9

Пятьдесят кило орехов

На Соломоновых Островах Берег Штормов называется Берегом Штормов, потому что регулярно подвергается – правильно! – штормам. Он находится на южной стороне острова Гуадалканал, и путь до него на моторной лодке от Хониары, на севере, занимает четыре-пять часов. Моторка – единственный способ добраться до Берега Штормов, потому что середину острова занимают непроходимые джунгли и горный хребет. Подойдя на ней к нужному пляжу, приходится прыгать в воду и плыть к берегу самому. Груженая моторка не может причалить из-за сильного прибоя.

После Непала Австралийский Красный Крест предложил мне место на Соломоновых Островах: должность консультанта по вопросам санитарии и гигиены. Мне предстояло поселиться в Хониаре, но с регулярными выездами на южное побережье: сначала на лодке, а потом еще три часа пешком через джунгли, до самых удаленных деревушек Гуадалканала. Я привыкла к пешим маршам на дальние расстояния – главной проблеме медсестер, занимавших эту должность до меня. В Красном Кресте отлично знали, что я сочту такие вылазки скорее развлечением, чем работой. И знали, что предложение мне понравится.

Соломоновы Острова – небольшой архипелаг в южной части Тихого океана, к северо-востоку от Австралии, и выглядит он именно так, как вы сейчас представили: сплошные кокосовые пальмы и белые песчаные пляжи, утопающие в бирюзовых океанских водах. Местные жители ведут в целом безоблачную жизнь, которой вполне довольны, но с санитарией и питанием там имеются проблемы, обусловленные, в основном, обычной бедностью. Значительный процент населения страдает ожирением и диабетом, а доступа к полноценным медицинским услугам у людей нет. В случае какой-либо природной катастрофы восстановление нормальной жизни на островах проходит очень сложно из-за ограниченности ресурсов.

Меня направили помочь персоналу местного Красного Креста – своего рода джентльменский жест со стороны австралийского, – в работе с жителями удаленных поселений, находящихся в зоне риска. Я должна была больше учить, чем что-то делать сама, к тому же все происходило в традиционном тихоокеанском темпе: два-три часа работы в день и сплошное ожидание в промежутках. Я привыкла к совсем другим скоростям, но тут мне пришлось смириться.

У жителей Соломоновых Островов достаточно темная кожа, но волосы обычно светлые или даже оранжевые – от соленой воды и яркого солнца. У одного из членов моей команды оказались, к тому же, оранжевые зубы – от жевания бетельного ореха. Он никогда не нервничал по пустякам. Длинный, как жердь, этот парень постоянно смеялся, а во время вылазок на побережье услаждал наш слух игрой на гитаре, к которой имел определенный талант. Второй местный сотрудник, приписанный ко мне, низенький и плотный, оказался не менее жизнерадостным. Дальше шел руководитель проекта – мужчина постарше, где-то за шестьдесят, но по-прежнему в расцвете сил. Собственно, на Островах все мужчины были такие – крупные и мощные, но склонные к полноте. Собираясь на рыбалку, они легко прокладывали себе путь через густые джунгли и забирались на пальмы, чтобы нарвать кокосовых орехов. Даже у самых образованных, профессионалов, ценилась физическая сила – и слава богу, потому что наша работа порой бывала именно физической.

На южное побережье мы добирались на большой открытой лодке, метров семи длиной. Она была самой примитивной, из стекловолокна, с тремя скамьями и мотором сзади, и путь по морю на ней всегда казался бесконечным – из-за неудобства. Ее разгрузка представляла собой особую форму искусства: двое сотрудников помоложе плыли до берега, а наш главный, Бен, оставался в лодке, которая яростно скакала на волнах, и швырял тюки парням на берегу. Закончив с этой процедурой, он подводил лодку к пляжу и врезался носом в гальку, после чего остальные вытаскивали ее. Нелегкое мероприятие, я вам скажу!

