Раздел 2

Судебная система Белого движения в 1918–1919 гг

Глава 1

Восстановление Правительствующего Сената в Сибири и на Юге России 1918–1919 гг.

Суверенитет всероссийской власти не мог обойтись без санкционирующего органа, – структуры, легальный статус которой не подвергался бы сомнению. Этой структурой, легализующей законодательные акты белой власти, мог стать только Правительствующий Сенат, возрождению которого придавался особый смысл как в Сибири, так и на Юге России. Значение Сената достаточно конкретно определил профессор Рязановский: «Правительствующий Сенат крайне необходим и как орган обнародования и хранения законов, ибо дефекты в обнародовании законов, и тем более отсутствие авторитетного органа обнародования, колеблют значение законов и подрывают авторитет власти, их издающей… Сенат необходим и как орган высшего надзора – «в порядке управления и исполнения», отсутствие такового надзора ведет к злоупотреблениям власти… Сенат необходим и как верховный кассационный суд, и как высший административный суд; таковые суды в системе государственно-правовой жизни представляют серьезные гарантии соблюдения субъективных (публичных и частных) прав граждан». Характерную оценку политико-правового состояния революционной России давал сенатор М. П. Чубинский, обер-прокурор Правительствующего Сената на белом Юге: «Кругом все кипело и бурлило, состояние законодательства во многих отношениях можно было бы определить, как правовой хаос, а условия военного времени создавали у власти привычку действовать «по-военному», что у нас всегда значило действовать быстро, решительно и без особой оглядки на существующие законы и пределы своих полномочий».

При восстановлении Сената следовало учитывать изменения в его статусе, введенные распоряжениями Временного правительства. Еще до февраля 1917 г. был разработан законопроект, согласно которому пополнение высшей кассационной инстанции производилось кандидатами, избираемыми самим Сенатом. Однако в условиях, когда Временное правительство становилось «единоличной властью», введение в действие законопроекта о выборах в Сенат было приостановлено. Члены сенатских присутствий назначались правительственными постановлениями по линии Министерства юстиции и согласовывались с Керенским. Предпочтение отдавалось лицам, имевшим юридическое образование, сотрудникам прокуратуры, судов присяжных. В Высшее дисциплинарное присутствие входили наряду с сенаторами судебные деятели, присяжные поверенные, а также лица с высшим юридическим образованием, выбираемые из «органов столичного самоуправления и Совета рабочих и солдатских депутатов». По воспоминаниям члена Петроградского Земско-Городского комитета, кадета В. А. Оболенского, ему предлагали стать сенатором, учитывая только его опыт работы в земстве и высшее юридическое образование. Но одним из первых Указов Временного правительства Сенату отменялось назначение сенаторов по первому департаменту, определявшееся по закону 16 декабря 1916 г., а также учреждалась Особая следственная комиссия «для рассмотрения противозаконных действий сенаторов уголовного кассационного департамента… при рассмотрении дел по государственным преступлениям». Временным правительством была создана специальная комиссия по пересмотру судебных уставов, включавшая директора Второго департамента А. А. Демьянова (бывшего присяжного поверенного, ставшего в октябре 1917 г. товарищем министра юстиции), сенатора С.М. Зарудного, товарища обер-прокурора Лазаренко и присяжного поверенного Кальмановича. Назначения сенаторов практиковались большинством белых правительств, что призвано было компенсировать не только «недостаток кадров», но и в какой-то степени преодолеть пассивность многих служащих ведомства юстиции, не стремившихся «связывать себя» со службой в белой власти (1).

