Книга: Белое дело в России: 1917-1919 гг.
Назад: Раздел 4. Белое дело и государства на территории бывшей Империи. 1917–1919 гг
Дальше: Глава 3

Глава 2

Средняя Азия в антибольшевистском движении: организация власти в Закаспийской и Ферганской областях в 1918–1920 гг.

Хивинское ханство и Бухарский эмират в политических планах Белого движения



Рассматривая перспективу военно-политического объединения белого Юга и белого Востока, следует отметить специфику формирования модели управления в Туркестане (или – в Закаспийской области, по административно-территориальному делению, принятому на белом Юге). Данный регион незаслуженно обходится вниманием исследователей и может с полным основанием носить название «забытого фронта». Между тем в системе управленческих моделей в Белом движении 1918–1919 гг. Закаспий отличало своеобразное сочетание военных и гражданских элементов, достаточно сильная степень иностранного влияния, а также привлечение к образованию властных структур местного самоуправления и национально-представительных (туркменских) племен. В отличие от государственных образований Хивинского ханства и Бухарского эмирата, с момента своего возникновения заявивших о своем суверенитете и как минимум федеративном статусе, Туркестан не стремился к изоляции от «Единой России». Напротив, местные политики и военные стремились к развитию самых тесных контактов с командованием ВСЮР и, позднее, с Российским правительством.

Но сам Главком ВСЮР считал проведение активных наступательных операций в этом крае малоперспективным: «С выходом на побережье Каспийского моря мы установили более тесные сношения с Закаспийским краем, вошедшим с ведома Верховного Правителя в орбиту влияния власти Юга. Большое государственное значение этого края в российском масштабе – для нас, в условиях междоусобной гражданской войны, не могло быть использовано… Развитие сколько-нибудь широких операций в Средней Азии было для нас непосильно, и поэтому закаспийским войскам приходилось выполнять более скромную задачу: сохранять занятую часть Закаспия и богатые еще запасы сырья, поддерживать противобольшевистское движение среди туземных народов и препятствовать наступлению большевиков к Красноводску…» (1).

Иного мнения о значении этого фронта были те, кто непосредственно участвовал в создании в данном регионе нового «антибольшевистского центра». Член городской думы г. Асхабада И. Севастьянов так оценивал экономическое и геополитическое значение Туркестана: «Фронт наш очень важен… Туркестан с его крайне смешанным населением все-таки представляется совершенно единой окраиной, ибо и сарты, и киргизы, и туркмены, и персы, и узбеки, и таджики, и дунгане – все связаны общей экономической жизнью… Туркестан является крайне важным районом по снабжению всей России хлопком, шерстью, взамен мы получали из России хлеб и ткани… Но этому фронту придается малое стратегическое значение… Если белые армии, борясь с бандитами, думают о будущем России, они могут выделить небольшую группу войск для немедленного очищения Туркестана от краснокожих (Красной армии. – В.Ц.)» (2).

Как и в других регионах бывшей Российской Империи, антибольшевистское движение в крае началось летом 1918 г. Его формирование происходило в ходе стихийно вспыхнувших в конце июня 1918 г. восстаний рабочих и туркмен в Асхабаде, Кизил-Арвате и Красноводске. Состоявшийся Всетуркменский съезд принял решение о создании конных частей под руководством полковника Ураз-Сердара, рабочие-добровольцы Асхабада сформировали несколько отрядов, а «Союз фронтовиков», объединявший в своих рядах участников Первой мировой войны (чинов Туркестанского военного округа), и «Туркестанский Союз борьбы с большевизмом» приступили к организации частей, опираясь на солдат и офицеров-добровольцев, а также юнкеров и кадетов Ташкентского военного училища и кадетского корпуса.

«Туркестанский Союз» объединял в начале 1918 г. представителей дореволюционной администрации и генералитета. Первыми руководителями в организации были генерал-лейтенант Л. Л. Кондратович, чиновник МВД, действительный статский советник Е. П. Джунковский, бывший директор канцелярии Туркестанского генерал-губернатора А. С. Цветков, а также младший брат генерала Корнилова, полковник П.Г. Корнилов. Идеология «Союза», по оценке Джунковского, отличалась консерватизмом: «… не было сомнения в том, что обеспечивающим существование Единой России образом Правления может быть только монархический». Монархический лозунг оправдывался также менталитетом «всех народов юго-восточных окраин». Вполне традиционными были и взгляды членов «Союза» на особенности управления: «Во главе Края должен стать русский генерал с правами генерал-губернатора… должна образоваться та власть, которая у туземцев пользовалась наибольшим авторитетом и уважением и о которой они в настоящее время только и мечтают». «Союз» располагал особой «террористической командой», предназначавшейся для целенаправленного уничтожения представителей большевистской партии в Ташкенте и Асхабаде (3).

Однако, несмотря на намерения «создать власть», представители «Союза» уступили в этом первенство социалистам. Первой антибольшевистской властью в крае, образовавшейся во время восстания в Асхабаде и Кизил-Арвате, стал Исполнительный Комитет во главе с правым эсером Ф. А. Фунтиковым, железнодорожным машинистом. По своему составу Комитет в большинстве своем состоял из эсеров. Товарищем председателя Исполкома стал счетовод отделения Среднеазиатской железной дороги эсер Курилев. В Комитет вошли также правый эсер Л. А. Зимин, бывший директор реального училища в г. Мерв, и инженер-путеец В. Дохов, ставший комиссаром по иностранным делам. «Туркестанский Союз» представляли бывший присяжный поверенный граф Доррер и бывший командир 2-го Туркестанского корпуса генерал-лейтенант И. В. Савицкий. Не были забыты и представители местной знати: «… от туркмен были генерал Ураз-Сердар, сын последнего туркменского хана Тыкма-Сердар, и офицеры русской службы – Хаджи-Мурат, хан Иомудский, Овозбаев». По своему статусу и структуре Закаспийский Комитет напоминал создававшийся в это же время Комитет Членов Учредительного Собрания на Волге. В нем также предусматривалось сочетание законодательных и исполнительных функций. Должностные лица именовались комиссарами, отвечавшими за какое-либо определенное направление внутренней или внешней политики. В программных заявлениях Комитет отмечал, что выступает за «восстановление чистых принципов советской власти и очищение ее от негодных элементов», под которыми подразумевались большевистские комиссары. Относительно «спокойная» работа Комитета объяснялась стремлением идти на обоюдные уступки ради совместной «борьбы с большевизмом» представителей левоцентристской и, отчасти, правой общественности (4).

