Глава 2

Уфимская Директория – всероссийская коллегиальная диктатура

На период до предполагаемого «возрождения» Всероссийского Учредительного Собрания вся полнота власти Уфимским Совещанием возлагалась на Временное Всероссийское правительство, обязанное отчитаться в своей деятельности перед будущим форумом. Избранная Директория была призвана продемонстрировать полное взаимодействие военных и политиков в общей «борьбе с большевизмом», невзирая на имевшиеся различия в их взглядах и убеждениях. Оптимальной формой данного «объединения» представлялось коллегиальное правление. Как рассуждал председатель Самарского Комуча Вольский, «принцип работы демократии состоит в коллегиальности, и эта коллегиальность есть давно уже установленный принцип во всех тех учреждениях России, которые создавались на более или менее демократических основаниях (органы земского и городского самоуправления. – В.Ц.)… Принцип бюрократический, принцип единоличных распоряжений даже в тех случаях, когда можно было бы себе вообразить наиболее идеальных людей… есть все-таки принцип, который ни в коем случае не может сотворить той работы, которая нуждается в общем участии, которая нуждается во множестве человеческих энергий» (1).

Как уже отмечалось, коллегиальная Директория должна была составляться по принципу регионального и политического представительства. Предложенные Союзом Возрождения России кандидатуры Авксентьева и Астрова представляли партии эсеров и кадетов. Астров, один из лидеров либерального Всероссийского Национального Центра, представлял это общественно-политическое объединение и одновременно Особое Совещание при командующем Добровольческой армией. Генерал Алексеев и Астров, таким образом, должны были вдвоем представлять белый Юг, а «старейший российский общественный деятель» Чайковский – Север России.

Однако Чайковский, ввиду «дальности расстояния», приехать не смог, генерал Алексеев был тяжело болен (вскоре, 25 сентября 1918 г., он скончался в Екатеринодаре), а Астров решительно отказался «сесть за один стол» с теми, кто, как он считал, нарушил московское майское соглашение Национального Центра и Союза Возрождения. В своем заочном ответе на известие об избрании его членом Директории, опубликованное в южнорусской прессе, он сообщал: «… отстаивая лично идею Учредительного Собрания как верховного полновластного органа, имеющего в конечном результате установить форму государственного устройства России, я с тем большей решительностью отвергаю всякую мысль о возможности вступления в правительство, которое ставит себя в зависимость от старого, уже не существующего Учредительного Собрания…» Точку зрения Астрова разделяли и другие члены Национального Центра и кадетской партии на Юге России. Так, князь П. Д. Долгоруков в статье «Московское сидение» подчеркивал, что восстановление надпартийного соглашения между ВНЦ и СВР возможно только при отказе от провозглашенной в Уфе директориальной модели.

Не менее категоричным было отношение к Уфимской Директории со стороны оказавшихся на Юге России представителей Всероссийского Национального Центра и кадетской партии. Во время работы Ясского Совещания были озвучены основные принципы создания новой Всероссийской власти в Уфе. Выступавшие с докладами Федоров и Милюков отмечали, что с созданием Уфимской Директории были нарушены принципы соглашения, достигнутые в мае 1918 г. в Москве (см. раздел о московских подпольных центрах), прежде всего, в части численного состава Директории (вместо трех – пять членов и заместители), ее структуры (вместо трех представителей – «левого центра», «правого центра» и «военного» (во главе) – была создана коалиция на основе партийного и регионального представительства, при которой роль военных оказалась низведенной до уровня «вспомогательной») и ее подотчетности Всероссийскому Учредительному Собранию «первого созыва». Из предполагавшихся «военных» кандидатур – «прежде всего Алексеев, а затем Болдырев и Колчак» Алексеев был избран «заместителем» Болдырева, а не наоборот. Исходя из всех этих доводов – признание Уфимской Директории в качестве единственной легитимной верховной власти считалось невозможным. Кроме того, как отмечал Милюков во время Ясского Совещания, «изменились обстоятельства и новый центр образовался при Добровольческой армии в Екатеринодаре, где возникло Особое Совещание, имеющее представить ядро всероссийского правительства» (2).

