Лонг дринк № 6 Oh, those Russians!

«Все мы родом из детства», – любят цитировать отца «Маленького принца» сентиментальные родители, глядя на своих чад или собственные детские фото. Сегодня, когда я уже сам стал отцом, оглядываясь назад, я понимаю совсем иной смысл этой фразы. Мы, такие, какие мы есть, действительно сформированы нашим детством, отношением к нам родителей и той степенью свободы, которая нам была ими отмерена. Конечно, мы меняемся с годами под влиянием среды, окружения, обстоятельств жизни. Меняются наши вкусы, убеждения, идеалы, но все-таки самые глубинные вещи в нас остаются неизменными. Я впервые сформулировал это после нашего разговора с Сашей, когда, несмотря на отсутствие каких-либо гарантий на успех, я, полный сомнений и неуверенности, все-таки принял судьбоносное решение взять курс на Москву.

Обычно говорят, что если ты в чем-то сомневаешься, то лучше не торопиться с решением во избежание неприятных последствий или осложнений. В основе такой философии коренится страх. Страх этот, мне думается, родом из тех времен, когда родители кому-то из нас твердили: этого не делай, туда не ходи, это не трогай – сломаешь, то брось – испачкаешься. Все это, конечно, делалось из благих побуждений. Но, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. В данном случае ад неуверенности и недоверия к себе. Ведь подобное отношение к детям, по сути, это предустановка, содержащая посыл о том, что мы опасны сами для себя, а наши мама и папа не доверяют нам. Да и как нам можно доверять, если мы пока мало что знаем и умеем. И вот это ощущение крепко впечатывается в наше подсознание. Даже в сознательном возрасте очень трудно побороть, вытравить из себя эти ложные настройки. Я благодарен своим родителям, что мне не пришлось бороться с самим собой и собственными багами, ведь в детстве никто тотально не контролировал каждый мой шаг. Вот и сегодня своим детям я позволяю свободно взаимодействовать с миром. Под присмотром, конечно, но не давящим, незаметным для них. Родителям, разумеется, очень удобно, когда ребенок никуда не лезет и ничего не делает без спросу, сомневается и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Но это значит, что он, сомневаясь, остается стоять на месте, стагнирует, боится и сомневается вновь. Вместо того чтобы знать. Ребенок ведь все прекрасно знает, может и умеет. Если не сейчас, то в долгосрочной перспективе, а в краткосрочной – конечно же, легче сделать ребенку воспитательную «лоботомию», чтобы чадо не доставляло уставшим родичам лишних хлопот.

Неважно, откуда берется недоверие к себе, важно уметь отследить его и понять, что оно активно эксплуатируется нашим обществом. Условно говоря, этот личный баг нужно уметь превратить в вашу фишку. Не пытаться одолеть его, а примириться с ним и, по возможности, изменив, обратить его себе на пользу. Не плыть по течению, не сопротивляясь, – там ведь всякие ветки, камни, водопады, – а взять в руки весло осознанности и грести, лавируя, а не огребать от жизни.

Шот № 26 Бек to USSR

На самом деле после разговора с Москвой я находился в подвешенном состоянии. Я не мог рассчитывать на то, что у трапа будет расстелена красная ковровая дорожка, по которой меня бережно проведут, а потом на карьерном лифте доставят на самый верх успеха и всемогущества. Даже сам факт того, что меня примут и выслушают на собеседовании, был пока отнюдь не решенным делом. Не самое это приятное чувство, доложу я вам – ощущать полную неопределенность впереди. Но я разбавил это состояние своим четким намерением – купил билет, тем самым убедив себя, что отступать мне некуда. Я оборвал порочный круг сомнений и нерешительности. Я был голоден до новых свершений и жаждал перемен. Именно эти жгучие желания помогли мне обратить эту неопределенность в практически полную уверенность в завтрашнем дне. Наш мозг и не на такие чудеса способен, а сила самовнушения часто опрометчиво недооценивается. Прощаясь с родиной Шекспира, я думал, как все-таки он был прав, говоря, что «мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем можем стать». А значит, наша жизнь не уступает по интриге даже самому лихо закрученному блокбастеру.

