Раздел 3

1919 год – наивысшие успехи и непоправимые ошибки. Особенности политической программы Белого движения на Юге России

Глава 1

Формирование властных структур Белого движения на Юге России в 1919 г. Особое Совещание, эволюция статуса

После выхода белых армий на обширные пространства юга России в 1919 г., образования ВСЮР, признания генерала Деникина Заместителем Верховного Главнокомандующего Белое движение становилось носителем государственной власти, призванной не только объединить управление разрозненными антибольшевистскими силами, но и восстановить разрушенные структуры управления, обеспечить порядок и стабильность на освобожденной от советской власти территории. Взятие Кавказской армией под командованием генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля укрепленного Царицына, а войсками Добровольческой армии под командованием генерал-лейтенанта В. 3. Май-Маевского Харькова и Екатеринослава открыло перспективу «похода на Москву». Директива об этом была подписана Деникиным в Царицыне и торжественно объявлена 20 июня 1919 г. Теперь Добровольческая армия, сплотив вокруг себя казачьи силы, направлялась на Москву в качестве не только самостоятельной военной, но и политической силы (1).

Государственное строительство приходилось начинать в условиях крайней слабости всех звеньев гражданского управления сверху донизу. «Центральный аппарат» был представлен в форме периодических заседаний Особого Совещания, что не обеспечивало эффективного управления обширными пространствами юга России. Отсутствие необходимого времени и недостаток подготовленных кадров, необходимых для осуществления «текущей» работы в сложной обстановке военных действий на фронте и повстанческих выступлений в тылу, определили всю сложность и противоречивость гражданского строительства во время «похода на Москву». Исходным для всех уровней власти на территории белого Юга в 1919 г. выдвигался принцип «национальной диктатуры», установление которой имело целью «свергнуть большевиков, восстановить основы государственности и социального мира, чтобы создать… необходимые условия для строительства земли соборною волею народа» (2).

О сущности «национальной диктатуры» высказывался на страницах газеты «Киевлянин» В. В. Шульгин: «Добровольческая армия, взявшая на себя задачу очищения России от анархии, выдвинула, как непреложный принцип твердого управления, диктаторскую власть Главнокомандующего. Только неограниченная, сильная и твердая власть может спасти народ и развалившуюся храмину государственности от окончательного распада… Правительство, как орган управления, как аппарат для обслуживания всех потребностей страны должно лишь отражать власть единодержавной диктатуры и позабыть те излюбленные лозунги так называемой русской общественности, которые и привели к торжеству социализма, должно на пушечный выстрел не подпускать лозунгов социалистических, неизменно приводящих к большевизму» (3). В официальных заявлениях, правительственных декларациях национальная диктатура определялась как твердая власть, объединяющая все сословия, общественные и политические структуры в выполнении их «долга перед Родиной». В подготовленном Политической канцелярией Особого Совещания при Главкоме ВСЮР докладе «Добровольческая армия как государственный фактор при воссоздании Великой, Единой и Неделимой России»» (9 апреля 1919 г.) так отмечалась суть подобной «народной солидарности»: «Представляя себе в будущем свою Родину освобожденной руками самого русского народа, она (Добровольческая армия. – В.Ц.) не задается целью вернуть ее всецело к дореволюционному государственному строю. Порукой в этом служит нахождение в рядах Добровольческой армии представителей всех сословных групп и отсутствие преобладания или господства в ней какого-либо класса над другим. Как в настоящее время Добровольческая армия по праву может назвать себя всенародной, так и в будущем она намерена опираться на народ, населяющий необозримые пространства России, в его целом. Объединяющим лозунгом для Добровольческой армии являются слова ее вождя Генерала Деникина: «Будьте Вы правыми, будьте Вы левыми, но любите Россию» (4). Ранее, в выступлении на заседании Большого Войскового Круга Дона (3 февраля 1919 г.) Главком ВСЮР говорил о необходимости похода для «освобождения Москвы», похода, в котором объединятся различные социальные, национальные группы, объединятся под общим руководством, твердой единоличной власти, окрепшей в этом походе: «Настанет день, когда, устроив родной край, обеспечив его в полной мере вооруженной силой и всем необходимым, казаки и горцы вместе с добровольцами пойдут на север спасать Россию, спасать от распада и гибели, ибо не может быть ни счастья, ни мира, ни сколько-нибудь сносного человеческого существования на Дону и на Кавказе, если рядом с ними будут гибнуть прочие русские земли. Пойдем мы туда не для того, чтобы вернуться к старым порядкам, не для защиты сословных и классовых интересов, а чтобы создать новую, светлую жизнь всем: и правым, и левым, и казаку, и крестьянину и рабочему» (5).