Примечательна реакция на образование Директории и самого генерала Деникина. Если генерал Алексеев отнюдь не исключал для себя возможности переехать на Восток, но при этом (по свидетельству члена СВР А. А. Титова) считал, что во главе военной власти должно быть «более молодое и бодрое лицо», то его преемник, «сроднившийся с добровольцами», говорил о Директории как о правительстве, «созванном где-то за долами, за лесами и помимо участия Добровольческой армии» (3). Тем не менее Деникин «считал желательным поскорее установить связь с Уфимским правительством, чтобы договориться, ибо цель одна – борьба с большевиками и немцами» (4). Учитывая отсутствие симпатий к Уфе со стороны деятелей ВНЦ, а также делегатов Ясского Совещания, самих претендовавших на роль «всероссийского центра», 12 октября 1918 г. Особое Совещание приняло постановление: «а) Уфимское Правительство не признавать как общероссийское; б) сношение с ним признать возможным; в) учитывать необходимость крайней осторожности в сношениях с местными организациями, поддерживающими Уфимское правительство» (5).

Так что реальный состав Директории мог отражать, по существу, лишь восточные противобольшевистские силы. И уже только по этой причине ее претензии на выражение интересов всей России становились весьма неубедительными. Отсутствие в правительстве таких известных в общероссийском масштабе фигур, как генерал Алексеев (бывший в 1915 г. начальником штаба Государя Императора и считавшийся фактически Верховным Главнокомандующим, тогда как генерал Болдырев в это же время лишь командовал полком), как лидер ВНЦ Астров и глава ВПСО Чайковский, ослабляло его авторитет. Участник Совещания журналист А. Гутман (Ган) писал: «Вместо общепризнанного народного вождя, генерала Алексеева, имя которого импонировало даже левым, выбрали совершенно безличного генерала Болдырева. Заместителем Астрова избрали доселе малоизвестного астраханского адвоката Виноградова. Заместителем Вологодского, тоже отсутствовавшего и тоже не давшего своего согласия, избран был профессор Томского университета, известный геолог Сапожников и, наконец, Зензинова избрали заместителем Чайковского. Таким образом, налицо (то есть из находившихся на момент избрания в Уфе. – В.Ц.) было только два члена Директории: Авксентьев и Болдырев. Остальные считались заместителями. Создалась многоголовая и многоликая фиктивная власть, созданная из материала, ничего хорошего в будущем не предвещавшего» (6).

Но создание единой общероссийской власти, хотя бы даже и в виде «многоликого» «коллегиального диктатора», было все же положительным фактом. Стирались противоречия между различными претендентами на общероссийскую власть (хотя возможность повторения подобных разногласий в будущем не исключалась). Один из первых претендентов на всероссийскую власть – Верховное Управление Северной области – от имени Чайковского сообщило о готовности к взаимодействию с Директорией. В развернутом письме, переданном Директории специально прибывшим из Архангельска «курьером» (С. С. Масловым) в конце сентября 1918 г., излагалась история возникновения антибольшевистского правительства на Севере, перечислялись основные положения его программы, описывались важнейшие нормативные акты, отмечалось, что главным политико-правовым акцентом стало «деятельное стремление к установлению прямых связей и сношений как с Вашим Западно-Сибирским, так и с соседними с Вами Восточно-Сибирским и Самарским областными правительствами» (показательны ошибки в наименовании правительств. – В.Ц.). ВУСО выражало уверенность в том, что «все перечисленные правительства так же, как и наше, рассматривают свое настоящее изолированное… существование лишь временным и предвидят в будущем образование всероссийской правительственной власти, не предрешая ее точной формы, и созыв Учредительного Собрания». Исходя из этого следовало «установить со всеми прямые сношения, для того чтобы заранее выяснить взаимные намерения и содействовать скорейшему объединению наших общих боевых усилий…».

Отмечая невозможность своего прибытия в Сибирь для участия в работе Директории, Чайковский тем не менее настойчиво просил присылки продовольственной помощи из Сибири, через посредство Союза маслодельных артелей в г. Кургане, подчеркивал перспективу объединения фронтов, намечал перспективы объединения финансовой системы.

