально подтвердили эту позицию 28 января 1919 г. при обсуждении вопроса о возможном переезде Штаба Главкома в Крым (расположением Ставки Главкома ВСЮР и Особого Совещания стал бы удаленный от кубанских «самостийников» Севастополь): «Намеченный переход штаба командующего вооруженными силами Юга России в Крым породил в населении слухи о предстоящем якобы уходе Крымского краевого правительства. Ввиду этого штаб… считает необходимым объявить, что отношения командования к крымскому правительству остаются на прежних основаниях. При переходе штаба Главнокомандующего в Крым отношения эти определятся взаимными соглашениями и условиями, которые будут созданы фактом перехода штаба». При непосредственных контактах (поездка П.С. Бобровского в феврале 1919 г. в Екатеринодар и его встреча с Деникиным) неизменно подтверждалось, что командование армии не вмешивается и не ограничивает полномочия краевого правительства, за исключением северных уездов Таврической губернии (Северной Таврии), где идут военные действия и, поэтому, военное положение здесь вполне оправданно.

Аналогичную точку зрения отстаивал Винавер в интервью крымской прессе. Даже накануне наступления Красной армии в Крым на вопрос о взаимоотношениях с Добровольческой армией и о возможной «оккупации Крыма французскими войсками» глава крымского МИДа заявлял: «Я знаю, что и сейчас обвиняют правительство в том, что оно подчиняется чужой воле, а именно воле Добровольческой армии, что оно безвластно. Это глубокое заблуждение. Между правительством и командованием Добровольческой армии могут иногда возникать, как во всякой живой деятельности, недоразумения относительно пределов компетенции, иногда могут быть случаи нарушения этих пределов, но в основе своей первоначальные взаимоотношения сохраняются, и принцип невмешательства во внутренние дела обеими сторонами признается непоколебимым. В полном объеме принцип невмешательства соблюдается и французским командованием, и правительство уверено, судя по заявлениям как главнокомандующего генерала Франшэ д’ Эсперэ, так и местного командования, что он будет соблюдаться все время, пока союзным войскам придется оставаться на территории Крыма». Ссылки на «пример Одессы» Винавер считал неуместными, поскольку крымское правительство, в отличие от Одесского городского самоуправления, смогло отстоять свой суверенитет (13).

Но на деле не все оказалось так стабильно. Трения между крымским правительством и военным командованием начались по вопросу, в котором отношения между военными и гражданскими властями переплелись в наибольшей степени – об осуществлении мобилизации и связанных с ней тыловых мероприятий. В Крыму, еще с лета 1918 г., нелегально работал центр Добровольческой армии во главе с бароном де Боде, осуществлявший отправку офицеров на Кубань. После оставления Крыма немецкими войсками Деникин согласился на отправку войск на полуостров, указав, что «посланные части являются лишь кадрами, которые будут пополняться мобилизацией офицеров и солдат на территории Крыма» (предполагалось, используя людские и материальные ресурсы полуострова и приморских городов, сформировать здесь до двух дивизий). Однако, после переброски подразделений Добровольческой армии в Крым, на Симферопольском земско-городском съезде 10 декабря 1918 г. социал-демократические фракции выступили с инициативой придать «организуемой армии характер территориальной» и оставить ее «лишь для охраны спокойствия в Крыму». В свою очередь, Крымское правительство выступило с разъяснением, что «до созыва Крымского (краевого) сейма абсолютно не предвидится мобилизаций» (14).