Надо отметить, что «национальная диктатура» (как форма выражения «общенациональных» интересов) нередко отождествлялась с «военной диктатурой» (что имело отношение, скорее, к форме организации диктаторского управления). В уже цитированном в разделе о проектах областного устройства интервью харьковской газете «Родина» (1 октября 1919 г.) В. А. Степанов отмечал: «Военную диктатуру мы мыслим как национальную диктатуру, рожденную в процессе национального, русского возрождения. Задача национальной диктатуры состоит не только в свержении большевиков и в занятии Москвы, а в возрождении всей России. Из разрушенного государства нужно создать государство, в котором возможно будет осуществить нашу программу возрождения России». В частном письме к члену Совета Государственного Объединения России А. Н. Савенко тот же Степанов, называвший себя монархистом, без обиняков заявлял: «Давайте вместе… работать над тем, чтобы вновь сплотить все, что может составить ядро общественных сил для борьбы за русскую национальную идею, за Единую, Великую Россию, за ее трехцветный флаг и за то, чтобы вновь, вместо общипанной вороны, нашим государственным гербом стал наш старый, мощный двуглавый орел, увенчанный короной, со скипетром и державой в могучих лапах». Еще категоричнее высказывался Государственный контролер деникинского правительства в письме в правление Московского отделения ВНЦ, характеризуя позицию кадетской партии: «Подавляющее большинство наших партийных друзей считает, что монархия грядет, что неизбежна и что дай Бог, чтобы грядущая монархия оказалась монархией достаточно либеральной… против изменения п. 13 нашей программы я всегда протестовал и продолжаю считать, что в тот день, когда этот пункт был нами изменен, партией была совершена непоправимая политическая ошибка» (6).

В то же время со стороны «демократических кругов» неоднократно выдвигались требования об отказе от принципа диктатуры о привлечении к управлению «авторитета общественности» через посредство представительного органа управления; в отсутствии такого органа виделась причина всех неудач на фронте и «развала тыла» (7). Несмотря на официальное утверждение диктаторского принципа, на протяжении 1919 г. руководство белого Юга упрекали в «засилье левых», «засилье правых», в давлении «кадетских деятелей» на работу Особого Совещания и самого Главкома. Подобные оценки скорее могли быть правомерными в отношении Национального Центра, особенно применительно к периоду весны – лета 1919 г., нельзя забывать, что принятие любых распоряжений, постановлений, журналов заседаний Особого Совещания в этот период по-прежнему оставалась исключительной прерогативой самого Главкома или Председателя Особого Совещания, которое возглавляли последовательно назначенные Деникиным генерал от кавалерии А. М. Драгомиров и генерал-лейтенант А. С. Лукомский (8). Характерно и то, что функции военной и гражданской власти, военного и гражданского управления сочетались генералом Деникиным (как и адмиралом Колчаком) соответственно в двух типах приказов, одинаково принимавших силу закона после их подписания Главкомом (без участия правительства). Это – приказы «по Вооруженным Силам Юга России» (о должностных назначениях, штатах воинских подразделений, порядке мобилизации и др.) и приказы «по Общему Управлению», касавшиеся регулирования тыла (например, приказом № 167 от 26 сентября 1919 г. вводились предельные цены на аренду земли – не более 200 рублей за десятину) (9).

Примечательно, что единого центра управления на белом Юге в 1919 г. не сложилось (в отличие от Омска). Ставка Главкома ВСЮР в период «похода на Москву» находилась в Таганроге, тогда как многие управленческие структуры, в том числе Особое Совещание, размещалось в Ростове-на-Дону, хотя предполагалось перенести Ставку и Совещание в Харьков или Киев – «мать городов русских». Органы власти Всевеликого Войска Донского располагались преимущественно в Новочеркасске, Кубанского казачества – в Екатеринодаре, Терского – во Владикавказе. Что касается Особого Совещания при Главкоме ВСЮР, то оно строило свою работу на основании Положения, утвержденного Деникиным 2 февраля 1919 г. в Екатеринодаре. Данный документ был разработан на основе переработанного юридической комиссией (Н. И. Астров, К. Н. Соколов, В. А. Степанов) Положения, утвержденного еще генералом Алексеевым. В нем определялся статус Особого Совещания, перечислялись полномочия Начальников Управлений и Управляющих Отделами. По оценке обер-прокурора Правительствующего Сената М. Чубинского, «ни один министр (начальник отдела) не мог делать ни одного личного доклада (Главкому. – В.Ц.), не поставив предварительно в известность Председателя Особого Совещания о содержании доклада, а как бумаги, исходящие от Председателя, так и личная манера обращения к членам Особого Совещания нередко более походили на команду, чем на европейский способ отношений между премьером и членами кабинета» (10).