Высшая судебно-кассационная инстанция необходима для любой государственной структуры. Органы, подобные бывшему Правительствующему Сенату, создавались в течение 1918 г. и на Юге России, и в Сибири. Первоначально высшей кассационной инстанцией в Сибири была Омская судебная палата. 7 сентября 1918 г. ВСП санкционировало создание Высшего сибирского суда, введение которого объяснялось «крайней потребностью в высшей кассационной инстанции для сибирского суда». Законопроект министерства юстиции предусматривал создание структуры по образцу Учреждения Правительствующего Сената (том 1, часть 2 Свода законов, изд. 1917 г.) со следующими «изъятиями». Сибирский суд должен был состоять из трех департаментов: административного («для всех предметов и дел административного ведомства») и двух кассационных («для высшего кассационного разбирательства дел судебных – гражданских и уголовных»). При необходимости могли созываться также Общее собрание административного и кассационного департаментов и Высшее дисциплинарное присутствие. Как отмечалось в отчетной записке сибирского министерства юстиции, «существенным отступлением от приведенных оснований устройства сибирского высшего суда по началам учреждения Правительствующего Сената допущено участие представителей городских и земских самоуправлений Сибири в присутствии Административного департамента Высшего суда с правом решающего голоса – в интересах и целях всестороннего освещения вопросов административного управления, в связи с особенностями местного характера». Данные представители избирались городскими думами и земскими собраниями, а не назначались. «Демократизация» кадрового состава и очевидная нехватка специалистов судебного ведомства обусловили изменение принципов членства в Кассационных и Административном департаментах, однако подобное нововведение, по мнению министра юстиции Г. Б. Патушинского, считалось вполне допустимым «в интересах и целях всестороннего освещения вопросов административного управления, в связи с особенностями местного характера». Сибирские новации можно считать продолжением реформ Временного правительства, в частности, введения административных судов, предназначенных для охраны интересов «власти и общества». Членами Кассационных департаментов назначались не только чины «не ниже V класса и прослужившие в судебном ведомстве 10 лет», но и те, кто «состоял в течение того же срока в звании присяжного поверенного», «имел ученую степень магистра или доктора римского, гражданского и уголовного права» или 10 лет «занимался преподаванием в высших учебных заведениях римского, гражданского, торгового, уголовного права, гражданского или уголовного судопроизводства». А в Административный департамент могли назначаться «прослужившие не менее 10 лет по выборам земских и городских самоуправлений», «имеющие степень магистра или доктора государственного, административного или полицейского права» или преподаватели данных дисциплин с 10-летним стажем. Военная юстиция (военно-окружные суды Сибири, прифронтовые суды) подчинялась Высшему суду. Близкие к Сенату консультативные полномочия имело Юридическое Совещание при Временном Всероссийском правительстве в Уфе. Образованное 30 сентября 1918 г., оно должно было содействовать Уфимской Директории в «разработке законопроектов и других актов, исходящих от верховной власти, и для дачи заключений по законопроектам, восходящим на рассмотрение Временного Всероссийского правительства». На Украине в период гетманства Скоропадского был учрежден Державный Сенат, а Крымский Высший Суд работал в период Крымского Краевого правительства.

Установление власти Российского правительства во главе с Верховным Правителем России, создание единой Всероссийской власти потребовало перемен в деятельности судебных структур. Постановлением от 24 декабря 1918 г. Российское правительство отменяло прежние постановления ВСП о Высшем Сибирском Суде. 6 декабря 1918 г. состоялось последнее заседание Юридического Совещания, несмотря на то, что после переворота 22 ноября 1918 г. в принятом Положении об Юридическом Совещании при Совете министров на него еще возлагалось составление заключений по всем вопросам деятельности Управления делами Совета министров, а также временное, «до возобновления деятельности Правительствующего Сената», наблюдение за опубликованием постановлений и распоряжений Совета министров. Функции Юридического Совещания по «разработке различных законопроектов, представляемых затем на обсуждение Совета министров», воспринял восстановленный по «петроградским меркам» Совет при министре юстиции (юрисконсультская часть Совета министров). Кадровый состав «колчаковской юстиции» включал в себя как представителей региональных судебных структур Востока России (Омского, Иркутского судебных округов), так и оказавшихся в Сибири юристов из Поволжья, Урала и даже из бывших столичных центров. Фактическим руководителем Совета стал старший председатель Омской судебной палаты В. В. Едличко, бывший членом аналогичного Совета в Петрограде. В состав Совета указами Верховного Правителя были назначены профессор В. А. Рязановский, прокурор Иркутской судебной палаты Кондратович, присяжный поверенный А. Н. Быховский, член Симбирского окружного суда С. П. Руднев, юрисконсульт Симбирского удельного округа Г. А. Ряжский, бывший председатель Варшавского окружного суда Тимофеев, редактор 1-го департамента министерства юстиции И.Ф. Брокмиллер и товарищ председателя Симбирского окружного суда В. А. Варламов. Членами Совета «по должности» состояли оба товарища министра юстиции А. И. Морозов (председатель Барнаульского окружного суда) и М. А. Малиновский (присяжный поверенный, бывший председатель Симбирского губернского комитета кадетской партии).

