Глава 6

Развитие принципов Российской Конституанты в проекте созыва Национального Учредительного Собрания.

Идеи Всесибирского Представительного Собрания, «областной автономии» в планах Белого движения на Востоке России в 1919 г.

«Счастливейшей минутой моей жизни, – говорил Колчак в одном из своих выступлений, – будет та, когда в освобожденной от злых насильников России я смогу передать всю полноту власти Национальному Учредительному Собранию, выражающему подлинную волю русского народа». Важнейшим событием в деле восстановления прерванной революционными событиями февраля и октября 1917 г. преемственности российской государственности должен был стать созыв всероссийского органа представительной власти. Связанные с этим вопросы прорабатывались созданной в марте 1917 г. Комиссией по Учредительному Собранию при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов (работала с 27 марта по 23 мая 1917 г.), а также Юридическим Совещанием при Временном правительстве во главе с Ф. Ф. Кокошкиным и (с июля 1917 г.) магистром государственного права Н. И. Лазаревским. Специальные вопросы рассматривались также Особым Совещанием по разработке проекта Положения о выборах в Учредительное Собрание. Результатом работы стали подготовленные законопроекты о проведении выборов в Учредительное Собрание и о его структуре (1).

Принципиальные положения избирательной системы Всероссийского Учредительного Собрания были определены еще актом Великого Князя Михаила Александровича Романова о непринятии Престола. Это была т. н. четыреххвостка (всеобщее, равное, прямое избирательное право при тайном голосовании). Общественное доверие создавало тот прочный фундамент, на котором и должно было строиться создание государственного строя новой России. Всеобщность гарантировалась наделением равного активного и пассивного избирательного права граждан Российского государства по достижении ими 20 лет (в общемировой практике, преимущественно – с 21 года). «Поражение в правах» предусматривалось для «военнослужащих, самовольно оставивших ряды войск» и (под давлением делегатов Петроградского Совета) – для представителей Дома Романовых. Принципиально важным для «революционного периода» был вопрос о соотношении мажоритарной и пропорциональной избирательных систем. Сословно-представительная система вообще отвергалась. Пропорциональная система признавалась наиболее демократичной. По категоричной оценке В. И. Ленина (речь на II Всероссийском съезде крестьянских депутатов), пропорциональная система представляет собой «один из самых передовых способов выбирать, потому что здесь выбираются не отдельные лица, а партийные представители. И это шаг вперед, потому что революцию делают не лица, а партии» (2). Партийно-представительная практика вполне соответствовала «взбаламученному революцией» российскому обществу 1917 г., выдвигая на передовые политические позиции именно партийную элиту. Мало кого смущало, что голосование проводилось не за конкретных людей, а за довольно абстрактные партийные «списки». Особенно активно поддерживали пропорциональную систему члены социалистических партий, уверенные в своем успехе на предстоявших выборах. Но даже на VII съезде кадетской партии Кокошкин отмечал важность признания пропорциональной системы: «Центральный Комитет… высказывается в пользу пропорциональной системы и просит все местные организации подвергнуть этот вопрос обсуждению» (3). Мажоритарная («многоименная») система, при которой избиратели заносили фамилии предполагаемых депутатов в бюллетени, а победителем становился получивший простое большинство, считалась сложной и «недемократичной» (едва ли не «контрреволюционной»). Однако мажоритарная система позволяла выдвигать в Собрание именно тех, кто пользовался в глазах местного населения наибольшим авторитетом, известных, а не абстрактных депутатов из общепартийных списков. По существу, это было игнорированием «партийной стихии» и признанием необходимости более тщательного отбора депутатского корпуса российской Конституанты. Характерно, что выступавшие за мажоритарную систему В. М. Гессен, М.С. Аджемов, В. А. Маклаков, В. А. Мякотин стали в период гражданской войны активными участниками Белого движения. Выборы проводились в избирательных округах, составлявшихся по принципу: один депутат – на 200 тысяч жителей (или один депутат – на примерно 100 тысяч избирателей). Голосование проводилось за «связанные списки кандидатур», изменять которые не допускалось. Предполагалось, что границы избирательных округов будут приблизительно соответствовать губернским. Несмотря на господство пропорционального принципа голосования, мажоритарная система допускалась в Архангельском, Закаспийском, Камчатском, Прикаспийском, Якутском, Ордынском, Амударьинском округах и в округе КВЖД (4).

