Разработка новых форм сотрудничества «власти» и «общества» осенью 1919 г. Государственное Земское Совещание.
Межпартийные и надпартийные общественные центры в Сибири, их предложения о переменах в управлении
«В настоящее время всякая власть, даже диктаторская, должна иметь известную «опору» в среде, ее окружающей… Диктатор нуждается в санкции определенных элементов «организованной общественности», а «общество по-прежнему должно обеспечивать власти диктатора организованное признание» – так начиналась статья «Власть и общество» известного омского политика Н.В. Устрялова, опубликованная в газете «Русское дело» 22 октября 1919 г. Помимо отмеченного в предыдущем разделе «Обращения 19-ти», предложенного ГЭС, несколько иная модель сочетания единоличной власти с законосовещательным представительным органом была предложена представителями казачества. Этот проект обсуждался на Чрезвычайном Съезде казачьих войск Востока России, созванном в августе 1919 г. в развитие решений казачьей конференции, проходившей в сентябре 1918 г. в Уфе и Челябинске. Почетным председателем Съезда был избран атаман А. И. Дутов, председателем – атаман Сибирского казачьего войска генерал-лейтенант П.П. Иванов-Ринов, его заместителем – товарищ военного министра по делам казачьих войск генерал-майор Б. И. Хорошхин. Основными результатами работы Съезда стал проект реорганизации Главного управления по делам казачьих войск Российского правительства и создания постоянно действующего законосовещательного органа из представителей казачьих войск Востока, а также учреждение самостоятельной должности министра по делам казачьих войск. Было утверждено Положение о Походном атамане, выборной должности, объединявшей под своим руководством все строевые казачьи части на фронте, что способствовало дальнейшей консолидации военно-политической власти в масштабе казачьих войск Востока России. Должность была предоставлена атаману Забайкальского казачества генерал-майору Г. М. Семенову. В контексте решения политических задач Съезд принял обращение к Верховному Правителю, где говорилось о «необходимости юридического и фактического сосредоточения суверенной власти (впредь до созыва Учредительного Собрания) в руках Верховного Правителя, перед которым должны быть ответственны все должностные лица и учреждения, не исключая и Совет министров». Верховный Правитель должен получить право единоличного решения о назначении и отставке министров; «чрезмерно распухшие» ведомственные штаты, «созданные во всероссийском масштабе старой бюрократией», предлагалось заменить «более гибким, эластичным правительственным аппаратом, который своевременно мог бы удовлетворять текущие нужды фронта». Но главное, «для установления единства власти с обществом» следовало «созвать законосовещательный орган с правом контроля за деятельностью агентов власти путем запросов по поводу закономерности их действий».
В итоге идея «общественного представительства» оказалась актуальной не только для ГЭС и казачьего Съезда. На состоявшемся 30 августа совместном заседании Совета министров и Верховного Правителя обсуждался пункт «О необходимых мероприятиях в области организации государственной власти». Особую заинтересованность в обсуждении данного вопроса проявляли Гинс и прибывший с Юга России известный деятель кадетской партии и «Союза городов», член Правления Всероссийского Национального Центра А. А. Червен-Водали. Последний в интервью «Правительственному вестнику» отмечал, что, в отличие от белого Юга, в Сибири еще недостаточно влияние общественности и «хотелось бы видеть большее сотрудничество правительственных и общественных кругов». В качестве альтернативного образца приводилась роль Всероссийского Национального Центра в формировании курса Особого Совещания: «Хотя в Особом Совещании кандидаты Центра находятся в меньшинстве, однако они имеют значительное влияние на ход дела». Заняв должность министра торговли и промышленности, Червен-Водали пользовался особым авторитетом «политика с Юга», как бы расширявшим участием в правительстве его сибирский, «областнический статус». С представителями восточных казачьих войск встречался и делал доклады еще один «посланец Юга» – помощник заведующего политической частью Штаба Главкома ВСЮР есаул Ф. Е. Перфильев. Несомненно, известия о работе южнорусского аппарата управления оказали воздействие на составителей законопроектов реформирования Российского правительства. По оценке Кроля, Червен-Водали и Волков признавали, что «в Сибири внешне демократичнее, чем на Юге, но… на Юге реальной законности больше, чем в Сибири». Будучи сторонниками полной диктатуры в условиях момента, они тем не менее признавали, что «в той обстановке, что создалась в Сибири, представительный орган необходим» (1).
