Книга: Белое дело в России: 1917-1919 гг.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 2

Раздел 4

Белое дело и государства на территории бывшей Империи. 1917–1919 гг

Глава 1

Особенности политического курса Белого движения в отношении государств Закавказья в 1917–1919 гг.



Политика Белого движения по отношению к Закавказью, охваченному сепаратизмом, исходила из допустимости исключения его территорий из состава Российского государства без соответствующих на то санкций Всероссийского Учредительного (или Национального) Собрания. По словам Деникина, «главной целью моей было удержание в государственной связи с Россией закавказской окраины или, по крайней мере, территориальное ограничение распада» (1). Возникшие здесь «государственные образования» (по тогдашней терминологии) считались «временными». Но если, например, Всевеликое Войско Донское, Кубанский Край, сибирские областники никогда не заявляли о своем «отделении» от России, то этого нельзя было сказать по отношению к Финляндии, Украине и Закавказью. С 8 марта 1917 г. Закавказье, как единый регион под «верховенством России», управлялось специально созданным Особым Закавказским комитетом (Озаком) во главе с социал-федералистом К. Абашидзе, а после его кончины – депутатом IV Государственной Думы, будущим председателем Донского Войскового Круга В. А. Харламовым. Но основные вопросы управления – от автокефалии грузинской церкви до введения земского самоуправления – продолжали обсуждаться в Петрограде. Проектируемая должность Верховного комиссара Кавказа (на нее предполагалось назначить бывшего председателя II Государственной Думы Ф. А. Головина) не была создана (2). Партийно-политическая картина Закавказья характеризовалась преобладанием здесь социалистических организаций, пользовавшихся авторитетом противников «русского самодержавия, враждебного народам Кавказа». По довольно точному определению Деникина, «история Закавказья в годы смуты есть история его интеллигенции, преимущественно социалистической. Только она являлась вершительницей внутренних событий, и только на ней лежит поэтому историческая ответственность за судьбы закавказских народов». И если Киев в 1918 г. называли «монархической Меккой», то Тифлис именовали не иначе как «цитадель меньшевизма» (3).

Закавказские социалисты не признавали советскую власть, считая ее полностью зависящей от интересов одной партии – большевиков. Отчасти этому способствовало противостояние между Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов и первым составом ВЦИК во главе с известным грузинским социал-демократом, депутатом IV Государственной Думы и участником «февральского переворота» Н. С. Чхеидзе. Но еще летом 1917 г. помимо Советов рабочих и солдатских депутатов в крае стали создаваться многочисленные т. н. «Национальные Советы», возникшие в условиях типичного для 1917 г. увлечения «партийно-общественным строительством». В основу их формирования был положен принцип представительства от многочисленных национальностей, населявших Закавказье. Были созданы грузинский, армянский и татарский (азербайджанский) Советы. В целом деятельность Советов не способствовала централизации управления: «губернские комиссары и исполкомы только номинально сохраняли свою власть, фактически же она принадлежала Национальным Советам». К ноябрю 1917 г. в Тифлисе официально работали грузинский, армянский, мусульманский Советы, располагавшие даже собственными вооруженными формированиями. На их основе весной 1918 г. были созданы правительства независимых Грузии, Армении и Азербайджана. Были образованы также осетинский Совет, отделения Украинской и Белорусской Рады, латышский союз и ассирийская группа. Советы получали право формирования собственных вооруженных сил по национально-территориальному признаку, в частности, предполагалось создание четырех корпусов (грузинского, армянского, азербайджанского и русского) (4).

Эти национальные корпуса нужно было вооружить. Запасы оружия Кавказского фронта, имевшиеся в тыловых складах, перешли к национальным Советам на основе «пулеметного права». Но этого оказалось мало, и в январе 1918 г. под станцией Шамхор несколько эшелонов уходивших с фронта русских солдат было расстреляно, а их оружие отобрано («Шамхорская бойня»).

В таких условиях становилось очевидным, что русское население Закавказья действительно нуждается в защите и самоорганизации. Общество русской культуры в Тифлисе, Русские культурно-просветительные общества в Баку и Батуме инициировали формирование Русского Национального Совета. В конце 1917 г. была создана «Соединенная Комиссия по образованию межпартийного и внепартийного Русского Национального Совета», в работе которой, забыв на время разногласия, работали представители местных Советов рабочих и солдатских депутатов и члены кадетской партии, группы кооператоров и представителей торгово-промышленного союза, правые из организации «Закавказская Русь» и эсеры. Накануне праздника Рождества Христова, 22 декабря 1917 г., Русский Совет официально приступил к работе. При Совете действовали «военная секция», «секция по защите русского населения, пострадавшего от разбойных нападений», юридическая комиссия и даже комиссия по организации собраний и митингов русского населения. Финансирование Совета проводилось за счет добровольных взносов, и первоначальные поступления были невелики (касса началась с 10 рублей).

11—16 марта 1918 г. в Тифлисе прошли заседания «учредительного» 1-го Русского Национального Съезда. Русский Совет был окончательно оформлен. Его председателем стал полковник Ф.Н. Лебедев, а секретарем юридического отдела – опытный юрист Н. Г. Шубинский. В итоговой резолюции съезда отмечалось: «Признавая, что русское национальное меньшинство на Кавказе имеет неоспоримые права на национальное самоопределение и на защиту своих национальных нужд и интересов, первый Съезд русского населения Закавказья считает, что защита принадлежит Закавказскому Русскому Совету, избранному по пятичленной формуле (всеобщее, прямое, равное, тайное голосование по пропорциональной системе. – В.Ц.) всеми признающими себя русскими гражданами Закавказья». «Принадлежность к русской национальности» устанавливалась «местными национальными советами», учреждаемыми в отдельных городах, уездах и округах. Совет полностью брал на себя защиту и представительство «русского населения» в крае «перед Закавказской краевой властью и другими органами управления». Съезд предполагал учреждение Закавказской Русской Краевой Думы, которая из своего состава (сроком на два года) избирала Совет (из 45 членов), возглавляемый пятичленной управой (директорией). И хотя по партийному составу Совет отражал характерное для Закавказья преобладание социалистов (против 10 кадетов в Совете состояло 35 представителей социалистических партий), в отличие от аналогичных межпартийных структур периода гражданской войны Совет продемонстрировал убедительное единство в защите российских интересов. За довольно короткий период работы Совет, не считаясь с финансовыми трудностями, поддерживал русских рабочих и служащих, отстаивал преподавание русского языка в средних школах, защищал русских беженцев, поддерживал организацию Русского корпуса во главе с полковником Д.П. Драценко (7 полков, формировавшихся в разных районах Закавказья), финансировал расходы Учительского института в Тифлисе. Национальный Совет обладал неоспоримой легальностью и легитимностью, имея официальный статус и выражая интересы практически всех общественно-политических структур русского населения (5).