Что касается полномочий Всероссийского Учредительного Собрания, то в 1917 г. большинство в партийно-политических «верхах» разделяло идею наделения Конституанты единоличной властью. В справке «Открытие Учредительного Собрания и положение исполнительной власти при Учредительном Собрании», составленной Юридическим совещанием, отмечалось: «Власть, так или иначе образовавшаяся при революции и создавшая Учредительное Собрание… имеет целью своего существования и основанием своих полномочий именно созыв Учредительного Собрания. В момент открытия этого Собрания прекращается самое юридическое основание полномочий этой временной власти. Вместе с тем Учредительное Собрание почерпает основание своих полномочий вовсе не от этой временной власти, а от воли народа. Роль временной власти заключается лишь в том, чтобы дать этой суверенной воле высказаться организованным путем». Таким образом, считалось, что «роль временной власти при открытии Учредительного Собрания ограничивается назначением дня этого открытия. Оно не может устанавливать никаких обязательных правил, которым Учредительное Собрание должно было бы следовать при своей организации и при начале своих работ. Все это – дело самого Учредительного Собрания… Полномочия временной власти прекращаются в момент открытия Учредительного Собрания». Однако, как было показано в главе по истории 1917 г., Юридическим Совещанием не исключался и вариант передачи исполнительной власти «Временному Президенту Российской Республики» (5). Тем не менее временный характер любой власти, предшествующей Учредительному Собранию, предопределил, по сути, ведущий принцип российской политико-правовой жизни в период гражданской войны – непредрешение основных вопросов государственной жизни до созыва Всероссийского представительного органа. Этот принцип действительно стал, как известно, основополагающим в политическом курсе Белого движения. Показательно, что даже несмотря на провозглашенный Керенским республиканский принцип организации власти в проекте Основных законов монархический строй правления рассматривался в качестве одного из возможных в «принципах основы Конституции».

Проект организационного статута, выработанный Юридическим Совещанием в сентябре 1917 г., предполагал, что Учредительное Собрание будет состоять из 18 отделов, в том числе из: политического, специального (по аграрно-крестьянской и рабочей политике), юридического, бюджетного, военного, экономического. Учреждался традиционный в парламентской практике сеньорен-конвент (Совет старейшин, президиум) из лидеров партийных фракций. Предполагалось далее, что Собрание изберет «временного президента», который и станет своего рода «предтечей» будущего главы государства. Одним из последних дискуссионных вопросов Юридического Совещания, обсуждавшихся накануне выступления большевиков, был вопрос о двухпалатном или однопалатном законодательном учреждении. Большинство участников высказались за двухпалатный вариант. Аргументы сторонников однопалатной системы (эсер М.В. Вишняк) сводились к тому, что ее учреждение может повредить столь популярному в 1917 г. принципу «народного суверенитета» и является излишним в условиях демократических принципов представительства, при соблюдении которых избранные в парламент депутаты будут заниматься законодательной деятельностью без опасений, что эта их работа будет тормозиться верхней палатой. Аргументы сторонников двухпалатной системы (С. А. Котляревский, В. Ф. Дерюжинский) сводились к тому, что верхняя палата будет включать в свой состав «людей и организации, могущие принести пользу своими знаниями, опытом», в верхнюю палату можно избрать «представителей автономных областей и общественных организаций и приучить их законодательствовать не отвлеченно». Для того чтобы не ограничивать прав нижней палаты, вполне достаточным представлялось сохранить за верхней палатой права не абсолютного, а суспенсивного вето, преодолеть которое было бы возможно. Примечательную позицию занял В. М. Гессен. Заявив о себе, как о стороннике однопалатной системы, он отметил, что верхняя палата «есть исторический пережиток, не имеющий практического, политического значения». Но «если демократия не созрела, то нужно другое средство – монархия… основное заблуждение революции заключается в том, что нельзя строить правовой порядок на произволе, и пока эта ошибка не будет исправлена, никакие учреждения не помогут». Тенденция предпочтений двухпалатной системы (там, где речь шла о всероссийских учреждениях) сохранялась и в политико-правовых проектах в 1918–1919 гг. как модель управления, необходимая в условиях недостаточно развитой демократии и предполагаемого федеративного устройства (6).

После «октябрьского переворота» созыв Учредительного Собрания оставался ведущей линией в политической программе Белого движения. Официальные заявления всех лидеров Белого движения, включая самого Верховного Правителя, сводились к необходимости установления основных государственных законоположений и, прежде всего, формы правления на новом Учредительном Собрании. Именно благодаря создаваемой Конституанте создаваемая Белым движением парадигма государственного управления получила бы завершенное определение на основе соединения легальности и легитимности. По мнению белых юристов, восстановление прав разогнанного Учредительного Собрания призвано было прекратить братоубийственную войну. Как считал В. П. Челшцев, «разгон Учредительного Собрания – самое грубое насилие над законностью, как с формальной стороны, так и со стороны идеологической. Но, с другой стороны, разогнанное Учредительное Собрание казалось порочным, не соответствующим подлинным настроениям народа, ибо выбиралось оно в хаосе не оформившихся еще и бродивших, бесконечных, не устоявшихся событий…; противникам большевиков надо было провозглашать необходимость борьбы во имя нового Учредительного Собрания. В этой схеме, конечно, не все обстояло благополучно, в нее вкрадывалось соображение от политики, и это соображение привлекалось с целью, все-таки, парализовать принцип права. С точки зрения права законно было разогнанное Учредительное Собрание, и потому надо было бы лишь устранить произвол, помешавший его работе, и тем восстановить законность. И я глубоко уверен, полагая, что, не будь разогнано Учредительное Собрание, оно восстановило бы в стране порядок, во всяком случае, устройство, которое было бы дано стране, давало бы возможность к ее развитию, общему всему культурному человечеству, а по мере успокоения и под влиянием жестоких уроков опыта все эксцессы постепенно ослабели бы».