Однако достаточно скоро потребовалось усиление власти исполкома, прежде всего в плане расширения его полномочий и изменения политической программы. В сентябре 1918 г. Комитет выдвинул лозунг созыва Учредительного Собрания, причем сделать это следовало первоначально на местном уровне (созыв областного Закаспийского, а затем и всеобщего Туркестанского Учредительных Собраний), и лишь после этого начать подготовку к созыву нового Всероссийского Собрания. Что касается структур советской власти, то они по-прежнему признавались «допустимыми, но безо всяких хозяйственных функций».

Наконец, в ноябре 1918 г. модель управления окончательно сформировалась. Комиссары были переименованы в управляющих соответствующими отделами. Отделы, объединенные в Совет управляющих, занимались как исполнительной, так и законотворческой работой, предлагая на утверждение Исполкома проекты нормативных актов. Исполком назначал и отрешал от должностей управляющих. Состав Совета утратил свой первоначальный партийно-политический облик, стал более деловым. Финансовым отделом стал руководить бывший управляющий асхабадским отделением Государственного банка Смирнов, отделом путей сообщения – инженер Степанов. Бывший директор реального училища Л. А. Зимин стал управляющим отдела внутренних дел, а разыскным бюро (своего рода контрразведкой) руководил помощник присяжного поверенного И. Дружкин. Отделом иностранных дел руководил 2-й секретарь российской дипломатической миссии в Тегеране Ю.П. Макаров, прибывший в Асхабад 24 сентября 1918 г. для налаживания взаимодействия между Закавказским комиссариатом, Закаспийским правительством и, в перспективе, с Временным Сибирским правительством (5).

Не рассчитывая собственными силами справиться с местными большевиками, опиравшимися на Ташкент, закаспийская власть обратилась за помощью к Великобритании. Помимо экономических интересов (стремление к монополизации вывоза туркестанского хлопка, установлению контроля над Среднеазиатской железной дорогой и каспийской флотилией), англичане не могли не учитывать своих военно-политических интересов (очевидные намерения большевиков поднять восстание в Иране и Афганистане, находившихся в зоне «британских интересов»). В соответствии с обширным договором, заключенным 19 августа 1918 г. между английским генералом У. Маллесоном (начальником британской военной миссии в Персии) и Закаспийским правительством в лице управляющего иностранными делами Доховым, в Туркестан спешно вводились подразделения английской армии. Эти подразделения нередко участвовали в боях, будучи рассредоточенными по линии Среднеазиатской железной дороги (от ст. Байрам-Али до Красноводска) (6).

Договор устанавливал общность целей членов закаспийского Исполкома и представителей Великобритании: «восстановление спокойствия и порядка в Закаспийском крае и русском Туркестане», а также «оказание сопротивления турко-немецким планам военных захватов и политического господства в Закаспии и Туркестане». Закаспийское Правительство обязывалось «предоставить великобританскому правительству возможность пользования пароходами и судами, находящимися в Каспийском море», «пользование портом Красноводск», провести дополнительную мобилизацию, разрушить «в случае надобности» весь подвижной состав и коммуникации Среднеазиатской железной дороги (воспрепятствовать ее захвату «большевиками и турко-немцами»), а также «совсем запретить вывоз хлопка из пределов Закаспия (его запасы определялись в 8 млн пудов. – В.Ц.) до того момента, когда власть Исполнительного Комитета распространится на весь Туркестан и вывоз хлопка будет тогда разрешен по системе пропусков», чтобы «воспрепятствовать переходу хлопка в руки неприятеля».

Со своей стороны «представители Великобритании» обещали «защищать Баку и Красноводск» своими силами и оказывать антибольшевистским силам «широкую военную и финансовую помощь». Договор предусматривал безусловное «соблюдение государственных границ России в Центральной Азии» и ограничивал предоставление помощи временем, «пока закаспийское правительство стоит у власти и ставит во главе своей политической программы возобновление порядка и подавление всех большевистских и турко-германских интриг и захватных намерений».

По мнению генерала Савицкого, этот договор представлял собой «блестящий акт, в котором простые русские люди, не уступив ни одной пяди русских интересов, защитили страну от красных при помощи исконного славянского врага». Однако Деникин считал этот договор «равносильным полному подчинению Закаспия англичанам, хотя и признавал положительное его влияние на ход обороны против красных» (7).

При поддержке англичан проходило формирование местных военных сил. Как и на белом Севере, англичане поддерживали местные финансы. По соглашению с Фунтиковым генералом Маллесоном было заявлено о готовности «взамен русских денежных знаков выдать тратты (обязательства) на английский банк, или в индийских рупиях на Бомбей, или в английских фунтах стерлингов на Лондон». В общей сложности субсидия закаспийскому правительству составляла 200 млн рублей. Позднее, в 1919 г., в Закаспии вышли в обращение рублевые купюры, выпущенные Асхабадским отделением Народного банка. Данные меры в определенной степени ослабили негативные последствия финансового кризиса (8).

Тем не менее «демократическое» Закаспийское правительство не отличалось стабильностью. Со стороны командования ВСЮР оно не встречало должной поддержки. Особенно сильные нарекания вызывал «социалистический характер» Исполкома. В результате в Закаспии произошел переворот: 15 января 1919 г. Закаспийское правительство Фунтикова было арестовано «на основании распоряжения английского командования». После этого гражданская власть перешла к «Комитету общественного спасения Закаспийской Области», или Директории, состоявшей из пяти «комиссаров», утвержденных Исполкомом. Возглавлял Комитет Дружкин. Всячески стала поощряться деятельность структур местного самоуправления (особенно городской думы и управы г. Асхабада). «Комитет» заявил претензию на статус исполнительной власти с полномочиями Совета министров. С целью создания «представительного фундамента» 20 марта 1919 г. в Асхабаде прошел «съезд представителей городов, крестьян и профсоюзов», на котором были избраны три «русских» члена Директории (А. Аксимов от профсоюзов, Зимин и генерал-майор Крутень). Двое членов-туркмен выдвигались местными национальными собраниями.

Директория обладала высшей исполнительной и распорядительной властью. В одном из своих обращений к командованию ВСЮР «Комитет» заявил, что «не мыслит Область и весь Туркестан иначе как автономной частью Единой и Свободной России». «Для успешного ведения борьбы с большевиками» Директория считала необходимым «становление военного объединения Области, а впоследствии – всего Туркестана, с командованием ВСЮР на началах единого оперативного командования». При этом особо отмечалось, что «туркмены готовы поддержать это военное объединение при условии, что они будут принимать одинаковое с другими народами и населениями Области Туркестана участие в устроении местной жизни» (9).

