Шот № 16 ПриМЕТы времени

В бытность работы в Avenue мы с ребятами частенько обсуждали барную жизнь Лондона: отслеживали появление новых мест, оценивали их потенциал и развитие, наблюдали за яркими событиями и персонами Хореканского королевства. Хореканцу противопоказано жить в вакууме. Смотреть по сторонам, быть в курсе новостей и явлений – базовая профессиональная компетенция.

Хороших и разных баров было предостаточно, но один из них вызывал наш особый и пристальный интерес. Впрочем, место это живо волновало не только хореканцев, но и местную прессу, которая с удовольствием смаковала подробности скандалов с участием тамошних завсегдатаев. Речь идет о легендарном The Met Bar при отеле «Метрополь». Его владельцы – китайское семейство, обладавшее не только значительной частью акций бренда Armani, но и участвовавшее в темных офшорных махинациях. Им удавалось успешно держаться в тени, в отличие, например, от голливудской кинозвезды Роберта Де Ниро, совладельца ресторана Nobu и The Met Bar. Вот там я и решил попытать счастья. Отправляя свое резюме, я сделал пометку, что хочу получить работу именно в The Met Bar, а не в гостиничном лобби-баре или баре ресторана. Мне ответили скорее, чем я думал, и ответ был сугубо положительный.

В The Met Bar меня ждала большая зарплата за гораздо больший объем работы, чем в Avenue. Пятью пять стало равняться для меня пяти дням, в которые я заканчивал работу в пять утра. Я делал в сотни раз больше коктейлей, чем когда-либо, работая в прокуренном помещении под оглушающую клубную музыку. Теперь каждая звезда шоу-бизнеса не была для меня на вес золота. The Met Bar представлял собой парад звезд.

Система конфиденциальности и безопасности была здесь гораздо строже, чем в Avenue. По сути, это место было закрытым клубом звезд шоу-бизнеса и их продюсеров, куда простым смертным путь был закрыт. Даже работникам было строго-настрого запрещено приводить в бар своих друзей или родственников. При найме на работу каждый из нас подписывал соглашение о неразглашении информации о происходящем на территории отеля. Это было место, очищенное от мин папарацци и охотников за жареным. Их шакальи стайки были чем-то вроде ежедневного караула (совсем не почетного) у входа в The Met Bar. Их попытки выловить нас после работы и договориться о цене, которую они готовы были заплатить, чтобы заполучить хотя бы списки гостей, были сколь настойчивыми, столь нелепыми. Первое время я развлекал себя разговорами с ними, удивляясь тому, до какой степени наглости, жадности и беспринципности может дойти человек. Чтобы не разочароваться в человеческой природе окончательно, я перестал замечать их, лишь изредка отмахиваясь от особо назойливых мух, вооруженных диктофонами и фотоаппаратами.

The Met Bar исчерпал себя в моих глазах в первые шесть месяцев. Чувство бесцельного хождения по кругу и рутины в отсутствие новых знаний и навыков снова поселилось во мне. Я словно бы попал в петлю времени, где каждый день был похож на предыдущий. В какой-то момент я научился с точность предсказывать, сколько клубничных мохито и дайкири с маракуйей я приготовлю за вечер. Руководство вполне устраивал текущий порядок дел в нашем селебрити-курятнике, а потому коктейльная карта оставалась неизменной, как и вкусы здешней публики.

Золотая формула коктейля образца 2001 года выглядела до неприличия просто: алкоголь (предпочтительно белые спирты – водка или ром) + кислая часть (лимон или лайм) + сладкая часть (сахар или ликер) + любимый фрукт или ягода + иногда дополнительные приправы вроде мяты, базилика, биттера или корицы. Это приносило прибыль, и руководство не было заинтересовано в обновлении формата предлагаемых напитков или расширении ассортимента. Да и гости не проявляли особой оригинальности. Андрогинные мужчины и женщины выбирали лонг дринки и томно потягивали коктейли через трубочки. Девушки-модели, сосредоточенные на своей фигуре, жеманничали с бокалами мартини, завидуя их узкой талии.

Американские звезды вроде Дрю Бэрримор и Лоуренса Фишборна, как правило, заказывали крепкие напитки со льдом и много курили.