Однако деятельность одной лишь юрисконсультской части была недостаточна для решения множества проблем, связанных с восстановлением законности, юридическим обоснованием работы правительственных структур. Взамен упраздненных Высшего сибирского суда и Юридического Совещания в Омске должны были быть созданы, «впредь до восстановления деятельности Правительствующего Сената в полном объеме», временные присутствия Первого и двух кассационных (по уголовным и по гражданским делам) департаментов Правительствующего Сената. В основе своей новый проект повторял положения проекта о Высшем сибирском суде (2). Первый департамент, возглавляемый первоприсутствующим (самим премьер-министром Вологодским), осуществлял «надзор за правительственным аппаратом», «обнародованием» законов, разрешением межведомственных конфликтов и рассматривал жалобы на административные учреждения. Ему передавались также функции бывшего Второго («крестьянского») департамента, ведавшего рассмотрением жалоб на местные учреждения и вопросами поземельного устройства крестьян, бывшего Третьего («Герольдии»), регулировавшего имущественные права граждан, и бывшего Четвертого («судебного») департаментов Правительствующего Сената Российской Империи. При Сенате создавались также Временное особое присутствие по отчуждению недвижимых имуществ в государственную и общественную пользу и Высшее дисциплинарное присутствие для расследования должностных правонарушений в судах. Поскольку полностью восстановить деятельность Сената не представлялось возможным, была принята форма Временных присутствий, причем их работа регламентировалась на основании Учреждения Правительствующего Сената от 30 мая 1917 г. и судебных уставов 1864 г.

Омские Временные присутствия состояли не только из опытных юристов, бывших сотрудников Сената, но и из новых «сенаторов по назначению». Штаты увеличивались: 1-го департамента на 7, а уголовного и гражданского кассационных – на 6 человек. Этим компенсировался характерный для Востока России недостаток кадров соответствующей квалификации (сенаторами 1-го департамента стали, например, бывшие члены Государственного Совета, оказавшиеся в Сибири, – А. Н. Шелашников и Ю.В. Трубников, присяжный поверенный С.Ф. Петров, управляющий делами Совета министров Тельберг, делегат ВПСО князь Куракин). Профессор Казанского университета барон А. А. Симолин, бывший вице-директор 1-го департамента Министерства юстиции И. Лаженицын (он также работал в юрисконсультской части), члены Иркутской судебной палаты Куркутов и Стравинский – все они вошли в Гражданский кассационный департамент. Председательствующим Гражданского кассационного департамента был назначен бывший петербургский присяжный поверенный В.Н. Новиков, а Уголовного Кассационного – бывший прокурор Омской судебной палаты А. К. Висковатов. При этом из Сената исключались представители земского и городского самоуправлений, входившие ранее в состав Высшего Сибирского Суда, что, по мнению Гинса, свидетельствовало о «губительном рабском подражании петроградским образцам». Но по оценке С. П. Руднева (члена Совета при министерстве юстиции), персональный состав Сената был достаточно профессиональным и по сибирским, и даже всероссийским меркам (3).

Временные присутствия Правительствующего Сената были торжественно открыты в Омске 29 января 1919 г. Примечательна речь Верховного Правителя, произнесенная перед принесением присяги на верность Российскому государству. В ней отмечалась важность восстановления правового государства, несмотря на стихию войны: «Более года прошло с тех пор, как среди общего развала власти и распада правового сознания народных масс прозвучал авторитетный, свободный и гордый голос Правительствующего Сената, который продолжал и в условиях мятежа против законной власти непрерывно работать и неуклонно выполнять веления закона. Как последний оплот правосудия и законности он стоял среди бушующей стихии революции и высоко держал стяг государственности… 28 ноября 1917 года… грубым насилием захватчиков власти деятельность Сената была прервана… Это был день величайшего падения страны: упразднение Сената и судов (декрет Совнаркома о народном суде. – В.Ц.) подрывало самые основы государственного строя и лишало население последней опоры – законного охранения его прав личных и имущественных, а самочинную власть – характера правового и государственного. С этого момента и надолго идея права и законности затемнялась в сознании и действиях мятущейся под гнетом насильников страны». Колчак выделял идею правопреемственности Сената: «Приняв от Совета министров в условиях исключительно трудных всю полноту власти, я поставил тогда же одной из основных своих целей и повелительным гражданским долгом установление законности и правопорядка в стране. Нынче эта цель получает свое завершение: возобновляется деятельность Правительствующего Сената. Сенат… в реформах Временного правительства обрел свое законченное выражение, как необходимый устой современного правового государства, где не только личные и имущественные, но и публичные права населения получили свою защиту, а самый правопорядок – строгое и нелицеприятное око надзора. Отныне с восстановлением Правительствующего Сената, эта идея правового государства торжествует в освобожденной стране… отныне народ русский снова получает мощную защиту своего драгоценнейшего права – права быть свободным под сенью закона».