Что касается командования ВСЮР, то оно, наконец, решило покончить с местной политической активностью и ввести здесь, ставшее уже обыденным, областное устройство, а на период военных действий – сосредоточить высшую власть у Главноначальствующего Закаспийской областью. Выдвижению военных властей перед гражданскими способствовал также вывод английских войск из Туркестана в марте 1919 г. (за исключением гарнизона в Красноводске). После отступления от Асхабада, 8 августа 1919 г., «Комитет общественного спасения» был расформирован, и главой высшей военной и гражданской власти стал временно командующий войсками Закаспийской области генерал-майор С. Н. Лазарев. Он опирался уже на аппарат управления при Главноначальствующем области, сформированный по образцу административного устройства на белом Юге в 1919 г. После того как в марте 1919 г. английское командование фактически отказалось от оказания военной поддержки, командование ВСЮР стало принимать непосредственное участие в делах Закаспия. Это отразилось на решении вопросов формирования, пополнения воинских частей в Туркестане, а также назначений по линии военного ведомства. В Екатеринодар, для консультаций с Деникиным, еще в декабре 1918 г. выезжал генерал Савицкий. В апреле он вернулся в Закаспий, получив назначение от Главкома ВСЮР на должность Командующего фронтом. Его начальником штаба стал также «туркестанец» – бывший командир 15-го Туркестанского стрелкового полка генерал-майор В. Г. Ласточкин. Вместе с ними в Закаспий были направлены терские казаки из бывшего конвоя атамана Л. Г. Бичерахова (они стали первым «неместным» подразделением, вошедшим в состав Закаспийских войск) (10).

По прибытии в Туркестан генерал Савицкий реорганизовал армию. В крае постепенно вводился режим военного положения, первоначально введенный лишь для прифронтовых районов. В июне 1919 г. многочисленные полупартизанские формирования были сведены в рамки регулярной дивизии. Ураз-Сердар, сдав командование фронтом, был назначен «генерал-инспектором туркменских войск Закаспийской области» заниматься формированием туркменской конницы и пополнением «туземных» частей на фронте. Начальником отдельной Закаспийской дивизии стал генерал-майор С. Н. Лазарев, бывший военный министр Закаспийского правительства, а его начальником штаба – полковник Ю. В. Кушелев (в 1911–1913 гг. он выполнял служебную командировку от Российского Генштаба в Среднюю Азию). Назначения на командные должности офицеров, связанных со службой в Туркестанском военном округе, знакомых с условиями боевых действий в Средней Азии, явно свидетельствовали о намерениях командования ВСЮР опереться прежде всего на «местные силы» в процессе формирования противо-большевистских сил в крае (11).

Немаловажным представлялось сохранить в крае «русское влияние». В одной из сводок Отдела пропаганды ВСЮР (12 августа 1919 г.) отмечалось: «Закаспий в Средней Азии играет роль культурного центра панисламизма, и англичане опасаются его как очага серьезного панисламистского движения во всей Азии. Если русская государственность сейчас не потушит начинающегося в Азии пожара, то, естественно, это придется сделать для собственной безопасности англичанам, которые компенсируют себя достаточным количеством природных богатств Закаспия». О важности «установления государственной связи Закаспия с властью Юга» докладывал генералу Деникину в письме от 17 октября 1918 г. сопредседатель «Туркестанского Союза по борьбе с большевиками» Е.П. Джунковский. По его словам, часть туркменской знати во главе с туркофилом штабс-ротмистром Овесбаевым, воспользовавшись временным ослаблением русской администрации в крае, предприняла попытку провозгласить отделение от России. Однако их намерения встретили категорические возражения со стороны старейшины туркменских аристократических фамилий ханши Гюльджамах из Мерва, настоявшей на сохранении Закаспия в составе Российского государства. На одном из собраний знати сторонники Овесбаева намеревались добиться согласия на реализацию своих планов создания независимого Туркестана, однако сторонники ханши оказались в большинстве, и раскола не произошло (12).

Для укрепления власти в крае Джунковский настаивал на совмещении высших полномочий военной и гражданской власти в руках командующего войсками.

В этом случае ему передавались бы полномочия генерал-губернатора, и «тогда ни о каких местных автономных управлениях не могло бы быть и речи». Следовало учитывать и то, что в отличие от большинства других белых регионов «весь старый административный аппарат, отлично налаженный и вполне соответствующий своему назначению», остался нетронутым. В перспективе предполагалось создать «Союз народов русского Туркестана» (по аналогии с Юго-Восточным Союзом), руководство которым осуществлял бы русский генерал, сосредоточивший у себя исполнительную власть. Показательно, что при совпадении взглядов Джунковского и хана Иомудского на форму управления в Туркестане отношение к персональному составу будущего «губернаторства» было различным. В докладной записке Деникину, написанной ханом 17 августа 1919 г., утверждалось, что «для приведения в нормальный порядок административного аппарата необходимо, впредь до выработки системы управления Всероссийским Национальным Собранием, восстановить административные органы, действовавшие до февраля 1917 года, причем крайне желательно было бы, чтобы на административных должностях были преимущественно новые люди, так как многие люди, прежде занимавшие в Закаспии административные должности, оставили по себе дурную славу среди туркменских войск».

Предложения Джунковского получили поддержку со стороны Деникина. В ответном письме от 30 октября 1918 г. Деникин приветствовал стремление «Туркестанского Союза» получить признание от Добровольческой армии. По словам Деникина, «такое объединение вокруг Армии» важно и с точки зрения общности политического курса, и с точки зрения общего выражения интересов России на предстоящей мирной конференции. «Установление общности действий между Асхабадским Исполнительным Комитетом и Добровольческой армией вполне желательно и возможно… взаимная поддержка будет осуществляться при первой к тому возможности на началах укрепления русской государственности», – утверждал командующий Добрармией. Джунковский выступал на заседании Всероссийского Национального Центра 13 января 1919 г. и настаивал на поддержке антибольшевистского фронта в Закаспии, заявляя о готовности признать рекомендации из Екатеринодара (13).