До своего отъезда в Париж в январе 1919 г. Чайковский отправил на имя Авксентьева, как Председателя Всероссийского правительства, еще несколько телеграмм (уже как глава ВПСО). В одной из них, отправленной 29 октября 1918 г., торжественно декларировалось: «Временное Правительство Северной Области настоящим объявляет, что, считая Северную Область неотъемлемой частью единого Всероссийского Государства и признавая Верховной Властью Российского Государства Всероссийское Правительство, образованное Совещанием членов Учредительного Собрания в Уфе (своеобразная оценка Уфимского Государственного Совещания. – В.Ц.)… Временное Правительство Северной Области выражает свою готовность подчиняться непосредственно сообщаемым распоряжениям впредь до созыва нового Учредительного Собрания». Примечательно, что члены Директории были арестованы в ночь на 18 ноября 1918 г., именно во время беседы с делегацией из Архангельска – Масловым, Я. Т. Дедусенко и М. А. Лихачом. Самопровозглашенный Временный Правитель России генерал Хорват и его Деловой Кабинет также признали власть Директории.

Не останавливаясь на достижении признания со стороны «государственных образований», Директория добивалась также признания от иностранных российских дипмиссий. 2 октября 1918 г. Авксентьев разослал российским послам телеграмму, в которой указывалось: «Вам поручается Временным российским правительством осведомиться у правительства, при коем Вы аккредитованы, признает ли оно нас единственной законной русской властью и готово ли оно аккредитовать своего дипломатического представителя при Временном российском правительстве». В отличие от отношения к отдельным краевым «образованиям» российские дипломаты в целом готовы были согласиться с фактом признания Уфимской Директории всероссийским центром, хотя затребованного из Омска «осведомления» сделать не успели.

Однако очень многие представители политической «общественности» считали, что чем скорее произойдет поворот к единоличной, диктаторской власти, тем будет лучше для антибольшевистского сопротивления (позиция ВНЦ). Показательна позиция «цензовых элементов» на Всероссийском Съезде торговли и промышленности, состоявшемся в Уфе одновременно с Государственным Совещанием: «Во имя спасения России, ее чести, единства, возрождения экономического благосостояния все военное и гражданское управление должно быть объединено в лице Верховного Главнокомандующего, обладающего полнотой власти и ответственностью только перед будущим Учредительным Собранием нового созыва, которое должно быть созвано не позднее одного года со дня заключения всеобщего мира» (7).

Положение на фронте тем временем ухудшалось. В сентябре – начале октября окончательно развалился Волжский фронт. После того как создалась реальная угроза захвата Уфы, несмотря на предложения представителей Уральского областного правительства переехать в Екатеринбург, Директория 9 октября отправилась в столицу ВСП – Омск. Здесь она сразу же оказалась в «окружении» политических кругов, отнюдь не заинтересованных в сотрудничестве с «эсеровской группой».

Встреча директоров на Омском вокзале 10 октября 1918 г. была торжественной. Здание украсили бело-зелеными и трехцветными флагами, выставили почетный караул. Архиепископ Омский Сильвестр (Ольшевский) преподал пастырское благословение членам Директории.

Но торжественный прием еще не означал всеобщего признания. У правительства, выражавшего интересы «всей России», не оказалось ни собственного административного аппарата, ни вооруженных сил, ни даже отдельного помещения (первые недели сам Авксентьев жил в вагоне на запасном пути омского вокзала). Фактически «сибиряки» поставили Директорию перед необходимостью использования Омского правительства, обладавшего налаженным управлением, заметным авторитетом в сравнении с другими правительствами Востока России и имевшего актуальный опыт «поглощения» других властных структур (ВПАС и «хорватовского» правительства).

12 октября 1918 г. состоялось первое совместное совещание членов Директории и Административного Совета. Эсеры из Директории сели за общий стол с беспартийными бюрократами и своими бывшими партийными товарищами. По воспоминаниям Серебренникова, «после бурных прений» совещание завершилось принятием решения (по предложению Михайлова) о «прекращении существования» ВСП и, одновременно, об «избрании Совета министров Всероссийского правительства… совместно Всероссийским и Сибирским правительствами, по обоюдному соглашению». Было утверждено соглашение из 7 пунктов, содержание которых сводилось к следующему: «временное» упразднение всех областных правительств, «не исключая Сибирского», и «временный» роспуск Сибирской Думы; использование Административного Совета в качестве «делового аппарата» Директории и последующие создание Совмина «по соглашению» между ВСП и Директорией; председатель Совмина должен назначаться Директорией из числа ее членов, а его заместитель – избираться Совмином; Директория обязывалась «обеспечить Сибири областной представительный орган», а также «оставить в силе» все законодательные акты Сибирского Правительства», изменение которых могло произойти только в «общем законодательном порядке». Как исключение из общероссийских правил – сохранялись для вооруженных сил формирование по территориальному принципу и территориальная символика.