Путь через джунгли тоже был непрост. Чтобы добраться до самых удаленных деревушек, нам приходилось пересекать реку вброд, неся над головой свои рюкзаки и прочую поклажу, чтобы они не промокли. Наша обычная вылазка длилась около недели, и мы несли с собой запас пищи на этот срок и материалы по программе. Местные жители предоставляли нам жилье, но не питание, за исключением разве что ананасов, дынь и кокосовых орехов, которые росли там повсюду и ничего не стоили. Холодильников в деревнях не было, а выбор продуктов в супермаркетах Хониары не отличался разнообразием, поэтому мы обходились сублимированной лапшой и мясными консервами. Парни из моей команды обожали «SPAM», который имелся в наличии аж в двух вариантах: с красной этикеткой и с синей. Сами они предпочитали красный «SPAM», который стоил на доллар дешевле, но после нашей первой вылазки я стала решительно настаивать на более дорогой версии. В содержимом красного «SPAM» слишком уж прослеживались анатомические подробности. Могу с уверенностью утверждать, что разок я съела аорту.

У каждой из семей, которых мы посещали на Соломоновых Островах, имелся собственный небольшой домик в окружении пальм, где люди спали, но все остальное время они проводили на улице. Там готовили пищу, ели и отдыхали в тени густой листвы, а в дом заходили только ночью, когда пора было ложиться. Я же, наоборот, подолгу сидела внутри. Команда из местного Красного Креста разговаривала с местными жителями на их родном языке, и мне не хотелось, чтобы они считали себя обязанными включать меня в беседу. Она шла плавно, очень по-тихоокеански: все сидели кружком и пели под гитару, так что я всегда боялась им помешать.

В деревнях для питья употребляли дождевую воду, которая на Берегу Штормов всегда имелась в избытке, но купаться и стирать ходили к реке. Женщины мылись все вместе, полностью одетые. Дальше на реку шли мужчины, а вот что делать со мной, никто не знал. В конце концов, мне стали выделять собственное время, и, по сигналу церковного колокола, все уходили с реки и освобождали ее для меня. Я, правда, до конца их системе не доверяла, и все равно купалась в одежде.

За время, проведенное на островах, я прочитала массу книг, в том числе биографию Нельсона Манделы. Местные жители занимались сельским хозяйством и много внимания уделяли своим посадкам. Мы могли работать с ними не больше двух часов в сутки, и то при определенном везении. Надо было как-то убивать время. Острова оказались поистине райским уголком, но, честно говоря, я там здорово скучала. Мне не хватало привычной загруженности, как в Южном Судане или Ачехе.

Конечно, ни интернета, ни телевидения в джунглях не было – разве что радио, которое принимала ретрансляционная станция в деревне. Раз в день мы связывались с офисом в Хониаре, исключительно проверки ради. Мы подтверждали, что с нами все в порядке, а они сообщали нам сводку погоды, чтобы мы знали, когда лучше отправиться в обратный путь. Но вот однажды глава офиса распорядился, чтобы мы сворачивали дела и возвращались немедленно. В ближайшие пару дней на островах ожидался сильный циклон, в джунглях нам угрожала опасность. Надо было торопиться назад.

Мы решили, что с вечера упакуем вещи, немного поспим, а потом затемно выйдем из деревни, чтобы к рассвету добраться до побережья – ранним утром погода лучше всего подходила для путешествия обратно в Хониару. В два часа ночи Бен разбудил меня, чтобы сообщить, что вода в реке быстро прибывает. Пока я спала, у них произошел несчастный случай: какие-то ребятишки попытались переправиться, и их смыло течением. Парни из Красного Креста на каноэ, выдолбленных из пальмовых стволов, бросились к ним и спасли. А заодно поняли, что реку надо переходить немедленно. Если мы задержимся, то пропустим окно, и застрянем на побережье до прихода циклона.

Уходили мы в расширенном составе по сравнению с тем, в котором пришли. Один из сотрудников решил забрать с собой беременную невесту, а она – своего сынишку. А еще мы везли пятьдесят килограмм бетельного ореха. Этот орех – природный наркотик, широко распространенный в Азии и Океании; его оранжевая мякоть вызывает легкую эйфорию. В городе он стоил дороже, чем в деревне, поэтому парни собирались на нем подзаработать. Терять прибыль они категорически отказались. Соответственно, помимо рабочего оборудования и лишних пассажиров, нам предстояло транспортировать через джунгли пару-тройку мешков. Ах да, и поросенка. Только не спрашивайте, зачем.