Закаспийское правительство провозглашало «терпимость» в отношении коренных народностей Туркестана. С самого начала власть в крае создавалась на коалиционных, демократических началах. В системе самоуправления использовались исторически сложившиеся собрания местных племен – «муссахаты» («мусляхаты»). В состав «Комитета общественного спасения», сменившего комиссаров Фунтикова, входило двое туркмен – полковник Туркестанского стрелкового полка Хаджи-Мурат (он был назначен «комиссаром по административным делам») и бывший командир эскадрона Текинского конного полка полковник (с мая 1919 г. – генерал-майор) Ураз-Сердар. Согласно секретным сводкам деникинского Отдела пропаганды, мобилизация туркмен «проходила спокойно» (сводка от 16 июля 1919 г.). «Туркмены на своих совещаниях – муссахатах – определенно выявили свои симпатии к России, хотя со стороны Азербайджана не раз присылали эмиссаров, чтобы изменить их настроения и соединить с закавказскими сепаратистами. На одном из важных муссахатов, где решался вопрос о мобилизации туркмен, присутствовал д. с.с. Джунковский, подробно ознакомивший представителей народа с историей и задачами Добрармии, и мог лично убедиться в лояльности туркменского населения. Даже влиятельные представители туркмен, несколько месяцев тому назад державшиеся туркофильской ориентации, высказались за необходимость единения с Россией…» Даже после того, как осенью 1919 г. белые оставили большую часть Туркестана, старшины кочевых племен-иомудов (племена «Джафарбай» и «Ходжа») принимали решения о продолжении поддержки ВСЮР и формировании новых конных частей (14).

В целом каких-либо серьезных конфликтов в отношении к русскому населению и войскам Закаспийской области на протяжении 1919 г. не отмечалось, что дает основание считать данный регион достаточно стабильным в межнациональных отношениях в отличие, например, от Северного Кавказа, где в это же время развернулось широкое антиденикинское повстанческое движение. Показателем отношения к белой власти стала история туркменских конных частей, в формировании которых особую роль сыграл Текинский полк, часть которого вместе с бывшим адъютантом Корнилова, корнетом Резак-Беком ханом Хаджиевым, после гибели генерала вернулась в Туркестан. Кадры Текинского полка при активном содействии Ураз-Сердара стали основой для формирования Ахалтекинского, Мервского, Тедженского конных полков. Осенью 1919 г. были созданы также Иомудский и Киргизский конные отряды. Численность отрядов туркменской конницы колебалась от 20 до 500 сабель. Однако после отступления белых из Мервского оазиса, Асхабада и Теджена (основных регионов проживания туркмен) большая часть их покинула ряды войск Закаспийской области, вернувшись к мирным занятиям, либо пополнив ряды многочисленных отрядов повстанцев – «басмачей», сражавшихся с советской властью в Туркестане до середины 30-х гг. (15).

В составе белых войск сражались также местные рабочие. Достаточно надежным в боевом отношении считался «Кизил-Араватский рабочий легион», созданный в начале июня 1919 г. из отрядов рабочей милиции (рабочих железнодорожных мастерских Среднеазиатской железной дороги), поднявших антибольшевистское восстание в 1918 г. (16). Не менее важную роль в боях в Закаспии сыграли пополнения, направляемые сюда с Северного Кавказа. После прибытия терской сотни в Красноводск 14 июня 1919 г. на транспорте «Варвара» было перевезено несколько сот чеченцев и дагестанцев, составивших «Дагестанский конный дивизион». Осенью 1919 г. в Закаспий стали поступать пополнения мобилизованных кубанских казаков, а также осетин, сведенных к началу 1920 г. в конный отряд (17).

После неудачных боев лета – осени 1919 г., оставления белыми Асхабада и сужения Закаспийского фронта до района Красноводска Закаспийская область в административном отношении была включена в состав Терско-Дагестанского края, и вслед за этим произошли перемены в командовании. По распоряжению Главноначальствующего края генерала от кавалерии И. Г. Эрдели генерал-лейтенант И. В. Савицкий был освобожден от должности командующего фронтом и временно заменен генерал-майором С. Н. Лазаревым. Данная отставка мотивировалась нераспорядительностью и ошибками Савицкого во время боев под Асхабадом в июле 1919 г. В сводке Отдела пропаганды от 28 августа 1919 г. отмечалось: «Утративший всякий авторитет генерал Савицкий предписанием генерала Эрдели отстраняется от командования и передает его временно назначенному генералу Лазареву, пользующемуся большой популярностью среди конных частей на фронте». Затем на должность командующего вступил генерал-лейтенант А. А. Боровский (бывший командующий Крымско-Азовской армией). Перемены произошли не только в области военной, но и в области гражданского управления. Власть командующего фронтом уже не нуждалась в поддержке каких-либо правительственных структур. Совет министров на заседании 5 августа 1919 г., «исходя из создавшегося военного и общего положения области, при каковом территория последней свелась к размерам одного уезда, и принимая во внимание, что г. Красноводск является ныне тылом армии, постановил считать себя упраздненным и передал всю полноту власти военному командованию».

Таким образом, «Совет министров, заступивший место Комитета Общественного Спасения, был упразднен. Отдельные министерства свертывались и ликвидировали дела… Учреждено военное Губернаторство и в связи с этим расформирован ряд штабов: начальника тыла, начальника территории, объявленной на военном положении, и др…. Аппарат управления в результате этого утратил свой громоздкий и гипертрофированный вид, получив конструкцию, более отвечающую условиям момента… Из других мероприятий заслуживают быть отмеченными: воспрещение переводов в Сибирскую армию, устранение краткосрочных отпусков с фронта и мобилизация до 38 лет, вскоре, однако, отмененная, ввиду недостаточной разработанности плана ее проведения. На фронте командование перешло к полковнику Литвинову. Это назначение приветствовалось войсками. Прибывший 5-го августа новый командующий войсками области генерал Боровский посетил фронт и обещал поддержку живой силой. По возвращении с фронта он уехал с докладом к генералу Эрдели. Общая обстановка на фронте такова, что только присылка подкреплений может изменить положение в лучшую сторону» (18).

Следует отметить, что из коренных «туркестанцев», начинавших антибольшевистское движение в крае, к началу 1920 г. на командных должностях остались только полковника. Литвинов, принявший командование Отдельной Закаспийской дивизией, полковник Хаджи-Мурат и полковник Мальчуковский (бывший начальник тыла Закаспийской области, командир Сибирского батальона). Практически весь штаб последнего командующего войсками генерал-лейтенанта Б. И. Казановича, сменившего на этом посту в конце сентября генерала А. А. Боровского, состоял из офицеров, прибывших вместе с ним с Северного Кавказа. Вообще, появление в Закаспии офицеров, казаков, солдат – не «туркестанцев», иронично называемых местными военными «гастролерами», расценивалось некоторыми как факт «пренебрежения» к Туркестану со стороны руководства ВСЮР, возможно, потому, что боевые качества направляемых сюда пополнений оставляли желать много лучшего (19).