Несмотря на вереницу красивых нарядов, дорогих аксессуаров и украшений, улыбок, демонстрирующих чудеса стоматологии, в пространстве The Met Bar я не чувствовал атмосферы радости или праздника. Смех был наигранным, жесты и фразы казались фальшивыми, а лица-маски лучились не счастьем, а хайлайтерами. Мне не так запомнились образы и одежды, как грустные глаза, которые выдавали истинное состояние души всех тех, кого публика за стенами The Met Bar считала баловнями судьбы.

Богатство и известность приносят быстрый кайф, но платить за них приходится всю жизнь и часто очень мелкой монетой. Наши гости расплачивались за свой успех отсутствием свободы. Собственно, если они и могли хотя бы чуть-чуть расслабиться, то только в заведениях подобных нашему, в резервациях, отгородясь секьюрити, фейсконтролем и дресс-кодом от реального мира. Свобода в атмосфере тотального контроля – штука специфическая.

За барной стойкой я думал, что вот сейчас я могу запросто общаться с этими персонажами светской хроники на «ты», а потом свободно покинуть этот прокуренный зал тщеславия и отправиться в соседний паб, чтобы пропустить стаканчик Guinness. Они же не принадлежат себе и такую вольность позволить не могут. В их руках сосредоточено очень многое, но самым дорогим, своей жизнью, они не владеют. Я же мог легко общаться со знакомыми постояльцами паба на любые темы, которые приходили мне в голову, мог комментировать очередное глупое решение премьер-министра о повышении налогов или сетовать на введение дополнительных военных сил на территорию Ирака. Без оглядки, без мыслей о выгодном и невыгодном ракурсе, без натуги. У меня всегда был выбор, где и как провести свободное время, и ничто меня не ограничивало. Селебрити же, стиснутые рамками правил шоубиза, вынуждены были ходить на однообразные тусовки в одни и те же закрытые клубы и бары. Очень скоро я понял, что их «закрытость» означает не только недоступность этих мест для глаз широкой публики, но отсутствие притока свежести полнокровной жизни для тех, кто отгорожен от нее в своем звездном добровольно-принудительном плену.

Меня тяготила однообразная коктейльной карта The Met Bar, а его гости, полагаю, страдали от отсутствия разнообразия в коктейльной карте своей жизни. Спирт, взболтанный с фруктово-ягодным пюре и сахаром, не мог заместить вкус свободы, простой и честный, как пинта пива. В то же время привыкшие к комфортной неволе, они опасались бушующей реальности, которая не вписывалась в привычные рамки их существования.

Со временем я начал остро ощущать, что регулярное наблюдение за публичными персонами и редкие диалоги с ними нисколько не способствуют моему развитию. Я топтался на месте, пусть ритмично и зажигательно, держа шейкер в одной руке и щипцы для льда в другой, но удовольствия мне это не доставляло. Все па этого сотни раз отрепетированного танца были мне хорошо известны, но всем своим существом я жаждал импровизации.

Единственным временем на работе, которое было по-настоящему наполненным и плодотворным, были часы подготовки бара к открытию и перерывы, когда мы с коллегами взахлеб обсуждали события мира миксологии.

В выходные мы дружно вырывались в параллельную реальность баров-трендсеттеров, находившихся на переднем крае жизни. Здесь за барной стойкой в буйстве ингредиентов и эмоций творили бармены-счастливчики, которые, казалось, не знали никаких рамок и ограничений. Для меня, уставшего от светского общества, такие походы были подлинными выходами в свет и светом в окне. Именно в таких передовых и драйвовых барах мне страстно хотелось работать. Вот уж верно говорят, что мы порой не знаем о чем мечтать, пока не увидим свою мечту, воплощенную кем-то другим. Если перед нами возникает не иллюзорный, а вполне осязаемый образ, то его недоступность воспринимается еще острее. Это и огорчает, и дразнит, и окрыляет одновременно.

В те моменты у меня было ощущение, что пока я бью чечетку за барной стойкой, где-то в то же время и в тех же предлагаемых обстоятельствах люди творят настоящее искусство, а не штампуют хрестоматийные коктейли. Подобные примеры очень помогают для визуализации своего будущего, улучшают фокусировку и пробуждают скрытые ресурсы. Так перед глазами лошади вешают пучок сена, чтобы она бежала быстрее.

Пока же резвой лошадкой бежало время, за которым я никак не мог угнаться. Карета, в которую я был впряжен, была невероятно красивой, позолоченной и помпезной, но тяжеловесной. Мне же хотелось мчаться на других скоростях, но узда The Met Bar не давала возможности для разгона и свободы маневра.

Наступали новогодние дни, и я точно знал, какое желание загадаю в полночь…