О значении Сената как «высшего органа суда и управления, который предупреждал бы неправильное и разнообразное толкование закона и со всей строгостью преследовал нарушение его», говорил Вологодский: «Сенат, как оплот правосудия и законности, как защитник права и порядка… правительству служит опорой в его деятельности и дает ему возможность еще определеннее, еще тверже направить свою деятельность к воссозданию государственности». Вологодский призывал учитывать новые, изменившиеся в условиях революции формы законности и правосознания: «Революция и затем последующая разруха государственной, экономической и финансовой жизни создали новые условия этой жизни, перепутали понятия и экономические интересы различных классов населения… Вам предстоит большая творческая работа, Вам придется чутко прислушиваться к биению этой жизни». Министр юстиции (по должности – генерал-прокурор Сената) С. С. Старынкевич, проведя разницу в понятиях «бунт» и «переворот», сосредоточил внимание на значении восстановления защиты политических, публичных прав общества, возврата к «духу и букве» судебных уставов 1864 г.: «На началах демократических отправляет русское правосудие свой суд, на началах равенства сторон перед судом, на началах устности и гласности процесса, и творит этот суд независимый и несменяемый судья». В качестве примера Старынкевич приводил английскую правовую систему: «Пусть все головы никнут перед законом. Пусть будет установлена наша Русь так, как много веков назад была установлена могучая страна – Англия, – которая родила такую мысль: «Войско и флот Его Величества существуют для того, чтобы 12 граждан (присяжные заседатели. – В.Ц.) могли произнести свой приговор» (4).

Завершающим актом торжественного открытия Сенатских присутствий, актом, призванным подтвердить идею легитимности Российского правительства, стало принесение присяги «на верность закону и Государству Российскому» Верховным Правителем, членами Совета министров и товарищами министров. Высокопреосвященный архиепископ Омский и Павлодарский Сильвестр привел Правителя и членов правительства к присяге, вручив тексты присяги на хранение в 1-й департамент, благословив сенаторов иконой Спаса Вседержителя «древнего письма». Так символично обозначалось единство власти Духовной и власти светской, Правительства и Православной Церкви.

В 1918–1919 гг. сформировались структуры Правительствующего Сената и на белом Юге России. Здесь основой стал Донской Сенат, созданный по решению 1 сессии Большого Войскового Круга Всевеликого Войска Донского 20 сентября 1918 г. Он был сформирован в течение осени 1918 г. и первоначально состоял из двух административных департаментов (Первого и Второго), а также двух кассационных (уголовного и гражданского). Предполагалось, что в него войдут 12 сенаторов (по три на каждый департамент), из которых 8 были бывшими сенаторами и 4 избирались по представлению. Первый состав Сената (8 членов) был назначен донским атаманом. Правовой новацией, своего рода «данью местничеству», было также признание необходимости пополнения состава Сената лицами – «уроженцами Войска Донского». Но все-таки в отличие от Сибири, где ощущался недостаток опытных юристов, на Дону в Сенат вошли все бывшие члены Правительствующего Сената, авторитетные специалисты в области правовой теории и практики. Первый департамент возглавлял Н. И. Ненарокомов (он же присутствовал и во Втором департаменте), во Второй департамент, возглавляемый А. А. Чебышевым (двоюродным братом начальника управления внутренних дел Особого Совещания), был зачислен будущий автор земельной реформы Правительства Юга России 1920 г. Г. В. Глинка, работавший здесь вместе с бывшим товарищем министра земледелия А. Н. Неверовым. В работе Сената участвовали Н.А. Чебышев (родной брат А. А. Чебышева, первоприсутствующий уголовного департамента), С. А. Богородский, С. Н. Трегубов, сенаторы со стажем Н. Н. Таганцев (будущий министр юстиции в Правительстве Юга России в 1920 г.), К. П. Краснянский, Д.Р. Вилькен. Обер-прокурором Первого департамента был назначен бывший прокурор Новочеркасской судебной палаты И. И. Поповский, его товарищем А. А. Золотарев, и. о. обер-прокурора Второго департамента стал A. А. Зноско-Боровский, обер-прокурором гражданского кассационного департамента назначен бывший председатель гражданского департамента Новочеркасской судебной палаты О.О. Самоходский. Старейшим сенатором и Первоприсутствующим Сената стал Ф. И. Кочетков. Канцелярия Сената была составлена из чинов канцелярии Судебной палаты и Окружного Суда, а товарищами обер-прокурора были назначены член палаты В. В. Герднер (в Гражданский департамент) и бывший товарищ обер-прокурора Сената М.П. Стремоухов (в Уголовный департамент). По оценке начальника управления юстиции Особого Совещания сенатора

