Шот № 19 Нью-Йорк, Нью-Йорк…

Саша Петраске открыл мне удивительный, еще не исследованный до конца мир, в котором он был одним из выдающихся первооткрывателей и археологов. Его знания, опыт и красота души всегда вызывали мой непритворный восторг. Он был словно продолжением Milk & Honey, или это оно походило на своего отца-основателя. Саша даже стригся у барберов (еще в те времена, когда это не стало трендом), ходил по блошиным рынкам в поисках аутентичной одежды, ездил на старомодном велике тридцатых годов, который специально отреставрировали для него.

Сразу после поездки в Лондон Саша посоветовал Джонатану, владельцу лондонского Milk & Honey, отправить пару сильных ребят в Нью-Йорк за счет компании. Идея была в том, чтобы мы смогли прочувствовать подлинную атмосферу оригинальной концепции заведения и получить мотивационный заряд. Мои коллеги остались к этому предложению безучастны. Увы, как я уже успел понять к тому времени, все они воспринимали свою работу исключительно как источник заработка, не вкладывая в нее и сотой доли души. Их мастерство было на достойном уровне, но внутри у них была пустота, а мастерство не способно подменить собой страсть.

Когда Саша сказал, что ждет меня на стажировку в Нью-Йорк, я был вне себя от радости. Счастье, однако, было недолгим. Джей Ди хотя и проповедовал, что подлинно великий бар создается людьми, которые туда приходят, и людьми, которые там работают, но брать на себя расходы, отказался.

Всем желающим он предложил ехать за свой счет. Сегодня я прекрасно понимаю, что он был прав. Никогда не стоит тратить свои силы на то, что не принесет результат. И уже тем более бессмысленно вкладывать что бы то ни было в людей, которые не готовы работать по-настоящему. Мои бывшие коллеги до сих пор являются наемными сотрудниками или владельцами несерьезного консалтингового бизнеса, где в штате работает всего лишь один индивидуальный предприниматель. Зато тех, у кого от страсти к своему делу горели глаза, судьба вознаградила с лихвой.

Вопрос покупать билет или нет передо мной не стоял. Я, не раздумывая, отправился в Нью-Йорк, где, по счастливому стечению обстоятельств, мог, наконец, встретиться с отцом. Американские фонды искусств профинансировали тур по Америке для делегации среднеазиатских художников, и, к счастью, на Нью-Йорк им было отведено целых три дня.

Уладив формальности с миграционной службой и ответив на десяток каверзных вопросов сотрудника службы безопасности, я, наконец, получил заветный штамп в паспорте и, взяв такси, незамедлительно помчался по адресу Milk & Honey.

Уже по дороге я понял, что по уши влюбился в картинку, которая была знакома мне только по фильмам. Длинные желтые такси, неуклюжие нагловатые полицейские, лениво передвигающиеся по улицам, небоскребы, передвижные крытые телеги с уличной едой и, конечно же, атмосфера вечно спешащего города – вся эта магия простых, будничных дел и явлений завораживала и вдохновляла. Нью-Йорк – один из тех городов, в которые влюбляешься сразу и бесповоротно. А вот его взаимности еще надо добиться.

Таксист, тем временем, успел телепортироваться в какие-то трущобы Шанхая. Прежде, чем я успел понять, где я, машина уехала, оставив меня где-то на задворках жизни в окружении китайских гастарбайтеров. Это был один из нью-йоркских Чайна-таунов, а у меня не было ни смартфона, ни GPS-навигатора, без которых мы сегодня уже и туалет в ресторане отвыкли находить. Только целеустремленность, вера в себя и надежда на моих ангелов-хранителей, которые, как мне казалось, не должны были позволить мне сгинуть в одной из китайских прачечных, все-таки помогли мне найти место, указанное на измятой бумажке в моей руке. Не будет литературным преувеличением с моей стороны сказать, что бар я нашел практически на ощупь. Все двери в квартале имели вид запустелый и заброшенный, на многих из них не было нумерации. Казалось, что местный муниципалитет не вспоминал о существовании этого квартала со времен Великой депрессии.

Как в загадке про узника, который должен был угадать правильную дверь, за которой скрывается принцесса, а не тигр, так и мне было важно не ошибиться. По наитию я выбрал дверь без вывески. Сначала просто постучал, а затем, найдя скромную старомодную кнопку дверного звонка, осторожно нажал на нее. Дверь открыла улыбчивая Лаура, которая в тот момент показалась мне не менее прекрасной, чем возлюбленная Петрарки. Она-то и явила моему взору любовь Саши Петраске – тот самый фантастический, легендарный, первый Milk & Honey, о котором я столько слышал и мечтал побывать.