Таким образом, в период 1917–1918 гг. согласование всероссийских и региональных интересов строилось на фундаменте равноправных, договорных отношений, при формальном признании верховенства существующих коалиционных структур власти. Позднее, в 1919 г., подобная «низовая» инициатива рассматривалась не только с точки зрения самозащиты интересов русского населения. В случае восстановления всероссийской государственной юрисдикции русские национальные Советы могли стать основой формирования будущей администрации.

Осенью 1917 г., в условиях резкого ослабления центральной власти и начавшегося «парада суверенитетов», партийные и общественные организации Закавказья на съезде в Тифлисе 15 ноября 1917 г. образовали Закавказский Комиссариат под руководством меньшевика Е.П. Гегечкори. Своей задачей Комиссариат считал создание государства, основанного на общности политического курса. Отношения с соседями (Кубанью, Доном, Союзом горцев) должны были строиться как с «равными государствами». После разгона Всероссийского Учредительного Собрания его депутаты, избранные от Закавказья, создали Закавказский сейм во главе с Чхеидзе. Сейм не признал советской власти, Брестского мира и 9 апреля 1918 г. заявил о создании Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР) и о полной независимости. Три главные политические партии Кавказа – социал-демократическая рабочая партия Грузии, армянский Дашнакцутюн (Союз) и азербайджанский Мусават (Равенство) – провозгласили создание государства с общим сеймом и правительством. Ведущее положение в нем занимали грузинские политики. Однако история ЗДФР оказалась недолгой.

В апреле 1918 г. на территорию Армении (Эриванская губерния) и Азербайджана (Елизаветпольская и Шемахинская губернии) вступили турецкие войска. Англия смогла выделить лишь небольшой отряд для защиты Баку, а из всех российских войск Кавказского фронта боеспособность сохранил только отряд Л. Г. Бичерахова, пытавшийся совместно с англичанами и местным ополчением защитить город (6). В августе 1918 г. здесь была ликвидирована Бакинская коммуна, ориентировавшаяся на Советскую Россию (26 бакинских комиссаров были отправлены англичанами в Закаспий и казнены). Героически сражались отряды армянской национальной армии и народного ополчения. Но все же противостоять многочисленным турецким войскам Закавказская республика не смогла. Мусаватисты отказывались вести борьбу с «единоверцами» и обеспечили продвижение турецкой дивизии в Дагестан. Турецкие дивизии вторглись в Армению, начав здесь кровавую политику геноцида, в котором погибли также сотни русских. В Елисаветполе, переименованном в Гянджу, была уничтожена семья председателя уездного Русского Национального Совета, директора гимназии Боголепова.

В течение нескольких месяцев турецкие части полностью заняли территорию Азербайджана (в сентябре 1918 г. пал Баку) и вошли в Дагестан, а также в Батумский округ и планировали наступать на Тифлис. Официально турецкое командование заявило о намерении восстановить границы, существовавшие до Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., а секретные планы турецкого Генштаба снова, как ив 1914 г., нацеливались на создание Оттоманской Империи от Дагестана до Казани и от Туркестана до Индии. Закавказская федерация распалась. 26 мая 1918 г. грузинская делегация сейма заявила о своем выходе из состава федерации и о намерении вступить в переговоры с Германией. Не отрицал такой необходимости даже «патриарх грузинской социал-демократии» глава правительства Н. Жордания. Вслед за этим были провозглашены суверенные Грузинская (26 мая), Азербайджанская (27 мая) и Армянская (28 мая) республики (Армения предполагала последующее возвращение в состав Российского государства).

Наиболее сложные, противоречивые отношения у южнорусского Белого движения были с Грузией. 28 мая 1918 г. Грузия заключила с Германией 6 договоров, соглашаясь на размещение немецких гарнизонов на своей территории и предоставляя значительные экономические льготы немецким промышленникам и банкам. Порт Поти и Закавказская железная дорога переходили под контроль немецкой администрации на правах 60-летней аренды. Предполагалось, что территория новообразованной республики будет включать в себя не только Тифлисскую и Кутаисскую губернии, но также Сухумский (Абхазия) и Батумский (Аджария) округа, Сочинский и Гагринский округа Черноморской губернии, Ахалкалакский округ Эриванской губернии. Последние притязания делали неизбежными столкновения с Арменией и теми «государственными образованиями», которые станут выражать российские интересы.

Весной 1918 г. весьма условную границу с Грузией имели Кубано-Черноморская, а позднее и Северо-Кавказская советские республики. Отвлеченные на борьбу с «деникинскими бандами», красногвардейские отряды оказались не готовы к отражению наступления грузинской регулярной дивизии, усиленной отрядами народной гвардии. Быстро и почти не встречая сопротивления, грузинские части под командованием генерала Мазниева 24 июля 1918 г. вошли в Сочи, а 6 августа 1918 г. заняли Туапсе. К сентябрю авангарды грузинских войск были уже вблизи Геленджика.

Формальным обоснованием этих действий грузинских войск было обращение Абхазского Национального Совета в Тифлис. 11 июля 1918 г. Абхазский Национальный Совет и правительство Грузии заключили «временный» договор, в соответствии с которым Абхазия включалась в состав Грузии (в начале 1918 г. она считалась в составе Горской республики). Грузинские войска должны были обезопасить Абхазию от возможного наступления со стороны отрядов красной гвардии. Договор предусматривал, что окончательный порядок государственного устройства будет определен «Национальным Собранием Абхазии», а до его созыва верховной властью в регионе (как и в других областях Закавказья) признавался Абхазский Национальный Совет. Абхазия формально входила в Грузию на равноправных началах. На деле после двукратного разгона Абхазского Национального Совета и ареста его лидеров власть в Сухумском округе перешла к назначенному из Тифлиса комиссару, опиравшемуся на новоизбранный Совет, на ¾ состоявший из грузин. Наступление на Туапсе было согласовано и с немецкой военной миссией, уверенной, что грузинские войска создадут хороший «барьер» перед белыми войсками, намеревавшимися восстановить Восточный фронт против Германии на Кавказе (7).