Примечательно, что во всех российских белых регионах официально высказывались сходные по сути идеи о значении Учредительного Собрания в создании российской государственности. Известный публицист и политический деятель белого Юга С. А. Котляревский в брошюре «Совещательное представительство» отмечал неизбежность сотрудничества власти и общества в новых, послереволюционных условиях: «Усложняющейся общественной жизни должна соответствовать теснейшая связь общества и государства». Критикуя бюрократическую, централизованную систему управления, характерную, с его точки зрения, для времени «царизма», он отмечал, что бюрократия, «не поспевая за усложняющимися формами жизни, неспособная к законодательной работе, которая отражала бы, как в зеркале, существующие общественные потребности, она не столько начинает заботиться об использовании своей власти для положительных целей, сколько об ее охране от посягательств со стороны других общественных элементов; развивается жестокий и губительный культ бюрократического самосохранения». Критикуя «излишний бюрократизм», Котляревский, однако, высказывал следующий тезис: «Неправильно противопоставлять представительство и бюрократию, как два взаимно исключающие начала. И при наличности представительства бюрократия необходима, но здесь она работает не поглощенная мыслью о сохранении собственного престижа, а в свете всего наличного знания и опыта, ответственная перед обществом». Котляревский акцентировал внимание на создании в России представительных законодательных органов. По его мнению, только законодательная, а не законосовещательная работа, которую будет осуществлять «общественность», способна поднять уровень российской политической культуры, решить многие насущные проблемы, игнорирование которых и стало одной из причин революционных потрясений. «Еще гораздо менее можно прибегнуть к совещательному представительству в эпоху всеобщей смуты, потрясений, когда общество и правительство противостоят друг другу, как две враждующие силы. Безнадежна сама попытка умиротворить общество, призвав его представителей в качестве экспертов и оставив решающее слово за бюрократией… Выход отсюда только один: чтобы развить в обществе чувство ответственности, необходимо приобщить его власти, ибо без власти нет ответственности» (7).

Подготовка и проведение новых выборов в Учредительное Собрание должны сопровождаться существенным ростом общественной активности. Нужно было добиться, чтобы народ сделал сознательный выбор той или иной модели власти. И учредительно-санкционирующая, и законодательная, и законосовещательная задачи могли решаться только на основе взаимодействия белой власти и российского общества. Правовые основания созыва будущей Конституанты претерпели существенные изменения по сравнению с «революционным» 1917 годом. Постановлением Совета министров Российского правительства от 11 марта 1919 г. была учреждена Подготовительная Комиссия по разработке вопросов о Всероссийском Представительном Собрании Учредительного характера. Полное ее наименование звучало как: Подготовительная Комиссия по разработке вопросов о Всероссийском Представительном Собрании учредительного характера и областных представительных учреждений. Предполагалось также создание специальной Канцелярии Комиссии, до формирования которой делопроизводство велось Управлением делами Верховного Правителя и Совета министров. К предметам ведения Комиссии относилось «рассмотрение Узаконений, определяющих круг вопросов, пределы власти и состав» не только Всероссийского, но и Областных представительных учреждений. Комиссии предписывалось рассмотреть материалы по созыву Учредительного Собрания, подготовить законопроект об избирательном праве, а также разработать актуальную в то время модель совещательного органа при Правительстве. Ей предстояло также разработать структуру Всесибирского Учредительного Собрания, созыв которого декларировался исполнительной властью еще до омского «переворота». Таким образом, проведение выборов во Всероссийское и региональные Собрания становилось для Белого движения приоритетной задачей в его политической программе, что позволяло отойти от порожденной событиями Февраля 1917 г. идеи «непредрешения».

Показательно, что Комиссия была обязана лишь «собирать, рассматривать и оценивать» все материалы, «касающиеся Всероссийского Учредительного Собрания созыва 1917 г., для подготовки данных к законопроекту о выборах в будущее Всероссийское Представительное Собрание Учредительного характера». В ходе работ Комиссии развернутое наименование сократилось (после известного интервью Колчака 26 ноября 1918 г.) до Национального Учредительного Собрания (далее – НУС). Тем самым работа Юридического Совещания при Временном правительстве и все разработанные в 1917 г. проекты приобретали сугубо академический, а не прикладной характер и не могли быть «руководительным началом» для Комиссии, созываемой Колчаком. Учредительное Собрание образца 1917 г. «уходило в историю».

Председатель Комиссии А. С. Белевский (Белорусов) был журналистом, но не профессиональным юристом. В молодые годы он был близок к народническим кругам. Затем стал сотрудником московских «Русских Ведомостей», после революционных событий 1917 г. выехал на Дон, где входил в состав Донского Гражданского Совета, затем вернулся в Москву, а после переехал на Урал. В 1918–1919 гг. он был учредителем и главным редактором газеты «Отечественные ведомости» в Екатеринбурге. Будучи членом ВНЦ, он информировал своих товарищей по организации о положении в Сибири. Его заместителем, председателем подкомиссии по областным представительным учреждениям был известный сибирский ученый, историк и географ, товарищ министра Н. Н. Козьмин. Рабочий же состав