Мы часто сомневаемся в себе и своих способностях даже в самых простейших делах и зависаем в тех обстоятельствах, в которые окунает нас жизнь. Любая внутренняя работа – это работа на преодоление. Там наверху просто не хватает рук, чтобы провести каждого по его пути. И в этом коренится одна из самых больших удач жизни каждого человека – мы наделены правом выбора и можем сами ежедневно выстраивать свой маршрут. Каждому при рождении жизнь делает бесценный подарок – волю и миллион возможностей в придачу. Мы, увы, порой не ценим это, а зря. Чем больше я думал об этом, тем отчаяннее хотел уехать из Лондона. Многое здесь меня просто достало. Особенно это, конечно, касается передряг в личной жизни, вогнавших меня в депрессивный минус. А еще меня подстегивали любопытство и мысль о том, чтобы внести свой вклад в создание правильной коктейльной культуры в России. Дерзкая, но вожделенная задача, казавшаяся (и, забегая вперед, оказавшаяся) осуществимой.

Саша уехал и, уверен, от количества дел просто падал от усталости, проводя ночи без сновидений. Мне же снились непаханые поля, которые мы должны будем освоить, возделать, засеять, а потом пожинать восхитительные плоды нашего вдохновенного труда во благо российской барной индустрии.

И все-таки… Несмотря на охватившую меня веру в успех предприятия, я купил билеты в оба конца. Рациональное начало твердило, что никто не застрахован от неудач. Мне было важно четко понимать, каким будет мой путь к отступлению, если грандиозные замыслы не увенчаются успехом. Путь этот должен был быть максимально удобным, простым, надежным – и не оставлять возможности метнуться в сторону. Теперь я понимал, что, в случае чего, я могу просто сесть в самолет и тем же маршрутом вернуться в Лондон. Жаль, что тот билет не сохранился, я бы поставил его в рамочку как наглядный пример неуверенности в себе. Да, пусть ее было не так много, процентов 20, но она все же была.

Тем временем Саша действительно не терял времени в Москве и шаг за шагом поэтапно воплощал наши планы. Он напрямую озвучил, во сколько обойдутся его консалтинговые услуги и то, на каких условиях он согласен приступить к работе. И вот согласие на знакомство с таинственным бар-менеджером – то есть мной – было получено.

Руководство гостиницы Swissôtel оказалось достойно награды за благородный риск и прозорливость. На тот момент это был единственный в Европе отель, готовый на такие инвестиции в персонал. Только вдумайтесь: официально оформить меня на работу должен был директор службы питания, зарплата которого была меньше той, что была заявлена для меня. Скажу честно, никто до той поры не продавал меня лучше, и даже я сам научился так мастерски преподносить себя далеко не сразу. Не знаю, сыграло ли роль то, что Саша пообещал взять все расходы на себя – то есть мой перелет и проживание никак не компенсировались гостиницей, но в том, что мое резюме очень заинтересовало моих будущих работодателей, я был убежден абсолютно.

Теперь уже нетерпеливый Саша встречал меня прямо в аэропорту, и мы по дороге из Домодедова сразу начали обсуждать наш общий план покорения Москвы. Отправились мы, как Чацкий с корабля на бал, в одно из его заведений – «Sorry, бабушка». Из депрессивного Лондона я угодил в эпицентр клубной московской жизни и в ту же ночь принялся жадно впитывать в себя окружающую действительность, фиксируя детали и набрасывая собирательный образ своих будущих гостей.

Собеседование было намечено на следующее же утро. В полдень меня ждали директор отдела питания турчанка Селин Берт и генеральный директор Swissôtel словак Ян Хованец. Несмотря на накопленный опыт подобных встреч и умение грамотно вести переговоры, в ожидании собеседников я никак не мог сосредоточиться и настроить себя на нужный лад. Я нервничал и чувствовал себя явно не в своей тарелке, стесненно. Образ обратного билета, лежащего на моем прикроватном столике в гостинице, перекрывал собой все мои надежды и мечты. И пусть номер этого билета не казался мне счастливым, я мысленно стал набрасывать перечень самооправданий и положительных сторон моего отступления в Лондон, которыми я буду утешаться по пути в аэропорт. Но в этот момент внутри меня как будто что-то щелкнуло или перемкнуло.