Несколько дней назад, когда мы переходили реку, вода была мне чуть выше колен. Сейчас она достигала груди, а в ширину река разлилась метров на тридцать с каждой стороны. Наша беременная оказалась слишком миниатюрной, чтобы идти по реке вброд, поэтому я несла ее под мышкой. Второй рукой я придерживала на голове рюкзак, но когда мы дошли почти до середины, Бен поскользнулся, и его едва не унесло. Я бросила рюкзак, чтобы его подхватить, но он сумел уцепиться за лямку и тянул рюкзак за собой. Получилось, что я одна тащила их обоих (а заодно и рюкзак) до противоположного берега.

Три часа мы добирались от реки до побережья под проливным дождем, в мокрой одежде и с рюкзаками, полными воды. К рассвету мы вышли на пляж, но понятия не имели, как развивается циклон, потому что не могли связаться с Хониарой. Спутникового телефона у нас не было. Конечно, мне следовало вести себя осторожней, но я доверилась местной команде, а они легко относились к вылазкам на Берег Штормов, поскольку ездили туда минимум раз в месяц. Я решила не утруждать себя изучением протоколов безопасности и ограничиться обычными проверками по радио.

Прибой был чудовищный, но, по последней полученной нами информации, незадолго до прихода циклона должно было появиться окно, которым мы и собирались воспользоваться. Возвращаться в деревню не имело смысла. Мы потратили немало времени, чтобы загрузить в лодку тюки и пассажиров, ведь грузы туда приходилось закидывать, а людям добираться вплавь. К тому моменту, когда мы закончили, океан вроде бы успокоился. Его поверхность стала гладкой, почти как зеркало. Тревогу вызывало, скорее, небо у нас над головой.

Мы только-только отошли от берега, как парни вдруг заглушили мотор.

– Что случилось? – спросила я.

– Надо бы топлива добавить в бак, – объяснил Бен.

У нас была канистра с бензином, но в моторе он закончился, и никто не взялся бы заливать горючее, когда лодка прыгает на волнах.

– Может, стоило это сделать, пока мы были на берегу? – поинтересовалась я.

Логика островитян не поддавалась моему пониманию.

Ребята открутили от мотора бак, вплавь вернулись на берег с баком и канистрой, и залили бензин. Тем временем я скакала по волнам в открытом море, в лодке без мотора, с беременной женщиной, ребенком и детенышем свиньи на борту. Нетрудно догадаться, что якоря у нас тоже не было.

Мы на самом краю Тихого океана, – мысленно утешала я себя. – Тут рукой подать до Южной Америки.

К чести моих спутников, они держались совершенно спокойно. Да и я находила некоторое удовольствие в качании на волнах. Ребята залили бак, вернулись на лодку, и мы поплыли дальше. Никто не нервничал – включая меня тоже. Но тут мы обогнули мыс, и наше спокойствие чуток пошатнулось. Океан за проливом прямо-таки бушевал. А потом полил дождь.

Лодка пробивалась сквозь волны, едва продвигаясь вперед. Нос ее задирался в воздух, а потом обрушивался вниз, отчего мы постоянно скакали на своих пластиковых сиденьях. Мне казалось, мои почки вот-вот отвалятся. Ребенок ревел, свинья тоже, а я в уме вела мучительные расчеты. До берега около пятисот метров, доплыть я смогу. Вопрос в том, кого брать с собой. Мужчины умеют плавать, пусть добираются сами. Утащу я беременную и ребенка? Думаю, да. А свинью? Нет, скорее всего. И уж точно я не собираюсь спасать мешки с чертовым орехом.

Мы провели в лодке шесть или семь часов, но до Хониары было по-прежнему далеко. Бред какой-то! Надо придумать план получше! Я сказала парням при первой возможности причалить к берегу: мы должны построить себе убежище. Горючее у нас могло вот-вот закончиться. Из Хониары до места мы добрались в прошлый раз за четыре часа. Ребята посоветовали мне потерпеть еще чуть-чуть. Через пару пляжей мы сможем подплыть к тому, от которого идет дорога к городу. Высадившись на нем, мы свяжемся с офисом, и за нами пришлют машину.

Как ни удивительно, но до пляжа мы добрались и даже подошли непосредственно к берегу, так что не пришлось выкидывать грузы и вылавливать их и пассажиров потом из воды. В бухте находилась деревня, где мы смогли укрыться, и телефон, по которому связались с офисом в Хониаре. Нам объяснили, что циклон пришел раньше времени. Мы оказались в самом его эпицентре. Машину, конечно, вышлют, но она приедет только через несколько часов. Пока же мы можем расслабиться и наслаждаться штормом.