B. Н. Челищева «Н.А. Чебышев, бывший товарищ министра юстиции, а потом член Государственного Совета, был типичный бюрократ-сановник… К. П. Краснянский – это патентованный цивилист, культурный и разносторонне образованный человек, строго соблюдавший правило о недопустимости для судьи какого-либо участия в политической работе, ревностно и безупречно работавший исключительно в сфере кассационных дел… Н.И. Ненарокомов казался несколько иным. Он еще в Петрограде в конце 1917 г. проявил свою активность в образовании Союза судей и был избран его председателем. Союз этот имел задачей объединить судебных деятелей на время наступившей разрухи, спасти их для будущей работы…

C. Н. Трегубов – несомненно старый режим считал его своим преданным слугой… Он прямо попал в Ставку в ближайшее окружение Императора, как Верховного Главнокомандующего, в качестве консультанта по вопросам гражданского управления в тыловом районе».

Еще в марте 1919 г. один из активных участников восстановления деятельности Сената, обер-прокурор Уголовного кассационного департамента, профессор уголовного права А. П. Чубинский высказывал опасения, что «целый ряд судебных дел является незавершенным за отсутствием кассационной инстанции; целый ряд важных вопросов высшего управления не получает единообразного и вполне авторитетного разъяснения, ввиду отсутствия того органа власти, которым является Первый (административный) департамент Сената», «целого ряда важных вопросов высшего управления… По своим задачам и по своему характеру Сенат должен играть роль объединителя судебной и административной практики… важная и сложная задача толкования законов требует высокого авторитета и единения лучших юридических сил» (5).

Наиболее важным становился принцип «единого правового пространства», гарантированного на всей территории белого Юга. Проект, предполагавший создание высших кассационных инстанций для каждого «государственного новообразования» (Дона, Кубани, Терека), был отвергнут, и ведомство юстиции Особого Совещания, заручившись поддержкой донской юстиции, утвердило следующий принцип: «Единство высшей кассационной инстанции и органа надзора наилучшим образом обеспечивает неразрывность правового, культурного и экономического единства, существовавшего и несокрушимо проявившегося в жизни всех освобожденных от большевиков местностей, как казачьих, так и не казачьих». В результате 25 апреля 1919 г. между Деникиным и донским атаманом генерал-лейтенантом А. П. Богаевским был подписан текст соглашения о восстановлении Правительствующего Сената, как элемента в деле «воссоздания Российской общегосударственной власти». Единство было продекларировано с условием, чтобы назначение сенаторов осуществлялось на равных правах Главкомом ВСЮР и донским атаманом. На равных работой Сената руководили управляющий отделом юстиции Всевеликого Войска Донского, старший Председатель Новочеркасской судебной палаты Н. М. Захаров и начальник управления юстиции Особого Совещания сенатор В.Н. Челищев. Соглашение предусматривало, что в дальнейшем (с равного согласия и донского атамана, и Главкома ВСЮР) «образовавшиеся в пределах России местные правительства, пожелавшие подчинить управляемые ими территории ведению Правительствующего Сената и стремящиеся к воссозданию единого государства Российского, управляемого единой Верховной властью», могут признать правовой статус Правительствующего Сената на своей территории» и тем самым обеспечить дальнейшее развитие идеи единого правового пространства. Осенью 1919 г. в условиях продвижения ВСЮР к Москве и возобновлении работы Южно-русской конференции в Управлении юстиции был составлен законопроект об изменении состава Правительствующего Сената. Предполагалось, в частности, «признать утратившим свою силу» соглашение Главкома ВСЮР и донского атамана от 25 апреля 1919 г., и «восстановить Сенат в составе сенаторов, присутствовавших в Департаменте Сената 25 октября 1917 г.», а также «назначенных на должности после 27 февраля 1917 г.». «Впредь до освобождения всей территории Российского государства от советской власти и восстановления Правительствующего Сената в полном составе присутствий Департамента», в местопребывании Управления юстиции (т. е. в Ростове-на-Дону) предлагалось открыть реорганизованные Временные Присутствия» в которые обязывались войти сенаторы, «находящиеся на территории ВСЮР» («в двухнедельный срок со дня опубликования настоящего постановления»). Однако данное постановление так и осталось в варианте проекта (6).