Комиссии включал лучших из находившихся в Сибири представителей российской юриспруденции: ординарный профессор С. П. Мокринский, специалист по государственному праву; ординарный профессор гражданского права Томского университета, преподаватель юриспруденции в ярославском Демидовском лицее В. А. Рязановский, автор «историко-дипломатического очерка» «Преемство в линии восходящей по русскому праву», считавшийся крупным специалистом и по государственному праву; экстраординарный профессор Пермского университета И. А. Антропов, возглавлявший Юридическое Совещание при Уфимской Директории; присяжный поверенный М.С. Венецианов, также член Юридического Совещания, участвовавший в проведении выборов в Учредительное Собрание 1917 г., известный своими публикациями по проблемам избирательного права; капитан 1-го ранга, профессор М. В. Казимиров, возглавлявший правовое управление Морского министерства; присяжный поверенный П. А. Кроненберг, занимавший должность управляющего делами Временного Областного правительства Урала в 1918 г. В работе «сибирской подкомиссии» принимал участие бывший министр Сибирского правительства, известный областник профессор И. И. Серебренников (8). Работа Комиссии началась 18 мая 1919 г. и продолжалась до конца года. Несмотря на малочисленность (10 членов, не считая Председателя), Комиссия по выборам достигла заметных результатов. По свидетельству Вологодского, назначенного после отставки с поста премьера на должность Председателя Комиссии: «Комиссия довольно много и обстоятельно поработала, накопила достаточно интересного материала… вся основная работа произведена, и остается сделать еще немного, может быть, чисто теоретической работы, чтобы считать работу Комиссии исполненной». Предварительные результаты работы Комиссии обсуждались на заседаниях Совета министров (например, на заседании 22 августа 1919 г. был заслушан «проект основных положений о выборах в Учредительное Собрание», оцененный министром внутренних дел В.Н. Пепеляевым как «блестящий»). Отчеты о предполагаемых законопроектах публиковались в Правительственном вестнике и других газетах (9).

Наиболее важным итогом работы Комиссии считался проект о выборах в НУС. Этот документ предусматривал сохранение принципа всеобщего, равного и тайного голосования. Однако принцип прямого голосования в данной «четыреххвостке» сохранялся лишь для городов с численностью жителей более 200 тыс. чел. – они приравнивались к отдельным округам. Сам избирательный округ определялся по численности населения в 250–300 тыс. чел. В административном делении округ мог совпадать с уездом или с городом (10). В сельских округах выборы намечались двухступенными (в волостях или волостных земствах избирались выборщики, которые, в свою очередь, выбирали большинством голосов одного депутата). С точки зрения интересов населения, данная система была более приемлемой, она позволяла контролировать кандидатов, не допускать фальсификации выборов (11). Отменялась утвержденная для Всероссийского Учредительного Собрания 1917 г. (по принципу распределения депутатов пропорционально числу поданных голосов) избирательная система. Решено было отказаться от этой «совершенной с точки зрения государственного права» системы из-за слабости политического сознания подавляющего большинства населения России, невозможности вести «понятную» пропагандистскую работу, поскольку выборщики (особенно на селе) вынуждены были бы выбирать не «своих», известных кандидатов, а малознакомых партийных представителей. Наконец, преобладание при пропорциональной системе партийных интересов над государственными, тенденция к дроблению партий, стремящихся занять место в Парламенте, никак не устраивало сторонников Белого движения (12).

Пропорциональную систему, которой так гордились политические деятели и публицисты-правоведы в 1917-м, согласно проекту Комиссии, полностью заменяла мажоритарная, построенная по принципу – один депутат от одного избирательного округа, получивший большинство голосов. Обширные пространства российского государства и сохранившиеся традиции выборов на сельских сходах делали подобный принцип предпочтительнее. При этом кандидат был ближе к интересам своих избирателей и мог не состоять в политической партии. Активным избирательным правом наделялись «все граждане» по достижении 25 лет, за исключением участников «большевистского бунта» и военнослужащих («армия – вне политики»). Однако «пассивным» избирательным правом военные наделялись, и, таким образом, в будущем НУС вполне могли оказаться даже командующие белых фронтов и популярные генералы. Армия призывалась обеспечить нормальную работу НУС, для этого предполагалось создание специальной Национальной Гвардии из лучших воинских частей белых армий (13). Несмотря на достаточно большой объем проделанной работы, Комиссия по выборам НУС так и не осуществила свои проекты. Основной причиной, по мнению омских политиков, следовало считать невозможность проведения всероссийских выборов в условиях войны, хозяйственной разрухи и, самое главное, недостаточности территории России, «освобожденной от большевизма». В одной из телеграмм в Париж управляющий делами МИД Сукин отмечал, что «правительство еще не достигло укрепления самых основных устоев, которые позволили бы будущей России осуществить на деле здоровый демократический строй… Выборы внесут новую борьбу в тылу, могут разложить армию, взволновав всю страну, снова возвратить ее к анархии на неопределенное время…; если бы ход военных действий привел к занятию Волги и создал реальную угрозу Москве, то могло бы оказаться своевременным приступить к выборам» (см. приложение № 6).