В соответствии с принятым политическим курсом (см. приложение № 13), особой Грамотой Временного Всероссийского правительства от 6 ноября 1918 г. ликвидировались все областные правительства и органы высшей представительной власти (8). «Областничество» заменялось всероссийской властью. Тем самым подтверждалась тенденция к сохранению и развитию областных автономий как потенциальных центров для создания всероссийских структур.

Принципиально важно положение данной Грамоты, которое допускало восстановление областных структур в будущем, притом только с санкции всероссийской власти, «после признания… прав некоторых областей на автономное управление». Данное положение проявилось уже в конце 1918 г. при выработке национально-государственной модели Белого движения, основанной на областной автономии, хотя до конца 1919 г. принцип «Великой, Единой, Неделимой России» доминировал в политических программах: 4 ноября 1918 г. Директория объявила о роспуске Временного Областного Правительства Урала, а также Совета управляющих ведомствами Комуча и Алаш-Орды.

Нельзя сказать, что решения Директории об упразднении местных правительств удовлетворяли всех областников. Кроль, в частности, заявлял о нарушении «Акта об образовании Всероссийской Верховной власти» на том основании, в котором не предполагалось предоставление Директории права «упразднения», а допускалось лишь (и. 3 «Общих положений» Акта) право установления «пределов компетенции областных правительств». Кроль, однако, при этом не учитывал, что п. 3. был логическим продолжением и. 2, в соответствии с которым Временное Всероссийское правительство могло в любой момент потребовать передачи себе «всех функций верховной власти» от областных правительств. Авксентьев, не оспаривая некоторого нарушения Акта, объяснял решения Директории от 4 ноября 1918 г. «политической целесообразностью». Это отмечалось и в обращении ВОПУ от 10 ноября 1918 г.: «Временное областное правительство Урала, руководствуясь интересами Родины и сознавая, что в настоящий, исключительно тяжелый, момент для страны необходима единая, мощная и безраздельная власть, 26 октября признало необходимым сложить свои полномочия и передать всю власть на Урале Временному Всероссийскому Правительству, как только оно того потребует… Правительство Урала слагает свои полномочия и призывает всех граждан области Урала сплотиться вокруг единого Временного Всероссийского правительства и оказать ему полную поддержку и повиновение… Правительство Урала твердо верит, что Временное Всероссийское Правительство, поддержанное всеми гражданами, любящими свою Родину, выведет ее на путь спасения и доведет страну до Всероссийского Учредительного Собрания». И все-таки, по мнению Кроля, «упразднение» областных властей могло привести саму Директорию к политикоправовому кризису, что и произошло 18 ноября 1918 г. (9).

С образованием временной всероссийской власти становилось излишним существование не только региональных антибольшевистских правительств, но и Сибирской Областной Думы. В соответствии с соглашением от 12 октября Думу можно было бы распустить силой соответствующего указа Директории (на этом настаивал Административный Совет). Авксентьев, как сторонник компромиссной политики, считал более целесообразным самороспуск Думы. 6 ноября Временное правительство приняло решение о созыве Думы на 10 ноября 1918 г. После того как перед собравшимися депутатами сибирского «парламента» выступил Авксентьев и заверил всех в соблюдении норм демократии, Дума объявила о самороспуске (12 ноября 1918 г.), но с условием последующего создания всесибирского представительного органа.

Еще раньше самораспустилось ВСП. За день до опубликования Грамоты Директории Сибирское правительство 3 ноября 1918 г. выпустило «прощальную Грамоту», текст которой гласил: «Без Великой России не может существовать Сибирь. В час величайшей опасности все силы и все средства должны быть отданы на служение одной самой важной задаче – воссозданию единого и сильного Государства Российского… В сознании священного для всех народов и частей России патриотического долга, Сибирское Правительство, получив гарантии, что начала автономии Сибири будут восстановлены и укреплены, как только минуют трудности политического положения России, ныне, во имя интересов государственности, постановило: в отмену Декларации от 4 июля 1918 года «О государственной самостоятельности Сибири» сложить с себя верховное управление и всю полноту власти на территории Сибири передать Временному Правительству Всероссийскому».