Возможно, подобие «общественной поддержки» диктатуре, имевшей место на белом Юге (через Национальный Центр), могло осуществиться и в Сибири. Из надпартийных общественно-политических объединений здесь выделялся Омский блок. Выше уже отмечалась его роль в проведении «переворота 18 ноября» и укреплении «диктатуры Колчака». Однако к осени 1919 г. блок, по существу, распался. Одной из причин распада признавался все тот же присущий белой Сибири «провинциализм», недостаточный авторитет блока в российской и тем более мировой политике, возросшая оппозиционность к власти со стороны социал-демократических групп из состава блока. Блок позиционировал себя как сторонник «единой власти», «диктатуры» и сотрудничества с «государственно-мыслящей общественностью». Еще в марте 1919 г. блок предложил проект восстановления Государственного Совета в традициях возвращения к структурам Российской Империи. Одним из активных сторонников данного «проекта» выступал редактор «Отечественных Ведомостей» А. С. Белевский (Белоруссов). По его мнению, новый Госсовет следовало сделать структурой, включавшей в себя всех министров – по должности и представителей общественности – по назначению Верховного Правителя. Еще одним вариантом формирования Госсовета, как временной представительной власти, считалось возможным его образование посредством «соединения» ГЭС, Комиссии по выборам в Национальное Собрание («по добавлении ее общественными представителями») и проектируемого Совета Местного Управления из управляющих губерниями и представителей земских и городских структур.
Изъяны политико-правовой практики в белой Сибири следовало устранять незамедлительно. На собрании Омского блока 17 июля 1919 г. была принята резолюция – обращение к Верховному Правителю, в которой оценивалось положение на фронте, в тылу и перспективы развития политического курса: «Одной из главных причин, обусловливающих наблюдаемое ныне тяжелое положение на фронте и в тылу, является недостаточно твердое и планомерное проведение в жизнь начал права и порядка, высказанных в программных речах Верховного Правителя и в декларациях Правительства, причем это уклонение от возвещенных принципов доходило нередко до полного их отрицания; блок полагает, что уклонения эти не должны иметь впредь место, а раз намеченные принципы – проводиться неукоснительно. Вместе с тем только тесное сотрудничество правительства и государственно-мыслящего общества, идущих друг другу навстречу, может разрешить настоящий кризис». По убеждению авторов – подписантов обращения (профессор Н.В. Устрялов, В. В. Куликов, Д.С. Каргополов, Л.Н. Шендриков, Н. А. Филашев), «искать выхода» следовало «в согласии со всеми союзными державами, пребывая при этом верными идее Великой Неделимой России». Важным было указание на необходимость сотрудничества власти с «общественностью», со структурами, которые могли оказать Российскому правительству поддержку. 19 июля делегация блока была принята управляющим МИД Сукиным, а также и. о. премьера Тельбергом, и, согласно официальным сообщениям, «точка зрения блока встретила полное сочувствие» и признание «безусловной правильности» со стороны «первых лиц» Совета министров. На следующий день делегация блока была принята уже самим Верховным Правителем и, после двухчасовой беседы, получила заверение в «полном единстве и понимании затронутых вопросов». Учитывая факт обращения к представителям власти не только со стороны блока, но и со стороны казачьей конференции и делегации Экономического Совещания, можно утверждать о готовности Российского правительства к корректировке политического курса в сторону отхода от единоличной диктатуры (2).