В Положении специально оговаривалось, что Особое Совещание учреждается лишь для «содействия Главнокомандующему… в делах законодательных и административных». Принцип диктатуры признавался непреложным («воплощенная идея диктатуры в ее чистом виде»). Ни один правовой акт не мог вступить в силу без одобрения Главкома ВСЮР. Однако, в отличие от «Конституции 18 ноября 1918 г.», на белом Юге совещательные функции применялись как в законодательной, так и в исполнительной сфере. «Дела Верховного Управления» не могли разрешаться единоличной, без предварительного обсуждения в Особом Совещании, волей диктатора. Предварительное обсуждение предполагалось и в отношении назначений на «гражданские должности». И только нормативные акты, относящиеся к военной сфере, а также «назначения и увольнения главных начальников ведомств» принимались непосредственно самим Главкомом. По оценке самого Деникина Положение 2 февраля 1919 г. представляло собой «в известной степени совмещение круга деятельности Совета министров и старого Государственного Совета». Таким образом, хотя принципиальных различий в «диктаториальных началах» на юге и в Сибири не было, совещательные функции т. н. деникинского правительства были гораздо шире омского Совета министров. Но! «Право обсуждения, право совета принадлежит многим, право принятия решений – одному» (11).

В общей структуре власти Особое Совещание, как и в 1918 г., сохраняло свой условный «правительственный» статус: «В области управления… Начальники Управлений и Управляющие… пользуются правами министров, применительно к учреждениям министерств (Св. зак. Т. 1, ч. 2, изд. 1892 г.)». Постановление от 6 мая 1919 г. определяло «учреждения, состоящие при Главнокомандующем ВСЮР, учреждениями государственными», а сотрудников данных ведомств – «состоящими на государственной службе». Как и Совет министров начала XX в., Особое Совещание включало в свой состав Отдел законов, Канцелярию, издавало Собрание Узаконений и Распоряжений. Но, несмотря на это внешнее сходство, Особое Совещание не было полноправным органом исполнительной власти. Порядок принятия законов предусматривал, как отмечалось выше, утверждение законопроектов с санкции Главкома. Будучи неподписанными, они могли оставаться без последующего рассмотрения. На рассмотрение Особого Совещания должны были поступать «все законодательные предположения и все правительственные мероприятия общегосударственного значения и все предположения о замещении высших гражданских должностей центрального и местного управления». Утвержденные Главнокомандующим постановления Особого Совещания распубликовывались через Отдел Законов в Собрании Узаконений и Распоряжений Особого Совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России.

Что касается характеристики личности и деловых качеств самого Деникина, то здесь уместно привести свидетельство из дневника члена Бюро Совета Государственного Объединения России М. С. Маргулиеса. Беседуя в начале декабря 1918 г. в Одессе о командующем Добрармией и фактическом руководителе внутренней и внешней политики белого Юга, Маргулиес замечал, что «Гришин-Алмазов и Шульгин (военный губернатор и член гражданского совета. – В.Ц.) сходились на честности, прямоте, работоспособности, мужестве и простоте Деникина. Гришин замечал: «только очень он копается в мелочах. Делает сам всю ту работу, для которой у нас десятки штабных». И в гражданской работе, добавлял Шульгин, та же у него черта: «добросовестно перечитывает всякую бумажку и кладет резолюции; времени на это уходит масса, так как в гражданском управлении он мало смыслит» (такую же черту подчеркивал в характере покойного генерала Алексеева А. И. Гучков: сидит в Ставке Верховного Главнокомандующего, где решаются важнейшие вопросы, будущее России, и часами высчитывает, делая длинные выкладки, максимальную нагрузку пехотинца, кавалериста)». «В лице генерала Деникина Россия имеет исключительно крупную и ценную фигуру», – отмечал один из руководителей Всероссийского Национального Центра Н. И. Астров. «Его нужно сберечь для России и оградить его от клеветы… Клевета тем яростнее, чем крупнее личность и чем она опаснее для политических фигляров, проделывающих свое кощунственное дело над Россией».