По оценке Винавера «конфликтные вопросы», возникшие между Добровольческой армией и краевой властью, в общем сводились к следующему: «1) невмешательство Добр армии в охрану общественного порядка и безопасности (преследование большевиков); 2) порядок мобилизации; 3) военно-полевые суды; 4) порядок установления в случае, если надобность укажет, военного положения; 5) северные уезды». 22 декабря 1918 г. в Крым прибыла делегация из Екатеринодара в составе генерала Лукомского, Астрова и Степанова. После интенсивных переговоров был утвержден текст соглашения из 11 пунктов, регламентировавших вышеперечисленные «конфликтные вопросы». Определялось, в частности, что «право объявления мобилизации принадлежит Правительству», но «все мобилизуемые силы… поступают в распоряжение командования Добровольческой армии». «Военное положение вводится и отменяется Крымским правительством по согласованию с местным командованием Добровольческой армии». Режим «военного положения» осуществлялся согласно Правилам о местностях, объявляемых состоящими на военном положении, с тем условием, что права главнокомандующего «присваиваются начальнику местных сил» по приказу генерала Деникина, а права генерал-губернатора – возлагаются на «начальника гражданской части, назначенного Правительством». Судебная вертикаль (в том числе и право введения военно-полевых судов) оставалась в «исключительном» ведении правительства. Краевая власть сохраняла за собой также «право реквизиций». Территориально соглашение относилось к районам, «ныне находящимся под властью Крымского краевого правительства», и к «тем местностям, которые могут со временем перейти под власть Крымского правительства». Последний пункт, составленный, очевидно, под влиянием «одесского опыта», гласил, что соглашение «теряет свою силу» как только главное командование войсками «по тем или иным причинам перейдет в руки союзников». Казалось бы, обоюдная договоренность полностью достигнута (15).

Но угроза скорого наступления Красной армии требовала незамедлительного усиления находящихся здесь добровольческих подразделений. Еще в середине ноября 1918 г. начальник Крымского центра барон де Боде в ультимативной форме потребовал от правительства «объявления военного положения», мобилизации офицеров, «сдачу населением оружия», незамедлительного «ареста уголовного элемента, будирующего и провоцирующего идеи Добровольческой армии». Сразу же после прибытия в Крым генерал Корвин-Круковский опубликовал приказ о вступлении в трехдневный срок в ряды Добровольческой армии всех офицеров, под угрозой военно-полевого суда за его неисполнение. Деникин считал подобную «самостоятельность» несвоевременной и вредной: «приказ, отданный без ведома начальника Добровольческого центра и Крымского правительства, вызвал протест со стороны последнего. Через несколько дней последовало разъяснение, в силу которого призыв был объявлен необязательным… Воинские части вернулись вновь к комплектованию добровольцами». Но пополнения добровольцами оказались недостаточными для растущих потребностей фронта. Тем не менее на основе наличных сил, приказом Главкома ВСЮР от 10 января 1919 г. была создана Крымско-Азовская армия под командованием генерал-лейтенанта А. А. Боровского, что позволяло создать уже легальный центр «военной власти», способный, в случае необходимости, взять на себя организацию чрезвычайного управления согласно «Положению о полевом управлении». В соответствии с ним полномочия командующего армией по отношению к гражданскому управлению были достаточно обширны (16).