Однако подобное положение дел объяснялось более сложными причинами. Военно-политическое руководство ВСЮР осенью 1919 г. в ожидании успешного завершения «похода на Москву» предполагало сделать Туркестан базой для последующего объединения с Хивой, Бухарой и продвижения на Южный Урал и в Сибирь. Планировалось соединиться с Уральской армией, подчиненной ВСЮР в оперативном отношении, а также с Оренбургской армией. Это подтверждается и назначениями командного состава войск Закаспийской области из офицеров, ранее служивших в сибирских частях: генерал Боровский был командиром 8-го Сибирского стрелкового полка в годы Первой мировой войны, а генерал Казанович занимал должность начальника штаба 6-й Сибирской стрелковой дивизии (20).

С попыткой объединения Южного и Восточного белых фронтов через Среднюю Азию связана судьба т. н. Сибирского батальона, прибывшего с Северного

Кавказа в конце ноября 1919 г. в Красноводск и сразу же принявшего участие в боях. Батальон был основой для формирования на белом Юге особой Сибирской стрелковой дивизии (приказ начальника штаба Главкома ВСЮР № 894 от 23 августа 1919 г.). Дивизия должна была комплектоваться военнослужащими сибирских стрелковых полков, попавшими в плен еще во время Первой мировой войны и возвращенными в Россию весной – летом 1919 г. Однако дивизию сформировать не успели, ограничившись организацией батальона. В обращении Отдела пропаганды к его бойцам, отправлявшимся в Закаспий, говорилось: «…среди белой белены глубоких снегов сибирских, на границах глухо шумящей стены лесов у многих из вас остались ваши дома и хозяйства. Близкие люди вот уже который год ждут вас. Пробейте же дорогу в Сибирь, к своим очагам стальными, дружившими и раньше со славой, штыками… и отдых будет, заслуженный, счастливый отдых, когда адмиралу Сибирскому (Колчаку. – В.Ц.) сможет, наконец, командующий донести: «Сего числа, пробив тысячеверстную дорогу через Туркестан, славные сибирские полки прибыли в Ваше распоряжение. Пробейте же эту дорогу в Сибирь…» Последним боем батальона стала оборона Красноводска (17–24 января 1920 г.) (21).

Контакты с белой Сибирью в Туркестане были и ранее. Достаточно вспомнить трагический переезд через Каспийское море генерала Гришина-Алмазова весной 1919 г., возвращавшегося в Сибирь из Одессы через Екатеринодар. В Туркестане находились офицеры и казаки сибирских полков, служивших в Персии. В газетах белого Закаспия постоянно публиковались аналитические статьи о перспективах экономического, политического и военного союза Туркестана с Сибирью. В начале июля 1919 г. в Асхабаде была создана т. н. «Группа политического единства». В своей программе она заявила о следующих задачах: «…очищение Туркестана от большевизма и соединение с армией Адмирала Колчака… объединение и союз с Сибирью, организация представительных собраний как ступенек к Всероссийскому Учредительному Собранию… восстановление и развитие торговли, экономическая связь с Сибирью и скорейшее освобождение от большевиков и открытие железной дороги Ташкент – Верный – Семипалатинск – Сибирь». В обращениях «Комитета Общественного Спасения» говорилось о важности отправки войск Антанты в Туркестан для объединения с сибирскими войсками: «Если бы нам дали теперь одну дивизию союзных войск, то через три недели весь Туркестан был бы очищен от большевиков. Мы соединились бы с оренбургскими войсками, а затем и с войсками Колчака» (22).

Военно-стратегические планы осени 1919 г. действительно предполагали установление боевого контакта ВСЮР с армиями адмирала Колчака, причем не через посредство удара Кавказской армии на соединение с Уральской или Оренбургской (план, который в 1919 г. отстаивал командующий Кавказской армией генерал-лейтенант П.Н. Врангель), а более длинным, но, как представлялось, более надежным путем через Среднюю Азию. К тому же этот «забытый фронт» не требовал значительных подкреплений, а силы Кавказской армии в соответствии с «Московской директивой» должны были бы продвигаться вверх по Волге. Освобождение от большевиков Туркестана на белом Юге не представлялось сложным. Однако реальные возможности Красной армии в Средней Азии явно недооценивались.

Настроение и боеспособность войск отчетливо проявились во время эвакуации Красноводска. Примечателен тот факт, что во время эвакуации (единственный раз за всю историю эвакуаций белого Юга) командующий войсками генерал Казанович до последней минуты оставался на пристани вместе со своими солдатами и офицерами, был ранен, прикрывая посадку на пароходы, и покинул город лишь тогда, когда стала очевидной невозможность его удержания (23).

В феврале 1920 г. белый фронт в Туркестане был ликвидирован.

Можно выделить несколько причин подобного итога. Это, прежде всего, слабость русских антибольшевистских сил, недостаточно использованные мобилизационные возможности региона, прежде всего в отношении местного населения, значительная зависимость от посторонней помощи – вначале от Великобритании, а затем от ВСЮР. Тем не менее борьба в Закаспии стала частью южнорусского Белого движения и могла значительно его усилить в случае своего дальнейшего развития.

Не удалось, с другой стороны, наладить достаточно прочных отношений и тем более создать единый антибольшевистский фронт в союзе с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством. Эти государственные образования, будучи в составе Российской Империи в статусе вассальных ханств, имели значительную самостоятельность, укрепленную актами Временного правительства. Особым «Манифестом» (7 апреля 1917 г.) оно провозгласило проведение в Бухаре реформ, направленных на упорядочение налоговой системы, противодействие коррупции (борьба с «подарками и вознаграждениями»), вводилось городское самоуправление в форме Комитета, занимающегося «благоустройством столицы ханства». Правовой основой проводимых преобразований в то же время должны были оставаться «нормы шариата» (24). В Хиве назначенный Временным правительством командующий войсками Амударьинского отдела и столичного гарнизона генерал-майор Мирбадалов стал исполнять также полномочия комиссара при хане Асфандияре. При его поддержке в апреле 1917 г. в ханстве был образован представительный меджлис, состоявший из 52 депутатов, избранный всеобщими выборами на три года из «лучших людей Хивинского ханства». Меджлис делил верховную власть с «признанным российским правительством ханом», который утверждал главу кабинета министров. Меджлис получал право «рассматривать все законы, касающиеся ханства», мог выразить недоверие тому или иному министру или всему кабинету. Туркестанский комитет Временного правительства разработал проект «Основного закона» Хивинского ханства и Положение о комиссаре Временного правительства Российской державы в Хиве, подчиненного комитету и занимавшегося, в частности, «наблюдением за точным выполнением ханом хивинским, меджлисом и кабинетом министров… изданными ханом основных законов ханства», «устройством местного административного управления» и «устройством судебной части», а также «попечением о нуждах не только коренного оседлого населения в ханстве, но и туркменского населения, в целях полного примирения между собою этих народностей». Правда, уже в сентябре меджлис был распущен из-за обострившихся конфликтов между узбеками и туркменами во главе с Джунаид Курбан Мамедом (Джунаид-ханом). Преемник Мирбадалова, полковник И.М. Зайцев, добивался компромисса между хивинским ханом и туркменской оппозицией и в итоге добился заверений со стороны Джунаид-хана о поддержке хана (25).