Волна «Ламер FM» через радиопомехи сменилась на «Радио Форвард», и я услышал внутренний голос, обращенный ко мне: «Это твой шанс! Так бери его и возьми их своими харизмой, мастерством и энергией!» Он был так убедителен, что я невольно выпрямился и приосанился, вырубил внутреннюю Нервозу с ее неврозами и врубил на всю мощь внутренний ураган-band. Теперь уже я, наученный внутренним голосом, говорил сам себе: «Чувак, ты один из лучших специалистов в Европе, а в Москве ты просто круче всех! Пусть ты коряво говоришь по-русски, но ты говоришь и говоришь правильные вещи, – и именно такой как ты нужен этим людям!»

То ли ангелы-хранители в очередной раз выстрелили в меня стрелой уверенности, то ли я успешно поддался самогипнозу, но к тому моменту, когда мои будущие боссы рассаживались напротив меня, я вымел весь туман и неуверенность из головы и, удобно расположившись на диване, всеми фибрами был нацелен на победу.

Разговор начался издалека. Селин завела речь о Лондоне, расспрашивала меня о моей жизни там, а потом и вовсе поделилась своей мечтой переехать туда. Приятной неожиданностью для меня стало, что все заведения, перечисленные в моем резюме, входили в список ее любимых мест. Для этой девушки мое желание переехать в Россию казалось признаком или ловкой аферы или полного непонимания здешних реалий и того, на что я собираюсь променять свои европейские стабильность и комфорт. «Зачем тебе Москва?» – спросила она риторически. Не дожидаясь моего ответа, она прямо заявила, что никакого собеседования и вовсе не было бы, не будь у нее уважения к тем проектам, в которых я участвовал до сей поры. Да и стоимость нашей коллаборации она считала не то чтобы неприлично высокой, а заоблачной. Я понял, что оказался в пролете, точнее я уже видел себя в полете на рейсе Москва – Лондон. Конечно, я знал, что в Москве лучшие бар-менеджеры получали максимум два рубля против тех семи, которые мы запросили на двоих. Но все же я не растерялся и не сник. Может быть, на смену окрыленности мечтами пришло воодушевление иного рода – прилив энергии человека, которому, в общем, нечего терять.

Пока я проживал тот момент, Селин трещала, что Harvey Nichols – ее любимый бутик, а Milk & Honey, по ее мнению, лучшая школа коктейлей во Вселенной! Ее искреннее восхищение придало мне уверенности, и я перестал терзать себя внутренним монологом о наивности нашей миссии. В течение всей нашей беседы нас внимательно и с интересом слушал Ян. Он не имел ни малейшего представления о заведениях, которые мы упоминали, поскольку не был гурманом уровня Селин. Но, надо отдать ему должное, он все время открыто и широко улыбался, поддерживая общий позитивный тон разговора. В конце концов Ян решил перейти к более решительному повороту диалога, внимательно посмотрел мне в глаза и задал кульминационный вопрос: «Ты понимаешь, что запрашиваемая сумма коллаборации с Александром, в которой мы обязуемся взять тебя в штат экспатов в качестве высокооплачиваемого бар-менеджера, является исключительной для нашей сети. У нас нет подобной практики. Допустим, мы ударим по рукам, но какую разницу или ценность мы получим от сотрудничества с тобой?»

Это был момент истины. Я понял, что у меня есть только один-единственный шанс без права на ошибку и я не могу, не должен его упустить. От лирики мы, наконец, перешли к решительным действиям, и теперь все зависело только от меня. Любая неверная формулировка, малейшая нерешительность – и «Я уеду жить в Лондон!».

Я взял небольшую паузу. Сделал глубокий вдох. Затем, максимально сконцентрировав свое внимание на Яне, прямо и открыто посмотрел ему в глаза, успев подумать: «Эх, была не была!» – и гордо заявил: «I will make your bar worlds Best and I have a lot of great ideas how to make this bar a destination». Такой вот логлайн, в котором уместились все мои надежды, мечты, желания и устремления. Реакция на сказанное удивила меня: Селин вскочила с дивана и побежала в офис так, как будто начался пожар. Мы с Яном, оставшись вдвоем, молча слушали, как стучат ее каблучки в бурном темпе, который вдруг оборвал звук хлопнувшей двери.