Но при этом ВСП оговаривало сохранение автономии «посредством созыва Сибирского Областного Представительного Органа» (новой Думы или Областного Собрания), для чего учреждалась «особая Комиссия по выработке положения о выборах во Всесибирский Представительный Орган». Данная правопреемственность областных представительных структур отразилась в 1919 г. в проектах созыва Всесибирского Учредительного Собрания и Всесибирского Земского Собора.

Последним актом В СП стало весьма символичное особое постановление Административного Совета о награждении Вологодского званием «почетного гражданина Сибири» – за труды «по воссозданию государственности и правопорядка в Сибири и по восстановлению мирного течения жизни в крае, а также во внимание к многолетним плодотворным, на разных поприщах, трудам его на благо и преуспеяние Сибири» (10).

Принципиально важным стало решение об образовании при Директории «делового аппарата» – Всероссийского Совета министров. Было принято решение сформировать его на основе В СП. Совет управляющих ведомствами Самарского Комуча обращался с программным предложением к Директории по структуре и персональному составу будущего Совмина, в частности, «… чтобы значительное большинство деловых министров были определенными демократами (до народных социалистов включительно), чтобы не менее половины деловых министров были людьми, стоящими на позиции Комитета членов Учредительного Собрания, чтобы в руках сторонников Комитета были, во всяком случае, портфели иностранных дел, государственной охраны, земледелия и труда». Очевидно, что в обстановке временного затишья политических разногласий уступка этим требованиям представителей Комуча могла бы привести только к расколу, поэтому предложенная Комучем программа так и осталась неосуществленным проектом.

Вышеупомянутая Грамота от 4 ноября 1918 г. декларировала, что «с образованием органов Центрального управления Всероссийской власти на ближайший период времени все без исключения Областные Правительства и Областные Представительные Учреждения должны прекратить свое существование». Исходя из прецедента с ВСП, Директория подтверждала действия регионального законодательства: «Принимая на себя всю совокупность прав по Управлению, осуществляющихся местными Правительствами, – Правительство Всероссийское сохраняет действие законодательных актов Областных Правительств». Таким образом Директория выражала следование принципу правопреемственности в законотворчестве.

В то же время для Омска было сделано важное исключение. Аппарат ВСП переходил в новообразованный Совмин Директории: «В целях скорейшей организации Всероссийского Управления, Министерства и Центральные Управления Временного Сибирского Правительства должны действовать с присвоением им значения Всероссийских, впредь до изменения их учреждений и штатов в общем законодательном порядке». Особый статус сибирского правительства так объяснялся омским отделом Союза Возрождения России: «Сибирская власть, возвысившись над всякими партийными группами и программными соображениями, умело, энергично и честно служит лишь интересам общенародным и общегосударственным… Союз Возрождения призывает Директорию укрепить и сохранить ту систему военного и гражданского управления, которую практиковало Сибирское правительство» (11).

Авксентьев же, пренебрегая предостережениями о «реакционном» характере омской власти, считал возможным ее постепенное «обволакивание» и эволюцию в сторону «демократизации»: «Директория постепенно переварит сибирское правительство, ассимилируя его более демократические элементы и пополняя их самарскими». «Мы должны сунуться волку в пасть: или он нас съест, или он нами подавится» – эти слова бывшего главы Уфимского Государственного Совещания, «мученика компромиссов» (как он сам себя называл), точно отражали настроения эсеровских директоров (18 ноября 1918 г. оправдалось его первое предположение) (12).