На Урале продолжателем преемственности, одновременно от Союза защиты Родины и свободы и от Всероссийского Национального Центра, мог стать т. н. Всероссийский Национальный Союз. Он был создан в октябре 1918 г. в Екатеринбурге и Уфе по инициативе оказавшихся в это время на Урале Савинкова и Белевского (Белоруссова) с целью «объединить уральскую общественность для поддержки национализма и новой власти». Его программные заявления отражались на страницах «Отечественных Ведомостей». 4 октября 1918 г. в Уфе состоялось собрание Инициативного Комитета, на котором были приняты программные тезисы Союза. В состав Комитета вошли известные деятели Союза защиты: Савинков, журналист А. А. Дикгоф-Деренталь, инженер Е.А. Меркович, врач Н.С. Григорьев. Члены кадетской партии Ю.И. Крыжановский и Г. А. Ряжский, казак Семиреченского войска, член Туркестанского комитета Временного правительства и представитель социал-демократической группы «Единство» С. Н. Шендриков, его товарищ по плехановской группе журналист В. И. Язвицкий, члены «Великорусского союза» врач И. С. Кривоносов и А. А. Битков, а также беспартийные: журналист Е. С. Синегуб, А. Н. Плотников. Беспартийный Белевский (Белоруссов) позиционировал себя в качестве члена Всероссийского Национального Центра. Примечательно, что Савинков заявлял о себе, как о члене Всероссийского Национального Центра, хотя и не значился в списках этой организации. Временное Правление Национального Союза составили Савинков, Белевский (Белоруссов), Синегуб, Язвицкий и Ряжский. Фактическим руководителем Союза, после отъезда Савинкова за границу, стал Белевский.
В программе Союза «верховными началами» общественно-политической деятельности признавались, противостоящая марксистскому пониманию общества, «идея нации, как общественного целого», не разделенного на классы и сословия, и «идея государства», обеспечивающего «политическое независимое существование» нации. Форма государственного устройства признавалась Союзом как «фактическая республика», однако подтверждение этого следовало получить путем «свободного волеизъявления нации», через посредство «народно-представительного собрания, составленного из лиц, обладающих по своему возрасту и жизненному опыту достаточными данными для участия в государственных делах». «Собрание» не должно было избираться по «четыреххвостке», поскольку голоса избирателей передавались «в распоряжение партийных комитетов, разрывающих связь избирателей с избираемыми», а избирателями становились «малолетние и бродячий элемент». Но для достижения необходимого «объединения и упорядочения России» необходимо «образование твердой и авторитетной власти» в форме диктатуры. Провозглашение диктатуры оптимальной «формой организации власти» не исключало (дань времени и обстоятельствам октября 1918 г. – В.Ц.) признания Директории в качестве «правительства коллегиального и образованного путем партийного компромисса», которое сможет «выработать и усвоить себе твердый и единый порядок действий». Последующие пункты излагали позиции по главным российским проблемам. «Всем народностям – культурная автономия»; «Государственная децентрализация – на основе широкого, независимого, демократического местного самоуправления»; «утверждение права собственности»; «недопустимость огульных и теоретических программ национализации и социализации в земельном вопросе», «покровительство промышленности государством», «справедливость налогообложения» и «упорядочение денежного обращения» – все это составляло основу будущего российского возрождения. «Первым моральным условием возрождения страны» Союз считал «нравственное и культурное развитие населения, утратившего понимание различия между добром и злом, между позволенным и непозволенным». В качестве «первого материального условия» Союз выделял «наличность армии, построенной на началах дисциплины и воинского долга». «Первым экономическим условием» Союз ставил «развитие производительных сил и увеличение производительности труда на началах трудовой дисциплины». Но важнейшим условием достижения этих целей признавалась «деятельная помощь союзников, к верности которым Россия возвращается по мере освобождения от власти большевиков».