В Крыму не исключалась возможность создания вооруженных сил и по национальному признаку. Так, «исполнительное бюро татарского меджлиса» заявило протест против мобилизации офицеров-мусульман и сообщило, что приступает к формированию особых «мусульманских частей». На собравшемся 26 января 1919 г. курултае крымские татары хотя и поддержали программу Добровольческой армии, но к реальной организации боевых сил так и не приступили. Отказ же татар от службы в Добровольческой армии привел к уменьшению численности ряда формировавшихся полков, в частности Крымского конного и Симферопольского офицерского (17). Отсрочка мобилизации добровольческим командованием и Крымским правительством вызывала недовольство со стороны тех, кто понимал, что промедление с призывом грозит их личной жизни и имуществу. Так, по донесению начальника штаба Крымско-Азовской армии генерал-лейтенанта Д. Н. Пархомова, «немцы-колонисты указывают на возможность привлечения их в Добрармию немедленным призывом… причем, по их мнению, призыв должен быть произведен воинской силой» (18). Наконец, с согласия Крымского правительства в январе 1919 г. Боровским была объявлена «мобилизация офицеров до 40-летнего возраста, затем – к 30 января – призыв одного возрастного класса» (военнообязанные 1918 г.). Но, даже несмотря на то, что в Крыму, в отличие от Северного Кавказа, призывались не запасные, а только новобранцы, данный призыв сорвался, и задержка мобилизации способствовала ее провалу. В рапорте в Ставку Главкома ВСЮР (15 февраля 1919 г.) Боровский отмечал, что результаты призыва 1918 года в Крыму дали всего 417 человек. Назначенная на 12 февраля мобилизация военнообязанных 1919 и 1917 гг. также окончилась неудачей. Среди причин этого генерал выделял следующие: «Отсутствие у населения веры в Добрармию, в ее силу, в ее успех, что является следствием как малого знакомства с ее работой, так и пассивности ее в отношении многочисленных шаек и банд, грабящих и наводящих террор на местное население; второе – отсутствие авторитета у правительства среди населения, особенно среди татар…; третье – успехи большевиков на Украине и на Донском фронте… в связи с малочисленностью и неготовностью наших частей, создают боязнь прихода большевиков и близкой расправы со всеми, способствующими Добрармии; четвертое – отсутствие сознания ответственности за неявку, так как органы, обязанные следить и привлекать уклоняющихся, далеко не налажены; пятое – агитация, ведущаяся как большевиками, так и левой печатью, и Курултаем; шестое – дезорганизованность аппаратов по призыву». Для борьбы с этим «позором» Боровский предлагал «теперь же послать карательные экспедиции, хотя бы в те местности, которые не исполнили мобилизации целиком», «необходимо объявить здесь военное положение» (19).

Примечательно, что даже в таких, критических для Крыма, условиях краевое правительство стремилось к проведению собственных мобилизационных мероприятий. На заседании Совета министров 27 марта 1919 г. было решено «образовать егерскую бригаду немцев-колонистов», которая создавалась «для защиты края» самим же правительством. Особо оговаривалось, что «личный состав бригады сформируется исключительно из лиц немецкого происхождения, как русских граждан, так и иностранцев (например, солдат и офицеров бывшей кайзеровской армии. – В.Ц.) на одинаковых с русскими гражданами условиях», а «офицерский состав пополняется командованием егерской бригады» по согласованию с Крымским краевым правительством. Командир бригады назначался «командованием Добрармии», но, опять-таки, «по соглашению с краевым правительством». Указывалось, что «Крымское Краевое правительство обязуется выплачивать чинам бригады… в дополнение к жалованью и боевым суточным, положенным от Добрармии, добавочные суточные». При столь благоприятных условиях службы бригада быстро сформировалась, причем офицеры-вербовщики, как правило, переманивали в ее ряды колонистов, служивших в добровольческих полках. Но, в итоге, егерская бригада осталась в «красном Крыму», отказавшись сражаться против наступавших советских дивизий. Поредевшие полки Крымско-Азовской армии (один Крымский конный полк в результате ухода немцев-колонистов потерял 2/3 личного состава) отступили к Керчи (20).