Распоряжения и постановления регионального или отраслевого значения, («вермишель») могли утверждаться в совокупности, общим журналом заседаний, и, скрепленные подписью Главкома, также публиковались в «Собрании Узаконений и Распоряжений». Для их предварительного рассмотрения создавалось специальное «Малое Присутствие», состоявшее из помощников начальников ведомств, помощников управляющих отделами Законов и Пропаганды и представителей начальника Штаба, Главного начальника Снабжений и Главного начальника военных сообщений. Постановления «Малого Присутствия» вносились затем в Особое Совещание. Председателем «Малого присутствия», по назначению Главкома, состоял Н.И. Астров, а при его отсутствии – В.Н. Челищев (приказ Главкома ВСЮР от 5 июня 1919 г.) (12). Свой статус имела Политическая Канцелярия Особого Совещания. Ставшая своеобразным продолжением Политического отдела при генерале Алексееве, утвержденная Приказом Командующего Добрармией от 8 октября 1918 г., она занималась сбором информации из различных регионов Юга России, из Белоруссии, Бессарабии, Закавказья, Закаспийской области, из Сибири (эти регионы считались на белом Юге «составными частями России» и не входили в сферу делопроизводства по Управлению иностранных дел). Ее начальник, полковник Д. Л. Чайковский, имевший большой опыт штабной работы, сделал Канцелярию фактически центром по сбору развединформации, а не техническим аппаратом при правительстве. Ее сводки позволяли координировать работу антисоветского подполья, расширять контакты с различными антибольшевистскими организациями (13).

В конце 1918 г. было принято постановление об образовании «Комиссии для разработки руководящих начал, долженствующих лечь в основу будущего строительства России». При Управлении юстиции в течение весны-осени 1919 г. работали межведомственные комиссии «Об установлении предельных цен на квартиры и другие помещения», «О порядке производства расследования виновности деятельности лиц гражданского ведомства в содействии советской власти», «О последствиях признания ничтожными изданных большевиками декретов о расторжении брака, о гражданском браке и о книгах актов гражданского состояния» и др. При Управлении торговли и промышленности работал «Комитет по восстановлению промышленности в России». Журналом от 26 марта 1919 г. при Особом Совещании создавались две межведомственные комиссии: «аграрная» и «рабочая», начавшие составление законопроектов для будущей «освобожденной от большевиков России». Однако, в отличие от аналогичных комиссий, созданных в 1918–1919 гг. на Востоке России, на белом Юге в них не участвовали на постоянной основе представители земско-городского самоуправления, кооперации, учебных заведений, общественных организаций (за исключением Всероссийского Национального Центра). Исключение составляла Комиссия по рабочему вопросу, образованная под руководством председателя Национального Центра, деятеля кадетской партии М. М. Федорова. Работавшая в августе – ноябре 1919 г. Комиссия включала в свой состав не только предпринимателей (a/о «Донуголь», «Донское торгово-промышленное и угольное товарищество», Таганрогское отделение Русско-Балтийского завода, Правление Южных железных дорог и железоделательных заводов Новороссийского общества и др.), но и представителей крупной профсоюзной организации белого Юга – Профессионального объединения Юга России (Югпрофа), образованного в результате слияния Крымского Совета профессиональных союзов и Северокавказского исполнительного бюро профессиональных союзов (14). Правда, в первый же день работы профсоюзные деятели, огласив заранее подготовленную резолюцию о несогласии с политическим курсом деникинского правительства, покинули заседание.