В полной тишине Ян, наконец, с дипломатично натянутой улыбкой пробормотал: «Well, well». Мой ответ, казалось, ввел его в ступор, и он просто не знал, как реагировать на услышанное. Мы продолжали безмолвно сидеть. Молчание становилось напряженным, а атмосфера переговорной стала сгущаться, напоминая затишье перед бурей. Мне кажется, еще чуть-чуть и я бы просто не выдержал и взорвался, если бы вдалеке вдруг вновь не послышался стук каблуков Селин.

Вернулась она не одна, а ведя за руку почти двухметрового, напоминающего шкаф мужчину в строгом костюме. Мой новый собеседник с уставшим лицом вежливо пожал мне руку, сел и сразу же достал пачку сигарет. Молча закурив, он начал пристально разглядывать меня сквозь дым. Это был Эрол Вер – финансовый директор гостиницы. По его оценивающему сверлящему взгляду я понял, что по дороге Селин успела рассказать ему о моем нахальном и самоуверенном заявлении, а главное, о цене вопроса.

Переговоры вышли на совсем иной уровень, и я понял, что мной как минимум заинтересовались. И в тот самый момент, когда я мысленно готовил себя к очередным артиллерийским выстрелам новых вопросов, Селин с искренней улыбкой спросила: «Когда ты можешь начать?»

Я не просто почувствовал себя победителем – у меня словно выросли и расправились крылья. Москва заключила меня в свои объятия, а Лондон… Лондон, уверен, не стал убиваться по мне. Как все порой решается в считаные секунды! Как круто меняется наша судьба и как же круто, что мы не знаем всех планов на наш счет заранее. Острота эмоций, пик радости и полнота внезапно нахлынувших чувств от покорения новой вершины – все это непередаваемо и бесценно.

Мы договорились с Селин, что наша совместная работа стартует, как водится, с понедельника, и я тут же помчался отмечать свою победу с Сашей. Впрочем, отдыхать нам пришлось недолго. Уже вечером, когда мы только-только расположились в одном из заведений, раздался звонок Сашиного мобильного. Звонила помощница Селин, которая от лица руководства просила уточнить, не можем ли мы приступить к работе уже в эту пятницу.

Позже мы убедились, что Селин была гиперактивным и очень эмоциональным руководителем. В порыве восторга она запросто могла без особых причин повысить кого-то из персонала, а расстроившись – практически уничтожить. Ее стиль управления по принципу «то вознесет его высоко, то бросит в бездну без стыда» порой приводил к принятию неконструктивных решений, что, в общем, казалось не очень профессиональным. Например, я помню, как сразу после нашего собеседования Селин решительно поднялась в City Space Bar, где обычно старалась не появляться в отсутствие надежного сотрудника. Во время этого визита она, словно махнув нагайкой, разогнала чуть ли не половину команды. Вероятно, действовала она из благих побуждений, но этим своим отчаянным поступком она значительно осложнила наши первые дни на новом месте. За мраморной стойкой бара Саша из кожи вон лез, стараясь хотя бы как-то поддерживать качество классических напитков из привычного меню, а мне пришлось следить за повышением уровня сервиса в среде коррумпированной шайки зажравшихся официантов, которых банально не хватало.

Вспоминая себя тогдашнего, оказавшегося в той стрессовой по всем статьям ситуации, хочу сказать вам вот что. Любые договоренности, будь то личные или деловые отношения, должны соблюдаться обеими сторонами. Никогда не позволяйте себе, действуя с позиции силы, менять обговоренные условия в одностороннем порядке. Я убежден, что все наши намерения, вне зависимости от того, записаны ли они на бумаге или просто озвучены во время беседы, формируют наше будущее. По сути, намерения и тем более договоренности – это колея и меняя свои решения на ходу, мы просто размываем себе проезжую часть. После таких действий часть пути нам точно придется проехать по обочине, а какой-нибудь кусок и вовсе объехать, сделав лишний круг. Держишь слово – держишь дорогу. Мне же с первых дней пребывания в Москве расхожую поговорку про две главные отечественные беды – дураки и дороги – пришлось в полной мере испытать на себе.