В изданной в Ростове-на-Дону брошюре «Учредительное Собрание», в доступной для пропаганды форме, давалась краткая история его созыва, проводилась характерная для идеологии Белого движения сравнительная параллель со Смутой начала XVII века: «Больше 300 лет тому назад было смутное время на Руси… Не было всеми признаваемой, крепкой и твердой власти. «Воровские люди», кого мы теперь называем красноармейцами, своевольничали, проливали кровь и грабили мирных жителей. А когда смута закончилась, когда люди государственного порядка одолели воровских людей, был созван в 1613 г. Земский Собор, который постановил, как дальше жить. Этот Земский Собор, как называли тогда, был Учредительным Собранием по-нашему, по-теперешнему». Хотя структура будущей Конституанты, равно как и план ее работы, не были официально утверждены, тем не менее интересен вариант работы Собрания, предлагавшийся управляющим отделом народного просвещения Особого Совещания при Главнокомандующем ВСЮР, профессором Донского Университета И. Малиновским. Актуально определялись основные направления предстоящей работы нового Собрания: «Учредительное Собрание должно установить новый строй. Это не значит, что оно должно заниматься составлением всех новых законов. Нет. Достаточно, если оно выработает самые главные, основные законы, так называемую Конституцию..; нужно выработать основной закон о том, из каких частей состоит Россия и в каких отношениях между собой находятся эти части… При новом строе не должно быть места насилию. Раз отдельные части России имеют свои особенности, то необходимо дать им собственное самостоятельное управление… этот вопрос имеет право решить только настоящий хозяин русского государства – Учредительное Собрание, состоящее из представителей всего русского народа, в том числе и из представителей тех областей, которые нуждаются в самостоятельном управлении… Далее. Учредительное Собрание должно будет основным законом признать за русским народом права гражданской свободы… Учредительное Собрание должно будет выработать законы о выборах в Государственную Думу и о правах Думы». По оценке Малиновского, Собрание должно было утвердить в России сильную законодательную власть. Правительство, исполнительная власть должны были «отвечать перед представителями народа, перед Государственной Думой за свои действия». Гарантировалась независимость судебной власти: «Вопрос о положении суда в новой России должен быть решен Учредительным Собранием».

Безусловно важным признавалось определение статуса Русской Православной Церкви в будущей России: «Учредительное Собрание должно будет основным законом определить положение Церкви в государстве, так определить, чтобы свобода совести была обеспечена».

Немаловажное значение имело принципиальное разрешение земельного и рабочего вопросов в общих чертах. За Собранием сохранялось исключительное право утверждения и внесения любых поправок в Конституцию: «Изменить Конституцию может только Учредительное Собрание, или же она может быть изменена другим способом, указанным в ней самой». Проблемы «текущей политики» сводились, в частности, к вопросу об использовании уже действовавших элементов власти («Учредительное Собрание должно будет выслушать отчет Верховного Правителя России и состоящего при нем правительства, оставить это правительство или назначить новое»), а также к определению и защите международных интересов России: «Собрание… должно будет всемерно добиваться того, чтобы Россия получила право голоса при заключении мира и установить свой взгляд на то, какой мирный договор заключат». Примечательно также даваемое Малиновским (как и многими другими участниками Белого движения) разделение понятий «старый режим» и «монархический строй». Различие между ними принципиально важно для понимания политической программы Белого движения. «Старое не вернется, – восклицал Малиновский. – В освобожденной от большевистского гнета России будет новая постоянная власть, будут новые порядки, будет новый режим, новый строй… Русский народ, низвергнувший царское самодержавие, не может терпеть самодержавия большевиков. Он добивается народоправства. Какое народоправство у нас будет? С Царем, ограниченным народным представительством, как в Англии или Бельгии? Или совсем без Царя, как в Америке или Франции? Будет у нас конституционная, т. е. ограниченная (а не самодержавная) монархия? Или республика? Этот вопрос должно решить Учредительное Собрание» (14).

Комиссия, работавшая в Омске, должна была определить также порядок избрания и направление работы областных собраний, в частности и прежде всего, в Сибири. Что же касается проекта выборов Всесибирского Учредительного Собрания, то в этом направлении Комиссией был разработан избирательный закон, в целом повторявший принципы проекта выборов в НУС (всеобщие, равные, прямые для крупных городов, для села – двухступенные), при этом во вводимом цензе оседлости (требовалось не менее 5 лет проживания на территории Сибири) явно проявлялись тенденции к сохранению «областнических» традиций, к автономизации Сибири. «Демократические» публицисты на страницах Сибирских записок довольно сдержанно оценивали работу подкомиссии Козьмина, хотя и утверждали, что «создание сибирского представительного органа законодательной власти является очередной задачей текущего политического момента» и это «учреждение должно сделаться любимым детищем сибирского общества». Довольно развернутый проект создания «временных переходных органов областного самоуправления» предложил сам Козьмин. В нем он определил, в частности, форму согласования областных и общегосударственных интересов, а также принцип «разделения властей». Исполнительную власть в этом проекте представлял генерал-губернатор, утверждаемый указом Верховного Правителя. Ему подчинялись Исполнительный Совет и Областной контроль, а также назначаемые им губернаторы, создававшие свой аппарат (губернские советы и Канцелярии). Законодательную власть должен был осуществлять двухпалатный парламент: выборная по новому избирательному закону Сибирская Областная дума (не более 120 депутатов) и Сибирский Областной совет, куда входили депутаты, избираемые на губернских земских собраниях и городских думах крупных сибирских городов (по два представителя от каждой сибирской губернии, от казачьих войск и от «инородцев»). По аналогии с полномочиями российского Парламента начала XX века: «Никакой областной закон не может восприять силу без одобрения Областной Думы и Областного Совета». Однако Исполнительный Совет не был ответственен перед Областной думой. Сибирские министры назначались генерал-губернатором. Он также имел право налагать «вето» на решения Областной думы. Высшую судебную власть осуществляло Сибирское присутствие Сената (Сибирский Высший суд).