Сфера влияния Союза расширялась. 17 ноября 1918 г., накануне «переворота» состоялось заседание Омского отдела Национального Союза под председательством Рижского. Было решено расширить работу в Сибири, начать издание газеты в Новониколаевске («Военные Ведомости»), создать несколько пропагандистских отрядов в составе фронтовых частей. На собрании с докладом выступил министр юстиции Старынкевич и участник Ярославского восстания Меркович. «Культурно-просветительная деятельность» была признана главным направлением работы Союза. В феврале 1919 г. большим тиражом было выпущено воззвание «Ко всем Гражданам и Гражданкам России», содержавшее призывы к совести и патриотизму всех русских людей, представителей всех сословий, всех групп населения. «Непреложной неизбежностью» объявлялось «полное объединение истинно государственных граждан в одном стремлении, в одном страстном желании – спасти Родную Землю». Так, например, «партийные работники» призывались «не быть догматиками, не заниматься партийными спорами», в то время когда «никакая партия самостоятельно спасти Россию не может». А «горожане» призывались «отдать дорогой Родине все могучие силы, объединиться в Всероссийском Национальном Союзе для совместной работы на… защиту порядка, закона». «Честные землеробы» призывались «понизить цены на хлеб», потому что «тогда понизятся цены на все», а «помещики» должны были помнить, что «прошлое кануло в вечность, что крестьянам нужна земля, но за выкуп».
Летом 1919 г. в Екатеринбурге был зарегистрирован Демократический Союз, предполагавшийся как союз власти с «организованной прогрессивной общественностью» и, в целом, как продолжение традиций Союза Возрождения России. Его возглавили члены отделов ЦК партии эсеров и энесов: В. С. Розенблюм и Ф.З. Чембулов. Правда, такие лозунги Демсоюза, как незамедлительное создание представительной власти и создание «политически-солидарного кабинета министров», еще не принимались исполнительной властью летом 1919 г., но определение Колчака, как «русского Вашингтона» не могло не льстить самолюбию административного аппарата. В Омске в состав Демсоюза вошли представители кадетской партии Н. К. Волков и А. А. Червен-Водали, прибывшие с белого Юга, а также Л. А. Кроль. Другой потенциальной опорой власти считался Блок несоциалистических общественных деятелей, созданный группой членов Омского блока. В будущем, в 1921–1922 гг., он стал основой для т. н. Несоциалистического блока, сыгравшего важную роль в событиях Гражданской войны на Дальнем Востоке. Там же, правда в качестве оппозиции Приамурскому правительству, заявили о себе и члены Демсоюза.
Приехавшие в Омск представители белого Юга предлагали свой вариант решения «проблемы авторитетного органа общественного мнения». Можно было создать Омское отделение Всероссийского Национального Центра, что подтвердило бы не только всероссийский статус Российского правительства, но и придало бы ему всероссийскую общественную поддержку. Центр, в свою очередь, мог преодолеть свой преимущественно «южный» характер и стал бы связующим звеном всей «белой общественности». Что касается исполнительной власти, то предложения «южан» сводились к реорганизации структуры правительства через переход от «делового» к «коалиционному» принципу его комплектования («приглашение на правах министров без портфелей некоторых общественных деятелей»), реорганизации Экономического Совещания в полноправный законосовещательный орган с правом законодательной инициативы, составленный из выборных и делегированных членов, а также к созданию «особого комитета обороны», призванного, как отмечалось выше, преодолеть конфликт военных и гражданских властей (3).
Но все проекты союза «власти и общества», по оценке Вологодского, выражались фразой: «Гора родила мышь». Итог дискуссии подвел министр труда
Л. И. Шумиловский. Отметив, что «во все моменты тяжелого положения власти, когда доверие к ней со стороны общества падало, делались попытки поставить эту общественность ближе к власти путем создания государственных, совещательного характера, учреждений с участием представителей общественности, но никогда из этого ничего хорошего не выходило». Казачество Востока России выступало, в сущности, за укрепление модели военно-политической диктатуры, но не исключало создание законосовещательного представительства. Предложенный одновременно с казачьей декларацией проект расширения полномочий ГЭС и демарш «группы министров» укрепил Колчака в его решении о переменах в существовавшей политической системе. В условиях неустойчивого положения на фронте летом 1919 г. было принято решение о созыве Государственного Земского Совещания – принципиально новой законосовещательной структуры (4).