Показательно, что в эти же дни (16 июля 1918 г.) парламент Грузии утвердил закон «О подданстве», согласно которому все грузины, независимо от места жительства, равно как и представители других национальностей на территории Грузии и даже «приписанные до начала войны (август 1914 г.) к какой-либо административной единице республики», признавались грузинскими подданными. «Двоеподданство» («двойное гражданство», выражаясь современным языком) было объявлено недопустимым, наказывалось лишением гражданских прав и высылкой. Таким образом, у русского населения, как и у других национальностей на территории Грузии, практически не оставалось выбора, иначе как признание над собой новой власти (8).

Делались попытки обосновать «исторически» расширение границ Грузии. Ссылаясь на северные границы Абхазского царства, грузинское правительство заявляло о необходимости исключения Гагринского округа из Черноморской губернии, в состав которой он был включен в 1905 г., после постройки здесь курорта. Что касается Туапсе, то тут говорить об «исторических основаниях» не приходилось вовсе. Еще менее доказательной была попытка оправдать включение в Грузию Сочинского округа на основании «заявления общественности», представленной местным крестьянским съездом. Сочинские социалисты искали «защиты» в Тифлисе от «реакции», олицетворением которой становилась успешно действовавшая на Кубани Добровольческая армия. О том, что притязания на Сочинский округ носили сугубо политический, а не национальный характер, свидетельствовал тот факт, что из его 50 «селений» 36 было русских, 13 «со смешанным пришлым населением» и «только одно грузинское» (9).

Нельзя сказать, что в грузинском руководстве все разделяли идеи «Великой Грузии». Если военное министерство с энтузиазмом воспринимало перспективы расширения территории, то Министерство иностранных дел придерживалось позиции нецелесообразности включения в состав республики территорий весьма спорных и с национальной, и с административной точки зрения: «не только в Туапсе, но и в Сочи грузинам нечего было делать», «присоединение Сочинского округа к Грузии создавало новую плоскость трения, а их и без того было достаточно», «в положении Грузии следовало избегать осложнений, не вызываемых необходимостью» (10).

Осенью 1918 г. о защите суверенных российских интересов в крае заявило командование Добрармии.

Первоначально действия грузинской армии расценивались как «дружественные» по отношению к белым. В июле 1918 г. восставшие кубанские казаки Майкопского отдела взаимодействовали с грузинскими частями, занявшими Туапсе. Следует отметить, что Кубанская Краевая Рада еще в начале 1918 г. направила приветствие Закавказскому сейму, заявив о готовности к самому тесному сотрудничеству на основе признания суверенитета Закавказья. Консул из Тифлиса прибыл и в Новочеркасск. Предполагалось, что контакты с Доном и Кубанью обеспечат Грузию необходимым для республики продовольствием.

После неудачных боев в Черноморье на соединение с частями 11-й советской армии вдоль побережья шла с боями Таманская армия красных («Железный поток»). Ее головная колонна под командой бывшего штабс-капитана Е. И. Ковтюха столкнулась с грузинскими и кубанскими войсками под Туапсе, вошла в город, но задерживаться там не стала, на Сочи не пошла, а повернула к Армавиру.

В августе 1918 г. генерал Алексеев в письме к генералу Мазниеву отмечал: «Судьба поставила нас не только в близкое боевое соприкосновение, но сделала нас союзниками, борющимися пока (многозначительное слово. – В.Ц.) за одно и то же дело и действующими в одном и том же направлении… убежден, что этот союз примет длительный и более широкий характер» (11). Позицию Верховного Руководителя Добровольческой армии вообще отличала подчеркнутая лояльность к Грузии, хотя новая республика и не собиралась уступать занятых земель.

После того как преследовавшие красногвардейцев части Добармии вступили в Туапсе, они встретили противодействие со стороны грузинских народогвардейцев. Возник т. н. «грузинский фронт». В Екатеринодар выехали Мазниев и заместитель председателя правительства Грузии Гегечкори. 12 сентября состоялись переговоры, начавшиеся с предельно корректной фразы генерала Алексеева: «Разрешите от имени Добровольческой Армии и Кубанского правительства (его представлял глава кабинета Л. Л. Быч) приветствовать представителей дружественной самостоятельной Грузии. Предстоящие переговоры, я надеюсь, приведут к удовлетворительным результатам. С нашей стороны никаких стремлений ограничить самостоятельность Грузии нет; я должен ожидать равноценного отношения Грузии к нам» (12).

В «союзническом» духе начал доклад и Гегечкори, заявивший, что «борьба с большевиками – это вопрос нашей жизни и смерти». Но как только речь зашла о территориальных вопросах, грузинская делегация, ссылаясь на резолюцию сочинских социалистов, заявила о своем долге перед местным населением, «добровольно» пожелавшим войти в состав «демократической Грузии». Протесты руководства Добрармии в отношении Абхазии игнорировались, поскольку сама эта армия, с точки зрения Гегечкори, была не выразительницей «всероссийской власти», а лишь «частной организацией», имеющей не больше прав, чем суверенная Грузия, в решении судьбы «спорных» территорий бывшей Империи.

14 сентября переговоры были прерваны, «общего языка» найти не удалось, хотя Гегечкори и Мазниев добились подтверждения суверенитета Грузии со стороны представителей Кубани. При Кубанском правительстве были аккредитованы представители закавказских правительств.

Заняв Туапсе, части Добровольческой армии остановились, что не означало тем не менее отказа от намерения добиваться в будущем восстановления российских прав в Черноморье. «Добровольческая армия не допускает никакого посягательства на территорию Русского государства (13). 13 августа 1918 г. черноморским генерал-губернатором был назначен полковник А. П. Кутепов, и на территории губернии началось размещение частей 2-й пехотной дивизии. Ее полки отличались высокой боеспособностью, многие офицеры и солдаты участвовали еще в «Ледяном походе». Начальник дивизии генерал-майор А. Н. Черепов был кадровым военным Императорской армии, георгиевским кавалером. За короткое время в зоне соприкосновения с грузинскими войсками была создана надежная система обороны и армейской разведки.