Первичным же актом воссоздания сибирского областничества на официальном уровне должно было стать создание Особого Совещания для разработки краевого законодательства. Его состав (34 человека) избирался на следующей основе: один представитель от 11 губернских земств и 11 губернских городов Сибири, 5 членов от сибирских казачьих войск, 5 – от «инородцев» и 2 – от университетов. Выборный состав Совещания, без его последующего утверждения Верховным Правителем, а также исключение из его состава лиц «по назначению» Колчака, казалось бы, гарантировало «демократизм» данной структуры. Это Совещание перенимало бы впоследствии от подкомиссии Козьмина всю подготовительную работу по восстановлению областных органов управления (15). Земско-городское самоуправление призвано было сыграть значительную роль в восстановлении политической системы России. Об этом говорил в своем выступлении бывший глава правительства Амурской области Алексеевский. Особо выделив невозможность объединения в административно-территориальном отношении Сибири и Дальнего Востока («Дальний Восток есть часть России, а не Сибири, и являет собой особое историческое, культурное и экономическое целое»), он, в традициях «областников», отметил важность перехода к территориальному устройству России по принципу САСШ и Канады: «Это произойдет безболезненным путем, посредством облечения губернских и областных земств функциями государственной власти с тем, чтобы местную законодательную власть являло собой губернское земское собрание, а исполнительную – губернская земская управа с председателем во главе» (16).

Проекты восстановления областной автономии, как будет показано далее, имели схожие черты во всех белых регионах. Сибирские областники не забывали своих автономных намерений и в условиях формирования всероссийской белой власти. 1 марта 1919 г. в Иркутске прошло общее собрание местной группы областников-автономистов. Было принято решение об отказе от блока с кадетской партией и торгово-промышленниками («цензовиками»), по причине того, что их «политика за последнее время сильно уклонилась вправо». Данное решение показательно как подтверждение роста оппозиционных настроений иркутской «общественности», проявившееся во время антиколчаковского восстания в январе 1920 г. Фактическим руководителем Иркутского Комитета стал бывший министр юстиции Временного Сибирского правительства Г. Б. Патушинский. 25 марта 1919 г. устав Союза областников-автономистов был зарегистрирован окружным судом в Красноярске (руководители – братья Крутовские, почетный член – Г. Н. Потанин), а в мае 1919 г. – в Тюмени. Автономия Сибири в программе красноярского Союза отмечалась так: «Самостоятельное самоопределение и самоуправление в целом и отдельных, входящих в ее состав народностей», а также «вхождение в состав всей России, в качестве федеративной единицы, при условии демократического парламентарного образа правления в России». «Формы взаимоотношений между Сибирью и Россией» предстояло решить Сибирскому Учредительному Собранию, «которое решит вопрос о формах Сибирского правительства и взаимоотношениях между Сибирью и Россией, выработает проект Сибирской Конституции, о пределах исполнительной и законодательной власти Сибирского автономного правительства и внесет его на утверждение Всероссийского Учредительного Собрания». Для осуществления этой важнейшей задачи красноярский Союз предполагал вести широкую пропаганду идей областничества, открытие клубов, библиотек, читален, «объединение с другими союзами и обществами, имеющими аналогичные цели». Таким образом, в 1919 г. сибирские областники гораздо активнее отстаивали принципы будущего федеративного и «парламентарного» устройства России, чем это происходило на белом Юге, где автономии отдавалось предпочтение перед федерацией.

Если красноярские и, особенно, иркутские областники отстаивали идеи широкого федерализма и определенной оппозиции Российскому правительству, то, в это же время, «Потанинский кружок» в Томске продолжал призывать к поддержке Российского правительства. 20 июня 1919 г. в здании Омского Географического музея состоялся вечер памяти известного сибирского ученого, краеведа Н.М. Ядринцева. Готовность к сотрудничеству с правительством призвано было показать присутствие на нем Гинса, Тельберга, Пепеляева и Михайлова. По окончании вечера была зачитана т. н. «Декларация сибиряков-областников», адресованная Колчаку. Оправдывая возникновение сибирского областничества как внешними (необходимость отмежеваться от «большевистского переворота»), так и внутренними причинами (обширность территории Сибири, слабое развитие инфраструктуры, проблемы распространения образования и др.), областники твердо отстаивали принцип «децентрализации управления». По оценке авторов «декларации» сибирское областничество носило «внепартийный» и «общегосударственный» характер, отнюдь не исключая всероссийского единства. Считалось при этом необходимым добиться разделения властей, разделения полномочий центра и регионов: «Сибирское областничество не стремится присвоить прерогативы Верховной Государственной власти и, как государственно-правовая идеология, оно покоится на мысли, что управление страной должно быть проникнуто началом децентрализации, и категорически утверждает, что суверенные права Государства неотъемлемо принадлежат Верховной Центральной власти, в силу чего Верховная Государственная власть представляет страну в международно-правовом общении, обладает армией и утверждает (контрасигнирует) областные законы, которые в будущем должны вырабатываться Сибирским представительным органом. Компетенция последнего должна определиться Конституцией государства по воле Всероссийского Национального Учредительного Собрания».