Государственное Земское Совещание (далее – ГЗС) стало своеобразным завершением поиска путей взаимодействия белой власти и общества в течение 1919 г. Его создание предваряло продекларированный созыв Национального Учредительного (хотя бы Всесибирского) Собрания, что напоминало политическую ситуацию, сложившуюся в сентябре – октябре 1917 г. на момент образования совещательно-контрольного Совета Республики («Предпарламента»), призванного содействовать Временному правительству. Хотя многие современники полагали, что Совещание выражало лишь реакцию правительства на «тяжелое положение фронта», нужно признать, что Грамота о его созыве была приурочена к контрнаступлению белых армий Восточного фронта на р. Тобол в сентябре 1919 г.: «Приближается тот счастливый момент, когда чувствуется решительный перелом борьбы, и дух победы окрыляет войска и подымает их на новые подвиги» (5). Начало осени 1919 г. было временем наивысших успехов ВСЮР и временем наступления Северо-Западного фронта на Петроград. Вряд ли, поэтому, соображения о возможности военных неудач влияли на решение Российского правительства о созыве ГЗС. Правомернее считать ГЗС структурой, необходимой для обеспечения и активизации «общественной поддержки» и, безусловно, для демонстрации «демократизма» омской власти перед ведущими мировыми державами. И вполне искренними можно считать слова Верховного Правителя, провозгласившего образование ГЗС: «Объявляя о принятом мною решении созыва Государственного Земского Совещания, я призываю все население к полному единению с властью, прекращению партийной борьбы и признанию государственных целей и задач выше личных стремлений и самолюбий, памятуя, что партийность и личный интерес привели Великое Государство Российское на край гибели» (6).
Статус ГЗС делал его, по словам Вологодского, «общегосударственным совещанием», «законосовещательным органом в системе государственного управления с правом законодательной инициативы и с правом учреждения парламентских контрольных комиссий». По оценке Государственного Контролера Г. А. Краснова, Комиссия по выработке положения о ГЗС исходила из того, что «Совещание будет по типу Государственной Думы», поэтому при составлении Положения о Совещании использовались нормы «Учреждения Государственной Думы» от 20 февраля 1906 г. Действительно, в компетенции ГЗС было много общего с первым российским Парламентом, хотя в главном – наличии законодательных полномочий – заключалась принципиальная разница. Совещание учреждалось для «обсуждения (отнюдь не одобрения. – В.Ц.) законодательных предположений, восходящих на утверждение Верховного Правителя», и для «контроля над действиями исполнительных органов управления». Был установлен довольно низкий кворум (не менее трети от числа всех депутатов) для принятия решений. Для «предварительной разработки подлежащих рассмотрению дел» ГЗС «образовывало из своей среды комиссии», число и состав которых утверждались Совещанием. Верховный Правитель сохранял право утверждения или отклонения решений ГЗС, мог устанавливать и прерывать сессии, санкционировал полномочия специальных Комиссий и утверждал кандидатуру председателя Совещания. Верховному Правителю предоставлялось право выбора либо законопроекта, предложенного Советом министров, либо по тем же вопросам законопроекта, обсужденного ГЗС. Корректировался порядок законотворчества, установленный «Конституцией» 18 ноября. Если раньше законопроекты предварительно обсуждались в Совете министров («проходя» главным образом через министерство юстиции), то после принятия Положения о ГЗС каждый министр обязывался «пропускать» законопроекты через Совещание и только затем передавать их на обсуждение Совмина для последующего утверждения Верховным Правителем. В свою очередь, все постановления ГЗС должны были «сообщаться» Совету министров и затем передавались на утверждение Колчаку. Положение о Совещании повлияло и на акты, расширявшие полномочия Совмина и Верховного Правителя (от 27 и 29 августа 1919 г. соответственно). ГЗС освобождалось от юридической «вермишели», остававшейся в компетенции Совета министров, но «чрезвычайные указы» Колчака, после их подписания, должны были вноситься в недельный срок на рассмотрение Совещания (7).