Советское правительство вплоть до 1920 г. также не стремилось к ограничению самостоятельности Хивы и Бухары. Образованная в мае 1918 г. Туркестанская автономная советская республика исключала из своего состава Хиву и Бухару. Подобный самостоятельный статус способствовал тому, что во время гражданской войны правители Хивы и Бухары стремились вести нейтральную политику, не отдавая явных предпочтений какой-либо из противоборствующих сторон и вместе с тем сохраняя свой суверенитет. Правда, отсутствие прямого военного давления на среднеазиатские государства не исключало попыток подчинить Бухару и Хиву посредством поддержки социал-демократических движений т. и. «младобухарцев» и «младохивинцев», при участии которых красная гвардия из Ташкента в марте 1918 г. предприняла неудачный военный поход («колесовская экспедиция») на Бухару.

Тем не менее со стороны антибольшевистского движения, и в особенности со стороны Закаспийского правительства, предпринимались попытки привлечь бухарского эмира и хивинского хана к сотрудничеству. От имени генерала Ураз-Сердара бухарскому эмиру Сайид Алим хану было направлено предложение о создании «Союза мусульманских народов Туркестана», но эмир не поддержал его, сославшись на отсутствие оружия (в Закаспий был отправлен лишь транспорт с продовольствием) (26). Тогда же в Бухаре начала работу военная миссия штаба Закаспийских войск в составе полковника Н. А. Штефко и Аз Саид Абаева. Одновременно с этим эмир безуспешно пытался установить контакт с главой английской военной миссии генералом Маллесоном, отправившим в Бухару караван с оружием еще осенью 1918 г. Однако после ухода английских войск из Туркестана реальная военная помощь в противодействии большевикам могла быть оказана только со стороны Закаспийского или Оренбургского фронта. Командование Оренбургской армии не исключало возможности развития контактов с Бухарским эмиром. В этом направлении активную работу продолжал вести полковник Зайцев. Используя свои прежние контакты, Зайцеву удалось добиться от эмира согласия на военную помощь при организации антибольшевистского выступления в Ташкенте, запланированного центральным отделением «Туркестанского Союза борьбы с большевизмом». Согласно данному плану бухарское правительство «предоставит все силы и средства для борьбы с советской властью лишь после того, как участок Среднеазиатской железной дороги от Красноводска до Чарджуя будет очищен от большевиков и в Ташкенте падет советская власть». Бухарская армия «после того, как Актюбинская и Асхабадская группы Красной армии будут отрезаны от центра, занимает своими войсками участок Среднеазиатской железной дороги между Сырдарьей и Амударьей». Летом – осенью 1919 г. переговоры с бухарским эмиром велись через посредство бывшего адъютанта Корнилова, текинца Хаджиева (27).

Восстание в Ташкенте, организованное «Туркестанским Союзом» 18 января 1919 г., закончилось неудачно. Отряд офицеров и добровольцев под командованием полковника А. В. Руднева отошел к Фергане, где соединился с отрядами Мадамин-бека, а затем отступил в Бухару, где встретил «гостеприимство жителей и внимание бухарских властей» (28).

Более склонным к сотрудничеству с антибольшевистскими силами был хивинский хан. Им стал, после убийства 1 октября 1918 г. хана Асфандияра, Сайид-Абдулла, но фактическую власть представлял глава туркменской знати Джунаид-хан. Закаспийским властям было легче наладить с ним контакт, учитывая родственные национальные отношения. В надежде на достижение военного сотрудничества командование войск Закаспийской области в декабре 1919 г. готовило особый отряд под командованием генерала Николаева, предназначавшийся для похода на соединение с войсками Хивинского ханства (Джунаид-хана). В то же время, еще с весны 1919 г., хан вел переговоры с представителями советской власти о возможности предоставления конного отряда туркмен на Закаспийский фронт – для действий против белых войск (29).

Что касается государственного статуса Хивы и Бухары, то он не оспаривался и со стороны лидеров Белого движения. Верховный Правитель России, как носитель верховной государственной власти, считал необходимым определить свою позицию в отношении Средней Азии. Осенью 1919 г. Колчак подписал две Грамоты: бухарскому эмиру (25 сентября 1919 г.) и хивинскому хану (30 сентября 1919 г.). В них от имени Российского правительства и Верховного Правителя России гарантировалось сохранение прежнего (до октября 1917 г.) статуса эмирата и ханства под «исключительным покровительством Российского государства». Заявляя о «победоносном движении» белых армий к Москве, Колчак декларировал намерение: «при первой возможности» «снабдить Туркестан и Бухару хлебом, товарами и продуктами; оказать материальную помощь населению Бухары, пострадавшему от погрома большевиков в марте месяце 1918 г. (имелась в виду «колесовская экспедиция». – В.Ц.), способствовать всеми силами улучшению народного хозяйства, развитию торговли и промышленности и содействовать распространению народного образования». Российское правительство одобрило выделение средств представителю ВСЮР генерал-майору В. В. Нагаеву в размере 4 тысяч фунтов стерлингов для формирования сибирской дивизии на Юге России с целью ее продвижения в Сибирь через Туркестан (предположительно весной 1920 г.). Намечалась также отправка «особой военной миссии в бухарские владения, которая будет получать и передавать указания верховного командования». В свою очередь, в июле 1919 г. в Омске началось формирование т. н. «Особого отряда», предназначенного для «установления связи между левофланговыми частями фронта армии адмирала Колчака и правофланговыми частями Добровольческой армии генерала Деникина. Руководящую роль в создаваемых частях должны были играть… «южане», т. е. чины Добровольческой армии, перебравшиеся в Сибирь с Юга России через безводные степи Южнорусские и Среднеазиатские. Во главе отряда был поставлен «южанин» – генерал-майор П.П. Крамаренко». Задуманного соединения, однако, не произошло, и Особый отряд (символически переименованный в Добровольческую дивизию) принял участие в боях Тобольской операции и в Сибирском Ледяном походе (30).