Комиссии состояли из представителей аппарата Особого Совещания и независимых экспертов по персональному приглашению (например, в аграрно-землеустроительной Комиссии участвовали профессора и приват-доценты Харьковского, Таврического, Киевского университетов – В. Н. Челинцев, Н. М. Соболев, К. О. Зайцев, П. П. Росский, Д. Д. Арцибашев и др.). В «Комиссии по Областному устройству» активно работали чиновники Управления внутренних дел, а в «Подготовительной по национальным делам комиссии» – служащие Управления юстиции, а также представители научной интеллигенции. Активность работы большинства комиссий следует признать достаточно высокой. Несмотря на определенную степень «бюрократизации», ход их работы не тормозили партийные и идеологические разногласия, в результате были разработаны законопроекты по различным областям внутренней политики, в частности, весьма результативно работали комиссии «по национальным делам» и «по аграрному вопросу». Выдаваемые в ходе работы комиссий экспертные заключения по законопроектам принимались к сведению и учитывались при выработке итоговых документов. С другой стороны, работа комиссий почти не обсуждалась в «общественной среде» (за исключением, опять-таки, вездесущего Национального Центра) и подвергалась серьезной критике со стороны тех, кто не «участвовал» в принятии законов и постановлений.

Заслуживают внимания и попытки наладить сотрудничество «фронта и тыла» на уровне создания новых структур, в частности Комиссии по обороне. Во многом аналогично времени Первой мировой войны и сибирскому проекту Тельберга при Особом Совещании 29 сентября 1919 г. создавалась особая Комиссия «для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства и для обеспечения армии и флота предметами боевого и прочего материального снабжения». Комиссия носила паритетный характер между представителями Особого Совещания и общественными структурами. Возглавлял ее начальник военного управления. В ее состав входили начальники управлений (морского, финансов, продовольствия, путей сообщения, торговли и промышленности и Государственного контроля), главы ведомств снабжений, военных сообщений и санитарной части, а также интендант, начальник артиллерийских снабжений ВСЮР и председатель Технического Совета при военном управлении. «Общественность» была представлена делегатами (избранные по одному от каждого) Главного комитета содействия ВСЮР, Всероссийского Земского союза, Всероссийского союза городов и Центрального военно-промышленного комитета. От Всероссийского Союза торговли и промышленности делегировалось два представителя. Предполагалось также создание местных комиссий по обороне, также на принципах представительства чиновничества и «общественности». Полномочия Комиссии не ограничивались совещательными функциями, а охватывали весь спектр необходимых, в условиях военного времени, решений. Данная структура могла «требовать» незамедлительного выполнения военных заказов любыми предприятиями, налагать секвестр на имущество частных владельцев, проводить «общие и частные реквизиции», устанавливать тарифы и условия перевозок, регулировать цены, оклады рабочих военных заводов. Чрезвычайные полномочия давали возможность широкого толкования своих полномочий военными. Отчет же Комиссии перед Главкомом ВСЮР предполагался только «после окончания войны». Еще ранее, 8 мая 1919 г., Особое Совещание создало Комитет по согласованию деятельности военно-общественных организаций. За основу здесь была взята практика работы Земско-Городского Союза в годы Первой мировой войны. Его цель определялась как «объединение и согласование работ общественных организаций, содействующих Главному Командованию ВСЮР как в деле снабжения армии, флота и населения предметами довольствия, снаряжения и другими необходимыми предметами, так и в деле врачебно-санитарном». Председателем Комитета становился Главный начальник снабжений, а в его состав входили по два представители от Российского Общества Красного Креста, Всероссийского Земского Союза, Всероссийского Союза городов, Центрального военно-промышленного комитета, Главного комитета содействия ВСЮР, а также два представителя от военного ведомства и один – от морского. Полномочия Комитета, в отличие от Комиссии по обороне, были сугубо совещательные, с правом представления запросов различным ведомствам в области организации снабжения фронта и законодательной инициативы в сфере создания «новых учреждений». Впрочем, после создания Комиссии с обширными полномочиями, работа Комитета сводилась к вспомогательным, по отношению к Комиссии, функциям (15).

Персональный состав Особого Совещания в течение большей части лета – осени 1919 г. практически не менялся. Немногочисленные отставки затронули Управление земледелия и землеустройства (вместо земского деятеля В. Г. Колокольцова в июле 1919 г. управляющим стал известный экономист-аграрник, профессор А.Д. Билимович), Управление внутренних дел (вместо ушедшего в июне 1919 г. в отставку Н.Н. Чебышева был назначен сенатор В.П. Носович) (16). Неизменность состава, равно как и стабильность политического курса была характерна, что вполне естественно, для победного этапа «похода на Москву» (июнь – октябрь 1919 г.). Участие военных высокого ранга в составе Особого Совещания – генерала Драгомирова, генерала Лукомского, начальника штаба Ставки генерал-лейтенанта И. П. Романовского, начальника морского управления вице-адмирала А. М. Герасимова, главного начальника снабжений генерал-лейтенанта А. С. Санникова, главного начальника военных сообщений – генерал-майора