Перечень «предметов ведения» ГЗС был достаточно широк и во многом напоминал компетенцию Государственной Думы. К особенно важным относились контроль над составлением и выполнением бюджета и право депутатских запросов в Совет министров по любому действию со стороны властей. Совещание рассматривало вопросы, требующие «издания особых законов», а также законопроекты, связанные с промышленностью и финансами, отчеты Государственного Контроля, «дела о постройке железных дорог», об учреждении акционерных кампаний, об утверждении штатов. Содержание законопроектов нацеливалось, прежде всего, на решение задач текущей экономико-финансовой ситуации и не «предрешало» основ будущих реформ, например, земельной. Положением о ГЗС подчеркивалась его преемственность от ГЭС. Предусматривалось полностью задействовать сложившийся административный аппарат Экономического Совещания и перенести оставшиеся нерассмотренными в нем законопроекты для доработки в ГЗС.
Принципы и нормы представительства в ГЗС в основе повторяли недавно утвержденные Правительством нормы для Совещания представителей общественных и национальных организаций по подготовке к Всесибирскому Представительному Собранию. Здесь также сочетались утверждение Верховным Правителем (1/3 Совещания – т. н. «члены по назначению») и выборное начало (2/3 – т. н. «члены по выборам»). В соответствии с «Положением о выборах во Временное Государственное Совещание» предполагалось, что в него войдут представители от городских дум, уездных и губернских земских собраний, организаций кооперативных и официально зарегистрированных национальных. Тем самым утверждалась куриальная представительная система. Но были и отличия. Представительство от губернских земских собраний и от городских дум (всех городов Сибири и Дальнего Востока) ограничивалось 1 депутатом. Члены ГЗС «от сельского населения» (по одному от уезда) избирались на двустепенных сельских выборах (по схеме, схожей с выборами в Национальное Учредительное Собрание, разработанными в 1919 г.). Первоначально сельские сходы выдвигали выборщиков на волостные сходы, на которых избирались уполномоченные уездных собраний, которые и утверждали депутатов ГЗС. Как отмечалось в рескрипте на имя Вологодского, ГЗС должно состоять «по преимуществу из представителей крестьянства и казачества, на которых выпала главная тяжесть борьбы» (8). От университетов (Томского, Иркутского и Пермского) и институтов (Томского технологического, Омского сельскохозяйственного и Владивостокского восточных языков) выдвигалось по одному депутату. По пять депутатов делегировали Совет Всесибирских кооперативных съездов, Всероссийский Совет съездов торговли и промышленности и Центральный Совет профессиональных организаций Сибири. Примечательно, что созданное в составе Российского правительства Временное Высшее Церковное Управление получало право самостоятельно установить порядок представительства в ГЗС от православных приходов и старообрядческих общин. Аналогичные права получали отделения Всероссийского Земского Союза и Всероссийского Союза городов (9). Подготовку к выборам в ГЗС предполагалось начать не позднее 1 ноября 1919 г., с таким расчетом, чтобы полный его состав смог бы приступить к работе в январе 1920 г. Но, чтобы не терять времени, было решено начать работу ГЗС при участии наличного состава ГЭС, который «переходил» в состав ГЗС, а также членов Совета министров, приглашая их на заседания, где требовалась соответствующая консультация по законопроектам (10).