Накануне отступления к Керчи командование Крымско-Азовской армии все же попыталось сконцентрировать властные полномочия в своих руках. В связи с ростом бандитизма и повстанческого движения, 15 марта 1919 г. правительство санкционировало передачу дел «о вооруженном нападении на чинов Добровольческой армии», «умышленном убийстве», а также по другим особо тяжким преступлениям из «гражданской подсудности» военно-окружному и военно-полевому судам. 17 марта 1919 г. решением генерала Боровского, под его руководством был создан Комитет обороны Крыма, с целью «оказания самой широкой помощи Добровольческой армии в деле ее снабжения всем необходимым для обороны имуществом, в мобилизации промышленных и экономических сил, могущих быть привлеченными к делу обороны Крыма». В Комитет входили также генерал Пархомов, а от правительства – Крым, Богданов и новый военный министр – генерал-майор М.М. Бутчик. Опытный инженер-конструктор В. Чаев вводился в Комитет в качестве специалиста по постройке укреплений на Перекопе и Чонгарском полуострове. Военное положение «на всей территории Крымского полуострова за исключением Севастопольского округа» было введено постановлением Совета министров от 6 апреля 1919 г. (№ 1370). Согласно декабрьским договоренностям генерал Боровский получил полномочия в пределах «прав командующего армией в местностях, объявленных на военном положении», а также права генерал-губернатора, а его «помощником по гражданской части» стал министр внутренних дел. В Северной Таврии верховенство военной власти не оспаривалось (21).

Неудачный для Крымско-Азовской армии исход боевых действий предопределил и судьбу Крымского правительства. В середине апреля 1919 г. белые отступили на т. н. Акманайские позиции под Керчью, а Совет министров переехал из Симферополя в Севастополь, под прикрытие французского десанта. При эвакуации Севастополя 22 апреля французское командование заключило перемирие с советскими войсками. В столице Таврии представителем краевой власти оставался Богданов, который вместе с генералами Боровским и Пархомовым руководил эвакуацией военных и гражданских учреждений. 16–17 апреля 1919 г. на транспорте «Надежда» прошли последние заседания Совета министров, посвященные ходу эвакуации и взаимоотношениям с союзным командованием. Правительство приняло постановление об отсутствии «физической возможности руководить Краем ввиду занятия почти всей территории Крыма большевистскими войсками». Таким образом, проведение внутренней политики становилось невозможным. Оставался внешнеполитический курс, для осуществления которого правительство уполномочило Винавера, Крыма и Набокова «вместе и каждого порознь быть представителями Крыма как на мирной конференции, если бы это оказалось возможным, так и во всех вообще сношениях с деятелями и организациями союзных с Россией и нейтральных держав». Данное решение также не имело смысла, поскольку в Париже уже работало Русское Политическое Совещание, а крымские министры оказались фактически в положении эмигрантов (22).

Так завершился пятимесячный период деятельности Крымского правительства. «Путь снизу» в формировании белой власти был весьма кратковременным. Власть, в конечном счете, оказалась у более сильных, у военного командования. Подобный результат был типичным для 1919 г. Но опыт политической эволюции Белого движения доказал в то же время возможность естественной самоорганизации власти «снизу», при которой решающее значение получало местное самоуправление или краевые, национальные структуры (в Крыму, в Одесском районе, в большинстве областных и национальных правительств). В то же время, при наличии более сильного военного центра управления, власть строилась исходя из его потребностей, его видения политической обстановки и ее перспектив. Данный процесс развития белой государственности осуществился на белом Юге, тогда как на белом Севере и в Сибири фактически сформировался своего рода синтез военно-политических структур управления и местного самоуправления. Органы «культурнонациональной автономии» в Крыму (Курултай и Директория) были распущены в августе 1919 г., а в структуры земско-городского самоуправления были проведены новые выборы. «Основная ошибка Крымского правительства, – отмечал Пасманик, – состояла в том, что оно в военной обстановке хотело осуществить идеально-парламентарный строй в Крыму… Но революционная эпоха – не время для мирного парламентаризма» (23). Признавая обоснованность данной оценки, нельзя не заметить, что попытка объединения усилий военной и гражданской власти и стремление использовать структуры местного самоуправления в качестве представительной опоры были достаточно перспективны в плане создания модели, альтернативной, формировавшейся в этот период единоличной власти в форме военной диктатуры.

* * *

1. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 214. Л. 4; Оболенский В. А. Земство в Крыму во время гражданской войны // Местное самоуправление, Вып. 1, Прага, 1925, с. 276–277; Собрание узаконений и распоряжений Крымского Краевого правительства, Симферополь, № 1, 15 июля 1918 г. с. 1—16; № 2, 1 августа 1918 г., с. 18–20; 36–42; 47–48; № 7, 15 октября 1918 г., с. 132–137.

2. Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 113–114; Собрание узаконений и распоряжений Крымского Краевого Правительства, Симферополь, № 10, 1 декабря 1918 г., с. 232–235.

3. Винавер М.М. Указ, соч., с. 7–8.

4. ГА РФ. Ф. 5881. Он. 1. Д. 783. Лл. 3-10; Винавер М.М. Указ, соч., с. 225–226.

5. Винавер М.М. Указ, соч., с. 51–52; 229.

6. Там же. С. 63–78; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 121–122.

7. Собрание узаконений и распоряжений Крымского Краевого правительства, Симферополь, № 6, 1 октября 1918 г. с. 107–110; Чубинский М.П. На Дону (Из воспоминаний обер-прокурора) //Донская летопись, № 1, 1923, с. 137–138.

8. Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 113; Собрание узаконений и распоряжений Крымского Краевого Правительства, Симферополь, № 10, 1 декабря 1918 г., с. 232–235.

9. Собрание узаконений и распоряжений Крымского Краевого правительстива, издаваемое при Высшем Краевом Суде, Симферополь, № 11, 26 марта 1919 г., ст. 214, 217, 227, 228; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 176; Винавер М.М. Указ, соч., с. 188.

10. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 783. Лл. 13–14; Крым в 1918–1919 гг. // Красный архив, т. 3 (28), М.-Л., 1928, с. 147, 155, 163.

11. Южные ведомости, Симферополь, № 33, 12 февраля 1919 г.; № 34, 13 февраля 1919 г.

12. Южные Ведомости, Симферополь, № 34, 13 февраля 1919 г.; № 65, 26 марта 1919 г.

13. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 783. Лл. 18–19; Южные Ведомости, Симферополь, № 27, 5 февраля 1919 г.; № 34, 13 февраля 1919 г.; № 74, 5 апреля 1919 г.

14. Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 143–144.

15. Винавер М.М. Указ, соч., с. 160–168.

16. Деникин А. И. Очерки Русской Смуты, т. 5, Берлин, 1926., с. 55–58; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 129.

17. РГ ВА. Ф. 39881. Оп. 1. Д. 2. Л. 1; Альмендингер В. Симферопольский Офицерский полк. 1918–1920 гг. (страница к истории Белого движения на Юге России). Лос-Анджелес, 1962, с. 7–8; Эммануэль В. А., Юрицын В. Т. Крымский конный Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк. Сан-Франциско. 1978, с. 128.

18. ГА РФ. Ф. 430. Оп. 1. Д. 4. Лл. 68–69; Деникин А. И. Указ, соч., т. 5, с. 60.

19. ГА РФ. Ф. 1486. Оп. 1. Д. 5. Лл. 50–51; Деникин А. И. Указ, соч., т. 5, с. 61.

20. ГА РФ. Ф. 3802, Оп. 1. Д. 1. Л. 211; Крымский конный полк. Указ, соч., с. 132–133; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 139.

21. ГА РФ. Ф. 5881. Он. 1. Д. 783. Лл. 27–30; Он. 2. Д. 255. Л. 186; Южные Ведомости, Симферополь, № 74, 5 апреля 1919 г.; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 188–191; Винавер М.М. Указ, соч., с. 204, 211, 233–234.

22. Журнал заседания Совета министров Крымского краевого правительства // Архив русской революции, т. II, с. 135; Крым в 1918–1919 гг. // Красный архив, т. 4 (28), 1928, с. 77–83.

23. ГА РФ. Ф. 5354. Оп. 1. Д. 3. Лл. 1–3; Южные ведомости, Симферополь, № 111, 11 (24) августа 1919 г.; Пасманик Д. С. Указ, соч., с. 178.