Лонг дринк № 4 Мои универы

Вопрос, заданный в конце предыдущей главы, напоминает загадку Шляпника из сказки Льюиса Кэрролла: «Что общего у ворона и письменного стола?» Автор признавался, что отгадки загадка не имеет, но время спустя предложил версию остроумного ответа: «Их никогда не ставят не той стороной и с помощью того и другого можно давать ответы, хоть и плоские». По мне так диплом и успех не имеют ничего общего. Конечно же, бывают исключения, и я искренне верил в них, решив получить полноценное высшее образование.

Впрочем, решение это было продиктовано не жаждой во что бы то ни стало выбиться в люди, а чувством долга перед родными и близкими. Казалось бы, это весьма сент-джеймсская, то есть благородная мотивация, но на самом деле бессмысленное бремя. Чувство долга – дурной проводник на жизненном пути. Это не продуктивный, а напротив, сдерживающий фактор. Не подумайте, что кто-то из моей семьи пытался прорабатывать меня и наставлять на путь истинный, говоря, что пришло время бросить баловство в баре и заняться «серьезным делом». Ничего подобного. Но совесть (не путать с внутренним голосом!) нашептывала и стыдила меня, говоря, что моя семья вложила в меня так много – молодость, любовь, время и силы. Разумеется, они вправе рассчитывать на достойные плоды своих трудов. Я понимал, что не могу разочаровать их, снискав славу первого Нарзи без высшего образования. Совесть терзала и обгладывала меня, а внутренний голос перестал подавать признаки жизни. Совесть – это не поводырь, она не дает советов, а просто взвинчивает тебя до предела, чтобы потом спокойно сбагрить в отдел по стратегическому планированию и исполнительному производству. Но вся беда была в том, что в моем внутреннем штатном расписании еще не сформировался подобный департамент, а потому совесть загоняла меня в глубокую эмоциональную трясину.

Это был тот период моей жизни, когда усталость, сомнения, апатия и тревога подтапливали котел, в котором меня варили заживо. К тому времени я уже проработал в Avenue достаточно для того, чтобы с закрытыми глазами ориентироваться на уровне head bartender / supervisor, и мне там стало тесно. За барной стойкой я чувствовал себя как переросток за школьной партой.

Шот № 15 Бек на месте

Да, пусть на своем месте, но не на бегу. Я чувствовал какую-то тщетность всех своих попыток двигаться дальше. Конечно, спады и подъемы бывают у каждого, из них и состоит жизнь. Самое важное сохранять стабильное внутреннее упорство в достижении поставленных целей. Но бывают состояния, когда даже попытка сконцентрироваться требует невероятных физических и эмоциональных усилий. Даже такие упертые персонажи, как я, иногда слетают в кювет лени и демотивации. Тот период, о котором я говорю, и вовсе был стартовым, когда я еще не был так закален и вынослив, как сегодня.

Гости спрашивали меня, хочу ли я открыть свое заведение, и я всегда отвечал утвердительно. Вот и весь разговор. Да, я искренне хотел открыть свой бар или ресторан, но это желание словно тонуло в тумане неопределенности и непонимания себя самого. Вялые амбиции тех дней несравнимы с хореканским огнем, который полыхает внутри меня сегодня. Тогда это было слабое пламя газовой горелки, теперь сокрушительная огненная волна.

…А теперь позвольте представить вам еще одного персонажа, отравляющего нам жизнь. Это закадычный собутыльник внутренней шмыги, рубаха-парень Маньяныч. У него испанские корни («маньяна» в переводе – «завтра»), но он совсем не мачо, а любитель британского сериала «Завтра не наступит никогда». Так вот этот самый Маньяныч и возглавил мой едва оформившийся отдел по стратегическому планированию и исполнительному производству. В Испании есть такое выражение «mañana por la mañana», аналог нашего «после дождичка в четверг». Исчерпывающий ответ на любой дедлайн, мощь которого расширяет границы завтра до бесконечности. Если шмыга парализует нас, то этот товарищ подбадривает тем, что все еще успеется и завтра – лучший день для всех начинаний. Мы ждем завтра, а приходит только сегодня, и, снова переворачиваясь с боку на бок, мы ждем новый день как Годо, который все никак не придет. Маньяныч руководит не только отдельными гражданами, но и целыми странами, откладывающими реформы или прогресс на потом.

Под прессом давящего на мозг кредитора – того самого чувства внутреннего долга, я предпринял несколько попыток получить высшее образование в разных областях, никак не связанных с делом гостеприимства. Если вы спросите меня зачем, я не смогу дать вам внятный ответ. Не смог бы точно сформулировать его и тогда. Пробуксовка на работе заполнила мысли туманом, разрядила навигатор, показывавший цель и пункт моего назначения, и я весьма смутно и мутно представлял себе, где я и куда иду. Нечто похожее уже было раньше, но теперь эти же проблемы я переживал на новом уровне и они казались мне неразрешимыми. Не имея ни малейшего понимания как быть, я попросту пошел туда, куда шли все.

Компьютеры стремительно завоевывали мир и готовились взять верх над всем человечеством. Цифровая журналистика тогда только набирала обороты, специальность считалась крутой и перспективной. Как баран, идущий за зомбированным стадом, я отправился изучать то, к чему у меня совершенно не лежала душа.