Утвержденный Директорией Совет министров (14 министров), по существу, представлял собой несколько видоизмененный Административный Совет ВСП. Во главе его был все тот же Вологодский, совмещавший теперь в своем лице полномочия премьера и члена Директории. Военным и морским министром стал будущий Верховный Правитель России вице-адмирал А. В. Колчак (он оказался в Омске проездом с Дальнего Востока на белый Юг, где он собирался возглавить белый Черноморский флот, но по личному настоянию генерала Болдырева и Авксентьева остался в Сибири). Восемь министров ВСП сохранили свои портфели и в новом Совете министров. И. А. Михайлов остался министром финансов, Л. И. Шумиловский – труда, В. В. Сапожников – народного просвещения, Н. И. Петров – земледелия, Н. С. Зефиров – продовольствия, И. И. Серебренников стал министром снабжения. На пост министра внутренних дел был назначен томский губернский комиссар А. Н. Гаттенбергер, а эсер Е. Ф. Роговский стал его помощником и одновременно начальником милиции. Еще один представитель «левого крыла», народный социалист профессор Н. П. Огановский, был назначен на должность товарища министра земледелия. По замечанию Серебренникова, «совершенно новыми, не причастными к прежней работе Сибирского правительства, были в нем только четыре лица: Колчак, Устругов (министр путей сообщения), Ключников (министр иностранных дел) и Краснов (Государственный Контролер). Ряд ставленников Директории – члены партии эсеров, в том числе и Роговский, и известный писатель по аграрным вопросам Огановский, – заняли посты товарищей министров…». Выдвигались предложения избрать в состав Совмина Савинкова, бывшего в тот момент в Омске, но это предложение было отклонено большинством голосов, и бывший представитель Союза защиты Родины и свободы выехал за границу. Наиболее спорными были кандидатуры Роговского (как «правоверного эсера») и Михайлова (подозреваемого в постоянных политических интригах). В результате обоих кандидатов все же ввели в состав Совета министров, хотя подобное «сосуществование» оказалось недолгим (13).

И все же не следовало считать состав Временного Всероссийского правительства «ущербным». Будущий «сменовеховец» Ю. В. Ключников был доцентом Московского университета, членом московского комитета кадетской партии, автором монографии «Международный империализм» и многочисленных статей по вопросам внешней политики в газетах «Русское Слово» и «Утро России». Краснов занимал аналогичную должность в Самарском Комуче, а Устругов – в составе «кабинета» Хорвата. По оригинальному «процентному» подсчету Л. В. Некрасовой, на ноябрь 1918 г. 37,5 % членов Совета министров составляли лица, занимавшиеся научной и преподавательской работой, 18,7 % состояли прежде на службе в судебном ведомстве, 12,5 % были профессиональными военными и около 20 % занимали различные административные должности.

Что же касается профессионального статуса и степени влияния членов Совета министров, то здесь уместно привести оценки, хотя и не вполне объективные, из частично опубликованной книги А. Гутмана (Гана) «Гражданская война от Волги до Тихого океана». По его мнению, двумя наиболее влиятельными фигурами в правительстве были Михайлов и Тельберг. Первый – «человек сильной воли», еще будучи членом ВСП, «становится душой правительства». «Успешно борется с Самарским Комучем и с Томской Сибоблдумой, разрушает все планы эсеров захвата власти и ведет твердую антисоветскую политику… На фоне пассивных людей, составляющих первое сибирское правительство, И. Михайлов выделялся своей активностью, энергично отражал удары, направленные против сибирской государственности со стороны социалистов. Он проявил организаторские способности, сумел наладить удовлетворительно государственный механизм. Своим пятимесячным существованием сибирское правительство, успешно боровшееся на фронтах, отчасти было обязано И. Михайлову… Он принимает активное участие в перевороте 18 ноября, и ему принадлежит идея ночного ареста членов Директории. Он составляет новый кабинет министров, где берет себе наиболее ответственный пост министра финансов и сразу завоевывает безграничное доверие адмирала Колчака… Опьяненный властью, не брезгающий никакими средствами к достижению своих целей, малоопытный в финансовых и хозяйственных вопросах, Михайлов берет себе руководство финансами, с целью держать в своих руках государственный аппарат, сделать всех зависимыми от себя (напомним, что финансирование «омского переворота» обеспечил именно Михайлов. – В.Ц.)».

«Вторым по активности и исключительному влиянию на Верховного Правителя, как и на всю политику Омского правительства, является Тельберг, присяжный поверенный, профессор Саратовского университета по кафедре истории русского права… В кабинете ему был предоставлен наиболее важный пост управляющего делами Совета министров (а вскоре он стал министром юстиции)».

Что касается Вологодского, то Гутман называет его «типичным русским интеллигентом». «Гуманный, честный и нечестолюбивый человек», он «не обладал ни государственной мудростью, ни твердой волей и способностью к активной политической борьбе» (14).