Н. М. Тихменева – ослабляло степень оппозиционности военной и гражданской властей, характерной в целом для политико-правовой системы российского Белого движения (17). 10 апреля 1919 г. была издана программная «Декларация Особого Совещания», обобщенно обозначившая целевые направления политического курса южнорусского Белого движения: «Уничтожение большевистской тирании и восстановление порядка», «созыв Национального Собрания на основах всеобщего и тайного голосования», «восстановление могущественной единой и неделимой России», «установление широкого местного самоуправления», а также «разработка аграрного и рабочего законодательства» (18).

Тогда как принцип единоличной власти на белом Юге был принят как неизбежный на этапе военного противоборства, то основы будущего государственного устройства могли только проектироваться. Летом – осенью 1919 г. подобные проекты разрабатывались весьма активно, что противоречит распространенной точке зрения, согласно которой деникинское правительство оставалось исключительно на позициях «непредрешения» основных вопросов государственной жизни и политического устройства до «окончательной победы над большевизмом» и «установления гражданского мира», а в случае взятия Москвы лидеры Белого движения оказались бы совершенно неподготовленными к построению государственного аппарата. Напротив, анализ источников показывает, что в период «похода на Москву» военное и гражданское руководство белого Юга имело разработанную в общих чертах принципиальную схему будущего политического устройства Российского государства. После «освобождения Первопрестольной» созванное «Народное Собрание» должно было окончательно установить форму государственной власти. Модель управления, разрабатываемая для южнорусского Белого движения, не противоречила принципам, провозглашаемым Российским правительством в Омске. Она, в общих чертах, была разработана осенью 1919 г. в ходе заседаний «Южно-русской конференции по созданию союза государственных образований на Юге России».

* * *

1. Деникин А. И. Очерки Русской Смуты. Т. V, с. 108–109.

2. Там же., т. IV, Берлин, 1925, с. 201; Необходимо отметить, что понятие «национальная» в определении диктатуры белого Юга не должно истолковываться как националистическая.

3. Киевлянин, Киев, № 18, 11 сентября 1919 г.

4. ГА РФ. Ф. 446. Он. 2. Д. 2. Лл. 29 об. – 30.

5. Там же. Л. 10 об.

6. Родина, Харьков, № 80, 1 октября 1919 г.; Бортневский В. Г. К истории осведомительной организации «Азбука» // Русское прошлое, № 4, 1993, с. 168; Красная книга ВЧК. М., 1989, т. 2, с. 274.

7. Парус, Ростов-на-Дону, № 28, 28 ноября 1919 г.

8. ГА РФ. Ф. 439. Он. 1. Д. 110. Лл. 230–235.

9. В Москву, Ростов-на-Дону, № 5, 21 октября 1919 г.

10. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое Особым Совещанием при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России. Особый выпуск, отдел первый, 26 августа 1919 г., ст. 2–3, 4; Чубинский М.П. На Дону (Из воспоминаний обер-прокурора) // Донская летопись, № 3, 1924, с. 270.

11. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Лл. 26 об. – 27; Организация власти на Юге России в период гражданской войны. // Архив русской революции, т. IV, Берлин, 1922, с. 244–246; Деникин А. И. Очерки русской смуты, т. IV, Берлин, 1925, с. 203; Русское дело, Омск, № 21, 30 октября 1919 г.

12. ГА РФ. Ф. 6532. Оп. 1. Д. 1. Л. 27; Ф. 5913. Оп. 1. Д. 214. Лл. 3–4; Д. 584. Л. 4; Маргулиес М. С. Год интервенции, Кн. 1. (сентябрь 1918 – апрель 1919 г.), Берлин, 1923, с. 70–71.

13. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 1. Д. 1, 15, 22, 25; Оп. 2. Д. 56, 123.

14. ГА РФ. Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Лл. 2–3; Бюллетень Югпрофа, Ростов-на-Дону, 1 октября 1919 г., № 2; Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое Особым Совещанием при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России. № 29, 7 октября 1919 г., ст. 200–203.

15. Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое Особым Совещанием при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России. № 39, 18 ноября 1919 г., ст. 343–344.

16. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 59. Лл. 5–7.

17. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 214. Лл. 1–3.

18. ГА РФ. Ф. 439. Оп. 1. Д. 110.