Остановив свой выбор на журналистике, я параллельно окончил курсы Гильдии барменов Великобритании и припечатал все это дипломом школы вина. На месте я не сидел, но все происходящее со мной казалось бегом на месте.

За месяцами осознанности или за мощным рывком неизбежно наступает эмоциональный спад. Не встречал людей, чей внутренний огонь не нуждался бы в регулярной подпитке горючим. И речь не о том горючем, которое всегда найдется у бармена под рукой. Именно в такие жизненные периоды многие люди сходят с дистанции. Один такой спад чуть не стоил мне высылки из Хорекании раз и навсегда.

Однажды я пришел на смену не в духе. Это настроение тогда вошло у меня в привычку. Тупик, в котором я находился, выводил меня из себя. Разумеется, этому негативу должен был найтись выплеск, и я срывал всю собственную неудовлетворенность жизнью на коллегах. По правде говоря, меня бесило вообще все, и, конечно, внешнее было в первую очередь проявлением внутреннего. Меня раздражали неопытные и медлительные сотрудники, ошибки которых мне приходилось исправлять, новые менеджеры, задававшие тупые вопросы и отвлекавшие меня от работы.

В тот день мой срыв привел к серьезной словесной перепалке с коллегой – коренным европейцем южноафриканского происхождения. Два упертых Тельца, оба отличавшиеся легко воспламеняемым темпераментом, мы спорили и орали друг на друга, задыхаясь от бешенства. Но я в тот день оказался злее. Мой мозг был затуманен яростью, и я мало что соображал. Если бы эта история закончилась печально, то, наверное, мой защитник в суде настаивал бы на том, что я был в аффекте и не отвечал за свои действия. Схватив полуторакилограммовую пластиковую дубину-пресс для изготовления мохито, я метнул ее в своего противника. Он ловко увернулся, а дубина закончила свой полет, сбив с ног милую анорексичную Ванессу, менеджера ресторана.

Уверен, что именно союз наших с Ванессой ангелов-хранителей смягчил силу удара. Она уцелела, а дубина вернулась в меня бумерангом: меня уволили в одночасье. Два с половиной года безукоризненной работы в Avenue, безупречная профессиональная репутация и исключительно положительная характеристика со стороны руководства – все это кануло в Лету в два счета. В эти два мгновения Маньяныч и шмыга резко отрезвели и остановили свою подрывную деятельность. Верно говорят, что тьма может нагнетаться бесконечно, но достаточно небольшого лучика света, чтобы рассеять ее. Резкая вспышка света и внезапное просветление накрыли меня.

Два урока по цене одного. Из этого инцидента я вынес две истины. Первая условно называется «хотите – верьте, хотите – нет». Мы можем верить во что угодно или все отрицать, бравировать своими возможностями, строя карьеру или уныло идти на дно. Но что бы мы ни делали и ни думали, у каждого из нас есть слепая зона, в которой мы не вольны что-то решать. Это место обитания тех, кто присматривает за нами. Они бестелесны и не видны глазу, но мы у них постоянно на виду. Пусть они не помогают в решении бытовых сиюминутностей, но в главном на них можно положиться. Именно ангелы-хранители уберегли меня от необратимых последствий моего импульсивного броска. Я был ослеплен гневом, а они зорко следили за мной, уберегая.

Зрение у них отменное, но различают они только черный и белый цвета. Вот и мы вслед за ними считаем жизнь черно-белой зеброй. Важно одинаково принимать все головокружительные взлеты и позорнейшие падения, потому что все они тщательно спланированы нашими ангелами-хранителями для нашего же развития и только во благо. Сейчас, когда я пишу эти строки и оглядываюсь назад, то понимаю, что благодарить судьбу нужно не только за удачи, но и за ошибки, которые порой дорого нам обходятся. Ошибки и падения болезненны, но именно они делают нас сильнее, мудрее и увереннее в принятии решений. Ошибка оберегает нас от ошибок в будущем. Если мы, конечно, выучили ее урок. Черная полоса – просто еще один шаг на пути непрерывного саморазвития, а не конец света. Как и белая полоса – не залог вечного блаженства.

Увольнение должно было обернуться для меня катастрофой, а на деле оказалось очередным трамплином. В тот момент, когда за мной навсегда захлопнулись двери Avenue, за которыми остались карьера, приятели, враги, амбиции и разочарования, я на самом деле вышел на новую ступень, сам того пока не сознавая. Пусть работы я лишился, но главного у меня было не отнять. Багаж знаний и опыта, пара-тройка весомых дипломов Гильдии барменов и винной школы и три золотых зуба в придачу. Последнее, конечно, не добавляло солидности, но и не портило картину. Я был и остался оригиналом и упертым Тельцом, таким, каким впервые пересек порог Avenue. Свою индивидуальность я не потерял, а, напротив, усилил ее профессионализмом и мастерством. Это давало мне неплохие шансы на трудоустройство в любое заведение премиального сектора. Мне хватило двухнедельной передышки, чтобы прийти в себя и понять, куда плыть дальше.