Торжественное открытие Правительствующего Сената состоялось в Новочеркасске 14 мая 1919 г. Как и в Омске, эта церемония символизировала единство государственной власти, военного командования и Русской Православной Церкви (епископом Донским и Новочеркасским, Высокопреосвященным Гермогеном был отслужен молебен). Хотя здесь не было торжественного принесения должностной присяги, участники собрания выступали с «прочувственными речами», из которых можно выделить выступление Челищева, заявившего, что с открытием Сената «начала права и закона водворятся незыблемо в жизни народа и внесут в нее успокоение, которого жаждет истомленная страна», и «в России окрепнет и расцветет право, как ее истинный Суверен». Выступали также глава Донского Войскового Круга В. А. Харламов и глава Совета управляющих отделами генерал П.Х. Попов, сенаторы Чебышев и Чубинский. Последний отметил: «В твердой уверенности, что постигшие наше Отечество беспримерные бедствия минуют, при возрождающемся стремлении народов России к единению и к общественному и государственному порядку, и что Государство Российское воспрянет к светлой жизни труда, мира и опирающейся на закон свободы, Правительствующий Сенат, в его настоящем составе, будет стоять на страже законности, справедливости и порядка и призывает к тому же все подведомственные ему места и лица» (7).

10 июня 1919 г. произошло окончательное утверждение состава Правительствующего Сената. В отличие от Сибири здесь не была принята форма «Временных присутствий». Сенат сохранял преемственные от Донского Сената Первый и Второй, уголовный и гражданские кассационные департаменты. Был образован административный департамент. 27 июня 1919 г. дополнительным актом к соглашению от 25 апреля был уточнен порядок делопроизводства: в Общих Собраниях должны участвовать все наличные сенаторы и председательствовать один из Первоприсутствующих (по выбору на год), создавалось Высшее дисциплинарное присутствие (разрешение дел по чинам судебного ведомства), определялось, что полномочия генерал-прокурора разделялись (в зависимости от принадлежности делопроизводства к Донской области или к территории, управляемой Главнокомандующим ВСЮР) между главами отделов юстиции Особого Совещания и донского правительства (Челищевым и Захаровым). Что касается Кубани, то, несмотря на стремление к объединению с Доном отдела юстиции краевого правительства, решение о подчинении Сенату и о признании его единой кассационной инстанцией так и не было принято Краевой Радой вплоть до марта 1920 г. (8).

Основная работа в 1919 г. проводилась Первым и кассационными департаментами. А работа Второго департамента так и не смогла начаться в полной мере, ввиду отсутствия законодательных актов по земельной реформе, требовавших утверждения Сената (только в 1920 г. в белой Таврии земельная реформа врангелевского правительства будет санкционирована Сенатом). Но и в рамках «обнародования» законов, и при осуществлении «правового регулирования» тот же Первый департамент не мог отменять законодательные и подзаконные акты, издававшиеся в порядке постановлений Особого Совещания (подписываемых Деникиным общим журналом), не говоря уже о приказах самого Главкома ВСЮР «по гражданскому управлению». Приоритетным направлением работы Сената стало регулирование правовых коллизий, обусловленных, с одной стороны, «чрезвычайными обстоятельствами военного времени», а с другой – насущной потребностью восстановления «разрушенного правопорядка», постепенного, но неуклонного возвращения к правовым нормам «мирного времени». В этом отношении Сенат принял за основу принцип, принятый Державным Сенатом на Украине в 1918 г.: «Подчинение единой государственной кассационной инстанции всех судов без изъятия, т. е. не только гражданских, но и военных». На практике, правда, в кассационном порядке Сенату были подсудны лишь дела военных чинов Донской армии, а Добровольческая армия не была подконтрольна сенатским ревизиям 1919 года.

Проблемы разграничения полномочий военных и гражданских властей имели актуальность для всей истории Белого движения. Основой «чрезвычайного законодательства» являлись нормы статей 17 и 20 Постановления о местностях, объявленных на военном положении, и касавшиеся особо тяжких преступлений, за совершение которых «не принадлежащие к армии лица гражданского ведомства подлежат высшему суду и наказанию по законам военного времени», т. е. смертной казни. Разграничивая «исключительное законодательство» («по обстоятельствам военного времени») и законы «общего нормального порядка», Правительствующий Сенат отдавал приоритет последнему: «Правила изъятия некоторых дел из общей подсудности, как и всякий исключительный закон, не могут допускать расширительного толкования, а должны быть толкуемы ограничительно (ссылка на Решения Общего Собрания, 1880 г., № 25 и Решение Уголовного кассационного департамента, 1886 г., № 23)». Тем самым высшая мера наказания, даже в условиях гражданской войны, должна была трактоваться «путем ограничительного толкования» (решение Сената от 27 августа 1919 г.). Не допускалось ее произвольное применение ко всем подозреваемым и обвиняемым.