Русское командование регулярно получало информацию из Сочи, Сухуми и Тифлиса, где с октября 1918 г. работал Центр Добровольческой армии во главе с генерал-лейтенантом В.П. Шатиловым. Сведения были неутешительны. Если еще летом 1918 г., после ввода немецких войск на территорию республики, здесь начались, как отмечалось в секретных сводках, «национальные преследования» (из учреждений увольнялись русские чиновники, обязательное изучение русского языка в школах отменялось), то с начала 1919 г. «преследования» усилились. Из Сочи все чаще поступали призывы к командованию Добрармии об освобождении от «меньшевистской диктатуры». Наконец, в январе 1919 г. в округе началось восстание, перекинувшееся затем на территорию Абхазии. Грузинским комиссаром Хочолавой и генералом Кониевым (сменил генерала Мазниева) было дано указание срочно «ликвидировать бунт». В ходе карательных экспедиций в селах округа начались массовые убийства мирных жителей. В Туапсе оказались тысячи беженцев. По словам Деникина, «дабы положить конец этому кровопролитию, я приказал войскам Приморского отряда занять Сочинский округ».

Наступление белых было стремительным. 24 января 1919 г. полки под командованием генерала Черепова заняли Сочи, приветствуемые местным населением. В течение пяти дней был освобожден весь Сочинский округ, заняты Адлер и Гагры, полностью восстановлены границы Черноморской губернии Российской Империи. Теперь, по заявлению Деникина, до соответствующего решения Всероссийского Учредительного Собрания граница с Грузией должна проходить по реке Бзыбь у Пицунды.

Военный министр Грузии Георгадзе считал причиной успеха белых отвлечение почти всех грузинских войск в Ахалкалакский район, где начался конфликт с Арменией, а также «исполнение» Грузией требований Антанты о «нейтрализации Сочинского округа». Но факт поражения был налицо: 2-я дивизия генерала Черепова захватила в плен весь штаб Приморского фронта во главе с генералом Кониевым, сотни солдат и офицеров и все вооружение.

«Сочинский конфликт», казалось, был исчерпан. 1 февраля Деникин предложил «три пункта» первоначального разрешения «проблемы Абхазии»: «1) объявить Сухумский округ нейтральным, 2) немедленно вывести оттуда грузинские войска и администрацию, 3) возложить поддержание порядка на абхазские власти, свободно ими самими выбранные, и на военные отряды, сформированные из абхазцев» (14).

Но успокаиваться не пришлось: 7 февраля 1919 г. на собрании Всероссийского Национального Центра в Екатеринодаре с докладом «Закавказье в наши дни» выступил член Русского Национального Совета инженер П. В. Арцимович, отметивший, что в ответ на «российскую агрессию» в Абхазии грузинские политики потребовали тотального выселения русских, конфискации имущества российских промышленных предприятий и банков, закрытия русских школ. В Страстной четверг 1919 г. грузинская милиция опечатала Тифлисский кафедральный собор Св. Александра Невского и объявила о ликвидации русского прихода. Было национализировано все имущество Российского общества Красного Креста. Согласно распоряжению от 24 февраля 1919 г. все русские частновладельческие земли в Грузии были национализированы без компенсации. Русских офицеров заподозрили в убийстве генерала Натиева, командовавшего отрядом грузинских войск в районе Сочи (якобы по личному указанию генерала Романовского). При поддержке активистов Комитета Освобождения Грузии были разгромлены Закавказский Русский Национальный Совет и Центр Добровольческой армии, все руководство было выслано из республики.

В то же время Русский Национальный Совет г. Тифлиса на 2-м закавказском съезде русских граждан 7 июня 1919 г. утвердил резолюцию, в которой говорилось «о лояльном отношении ко всем Закавказским республикам» и об объединении на основе федерации «с революционно-демократической Россией». От Добрармии, «исполняющей волю реакционных черносотенных сил», ожидали только «завоевания Закавказья», в чем усматривалась «смертельная опасность для всех закавказских народов и российской трудовой революционной демократии». Представители русских национальных организаций Армении и Азербайджана не были приглашены на этот съезд, что означало фактический раскол единого российского представительства в регионе. Часть прежнего состава Закавказского Русского Национального Совета заявила о готовности продолжать свою деятельность и поддерживать Добрармию, несмотря на запрет официальной регистрации и ликвидацию прежней управы. Руководствуясь «интересами реальной политики», заявило о поддержке закавказских республик и о готовности к «самому тесному сотрудничеству» Славянорусское Общество, претендовавшее на роль единственного выразителя русских интересов в Азербайджане. В бакинское правительство на должность министра продовольствия был введен председатель Общества, местный предприниматель А. Лизгарь. Много русских офицеров, служивших в азербайджанской армии, и чиновников (особенно судебных служащих, ведомства юстиции) продолжали сохранять свои прежние должности, несмотря на провозглашенную «независимость» Азербайджана. Но официальная позиция ВСЮР в отношении республики оставалась принципиальной: «Азербайджан нужно считать частью России. До восстановления в России Верховной власти допускается самостоятельное существование Азербайджана». В свою очередь, представитель республики при кубанском правительстве заявил «о русской ориентации среди большей части населения республики. Законы остаются русские, государственный язык – русский. Однако свою связь с Россией Азербайджан мыслит в рамках федерации и с автономией не помирится. С этой точки зрения республика боится Добрармии» (15).

Об экономической стороне взаимоотношений России и республик Закавказья говорилось в докладе председателя Бакинского Русского Национального Комитета, члена бакинской группы кадетской партии, присяжного поверенного М. Ф. Подшибякина на совещании 8 июня 1919 г. Докладчик с сожалением констатировал, что в результате «Сочинского конфликта» Тифлис перестал быть центром русского влияния в крае и таковым следует сделать Баку. «В Закавказье должен быть создан центр русского влияния, – отмечалось в выступлении, – в качестве проводника русской идеи». «В этом центре необходима организация пропаганды русской национальной идеи, необходимо разрешить вопрос о помощи русским беженцам, возвращающимся на Кавказ, необходима организация русского населения для содействия Добровольческой армии» (16).