На Соломоновых Островах функционировала международная полицейская служба RAMSI. Большинство ее сотрудников было из федеральной полиции Австралии, а также с Папуа-Новая Гвинея, Фиджи и других тихоокеанских архипелагов. Несмотря на райскую жизнь, на Островах периодически возникали волнения – так, в 2003 году там поднялось восстание из-за передела земель. В 2005 году погиб австралийский офицер полиции, а незадолго до моего приезда во время стычек местные жители разграбили и сожгли несколько магазинов, принадлежавших иностранцам. Вооруженные полицейские в шортах и сандалиях патрулировали улицы Хониары.

В отеле, где меня поселили в Хониаре, жила группа пилотов-вертолетчиков, вызванных на подмогу местным ВВС. Все были в годах и раньше служили в армии. Они отпускали тяжеловесные шутки, пили дорогое спиртное и в обязательном порядке имели свои клички. Мы шутили, что они страдают от авиационного пост-разводного синдрома. Это были суровые ребята, но все как один нежно заботились обо мне.

Добравшись, наконец, до отеля после наших мытарств на Берегу Штормов, я вошла в холл мокрая с головы до пят. С момента, когда меня разбудили и сказали, что надо отправляться в путь немедленно, прошло около шестнадцати часов. Обычно в конце рабочего дня я выглядела все-таки более презентабельно. Пилоты уставились на меня с разинутыми ртами.

– Где, черт побери, ты была? Ты знаешь, что на островах циклон?

– О да, знаю, – расхохоталась я и объяснила, что с нами произошло.

– Почему ты не позвонила нам? Мы бы прилетели за тобой на вертолете!

Вертолет из Хониары долетал до Берега Штормов за каких-то пятнадцать минут, но я не смогла бы воспользоваться их предложением, поскольку мне нельзя было летать на вертолетах, принадлежащих ВВС – я сотрудник Красного Креста, а Красный Крест держит нейтралитет.

После циклона я наложила запрет на любые дальнейшие вылазки к Берегу Штормов до тех пор, пока не будет выработан четкий протокол безопасности. Пустив в ход свои навыки спасателя, приобретенные в Квинсленде, и обычный здравый смысл, я составила список того, что нам обязательно нужно: аварийный радиомаяк на лодке плюс водонепроницаемые рации и спутниковые телефоны. Я узнала, что ни у одного из моих сотрудников не было лицензии на управление моторкой, поэтому заставила их пройти необходимое обучение и получить права, а за пару следующих недель закупила на лодку кофры, резиновые мешки и спасательные жилеты. Жить не напрягаясь, как островитяне, было очень славно, но я не могла допустить, чтобы кто-то погиб.

Туристы на Хониару заглядывали редко, не то что на Фиджи или Вануату, и то обычно проездом на другие острова. В городе имелась пара приличных ресторанов и несколько средненьких отелей, а также достаточно многочисленное сообщество экспатов.

Некоторые из пилотов-вертолетчиков увлекались дайвингом, как я, и в выходные мы частенько брали напрокат акваланги и ездили понырять. Я начала заниматься еще в старшей школе, но пристрастилась к дайвингу благодаря командировкам. В свои заслуженные уик-енды я охотно выбиралась поплавать, пускай даже в одиночку, чтобы приятно скоротать время. Большинство самых красивых мест для дайвинга на нашей планете находится в удаленных глухих уголках, но именно там я порой оказывалась по работе. Лицензию на погружения я получила в Египте, когда отдыхала после Йироля, а лучший дайвинг в жизни у меня был в Порт-Судане, у берегов Красного моря. В Южной Африке я ныряла понаблюдать за резвящимися тюленями. Правда, я быстро поняла, что нахожусь в охотничьих угодьях большой белой акулы и мало чем отличаюсь от тюленя в своем толстом черном гидрокостюме.

Дайвинг на Соломоновых Островах тоже приносил немало впечатлений. Там велись довольно активные действия во время Второй мировой войны, и на дне лежало несколько затонувших военных судов, в том числе громадная японская подводная лодка, обнаруженная прямо у одного из пляжей Гуадалканала. Субмарину атаковал новозеландский военный крейсер и оба судна, серьезно поврежденные, предпочли причалить к берегу. Но субмарина с него соскользнула, проехала по дну еще метров десять-пятнадцать и так и осталась там нетронутая, за исключением пробоины в носовой части, через которую можно было в нее заплыть, на глубине около 30 метров. Близ Гизо мы ныряли к останкам боевого истребителя Хеллкэт, на котором якобы летал Дж. Ф. Кеннеди. Я не знаю даже, правда ли он служил пилотом, но погружаться там было круто.