В отношении «текущей политики» «декларация» отстаивала незыблемость власти Верховного Правителя, но признавала необходимость ограничения полномочий Совета министров и создания законосовещательных структур. В интересах собирания разрозненных частей России должна оставаться обладающая всей полнотой власти Верховная Государственная власть, осуществляемая Верховным Правителем, перед которым ответственны все государственные установления и должностные лица. «Инициативная группа находит своевременным поставить вопрос о создании государственной властью Сибирского Областного Управления – в помощь Центральному Правительству – с законосовещательным органом по местным вопросам, состоящее из лиц, тесно связанных с Сибирью, пользующихся ее доверием, близко чувствующих ее нужды и могущих провести мероприятия Правительства соответственно с запросами местной жизни». Наиболее актуальными для Сибири признавались земельный и «инородческий» вопросы («установление и защита земельных прав старожилов – крестьян, казаков и инородцев, а равно и хозяйственное устройство прежних переселенцев») (17). Таким образом, сибирские областники, не переходя еще в открытую оппозицию правительственному курсу (это произойдет осенью 1919 г.), отстаивали точку зрения широкой областной автономии, поддерживая тем самым ту часть сторонников Белого движения, которая также выступала с позиций необходимости «децентрализации управления» и «сотрудничества с общественностью», при неизменном сохранении государственного единства.

Важнейшей для Сибири оставалась проблема «областничества» в той форме, насколько это представлялось возможным в условиях восстановления Единой, Неделимой России. В этом отношении показательна позиция Патушинского, изложенная им на страницах Сибирских записок в программной статье «Федералистическая сущность областничества». Начиная с тезиса о важности сохранения государственного единства, Патушинский подчеркивал популярную идею о приоритете «народного суверенитета» в современных условиях. «Юридическая скрепа, политический скелет и остов современной жизни наций есть идея государства, единого, всемогущего, авторитетного государства-лица, с единой центральной волей-властью, творящей закон и право». С другой стороны – «политический остов современного социального бытия есть государство, регулированное принципом народного суверенитета». В условиях революции и кризиса существовавшей политической системы особенно очевидным стало несоответствие между традиционными формами организации власти и требованиями «народного суверенитета» («политический суверенитет народа развязал руки народным силам, раскрепостив, высвободив их из прежних пут и цепей… но организовать эти силы в их деятельности… он не может»). Ни самодержавная, унитарная монархия, ни парламент, как вариант организации представительной власти, не удовлетворяли новым запросам: «Неспособность единой государственной личности уловить весь поток социального бытия в ту сеть правовых норм, которая плетется из центра; невозможность систематизации реальной жизни профессионально-некомпетентным, единым центральным парламентом – государством, представляющим лицо суверенного народа». Революция, по мнению Патушинского, была неизбежна уже потому, что «самодержавная Россия, насильно подавлявшая всякие центробежные силы своих частей, походила на тот паровой котел, в котором испорчен предохранительный клапан. Революция парализовала центр, и все составные части машины разлетелись в стороны с бешеной силой. Долго сдерживаемые центробежные силы выросли сразу до увеличенных размеров. Не говоря о Польше, – Финляндия, Украина, Литва, Кавказ оторвались от того целого, органическими частями которого они, в сущности, были. И только государственно-мудрая Сибирь шла сознательной дорогой к давно намеченной цели, гармонического уравновешения центробежных и центростремительных сил живого целого».

Создание нового государственного устройства России должно было происходить «снизу», от первичных ячеек самоуправления, от низовых самоуправляющихся структур, посредством «синдикализма» и «кооперации» – двух основополагающих частей «типичного федеративного процесса». «Кооперативный принцип» означал «синтетический характер объединения, идущего не сверху, из центра, а снизу, от «атомов» и ячеек социальной жизни». «Синдикализм» же означал «подлинно-производительный, реальный характер этих ячеек, являющихся не автократически-политическими центрами, а органами подлинной систематизации народных сил и труда, реальными работниками и производителями». «Разрушительный процесс мог остановиться только упершись в реальные, неполитические, подлинно-социальные, мельчайшие ячейки общественной жизни. Только тогда мог начаться обратный процесс собирания и объединения, не сверху и из центра, а процесс кооперации живых, подлинно-производительных сил, начиная от мельчайших ячеек и кончая огромными, корпоративными «индивидуальностями» – областями». В этом курсе и следовало вести национальную политику и строить политические расчеты. «Если Россия действительно была органическим целым, она вновь и неудержимо соберется в своих прежних пределах, но не в прежнем виде парового котла, в котором развивающиеся пары скованы чугунными стенами, а в виде прекрасного живого растения, в котором центробежные и центростремительные силы уравновешены в живой гармонии… Областничество есть не что иное, как требование органического построения России, т. е. кооперации экономически-национально-культурно обособленных индивидуальностей – областей». Вывод Патушинского был таков: для «новой России» нужно осуществить план областничества: «От органов самоуправления к федеративному политическому устройству».