Переступив порог бара, я словно бы оказался в атмосфере черно-белых фильмов о 20-х годах – эпохе джаза и гангстерских разборок. Уже в нулевые в Лондоне возник театральный проект, который задался целью погружать зрителей в атмосферу их любимых фильмов, будь то «Касабланка» или «Звездные войны». Участникам раздают костюмы, они должны выучить свои роли, насытить собственную «легенду» и в положенное время прийти в засекреченное и закрытое от посторонних глаз место, чтобы оказаться по ту сторону киноэкрана. Так вот в тот момент первого знакомства с Milk & Honey я словно бы оказался на съемках «В джазе только девушки», так все было убедительно и правдоподобно.

К моему удивлению Milk & Honey располагался в миниатюрном помещении бывшей прачечной. Здесь можно было принять в лучшем случае 15–20 человек. Это было уникальное место для ценителей качественных напитков и уютной джазовой атмосферы. Саша предусмотрел каждую мелочь, чтобы создать полную иллюзию погружения в другую эпоху. Купленный на аукционе и бережно отреставрированный телефон начала XX века для заявок на резервирование столиков трещал как сумасшедший, вызывая непередаваемые эмоции не только у посетителей, но и у персонала.

Посуду мыл вручную старый мексиканский эмигрант Папа Хосе, отец шестерых детей, а Барбикан сам колол лед для сервировки коктейлей.

Сегодня во многих барах колют лед вручную, но делают это, руководствуясь лишь тем, что это «типа модно». В Milk & Honey делали так, зная, что в 20-е еще не было ледогенераторов, следовательно, всякого рода электроника, посудомоечные машины и кассовые аппараты тоже отсутствовали здесь как класс. Когда гости просили счет, мы просто брали визиточку и писали на ней сумму. Первый коктейль всегда был за счет заведения. Все было на доверии, которое это место и его люди по праву заслужили. Это самое трудное и самое важное.

Сотрудники стремились воссоздать и поддерживать визуальный облик тех времен, пополняя свой гардероб исключительно на блошиных рынках. Атмосфера и подача были настолько реалистичны, что постепенно и постоянные гости тоже начали приобретать костюмы и туалеты 20-х годов специально для посещения бара. Эмоциональная гармония и синергия были просто неописуемы, и я снова благодарил судьбу, позволившую мне оказаться в свой час в правильном месте.

Саша поселил меня прямо напротив бара. Я занял комнату на третьем этаже. Там жил сотрудник, недавно уехавший на месяц домой для оформления очередной студенческой визы, чтобы иметь возможность продолжить работу в Нью-Йорке. Моя стажировка начиналась с завтрашнего дня, и мне по-настоящему не терпелось скорее к ней приступить.

Днем мы кропотливо готовили бар к открытию, а вечером с приходом гостей пространство бара превращалось в удивительный театр, где не было премьер и бенефисов, звезд и массовки, но спектакли которого поражали красотой декораций, музыкой и, конечно, талантливыми участниками действа по обе стороны барной стойки. Готовить коктейли – бесспорное искусство, но и пить их нужно талантливо.

Конечно, были те, кто норовил заказать себе какой-нибудь «Космополитен», который в 20-е еще не изобрели. Тогда еще не добавляли в коктейли клюквенный сок. Мы не отказывали гостям в их прихоти, но и не шли вразрез с концепцией заведения. Вместо клюквенного сока мы добавляли две малинки. Собственно, и сок-то в этом в коктейле нужен исключительно для придания розоватого оттенка. Такой вот элегантный ход. Ну а тем, кто просил водку с «Ред Буллом» приносили «Эспрессо мартини», который будоражил не меньше. Не помню, чтобы кто-то покидал бар недовольным. Дело ведь не в рецептах коктейлей, не в стремлении к совершенству в их приготовлении, хотя в Milk & Honey все было первоклассным.