Говоря об экономике края, Подшибякин отмечал, что «Россия длительное время относилась к Закавказью как к колонии (в позитивном смысле этого слова. – В.Ц.), то есть как к региону, требующему значительной бюджетной поддержки. Сосредоточение добычи и переработки нефти в Баку привело к тому, что, потеряв над ним контроль, Юг России фактически лишился поставщика доступных и качественных нефтепродуктов». Бакинский Русский Совет требовал от правительства Азербайджана не принимать проект закона о продаже России нефти, облагаемой акцизом. Следовало также добиваться непосредственных контактов южнорусского бизнеса со странами Ближнего Востока и Индией с одновременным «устранением посредничества закавказских туземных фирм». Для этого следовало создать в Закавказье особое Общество содействия русской промышленности и торговли, опирающееся на «поддержку со стороны российской государственной власти», а также поддержать издание бакинской газеты «Единая Россия» (17).

Русский Национальный Комитет в Баку начал работу осенью 1918 г. и одним из первых обратил внимание на возможность использования «русского влияния» в Азербайджане как на основу будущей «здоровой русской государственности», в частности в отношении к т. н. Муганской республике, созданной местным русским населением. Комитету приходилось даже брать на себя посредничество в начавшихся столкновениях между армянским и азербайджанским населением Баку (18).

16 июня 1919 г. Грузия заключила военный союз с Азербайджаном для «сдерживания» внешних «агрессивных действий». Из Грузии в Азербайджан было отправлено оружия и боеприпасов на сумму около 1,5 млн рублей. На тот момент только две стороны считались «агрессорами». Это – Армения, с которой Грузия и Азербайджан вели военные действия в Ахалкалаках и Нагорном Карабахе, и Добровольческая армия. Армения тесно сотрудничала со ВСЮР и категорически отказалась присоединиться к грузинско-азербайджанскому союзу. В составе войск Приморского отряда воевал Армянский добровольческий батальон под командованием капитана Чемишняна, а в составе армянских вооруженных сил сражался против турок Русский добровольческий отряд, сформированный генерал-майором Н. М. Ефремовым. В свою очередь, с июля 1919 г. Азербайджан и Грузия поддерживали «Шариатскую монархию» Узун-Хаджи, начавшего войну против Добрармии в Чечне и Дагестане. По данным деникинской контрразведки, через Грузию и Азербайджан отправлялись турецкие офицеры-инструкторы, оружие и деньги. Грузия активно помогала и отрядам т. н. «зеленых», действовавших в тылу Войск Черноморского побережья. В условиях отсутствия торговых контактов ввоз зерна в Грузию осуществлялся контрабандным путем, причем в качестве контрабандистов предполагалось участие советских разведчиков (19).

Не были забыты и внешнеполитические «рычаги давления». На Парижской конференции «держав-победительниц» уже с конца 1918 г. находились делегации республик Закавказья, Прибалтики, Украины, Белоруссии, Дона и Кубани, стремившиеся к признанию статуса представителей суверенных государств. 12 марта 1919 г. в Тифлисе начало работу Учредительное Собрание Грузии, председателем которого был избран Н. С. Чхеидзе, ставший затем представителем Грузии в Париже. Грузинская Конституанта единогласно подтвердила решение акта о независимости Грузии и в особой ноте по поводу первой годовщины акта о независимости, 26 мая 1919 г., сообщала, что «в случае разрешения русского вопроса правомерное существование грузинской республики должно быть принято во внимание» и «если за каким-либо правительством державами будет признано право представлять Россию (явное указание на намерение официального признания Антантой власти Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака. – В.Ц.), Грузия должна быть формально и определенным образом исключена из территории этого будущего русского государства…».

С точки зрения актуализации суверенных прав перед Антантой показательна также нота от 17 июня 1919 г., подписанная представителями государственных «новообразований» (Азербайджана, Грузии, Эстонии, Латвии, Горской республики, Украины и Белоруссии). В ней «полностью отвергался авторитет общерусского правительства» и говорилось о незамедлительном признании конференцией их независимости. Действия Добровольческой армии в Черноморье выгодно было представить актом «агрессии». Об этом недвусмысленно говорилось в совместном обращении Грузии, Азербайджана и Горской республики (20 июня 1919 г.) в Верховный Совет Антанты: «… просим предписать армии добровольцев, которая содержится и поощряется Союзниками вовсе не для борьбы с кавказскими народами, очистить захваченные территории и уважать права кавказских республик» (20).

И хотя Верховный Совет Антанты не принял заявлений, осуждающих «армию добровольцев», ограничившись «сочувствием», очевидно, что подобные обвинения в «реакционности» сыграли определенную роль при отказе официального признания Антантой власти Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака.

Новым участником геополитических событий в Закавказье стала Великобритания. В ноябре 1918 г., после окончания военных действий в Европе, в Закавказье вошли английские войска (около 20 тысяч солдат и офицеров). Предполагалось, что районы их расположения не должны выходить за границы прежней дислокации турецких войск. Таковыми являлись вся территория Азербайджана и Аджария в Грузии, а также линия Закавказской железной дороги (от Баку до Поти), Карская область в Армении. Система британской администрации строилась по тому же принципу, что и французская в это же время в Одессе. Областями управляли английские генерал-губернаторы «при помощи советов, составленных из представителей всех местных народностей (тем самым идея управления через национальные Советы сохранялась. – В.Ц.)».

Представитель британского командования генерал Томсон после вступления в Баку 17 ноября 1918 г. заявил, что «союзники» признают местные правительства временными и «судьба России в границах 1914 г. должна быть решена самой Россией». Но спустя месяц (26 декабря 1918 г.) тот же Томсон обещал «всемерную поддержку азербайджанскому правительству», говорил о фактической независимости Азербайджана и о необходимости сепаратного представительства России и Закавказских республик на Парижской конференции.