После опубликования Грамоты Верховного Правителя о созыве ГЗС в прессе развернулась дискуссия о перспективах развития политической системы Белой Сибири. Российское Телеграфное Агентство и его орган – газета «Русское дело» – провели опрос среди членов правительства, политиков и общественных деятелей. Под рубрикой «Власть и общественность» были опубликованы наиболее «интересные» из их высказываний, подчас совершенно противоположные. По мнению профессора Устрялова, в руководстве следовало укреплять и усиливать диктаторские начала: «Конституция 18 ноября неудовлетворительна. Верховному Правителю должно быть дано право увольнения и назначения министров. На Совет министров мы смотрим не как на солидарный политический кабинет, а как на деловой совет для воплощения программы Верховного Правителя». Ему вторил товарищ председателя «Омского блока несоциалистических общественных деятелей»: «Блок всегда исходил… из признания диктатуры в ее чистом виде, как исторически необходимой формы власти, могущей освободить страну». Блок выступал за «усвоение Верховным Правителем всей полноты Верховной власти, с ответственностью перед ним объединенного в своей деятельности Совета министров». С этой целью предлагалось усиление исполнительной власти посредством увеличения единоличного начала в процессе выработки и принятия законов и постановлений правительства. По мнению председателя Всероссийского совета съездов торговли и промышленности А. С. Гаврилова, «существующий ныне Совет министров должен быть переконструирован в Кабинет министров, что дает возможность подчинить политику Кабинета одной воле Председателя Кабинета министров» (то есть законы будут приниматься не в результате коллективного обсуждения, а решением премьера после консультаций с министрами). Предлагалось также формирование правительства на коалиционной основе, посредством «вхождения в состав кабинета министров представителей наиболее влиятельных групп населения в качестве министров без портфелей» (эта схема станет использоваться при формировании белых правительств в 1920–1922 гг.).
Показательным примером попыток изменения персонального состава Совета министров Российского правительства стал проект нового кабинета, предложенный Омским блоком в начале августа 1919 г. Еще до «переворота» 18 ноября 1918 г. блок предлагал ввести в состав Временного Всероссийского правительства Б. В. Савинкова (на должность министра иностранных дел), С. Г. Феодосьева (на пост министра финансов), а И. А. Михайлова утвердить в должности министра внутренних дел. Новый вариант персональных изменений предусматривал, что премьер-министром и министром снабжения (по совместительству) должен стать представитель сибирских маслодельных артелей, член Омского блока А. А. Балакшин, министром внутренних дел – председатель войсковой управы Сибирского казачьего войска Е. П. Березовский, министром финансов – председатель Чрезвычайного Экономического Совещания С. Г. Феодосьев, министром торговли и промышленности – И. А. Михайлов, юстиции – бывший товарищ министра юстиции М. А. Малиновский, земледелия – Н. И. Петров, просвещения – П.И. Преображенский, путей сообщения – Л. А. Устругов, труда – Л. И. Шумиловский, иностранных дел – бывший товарищ управляющего МИД – Жуковский, государственным контролером – П.А. Бурышкин. Налицо был переход от правоведов и политиков (Вологодский, Гинс, Тельберг, Сукин, Пепеляев) к представителям краевой общественности (Балакшин, Березовский). Из «старого» состава правительства оставались Михайлов, Устругов, Петров, Шумиловский. Появились и первые «всероссийские» имена, если подразумевать под этим термином тех, кто по своей биографии не был связан исключительно с Востоком России (Феодосьев и Бурышкин), однако «региональный» характер власти сохранялся. Данный состав правительства следовало согласовать с представителями казачьей конференции, однако казаки опротестовали кандидатуры Михайлова и Балакшина и соглашение не состоялось.