Признание государственного суверенитета и широкая военная и гуманитарная помощь от «русской власти» с целью восстановления ее традиционного авторитета – вот основное содержание Грамот эмиру и хану. Позитивный эффект от подобных официальных документов мог бы стать еще большим в случае осуществления обещанной помощи. Однако более прочные отношения между Омском и Среднеазиатскими государственными образованиями ввиду начавшегося наступления Красной армии на Восточном фронте осенью 1919 г. таки не установились.

Аналогичные обещания помощи содержались в «Грамоте Таранчинскому народу Семиреченской области» (16 июля 1919 г.), пострадавшему от карательных действий красногвардейцев, подавлявших местное восстание, в результате чего часть населения отступила на территорию Китая. Грамота обещала «оказать продовольственную помощь беженцам, нашедшим приют в издавна дружественном нам Китае (примечательная характеристика «восточного соседа». – В.Ц.), «своевременно помочь им восстановить разрушенные мятежниками (большевиками. – В.Ц.) хозяйства и мечети путем отпуска лесных материалов из казенных лесных запасов», «открыть нуждающимся хлебопашцам-таранчам дешевый кредит на производство сельскохозяйственных работ и на приобретение необходимого инвентаря». Министерству земледелия предписывалось «произвести из государственного земельного фонда наделение таранчей-земледельцев пахотными землями и другими угодьями» (31).

Центрами антибольшевистского сопротивления в Средней Азии в 1918–1920 гг. стали также районы Ферганы и Семиречья. Летом 1918 г. в Семиречье, в горах Алатау, появились партизанские отряды сибирских и семиреченских казаков есаула Анненкова, угрожавшего занятому большевиками г. Верному. А в декабре 1918 г. на севере Семиреченской области сосредоточился 2-й отдельный Степной корпус Сибирской армии, образовавший между озером Балхаш и хребтом Алатау так называемый Семиреченский фронт. После разгрома январского (1919 г.) антибольшевистского восстания в Ташкенте часть офицеров и добровольцев отступили в Фергану, ушли на Памир и в Закаспий.

В Фергане в мае 1919 г. сформировался новый антибольшевистский центр, основанный на взаимодействии местного населения и русских военных. Временное правительство Ферганы было создано на коалиционных началах. На сторону правительства удалось привлечь даже отряды «басмачей» (разбойников). Были сформированы значительные по численности отряды, во главе которых стояли местные вожди: Мадамин-Бек Ахметбеков, Иргаш, Ишмат, Хамдам и Хал-Ходжа. Наибольшим влиянием пользовался Мадамин-Бек Ахметбеков, сын родовитого бека Ферганы, получивший образование в самаркандском медресе и поддерживавший контакты с русскими военными. Советником в его штабе стал генерал-майор А. В. Муханов, один из сподвижников генерала Корнилова, лично знакомый с его братом Петром. Муханов сумел организовать при каждом из отрядов штабы, укомплектованные офицерами, в том числе членами «Туркестанского Союза». Генерал добился подчинения всех антибольшевистских сил в Фергане единому вождю – Мадамин-Беку Ахметбекову, «направляя возникшее движение против большевиков в русло русской государственности».

Временное правительство Ферганы фактически возглавлялось генералом Мухановым. По его плану в крае была создана отдельная «Ферганская армия», к середине лета 1919 г. занявшая всю Южную Фергану. Но положение ее было практически изолированным от основных центров сопротивления. «Географическая разобщенность Ферганы с Семиреченским и Закаспийским фронтами ставила борьбу в исключительно тяжелые условия» (32).

Правительство предпринимало через российского консула в Кашгаре попытки войти в контакт с Вице-Королем Индии. С особым офицером в октябре 1919 г. в Омск был послан рапорт Верховному Правителю адмиралу Колчаку. Ферганское правительство просило о «денежной поддержке», поддержке «оружием и снаряжением», а также о «присылке уполномоченного от центрального правительства лица с обращением к местному мусульманскому населению и его вождям сохранить единение под русским флагом» и о «присылке хотя бы небольшого отряда, как символа единения борьбы Ферганы с борьбой во всероссийском масштабе». По воспоминаниям участников ферганских событий, данный доклад в середине декабря 1919 г. был доставлен в Семиречье и сдан командиру 2-го Степного корпуса. Однако занятие советскими войсками Семипалатинска и разрыв связи с Сибирью не позволили решить проблему взаимодействия Сибири и Средней Азии. Телеграфное сообщение могло осуществляться только краткими телеграммами из Кашгара через Центральный Китай, Дальний Восток и Сибирь. На это уходило около двух недель (33).

После того как 2 сентября 1919 г. под Актюбинском части белой Южной армии потерпели поражение и отошли на восток (к Атбасару), Красная армия смогла восстановить железнодорожное сообщение с Советской Россией (по железной дороге Самара – Оренбург – Ташкент). Т. и. «оренбургская пробка» была «выбита», и в ноябре 1919 г. начались активные бои на Ферганском и Семиреченском фронтах. В конце ноября начались активные действия против армии Ферганы. К весне 1920 г. основные части Ферганского фронта были разгромлены и отошли на Памир, имея в виду спуститься на Алтайскую долину. В июне 1920 г. отряд генерала Муханова преградил на Памире путь экспедиционному отряду красных, направлявшемуся из Ташкента в Индию.

Наиболее устойчивым оказался Семиреченский фронт (2-й Отдельный Степной корпус, поддержанный отступившими в Северо-Восточное Семиречье частями Оренбургской армии атамана Дутова). Осенью 1919 г. части Семиреченского фронта перешли в контрнаступление, заняв г. Джаркент. Подразделения Степного корпуса под командованием генерал-майора И. С. Ефтина взаимодействовали с партизанскими отрядами атамана Анненкова, которому генерал передал командование 26 ноября 1919 г. Были укреплены подступы к столице Семиречья. Но 30 ноября части красных, наступавшие из Сибири, взяли Семипалатинск, создав угрозу окружения частей Семиреченского фронта. Атаман Дутов по соглашению с Анненковым принял на себя должность генерал-губернатора Семиреченской области со столицей в г. Лепсинске. После тяжелых боев, в марте 1920 г., Отдельная Семиреченская армия, образовавшаяся из частей Оренбургской армии, 2-го Степного корпуса и партизан, под общим командованием атамана Анненкова, перешла границу в районе Чугучак-Кульджа и была интернирована (34).