15 февраля 1919 г. начались переговоры председателя правительства Грузии Н. Жордания с представителями английской и французской миссий. Вопреки ожиданиям грузинской стороны, англичане отнюдь не заявили о своей безусловной поддержке Грузии. По оценке командующего английскими войсками в Закавказье генерала Уокера, британские военные контингенты могли только «служить местным барьером» в Батуме и Гаграх, сохраняя status quo в отношении спорных территорий Абхазии до соответствующего решения Версальской конференции. Грузинская сторона доказывала, что ввод войск в Абхазию и Сочинский округ продиктован не только запросами местного населения, но и «реакционной» сущностью Добровольческой армии, необходимостью «подавить анархию» в крае. Англичан упрекали в крайне ограниченных поставках оружия и продовольствия в Грузию. Еще одни переговоры состоялись 19 августа 1919 г. Присутствовавший на них представитель Великобритании при ВСЮР генерал Бриггс заверил грузинских делегатов, что в недалеком будущем соединение войск Деникина и Колчака неизбежно, «Россия скоро сформируется, и не надо было спешить с объявлением независимости».

В отношении будущего административно-территориального устройства Закавказья предлагались три совершенно различных между собой варианта: «присоединение Закавказья к России в границах 1914 г., с автономным управлением в различных областях», «признание самостоятельности образовавшихся республик, с полным отделением их от России» и, наконец, «образование соединенных штатов на Кавказе – в отделении от России или в конфедерации с ней». После завершения военного противостояния в «Сочинском конфликте» Верховный Совет Антанты поручил англичанам выполнить роль «миротворцев». Около мостов через р. Бзыбь, в Пицунде и Гаграх появились небольшие отряды британских «томми», «разделявших» части 2-й пехотной дивизии и грузинской армии, была установлена демаркационная линия (21).

Отстаивать интересы России приходилось не только военным, но и дипломатическим путем. В Париже активно работало Русское Политическое Совещание, руководимое бывшим главой Императорского МИДа С.Д. Сазоновым. 14 мая 1919 г. на заседании конференции был представлен развернутый доклад, подготовленный при содействии Национального Центра и обосновывающий права России в Закавказье. Приводились статистические данные, показывающие значительный размер государственных вложений в развитие экономики Грузии и Азербайджана. Отмечалось, что развитие местной промышленности всегда было и будет связано с экспортом российского сырья, прежде всего зерна и муки. Не отрицая перспектив признания независимости Грузии, в докладе указывалось на необходимость предварительного решения вопросов о судьбе русского имущества в Закавказье, о компенсации затраченных на развитие края капиталов, а также «о расходах, вызванных предыдущими и последней войнами с Турцией». Следовало восстановить права Русской православной церкви, российских землевладельцев и крестьян, вернуть земли беженцам – христианам из Муганской долины Елизаветпольской губернии.

Представителям Великобритании было заявлено о необходимости введения в составе местных национальных Советов, организованных англичанами в Карской и Батумской областях, а также в Ардаганском округе, официальных представителей Добрармии или Колчака (22).

Резюме говорило само за себя: «Всероссийский Национальный Центр считает долгом совести возвысить голос в защиту достоинства Родины и прав ее граждан и высказать ту уверенность, что близко то время, когда возрожденная Россия воздаст по заслугам всем тем, кто, пользуясь ее временной слабостью, пренебрежительно и оскорбительно относился к правам и верованиям русского народа».

В середине 1919 г. обострилось положение и в Батумской области. «Комитет Освобождения Грузии» выступил против мусульман Аджарии. В телеграммах Сазонову отмечалось, что занятие Батума позволит Грузии полностью контролировать вывоз нефти из Туркестана и Баку. В докладе отмечалось, что, несмотря на наличие английского гарнизона под командованием генерал-губернатора Кук-Коллиса, Аджария является частью России, поскольку на ее территории действует российское законодательство в форме «Свода законов», работает российская таможня, органы государственного контроля и казначейства. Пограничная стража укомплектована русскими офицерами. Сазонову предлагалось обратить внимание Антанты на рост турецкого и грузинского влияния в крае. Правда, несмотря на формальное сохранение норм российского законодательства, судебная практика в области осуществлялась через английский военный суд (проступки против англичан) и через восстановленный британским командованием Батумский окружной суд, деятельность которого соответствовала утвержденным нормам международного права (23).

Актом, способным существенно осложнить отношения с Грузией, стало покушение в Тифлисе на «Главного представителя Главнокомандующего ВСЮР в Закавказье», бывшего командира Особого Экспедиционного корпуса в Персии генерала от кавалерии Н.Н. Баратова. 13 сентября 1919 г. он был тяжело ранен (в Екатеринодар даже пришла телеграмма о его убийстве). Покушавшихся не смутило, что во время теракта рядом с ним находился и также был ранен генерал Одешелидзе, руководивший обороной Батума от турецких войск в 1918 г. и назначенный командующим объединенными Вооруженными силами Грузии и Азербайджана. Теракт помешал завершению дипломатической миссии Баратова, хотя, по оценке самого генерала, ему удалось «уладить все дела, устранить все трения, существовавшие между обеими сторонами». Он даже «получил предложение грузинского правительства предоставить в распоряжение генерала Деникина 35-тысячный корпус, подготовленный вполне и всем необходимым снабженный для борьбы с большевиками в составе ВСЮР… Но… генерал Деникин от грузинской помощи отказался». Покушение лишний раз подтверждало, что далеко не всех на Кавказе устраивала перспектива примирения и сотрудничества с Белым движением.

Примечательно содержание официальной «инструкции», полученной Баратовым от Деникина накануне отправки в Тифлис (2 июля 1919 г.), в которой указывался основополагающий принцип национальной политики Белого движения в тот период: «Не предрешая частностей государственного устройства до волеизъявления всего населения Российского государства, необходимо иметь в виду, что в решении этих вопросов примут участие представители всех областей и народов России и что широкая внутренняя автономия в делах местной, краевой и народной жизни составляет одно из оснований будущей государственной жизни России». «Инструкция» не исключала возможности «самостоятельного управления этих областей», но при этом указывала, что отношение к ним со стороны Добрармии должно быть различным. По отношению к Грузии в зависимости от исхода «Сочинского конфликта» возможно или «установление вполне дружественных отношений», или «обоюдное обязательство на прекращение военных действий». Азербайджан Главком ВСЮР считал «неотделимой частью России» и допускал лишь «временное самостоятельное управление, впредь до установления общероссийской государственной власти». В отношении лояльно настроенной Армении предполагалось «ее объединение в этнографических границах» и тесная связь ее «исторических и экономических интересов с Единой, Неделимой Россией». Хотя Армения, не имея непосредственной связи с территорией, контролируемой ВСЮР, с лета 1919 г. все более ориентировалась на сотрудничество с США. В парламенте республики было выдвинуто постановление «о невмешательстве армян в борьбу Добровольческой армии с большевиками», а армянские воинские подразделения в составе Войск Черноморского побережья должны были действовать самостоятельно, а не как части армянской армии. Армянские национальные советы Гагринского, Пиленского и Адлерского районов Абхазии тем не менее продолжали заявлять о своей безусловной поддержке «идей Добровольческой армии», «восстановления Единой, Великой России» (24).