Как правовой статус, так и политическое влияние Совета министров постепенно возрастали. Еще до окончательного формирования структуры Всероссийского Временного правительства члены Административного Совета настаивали на том, чтобы законодательная власть принадлежала и Директории, и Совету министров. Первоначально разделение внутри Временного Всероссийского правительства выглядело так: Директория – орган законодательства и Верховного управления, исполнительная и законосовещательная власть – у Совета министров. При Директории создавалось Управление делами и Юридическое Совещание. В состав Совета помимо министров входили также главноуправляющие отдельными ведомствами. Председатель Совмина Вологодский и его заместитель Виноградов были одновременно и членами Директории, что должно было способствовать «объединению» обеих частей правительства в процессе законодательства. По оценке Кроля, тем не менее «формально вся полнота власти принадлежала Директории, а Совет министров был на том же положении, что и при Царе до созыва Государственной Думы, т. е. на положении органа вполне подчиненного».

Однако буквально накануне «омского переворота» Совмину удалось осуществить то, чего добивался Административный Совет: 16 ноября 1918 г. была принята резолюция, согласно которой все «проекты законов, указы и иного рода акты рассматриваются Советом министров» и только «по одобрении оного поступают на утверждение Всероссийского Временного Правительства…» (15). Подобный рост «престижа» исполнительного аппарата поднял самооценку многих министров, усилил настроения собственной «незаменимости» и «слабости» Директории, что, несомненно, повлияло на отношение к событиям 18 ноября. Принципиально важно и то, что таким образом Совет министров получал право утверждения указов о чинопроизводстве, что сыграло впоследствии немаловажную роль во время «омского переворота».

Хотя по форме Уфимская Директория напоминала Директорию сентября 1917 г. (А. Ф. Керенский, М.И. Терещенко, А. И. Верховский, Д. Н. Вердеревский, А. М. Никитин), но в отличие от нее опиралась на уже сложившийся и действовавший аппарат ВСП. Более близким аналогом Директории Керенского можно было бы считать аппарат Сибирской Директории и Административного Совета. Зависимость же ее от представительной структуры – Съезда членов Учредительного Собрания (схожего по статусу с «Временным советом Республики» – Предпарламентом 1917 года) – оказалась сугубо формальной. Данная структура, хотя и имела статус «государственно-правового органа», все же не могла влиять на принятие тех или иных решений в Омске. В действительности все ее «полномочия» свелись к сугубо «технической» подготовке кворума Всероссийского Учредительного Собрания, а Съезд превратился в орган, выражавший исключительно партийные позиции – эсеров и меньшевиков.

Местная система управления в Сибири принципиально не отличалась от той, которую предполагалось осуществить еще летом 1918 г. в планах южнорусского Белого движения. По словам Аргунова, «в целях объединения власти, на местах должны были быть учреждены должности Главноначальствующих как представителей верховной власти…», поэтому «проектировался созыв областных и местных собраний для избрания руководящих органов управления». Совет управляющих ведомствами Комуча предлагал подобный вариант, сводившийся к административно-единоличному способу управления: «В настоящее время, когда со стороны государственной власти требуется крайнее напряжение сил, быстрота и решительность действий, было бы в высокой степени желательно, чтобы управление… осуществлялось непосредственно Всероссийским Временным правительством через назначаемое им особоуполномоченное лицо с двумя помощниками, также по назначению центральной власти».

Так была создана, вопреки ожиданиям – достаточно быстро, структура управления, получившая формальное и фактическое признание со стороны большинства региональных антибольшевистских центров. Не следует считать, что Уфимская Директория не могла бы реализовать свой политический потенциал. Все предпосылки для этого, связанные с ее политико-правовым статусом, в сущности, были налицо. По непредвзятой оценке генерал-майора М. А. Иностранцева, «на стороне Уфимского правительства были и некоторые плюсы по сравнению с Сибирским. Последнее было правительство окраины государства, возглавляло лишь часть России, и хотя надеялось стать общероссийской властью (как и ВУСО, и «кабинет» Хорвата. – В.Ц.), но имело на это меньше прав, чем преемственно принявшее эти права от Временного правительства и лишь разогнанное большевиками Учредительное Собрание. В Омске сложился центр государственного объединения, образуемый крайне правыми, реакционными элементами, но центр провинциальный, местный и потому имевший менее юридических прав на всероссийскую власть. В Уфе сложился центр объединения социалистический по преимуществу, мало подготовленный к созидательной государственной работе, но бесспорно имевший большие права на общую государственную власть… Они должны были или соединиться, или начать борьбу за власть.