Военные нужды (мобилизации, реквизиции, конфискации и др.) во имя лозунга «все для победы над большевизмом», признавались «законными и необходимыми» и оценивались по принципу: «Частные интересы отступают и должны отступать на второй план; частные права, самые законные и важные, уважаются лишь в тех пределах, в каких это дозволяет военная необходимость». Но когда «недавний фронт превращается в глубокий тыл», следует исходить уже из важности «возвращения к условиям мирной и нормальной жизни». В действие вступал уже другой принцип: «Нужно ограничить пределами строжайшей необходимости все то, что раньше могло быть терпимо лишь во имя этой необходимости». Но и в «прифронтовых условиях» следовало, по мнению сенаторов, «поставить право реквизиций в правовые рамки… допустить в той или иной форме общественный контроль и проявлять самое отзывчивое отношение к жалобам на злоупотребления в этой области». Также толковалось и соотношение между военной и гражданской юстицией при возникновении нормативных конфликтов: «Нормальной является подсудность всех граждан суду гражданскому, а военная подсудность является изъятием. Поэтому в случаях сомнения нужно обращаться к общему порядку, а не расширять изъятие». «В области судебной чрезвычайные мероприятия, основанные на ст. 12 Правил о местностях, состоящих на военном положении (предусматривавшие возможность менять законы в области военного судопроизводства путем учреждения судов «особой, не предусмотренной законом конструкции». – В.Ц.) совершенно недопустимы» (9). Однако практика обжалования действий военных властей, равно как и борьба с «бессудными расстрелами и расправами», с «взяточничеством и вымогательством» в Сенате на белом Юге не отличалась разнообразием. Несмотря на имеющуюся правовую базу по борьбе со злоупотреблениями (приказы Главкома ВСЮР, распоряжения местных властей), по свидетельству Чубинского, «редкие случаи серьезных наказаний виновных тонули в море фактической безнаказанности… за все время при таком хаотическом положении вещей до Правительствующего Сената не дошло ни одного (!) дела о взяточничестве, вымогательстве или превышении власти».

Восстановление законодательства требовало от белых правительств сложных процессуальных решений и действий. Правопреемственность следовало соблюдать, исходя из прецедента применения законодательства Временного правительства наДонув 1918 г. (что, впрочем, было характерно и для других белых регионов): «Все законы Временного правительства, укрепляющие Русскую Государственность и способствующие укреплению и процветанию Донского Края, лягут в основу жизни Всевеликого Войска Донского» (приказ Донского атамана № 7 от 7 мая 1918 г.). Позднее данный прецедент был утвержден в качестве нормы, согласно которой все законодательство белых правительств основывалось на законах, изданных до 25 октября 1917 г., а советская правовая система (там, где она успела сложиться) признавалась юридически ничтожной. В свою очередь, те законы и подзаконные акты, которые не были изменены за период с марта по октябрь 1917 г. (т. е. Свод законов Российской Империи в части норм уголовного, административного, гражданского и др. прав), сохраняли свою силу и стали основой нормотворчества белых правительств. С точки зрения правоприменительной практики, Сенат определил свое отношение и к законодательству многочисленных «государственных новообразований», возникших после октября 1917 г. Коль скоро «невозможно было полностью восстановить действие всех старых законов и выбросить за борт все правовое творчество, имевшее место при Временном правительстве», то также нельзя было «отбросить одним росчерком пера» региональное законодательство, «особенно в том случае, если принцип единства и независимости России проводился в жизнь совместно с принципом уважения к правовым и культурным особенностям отдельных краев и областей. Отсюда вытекает, что всякого рода местные законы, поскольку они не идут вразрез с интересами единства России, должны сохранить свою силу и впредь». По мнению Чубинского, «эти законы должны быть спешно пересмотрены и должно последовать распубликованное во всеобщее сведение авторитетное указание компетентной власти на то, какие из этих законов восстанавливаются и какие теряют силу». Это требовало от белой власти «особой осторожности, деликатности и той истинной государственной мудрости, которая должна показать искусство не только военного, но и правового строительства и притом строительства, проникнутого одновременно и русским патриотизмом, и уважением к декларированным перед лицом России и Запада принципом децентрализации и признания особых местных прав».