Вообще, после разгрома Русских Национальных Советов в Грузии наиболее активно действующими оставались Батумский Русский Национальный Совет (он располагался на территории, занятой англичанами) и Бакинский Русский Национальный Комитет. Батумский Совет, возглавляемый присяжным поверенным, лидером местной кадетской группы П.М. Масловым, 18 апреля 1919 г. единогласно утвердил особое Обращение к Деникину, в котором отмечалось, что «Батумская Область, как и все Закавказье, должна стать неотъемлемой частью Российского государства».

Весьма интересный проект предлагался в докладе Р. Терлина, направленный представителю ВСЮР в Батуме генерал-майору Д. П. Драценко уже в июне 1920 г. Подробно описав судьбу Аджарии в составе Российской Империи, противодействие в 1918 г. турецкой агрессии и в 1919 г. попыткам Грузии занять область, автор отмечал важность защиты российских интересов в регионе («Батум – ключ всего Закавказья», «он должен быть русским, для чего необходимо сохранить в нем русскую государственность и русское население», «отнюдь нельзя допустить его переход к Грузии»). По его оценке, в Батумской области удалось «создать в миниатюре русское государство с русскими законами». Дальнейшая перспектива развития представлялась Терлину в создании государства Аджаристан (по аналогии с Туркестаном, Дагестаном), состоящего из признанной де-факто независимой Батумской области. Высшим законодательным органом должен был стать «меджлис из восьми аджарцев, четырех русских и по одному грузину, греку и армянину, а высшая исполнительная власть принадлежала бы правительству из русских, что гарантировало бы представительство «национальных интересов России». Предполагалось также создание вооруженных сил Аджаристана, помощь в обеспечении которых должны были гарантировать ВСЮР. Доклад предусматривал варианты: «немедленного присоединения к России», «английскую оккупацию с охраной русской государственности», «самостоятельности с сохранением русского государственного (влияния)», «протектората Турции с сохранением русского населения и отчасти государственности». Из них третий вариант считался наиболее перспективным. Но в любом случае «передача Аджарии Грузии» признавалась недопустимой.

Характерна резолюция на докладе Терлина, сделанная Драценко, выступавшим в 1919–1920 гг. за сотрудничество с Грузией: «Денег дать не можем. Очень малую помощь можем оказать боевыми запасами. На создание Аджаристана препятствий нет, но не в ущерб нашим сношениям с Грузией. Налаживание с ней хороших отношений, а еще лучше, военного союза – это основная наша ближайшая задача в Закавказье».

В состав Совета входили представители различных национальностей, населявших Аджарию (двое русских, двое грузин, трое аджарцев, армянин, грек, еврей, поляк), но все они, за исключением грузинских представителей, были «русофилами». Помимо Совета, в области продолжали функционировать городское самоуправление, таможня, пограничная стража, милиция, почтово-телеграфный, учебный округа. Для усиления русского влияния предлагалось подчинить все учреждения, функционирующие еще с «дореволюционного времени», в ведение Вооруженных Сил Юга России, передать под их командование пограничный отряд и начать создание какой-либо воинской части в Батуме (в городе уже начало работу вербовочное бюро Добрармии). Используя мощности местного казначейства, предлагалось полностью заменить грузинские боны российскими рублями (это же указание содержалось в «инструкции» генералу Баратову) и составить независимый от Грузии «областной бюджет». Доходы обеспечивались поставками нефти по т. н. «керосинопроводу» от Баку через Кавказ до Батума.

Английское «присутствие» в области, помимо областной милиции и гарнизона, нельзя было назвать значительным. Наличие английских войск в регионе не оправдало надежд населения Аджарии, поскольку «они явились сюда не для выполнения союзнических обязательств и помощи исстрадавшейся России, а для преследования своекорыстных – не только экономических, но и политических интересов… англичане могут воспользоваться грузинами для ослабления русских». «Передача дела управления в руки малоопытных английских офицеров (имелись в виду военнослужащие Батумского гарнизона. – В.Ц.)» признавалась вредной. Батумский Совет заявлял о «защите русских интересов в крае», о «признании власти Колчака как власти Всероссийского правительства» и ожидал прибытия в регион «особого делегата от Добровольческой армии». Не менее насущной необходимостью признавалось финансирование деятельности Совета для «популяризации и сохранения русского влияния в крае».

Еще в ноябре 1918 г. «Единая Россия» опубликовала программу работы Русского Национального Совета. Основные ее положения сводились к следующему: «Единая, неделимая и Великая Россия в территориальных пределах до войны 1914 года, исключая Польшу», «созыв Всероссийского Учредительного Собрания», «широкая автономия (национально-культурная) окраин и тех отдельных частей России, где подобная автономия вызывается действительными потребностями народных масс, их населяющих», и, наконец, «борьба с узурпаторами власти – большевиками» и «сотрудничество в этой борьбе со всеми теми силами, которые определенно стремятся к достижению указанных выше задач» (25).