Интересен факт, что на страницах «Записок» была опубликована статья анонимного автора «Сепаратизм», с характерной пометой редакции о неактуальности данного материала, ввиду роспуска Областной думы (статья была написана якобы еще в сентябре 1918 г.). Автор без обиняков утверждал, что «Новая Россия будет создана Союзом областей». При этом «Сибирь должна иметь свою обособленную политику… Сношения с иностранными державами должны вестись сибирским министерством иностранных дел, деятельность которого… должна быть согласована с федеральным, но не должна быть подчинена последнему». «В наиболее ответственных, затрагивающих существеннейшие государственные отношения, областях государственного управления Сибирь должна иметь права суверенного государства. Это – сепаратизм, но… в нем нет ничего ужасного». И, хотя, как отмечал автор, «наука государственного права не предусматривает дробления суверенитета», требования перемен вполне жизненны и могут поменять сложившиеся постулаты. Справедливо заметить, что в 1919 г. в идеологии областничества господствовал тезис «патриарха областной идеи» Г. Н. Потанина: «Единая власть и областная автономия смогут существовать одновременно».

Окончательное утверждение структуры власти, предполагавшейся в Сибири, возлагалось на Всесибирское Представительное Собрание. Его работе предшествовало создание специального Совещания представителей общественных и национальных организаций, положение о котором было утверждено на заседании Совета министров 22 августа 1919 г. Данное Совещание должно было стать еще одной представительной структурой в политической системе Белого движения на Востоке России. Совещание формировалось по принципу представительства от земств (11 делегатов), от городов (также 11 депутатов), от казачества (по одному – от Сибирского, Семиреченского и Забайкальского Войск, а Енисейское и Иркутское, Амурское и Уссурийское выдвигали по одному депутату от двух Войск), от «национальных организаций» (по одному – от якутов, бурят, минусинских и алтайских татар и двое – от киргизов), а также от Томского и Иркутского университетов. Выборные члены Совещания выдвигались на губернских земских собраниях, городских думах Тобольска, Томска, Барнаула, Красноярска, Иркутска, Якутска, Читы, Благовещенска, Владивостока, Омска и Семипалатинска (по одному от каждого), на собраниях казачьих, национальных организаций, университетов. Совещание должно было приступить к работе в январе – феврале 1920 г. (19). Таким образом, идея Учредительного Собрания оставалась главенствующей в политико-правовой программе Белого дела. По сути, действовал все тот же, утвержденный еще Великим Князем Михаилом Александровичем, принцип, по которому Правитель России получает свои полномочия от Собрания и, со своей стороны, признает право Собрания устанавливать основы государственного устройства, решать определяющие общеполитические и хозяйственные вопросы. Но если созыв всероссийского представительного органа был делом отдаленного будущего, то созыв областного, регионального представительного органа считался необходимым даже в обстановке продолжавшейся войны.

* * *

1. ГА РФ. Ф. 474. Оп. 1. Д. 2. Лл. 1, 10, 30, 141 об.; Миленко Г. Л. Российское Правительство и его задачи, Омск, 1919, с. 2.

2. Ленин В. И. Поли. собр. соч. т. 35, с. 140.

3. Речь, Петроград, № 73, 28 марта 1917 г.

4. Показательно, что данные округа в годы Гражданской войны находились под контролем антибольшевистских правительств.

5. Примечательно, что на пост Президента намечался А. Ф. Керенский.

6. Учредительное Собрание. Россия. 1918. М., 1991, с. 34, 48–50.

7. ГА РФ. Ф. 6611. Оп. 1. Д. 1. Л. 315–316; Котляревский С. Совещательное представительство, Ростов-на-Дону, 1919, с. 6–7, 10–11, 13, 16.

8. Правительственный вестник, Омск, № 183, 12 июля 1919 г.; № 243, 25 сентября 1919 г.; Рязановский В.А. Преемство в линии восходящей по русскому праву. Ярославль, 1916.

9. A Chronicle of the Civil War in Siberia… Op. cit. vol. 1, c. 340; Развал колчаковщины (из дневника В.Н. Пепеляева) // Красный архив, т. 6 (31), М. – Л., 1931, с. 68.

10. ГА РФ. Ф. 4707. Оп. 1. Д. 3. Лл. 44–44 об.

11. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 236. Лл. 9 об. – 10.

12. Правительственный вестник, Омск, № 203, 6 августа 1919 г.

13. ГА РФ. Ф. 4707. Оп. 1. Д. 3. Лл. 7–7 об.; 52 об. – 53.

14. Малиновский И. Учредительное Собрание. Ростов-на-Дону, 1919, с. 1, 14–14.

15. ГА РФ. Ф. 4707. Оп. 1. Лл. 19–28; Д. 2. Л. 80; Сибирские записки, Красноярск, август 1919 г., с. 93–98.

16. ГА РФ. Ф. 4707. Он. 1. Д. 2. Лл. 65–66.

17. Декларация Сибиряков-Областников. Иртыш, Омск, № 24–25, 6 июля 1919 г. с. 12–14;. Сибирские записки, Красноярск, № 2, апрель – май 1919 г., с. 96, 103–105, № 3, с. 19–28.

18. ГА РФ. Ф. 4707. Оп. 1. Д. 3. Л. 13; Сибирские записки, Красноярск, № 2, апрель-май 1919 г., с. 104, № 3, с. 19–28.