Вся суть в атмосфере и в любви, которой должно быть наполнено, обжито пространство. Люди, которые работали Milk & Honey, были фанатами своего дела и этого места. Любя его, они и транслировали любовь. Если бы речь шла о скучном и банальном бизнес-проекте, который задумали люди «с холодным носом», Milk & Honey никогда бы не стал тем, чем он был – местом притяжения. Рецепты – это только 15 % успеха. А сегодня, в эпоху Google они значат и того меньше. Главное в этой истории то, что по-английски называется attitude – отношение, личная позиция, предполагающая полную вовлеченность; жилка человека, его характер, настрой, то, насколько он позитивен, и то, как он сам чувствует себя внутри своего проекта. Если он пытается «впихнуть невпихуемое» в свою затею, то посетители не пропустят это мимо глаз. Продолжая метафору театра, здесь важно «быть», а не «казаться», играть всерьез, а не заигрывать с идеей и уж тем более с гостями.

Конечно же, ядром и оплотом Milk & Honey был Саша. Я видел его след в каждой подробности интерьера, в каждой организационной детали, во всех необходимых малостях, которые и составляли бесподобную картину Milk & Honey.

Он был личностью в самом высоком смысле этого слова и примером для подражания. К тому времени я уже остро чувствовал, что нуждаюсь в учителе, менторе, и вот мне не пришлось искать его самостоятельно. Он сам нашел меня. Трудно переоценить значение Саши в моей судьбе. Но я точно знаю, что вдохновил он не только меня. За его плечами – новая генерация профессионалов, искренне влюбленных в свою работу, и сотни, тысячи, миллионы наших гостей, для которых алкоголь стал чем-то большим, чем просто приятное времяпрепровождение.

Если угодно, Саша внес огромный вклад в культуру, алкогольную культуру, которая является неотъемлемой частью общей культуры человека. Он показал, как алкоголь может стать эстетическим дополнением философии диалога и сотворчества. Мне удалось попасть в ту команду счастливчиков, которые без оглядки побросали университеты, по уши влюбившись в искусство бартендинга. Пусть он не был оратором, но умел влюблять и заряжать близких ему по духу людей этой своей любовью в дело своей жизни. И знаете, его подход применим абсолютно к любому делу. Не устану повторять, что чем бы вы ни занимались, вы должны искренне любить это. Иначе – и жизнь это подтверждает – успех застрянет на полпути и так и не дойдет до адресата.

Каждый день после смены мы с коллегами до 5 утра играли в бильярд, пропустив пару пинт Guinness. По традиции, заведенной Сашей, завтракать мы отправлялись в круглосуточное кафе, которое держали польские иммигранты. В городе, который никогда не спит, и мне спать совсем не хотелось. Неугасимый драйв и невероятные возможности новых впечатлений от города, парков, музеев и баров поднимали меня из постели, пока мои коллеги отсыпались после смены, и отправляли на долгие пешие прогулки по Манхэттену.

Есть люди, которые неуютно чувствуют себя в больших городах. Наверное, это отчасти зависит от масштаба личности. Неуверенный в себе человек теряется, чувствуя себя как в песне: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой». Самоуверенный, напротив, задирает нос еще выше и совершенно перестает смотреть под ноги, рискуя споткнуться и больно упасть. А вот у тех, кто совершает разбег, готовясь к взлету, в больших городах вырастают крылья. Я жадно хватал воздух, впитывал запахи, звуки и вкусы, распрямлял спину и смешивался с толпой, двигаясь в ритме мегаполиса. Я был готов к взлету как никогда. Но прежде чем взмахнуть крыльями, мне требовалось убедиться, что они достаточно окрепли. Вторым Икаром я становиться не собирался.

Нью-Йорк не стал для меня городом-мечтой, но именно здесь окончательно оформились мои планы на будущее и словно открылось второе дыхание. Я понял, что, как и Саша, хочу иметь свой собственный бар. Мне страстно хотелось научиться придумывать и создавать этот невероятный бесконечный иллюзион, способный подарить неподдельные и незабываемые эмоции всем его гостям. Я пробыл в Нью-Йорке совсем недолго, но и этого оказалось достаточно, чтобы взглянуть на мир бартендинга другими глазами. Эта стажировка ознаменовала для меня этап новой осознанности и нового свежего взгляда на собственную жизнь. Мне не хотелось довольствоваться лимонным фрешем вчерашнего дня, не хотелось работать лишь ради того, чтобы быть в состоянии оплачивать вечно преследующие счета. Я хотел иметь возможность работать не ради денег, а по любви. Я уже знал, что нашел дело своей жизни, оставалось только не сбиться с намеченного курса.