Кроме дайвинга, в свободное время я изучала потаенные бухточки и пляжи, где купалась в изумрудных водах на фоне райских пейзажей. И одновременно думала, что, конечно, такая гуманитарная помощь очень даже хороша, но для меня Соломоновы Острова – последний подобный контракт. Хорошо, что я в полной мере насладилась парой месяцев там, потому что больше на такую работу не соглашалась.

Помимо проекта на Берегу Штормов я работала на Малаите, еще одном острове, к северо-востоку от Гуадалканала. Десятилетиями жители Малаиты насыпали кораллы на морское дно, строя искусственные островки у побережья, на которых ставили свои дома, школы и церкви – памятник богу. Некоторым из искусственных островов было больше ста лет, и их связывали между собой коралловые перешейки, выросшие самостоятельно. Мне они напоминали фильм Водный мир с Кевином Костнером в главной роли. Очень красивые места!

К сожалению, там не было земли под поля или огороды, равно как и безопасных гаваней на случай шторма. Жители искусственных островов конфликтовали с населением основного, поэтому не имели доступа к тамошним природным ресурсам. Красный Крест отмечал высокую смертность у детей с искусственных островов, вызванную, в том числе, сильной удаленностью от медицинских учреждений. До берега приходилось долго добираться на лодке, а если мужчины выходили в море на рыбалку, или была ночь, то ожидание грозило больному ребенку смертью.

Мы могли посоветовать островитянам только самые простые меры по борьбе с заболеваниями, например, создание запасов кокосового ореха, молоко которого следовало давать детям при обезвоживании. Мы также прикладывали усилия к примирению между островитянами и жителями побережья, чтобы те могли где-то укрываться на время шторма или при угрозе цунами. За несколько месяцев до моего приезда цунами ударило по северной части архипелага; я сомневалась, что искусственные острова выдержат землетрясение, не говоря уже о гигантской волне.

На островах мы обычно проводили один-два дня, знакомясь с местной общиной. Порой там бывало нелегко: люди жили на обломке, точащем посреди океана, без всяких современных удобств, но никто не говорил, что пропаганда гигиены – сплошная синекура. Диета из сухой лапши и консервов продолжалась, но теперь без бонусов в виде кокосов и ананасов.

Чтобы помыться, я прыгала в море – за неимением других вариантов. С туалетом была отдельная история. Место на острове ценилось очень высоко, так что нужник на земле был недостижимой роскошью. Шаткие дощатые мостки, на высоте примерно метра над водой, вели к небольшому коралловому выступу метрах в тридцати от берега. В конце мостков обычно (но не всегда) стояло пластиковое заграждение, за которым располагалась крошечная платформа. Присев на ней на корточки, надо было свесить голую задницу над морем, чтобы все, что из тебя исторгалось, смыли волны.

Для тех, кто лет этак с двух тренировался ходить по скользким мосткам и зависать над платформой, в этом не было ничего сложного, в отличие от меня. Во время прилива под мостками хотя бы плескалась вода, но в отлив ты шел над голыми кораллами, обычно густо покрытыми испражнениями. Мне как медсестре перспектива рухнуть с шатающего настила на острые заросли кораллов, политые дерьмом, казалась не особенно привлекательной. Собственно, я бы всем советовала по возможности такого избегать. Мой график посещения туалета зависел от приливов и отливов.

Однажды ночью, когда мы гостили на искусственном островке, я проснулась около четырех часов с переполненным мочевым пузырем. Хозяева домика поселили меня в отдельной комнате, но за дверью расположилось шестеро человек, мирно спавших на полу, через которых мне пришлось бы перешагивать, чтобы выбраться наружу. Потом в полной темноте я бы побрела по деревеньке, где все жили друг у друга на головах, через весь островок по шатающимся «мосткам смерти», потом по платформе до воды… Казалось, я пролежала несколько часов, уговаривая себя, что не так уж и хочу в туалет. Наконец, я решила выпить всю воду из бутылки, которая была у меня с собой, и написать в нее. Я знала, что хозяева сильно удивятся, если услышат из комнаты странный звук, но это был мой единственный шанс. Утром я втихаря вынесла из дома бутылку с мочой.