Таким образом, при разработке и осуществлении нормативных актов складывалась довольно сложная ситуация, при которой, отрицая законодательство советской власти, требовалось согласовать все действовавшие ранее в той или иной сфере внутренней политики законы Российской Империи, Временного правительства и «государственных новообразований». Причем подобное согласование не могло носить постоянного характера и должно было считаться с тем, что «полный пересмотр всего законодательства и новая кодификация» будет проведена после окончания гражданской войны и восстановления элементарного правопорядка. Но правоприменительная практика была, подчас, далека от заявленных выше принципов. «Сложнейшие из указанных вопросов часто решались с плеча и упрощенно. Та помощь, которую здесь мог бы дать власти Правительствующий Сенат, осталась неиспользованной» (10). Главным направлением работы Сената стала работа по решениям региональных, низовых судебных инстанций. В Сенат поступило около 150 гражданских дел из Новочеркасской судебной палаты и несколько сот дел мировых съездов. Рассматривались и чрезвычайные запросы (например, вопрос о статье 71-й Основных законов Войска Донского, касавшейся отмены сословий на Дону). Традиционный статус Сената умалялся еще и тем, что в 1919 г. Главком ВСЮР «устранил одну из коренных функций 1-го Департамента – опубликование законов, издаваемых при нем», хотя Донское правительство «вносило законы, устанавливаемые Войсковым Кругом в Сенат для распубликования» (11).

И Правительствующий Сенат белого Юга, и Временные присутствия Сената в Сибири стремились к проведению кассационных действий, что диктовалось как многочисленными правонарушениями белого тыла, так и общей низкой правовой культурой в условиях гражданской войны. Но сложившаяся практика показала, что действия военных не подвергались обсуждению. Отсутствие правового контроля за действиями военных властей не способствовало росту доверия населения к белым армиям, создавало многочисленные конфликты в отношениях фронта и тыла. В попытках «восстановления» структур российского Сената проявилось очевидное стремление к восстановлению государственного единства и в отношении формального подобия в структуре управления (этого достичь все же не удалось), и в отношении образования единого «правового пространства», что, безусловно, также явилось еще одним свидетельством общероссийской направленности политического курса Белого движения, несмотря на условия территориальной разобщенности (12).

* * *

1. Правительственный вестник, Омск, № 232, 11 сентября 1919 г.; ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 59. Лл. 2–3; Чубинский М.П. На Дону (Из воспоминаний обер-прокурора) // Донская летопись, № 1, 1923, с. 140.

2. Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского правительства, 14 сентября 1918 г. № 10, ст. 97; «Реальная» политика Временного Сибирского правительства // Белая армия. Белое дело, Екатеринбург, № 9, 2001, с. 35–36; Правительственный вестник, Омск, № 37, 3 января 1919 г.

3. Гинс Г. К. Указ, соч., с. 113–114; Руднев С.П. При вечерних огнях. Харбин, 1928, с. 255–256, 260–261.

4. Правительственный вестник, Омск, № 57, 31 января 1919 г.; ГА РФ. Ф. 193. Оп. 1. Д. 20. Л. 3.

5. Одесский листок, Одесса, № 60, 6 марта 1919 г.; Краснянский К. Воспоминание сенатора о деятельности Донского Сената // Донская летопись, № 3, 1924, с. 311–313; ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Лл. 432–433.

6. ГА РФ. Ф. 3435. Оп. 1. Д. 36. Лл. 19–24; Д. 37. Лл. 11–16; Чубинский М.П. Указ, соч., с. 145–147.

7. Там же. с. 155; ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 2. Лл. 30–31.

8. Там же. Лл. 33–35; Собрание узаконений и распоряжений правительства, издаваемое Особым Совещанием при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России. № 24, 24 сентября 1919 г. ст. 136–137.

9. Чубинский М.П. Указ, соч., с. 138, 140; Его же: Кризис права и морали, Ростов-на-Дону, 1919, с. 20–25; ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 214. Лл. 3–4.

10. Чубинский М.П. На Дону (Из воспоминаний обер-прокурора) // Донская летопись, № 3, 1924, с. 278–280.

11. Краснянский К. Указ, соч., с. 315–316.

12. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 2. Лл. 13, 15.