Командование ВСЮР, равно как и Особое Совещание при Главнокомандующем ВСЮР, удовлетворило просьбы Батумского и Бакинского Советов. На заседаниях 9 июля и 15 ноября 1919 г. было принято решение о выделении средств на финансирование «русских национальных организаций в Закавказье». Первичный взнос составлял 25 тыс. рублей, перечисленных Батумскому русскому национальному совету, а затем дополнительно советам в Батуме и Баку – по 1 млн рублей каждому, Шемахинскому землячеству армян – 1 млн рублей и «на поддержание русского населения в Армении и на Мугани – 2 млн рублей. Отделом пропаганды были выпущены две брошюры с характерными названиями: «Закавказье и Единая Россия» и «О неосновательности притязаний грузин на Сухумский округ (Абхазию)». В них довольно подробно, со ссылками на исторические, этнографические, экономические факторы, обосновывалась невозможность с точки зрения международного права присоединения к Грузии новых территорий, а также недопустимость и неправомерность сепаратного провозглашения государственной независимости. Выводы, сделанные авторами, были весьма красноречивы: «В течение нескольких месяцев мы должны выполнить ту титаническую работу собирания русской земли, которая некогда выполнялась веками. В твердом сознании своего исторического права, оплаченного русской кровью и бесценными жертвами, мы пойдем по этому пути и не забудем включить в Российскую державу самый ценный бриллиант ее – Закавказье». «Пора грузинскому народу вспомнить, что он, добровольно присоединившись к России, сто лет пользовался защитою ея, свободно развивался под ея могучим крылом. Пора сбросить тяжелый кошмар и честно загладить свои ошибки. Чем скорее грузинский народ поймет, куда завели его честолюбцы, тем меньше со временем будет нести ответственности» (26).

Существенные перемены в отношениях южнорусского Белого движения с Грузией принес 1920 год. Если в 1919 г. большинство русских структур в Закавказье безусловно поддерживали Добрармию, то в начале 1920 г. на смену ожиданиям скорой победы Белого дела и возвращения края в состав России пришло понимание необходимости исходить из сложившейся обстановки и фактического признания независимых государств. Неудача «похода на Москву» способствовала этим переменам. В это время с территории Закавказья (как и из других регионов России) выводились все британские контингенты, и республика предоставлялась собственным силам (попытка заменить британские войска итальянскими посредством передачи Италии «мандата» на управление Закавказьем от имени Верховного Совета Антанты не удалась). Однако настойчивые требования признания независимости Закавказских республик в этих условиях привели к тому, что в январе 1920 г. де-факто были признаны правительства Грузии (во главе с Н.Н. Жордания), Армении (председатель бывший городской глава Тифлиса и председатель Кавказского отдела Всероссийского Союза городов А. И. Хатисов (Хатисян)) и Азербайджана (председатель М.Г. Гаджинский).

* * *

1. Деникин А. И. Очерки русской смуты, т. 4. Берлин, 1924, с. 136.

2. Авалов 3. Независимость Грузии в международной политике. Париж, 1924, с. 6–8.

3. Деникин А. И. Указ, соч., т. 3. Берлин, 1924, с. 47.

4. Эльде. Закавказье и Единая Россия. Ростов-на-Дону, 1919, с. 5–6.

5. Отчет о деятельности Закавказского Русского Национального Совета за 1918 г. Тифлис, 1919, с. 3–4; 44–47, 53–54.

6. Денстервиль. Британский империализм в Баку и Персии. 1917–1918 гг. Тифлис, 1925, с. 151–152.

7. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 262. Л. 44; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2. Лл. 3–5.

8. БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 4. Лл. 3–5.

9. Деникин А. И. Указ, соч., с. 48–49; Зайцов А. 1918 год. Париж, 1934, с. 227–228, 242.

10. Авалов 3. Указ, соч., с. 197.

11. Там же, с. 240.

12. Дневники, записи, письма генерала Алексеева и воспоминания об отце В.М. Алексеевой-Борель // Грани, № 125, 1982, с. 301.

13. Деникин А. И. Указ, соч., т. 3, с. 241–243; Переписка белых вождей и пр. документы // Белый архив, т. 2–3. Париж, 1928, с. 192–196.

14. Деникин А. И. Очерки русской смуты, т. IV. Берлин, 1925, с. 155–156.

15. ГА РФ. Ф. 6396. Оп. 1. Д. 1. Лл. 44, 46–46 об., 47 об.; Д. 2. Лл. 498–498 об.; Д. 23. Лл. 34–34 об.; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1. Лл. 4–6; Эльде. Указ, соч., с. 14–15, 19; Деникин А. И. Указ, соч., т. 4, с. 139, 165; Байков Б. Указ, соч., с. 152–153.

16. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1. Д. 262. Лл. 122–124.

17. БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 3. Лл. 17–19.

18. Байков Б. Воспоминания о революции в Закавказье // Архив русской революции. Берлин, 1923, т. IX, с. 139–140.

19. ГА РФ. Ф. 6396. Оп. 1. Д. 2. Лл. 226–226 об.; Д. 27. Лл. 3–4 об.; Д. 21. Лл. 201–202; Д. 23. Лл. 44–44 об.; Ф. 440. Оп. 1. Д. 34а. Л. 68; Ф. 5956. Оп. 1. Д. 378. Лл. 1–3.

20. Авалов 3. Указ, соч., с. 195, 199.

21. Байков Б. Указ, соч., с. 146–147; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 4. Лл. 3–7; Деникин А. И. Указ, соч., т. 4. с. 142; «Демократическое» правительство Грузии и английское командование // Красный архив, т. 2 (21), 1927, с. 125–173; т. 6 (25), 1927, с. 96—110.

22. БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 5. Лл. 1–3.

23. ГА РФ. Ф. 3435. Оп. 1. Д. 22. Лл. 1–4 об.; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 7. Лл. 1–4.

24. Деникин А. И. Указ, соч., т. 4. с. 137–138; ГА РФ. Ф. 6396. Оп. 1. Д. 2. Лл. 499 об. – 500; Д. 23. Лл. 201–202.

25. Байков Б. Указ, соч., с. 161; БФРЗ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 9. Лл. 40–41; ГА РФ. Ф. 6396. Оп. 1. Д. 2. Лл. 500–500 об.; Ф. 5881. Оп. 1. Д. 502. Лл. 1-13.

26. ГА РФ. Ф. 439. Оп. 1. Д. 89. Л. 60; Д. 92. Лл. 12; Эльде. Закавказье и Единая Россия. Ростов-на-Дону, 1919, с. 23; Воробьев Н. О неосновательности притязаний грузин на Сухумский округ (Абхазию). Ростов-на-Дону, 1919, с. 8, 10, 12.

Назад: Глава 5
Дальше: Глава 2