Разум подсказывал первое, т. е. соединение или, вернее, признание Сибирским правительством всероссийской власти в лице Директории, но разница политических взглядов и состава лиц, входивших в то и другое правительство, должна была создавать между ними антипатию и вызвать, с первых же шагов их совместной деятельности, трения в отношениях, а затем даже и борьбу» (16).

Но внешне эти разногласия еще не проявлялись. Вечером 6 ноября 1918 г. в Омске состоялся праздничный банкет. На нем присутствовали члены Директории и нового Совета министров, представители союзников, корреспонденты сибирских и заграничных газет и телеграфных агентств. В многочисленных тостах торжественно заявлялось о «единстве в борьбе с большевизмом», о «широкой и щедрой помощи союзных держав», о «скором торжестве свободы и демократии». Авксентьев произнес тост: «За наше блестящее прошлое и, надеюсь, блестящее будущее – адмирала Колчака» (17). И трудно было представить, что через две недели скромно сидящий в углу стола бывший командующий Черноморским флотом, бесстрашный исследователь Арктики окажется участником «государственного переворота», станет «единоличным правителем России», человеком, олицетворившем Белое движение.

Деятельность Директории в конечном счете свелась к выполнению «централизующей миссии» – поглощению областных структур управления и установлению статуса Всероссийской власти – была «расчищена почва» для «образования единой, центральной власти», возглавившей Белое движение во всероссийском масштабе (18).

* * *

1. Уфимское Государственное Совещание. Указ, соч., с. 111–112.

2. Россия. Екатеринодар, № 72, 13 ноября 1918 г.; ГА РФ. Ф. 5898. Оп. 1. Д. 4. Лл. 16–17; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 1. Журнал № 8 совещаний Русской Делегации в Яссах. Л. 5; Журнал № 9 совещаний Русской Делегации в Яссах. Вечернее заседание 20/7 ноября 1918 г. Л. 2.

3. Там же. Лл. 3–4, 7; ГА РФ. Ф. 193. Он. 1. Д. 39. Лл. 12–13.

4. ГА РФ. Ф. 193. Он. 1. Д. 39. Лл. 12–13.

5. ГА РФ. Ф. 439. Он. 1. Д. 86. Л. 7.

6. ГА РФ. Ф. 5881. Он. 1. Д. 180. Л. 179–180.

7. ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 10. Лл. 1–7; Ф. 17. Он. 1. Д. 10. Лл. 151, 156; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 190–193; Сибирская Речь. Омск, № 89, 15 сентября 1918 г.

8. Телеграммы Информационного Отдела Штаба Верховного Главнокомандующего. Омск, № 13, 6 ноября 1918 г.; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 198, 200.

9. Правительственный вестник. Омск, № 195, 27 июля 1919 г.; Кроль Л. А. Указ, соч., с. 128, 144–145; 153–154.

10. Сибирский вестник. Омск, № 61, 6 ноября 1918 г.; ГА РФ. Ф. 6873. Оп. 1. Д. 90. Лл. 105, 108 об. – 109;

11. Майский И. Указ, соч., с. 246–247; Бюллетень Союза Возрождения. Омск, № 2; ГА РФ. Ф. 5867. Он. 1. Д. 15. Лл. 9–9 об.

12. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 180. Лл. 214; Серебренников И. И. Указ, соч., с. 198; Майский И. Указ, соч., с. 311.

13. Серебренников И. И. К истории сибирского правительства. // Сибирский архив. Прага, 1929, т. 1, с. 21.

14. Некрасова Л. В. Указ, соч., с. 17; Гутман А. (Ган) Организация Омской власти // Часовой. Париж, № 139–140, декабрь 1934 г., с. 26–27.

15. Кроль Л. А. Указ, соч., с. 153–154.

16. ГА РФ. Ф. 5960. Оп. 1. Д. 8а. Л. 22; Аргунов А. Указ, соч., с. 20; Майский И. Указ, соч., с. 265.

17. Гинс Г.К. Указ, соч., с. 283.

18. Правительственный вестник. Омск, № 195, 27 июля 1919 г.