Столкновение советской власти и Белого движения в Среднеазиатском регионе носило ярко выраженный характер столкновения геополитических интересов. Тогда как советское правительство, стремившееся к реализации идеи «мировой революции», направляло свою активность на сопредельные государства Востока, Белое движение стремилось к сохранению российского государственного единства в прежних территориальных пределах. Примечательно, что в разгар боев под Орлом осенью 1919 г. ЦК большевиков принял решение о развитии наступления армии М. В. Фрунзе с Южного Урала на Туркестан. Это было необходимо не только для того, чтобы помешать созданию единого фронта между Колчаком и Деникиным. Требовалось обеспечить «советизацию» Средней Азии, выйти, как мечтал Троцкий, на границы с Индией для создания «Красного Востока» («нарушить неустойчивое равновесие азиатских отношений колониальной зависимости, дать прямой толчок восстанию угнетенных масс и обеспечить победу такого восстания в Азии») (35). С точки зрения специфики управления в Средней Азии во всех центрах антибольшевистского движения практически неизменным оставалось национальное самоуправление, а туркофильские настроения не были сильны настолько, чтобы отказаться от дальнейшей общей жизни с Единой, Неделимой Россией. Российские представители, в известной степени, играли роль «факторов стабилизации» в межнациональных и межгосударственных отношениях.

* * *

1. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1926, т. У, с. 238.

2. Голос Средней Азии. Асхабад, № 138, 4 июля 1919 г.

3. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 6–6 об.

4. ГА РФ. Ф. 6557. Оп. 1. Д. 17. Л… 53; Ф. 6179. Оп. 1. Д. 44. Лл. 1–2; Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 12–12 об.

5. ГА РФ. Ф. 6179. Оп. 1. Д. 44. Лл. 1–1 об.; Ф. 4738. Оп. 1. Д. 7. Лл. 59, 61.

6. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 6–7 об.; 10–10 об.

7. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 262. Лл. 33–34; Ф. 6557. Оп. 1. Д. 17. Лл. 20–21; «Кто должник», сборник документов. М., 1926, с. 396–399.

8. ГА РФ. Ф. 6179. Оп. 1. Д. 17. Лл. 1–1 об.; Голос Средней Азии. Асхабад, № 152, 23 ноября 1918 г.

9. ГА РФ. Ф. 6179. Оп. 1. Д. 44. Лл. 1–1 об.; Д. 20. Л. 1.

10. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Л. 20.

11. ГА РФ. Ф. 4131. Оп. 1. Д. 2. Л. 2 об., 4, 6; Голос Средней Азии. Асхабад, № 122, 15 июня 1919 г.; № 128, 22 июня 1919 г.

12. ГА РФ. Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Л. 218; Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 5-17; Деникин А. И. Указ, соч., с. 239–240.

13. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 17–18; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 324. Л. 23; Ф. 9431. Оп. Varia 7. Д. 1. Лл. 1–2; Ф. 5913. Оп. 1. Д. 262. Лл. 33–35.

14. ГА РФ. Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Л. 114; Ф. 442. Оп. 1. Д. 21. Лл. 4–5; Арон. Текинцы // Вестник первопоходника, № 22, июль 1963 г.; Закаспийская мысль, Красноводск, № 104, 6 ноября 1919 г.

15. Хаджиев хан. Великий бояр. Белград, 1929, с. 396–397; Закаспийский бюллетень. Красноводск, № 6, 1 декабря 1919 г.

16. ГА РФ. Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Л. 113.

17. Голос Средней Азии. Асхабад, № 122, 15 июня 1919 г.; ГА РФ. Ф. 442. Оп. 1. Д. 8а. Лл. 4–5.

18. ГА РФ. Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Лл. 108–108 об.; 284–285.

19. Закаспийский бюллетень. Красноводск, № 3, 10 ноября 1919 г.

20. РГВА. Ф. 40213. Оп. 1. Д. 1481, часть 8, без нумерации листов.

21. РГВА. Ф. 269. Оп. 1. Д. 15. Лл. 29–30; Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917–1920 гг. Кн. 2. Париж, 1964, с. 229, 279; Закаспийский бюллетень. Красноводск, № 5, 24 ноября 1919 г.

22. ГА РФ. Ф. 4131. Оп. 1. Д. 2. Л. 12; Ф. 6179. Оп. 1. Д. 17. Л. 2 об.; Голос Средней Азии. Асхабад, № 132, 3 июля 1919 г.

23. ГА РФ. Ф. 442. Оп. 1. Д. 8а. Лл. 12–16.

24. Бухара в 1917 г. // Красный архив, 1927, т. 1, с. 83–87.

25. Из истории национальной политики Временного правительства // Красный архив, 1928, т. 5, с. 74–79.

26. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 55. Лл. 15–15 об.

27. Зайцев И.М. Из недавно пережитого // Соловецкие острова, 1924, № 4, с. 60–69; Гражданская война в Бухаре // Военная мысль. 1921, кн. 1. с. 212–215; Хаджиев хан. Указ, соч., с. 397.

28. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 885. Лл. 1–2 об.

29. ГА РФ. Ф. 442. Оп. 1. Д. 8а. Лл. 4–5.

30. ГА РФ. Ф. 176. Оп. 5. Д. 245. Л. 160; Оп. 14. Д. 296; Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. 1918–1920 гг. Харбин, 1921, т. 2, с. 303–304; Филимонов Б. Белоповстанцы. Шанхай, 1932, с. 44–45.

31. Правительственный вестник. Омск, № 197, 30 июля 1919 г.

32. Русское обозрение. Харбин, № 3–4, март-апрель 1921 г., с. 113–120.

33. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 885. Лл. 2–2 об.; Русское обозрение. Харбин, № 3–4, март-апрель 1921 г., с. 113–120.

34. ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 243. Лл. 1–3 об.

35. Из доклада Председателя РВС РСФСР Троцкого ЦК РКП (б) от 5 августа 1919 г. о необходимости захвата стран Востока с предварительным разгромом войск А. В. Колчака // Родина, № 10, 1990, с. 12–13.

Назад: Раздел 4. Белое дело и государства на территории бывшей Империи. 1917–1919 гг
Дальше: Глава 3