Другая тенденция, направленная на расширение полномочий представительных структур, воспринималась неоднозначно. От имени сибирской кооперации Сазонов резко осуждал бюрократические принципы руководства исполнительной власти, отмечая, что «переворот 18 ноября 1918 г. установил двоевластие Верховного Правителя и Совета министров, с течением времени перешедшего в двенадцативластие», когда «каждый министр считал себя полным властителем в своем ведомстве». «Совет министров больше занимался политикой, чем законодательством». Нужно было искать сотрудничества с «общественностью», но не такой, которую, по мнению лидера «кооперативной оппозиции», представлял Омский блок («блок был фальсификацией, шумихой»). Подлинная «общественность» должна быть «организована в торгово-промышленных советах, казачестве, кооперации, объединяющей крестьянство». Альманах областников «Сибирские записки» напоминал, что «выборная власть была лишь во время существования Временного Сибирского правительства, когда, действительно, все министры были избраны Сибирской Областной Думой», а уже «после ноябрьского переворота выборные исчезли и остались такие, которых никто не выбирал, или только их избрал Совет министров, которого в то время собственно не существовало, а действовал Административный Совет, состоящий весь из лиц – чиновников по найму, а не по выборам». В то же время член ГЭС, бывший уральский министр Л. А. Кроль, развивал идеи представительства: «Я считаю эсеров более опасными в подпольной работе, чем на открытой арене, поэтому не боюсь их привлечения к государственной работе». Товарищ председателя ГЭС Волков предлагал поднять статус Земского Совещания до «органа, состоящего не при Совете министров, а при Верховном Правителе», то есть оно должно быть «приравнено Совету министров».
Итог дискуссии подвели Вологодский и Гинс. Премьер отметил несправедливость упреков правительства в отсутствии контактов с «общественностью», поддержав идею «усиления диктатуры» и возможного преобразования Совета министров в Кабинет министров. Управляющий делами подчеркнул, что правительство не «меняет курс», а лишь усиливает собственный общественный фундамент. Гинс высказался также за расширение представительства крестьянства через «мелкие земские единицы» (в декабре 1919 г. эта идея реализуется при реорганизации избирательной системы в ГЗС.) (12). В конечном счете, следует признать, что даже в условиях гражданской войны ГЗС могло стать наиболее демократичной общественно-политической структурой Белого движения в Сибири, имеющей перспективу стать представительной альтернативой как колчаковскому правительству, так и советской власти. Однако провал Тобольской операции, отступление белых армий к Омску и переезд Совета министров в Иркутск не позволили реализовать планы созыва ГЗС. В условиях кризиса на фронте Российское правительство снова начало реорганизацию, связанную на этот раз с изменением статуса Совета министров. Но эти проекты не спасли Восточный фронт. С ноября 1919 г. начинался последний этап Белого движения в Сибири.
1. Единая Россия, Омск, № 6, с. 10–12; Правительственный вестник, Омск, № 200, 2 августа 1919 г.; Русское дело, Омск, № 16, 24 октября 1919 г.; Кроль Л. А. Указ, соч., с. 193, 197.
2. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 236. Лл. 10–10 об.; Русская Армия, Омск, № 160, 29 июля 1919 г.; Сибирские записки, Красноярск, август 1919 г. с. 100–102.
3. A Chronicle of the Civil War in Siberia and Exile of China. Op. cit. vol. 1, c. 290–291; Русское дело, Омск, № 14, 22 октября 1919 г.; Кроль Л. А. Указ, соч., с. 166; La Cause Commune. Общее дело, Париж, № 34, 12 февраля 1919 г.
4. A Chronicle of the Civil War in Siberia and Exile of China. Op. cit. vol. 1, c. 292.
5. Правительственный вестник, Омск, № 236, 17 сентября 1919 г.
6. Там же.
7. A Chronicle of the Civil War in Siberia… Op. cit. vol. 1, c. 294; Наша газета, Омск, № 53, 12 октября 1919 г.; Русское дело, Омск, № 3, 8 октября 1919 г.
8. Положение о выборах в Государственное Земское Совещание. Иркутск, 1919, с. 15–20.
9. Правительственный вестник, Омск, № 278, 9 ноября 1919 г.
10. ГА РФ. Ф. 193. Он. 1. Д. 55. Лл. 1–6.
11. ГА РФ. Ф. 193. Оп. 1. Д. 12; Сибирские записки, Красноярск, август 1919 г., с. 108–109.
12. Русское дело, Омск, № 3, 8 октября 1919 г.; № 4, 9 октября 1919 г.; Сибирские записки, Красноярск, № 2, апрель – май 1919 г. с. 96.