Я провела на Малаите несколько недель, пока Красный Крест работал с местными общинами, и там мне жилось немного комфортней, чем на искусственных островах. У местных ребятишек я выменивала на батарейки морских звезд, чтобы слегка разнообразить нашу диету из лапши и консервов. Пару раз мне удалось заполучить даже лобстера и краба, но дальше канал поставок иссяк. Женщина, у которой я жила на Малаите, сильно из-за этого переживала, и при первой возможности устроила для меня крабовый гала-ужин. К сожалению, на поверку крабов оказалось всего два, и их разделили между всеми членами семьи, мне же, как почетной гостье, досталась крабовая икра. Я ненавижу крабовую икру, но что я могла поделать? Они отдали мне самое ценное, лучший деликатес. Я смешала икру со своей лапшой и кое-как затолкала в рот, с благодарной улыбкой на лице.

Через несколько недель я начала задаваться вопросом, может ли человек размокнуть. Из-за постоянных дождей, влажного воздуха и мытья прямо в одежде грибковая инфекция, которую я подхватила в Непале, вылилась в серию абсцессов. Один нарыв вспух сразу после приезда на Соломоновы Острова, так что я начала активно мыться деттолем, чтобы убить всех микроорганизмов, вздумавших селиться у меня на шее и груди. Во время поездки на Малаиту нарыв, появившийся еще раньше, начал расти. Я подозревала, что дело неладно, но не могла толком его осмотреть, потому что в домике не было электричества, и в комнатах стоял полумрак. Я раздобыла налобный фонарик и попыталась разглядеть себя в запятнанном стареньком зеркале в ванной. Ничего. Я попробовала сделать фото – мои первые отвратительные селфи. Нарыв оказался красным с зеленым центром, и краснота, похоже, начинала распространяться к плечу. На ощупь он был мягкий, но с уплотнением посередине – тревожный сигнал. К тому же, у меня немного поднялась температура. Медлить было нельзя.

Я нуждалась в лечении, но местная клиника не работала, а персонал Красного Креста я никак не могла отыскать, поэтому решила разобраться сама. Надо вскрыть эту штуку и как следует все вычистить, подумала я. Но для этого требовался свет. И надо было видеть, что я делаю. Я решила пойти и открутить зеркало заднего вида от своего пикапа, чтобы рассмотреть абсцесс при свете дня.

Я кое-как приладила зеркало на заднем колесе машины, вытащила из аптечки скальпель и сделала разрез точно посередине нарыва. Частично я добилась успеха: наружу потек зловонный гной, но боль оказалась такой силы, что у меня закружилась голова. Я едва держалась, стоя на коленях, поэтому решила продолжить операцию в помещении. Там я как следует окопаюсь и вычищу заразу. Ну и если рухну в обморок, то хотя бы под крышей.

В комнате, вооружившись зеркалом заднего вида, налобным фонариком и пинцетом, я опять взялась за дело. Мучимая тошнотой и почти ослепнув от боли, я все-таки вытащила из абсцесса плотную зеленую головку, которая, по моим предположениям, должна была походить на небольшой шарик – как у прыща. На самом деле она больше напоминала корень. Когда я, наконец, извлекла ее наружу, у меня в груди осталась дырка диаметром с сигаретный окурок, и мне пришлось ухватиться за раковину, чтобы не осесть на пол.

Как выяснилось позднее, у меня была тропическая язва. Она часто встречается на Соломоновых Островах из-за влажности и солнечного излучения, и без своевременного лечения может представлять угрозу для жизни. За следующие семь недель у меня появилось еще восемь таких же нарывов, что начинало сильно раздражать. С каждым из них я разделывалась по очереди, пока один не вылез прямо на лице. Даже я не была такой отчаянной, чтобы взяться за операцию на собственной физиономии. Пришел момент признать поражение.

Всего за пару недель до конца контракта я покинула Соломоновы Острова и поехала домой, лечиться лошадиными дозами антибиотиков. Это было первое из экзотических заболеваний, которых я умудрилась нахватать за свою карьеру. Но, к несчастью, далеко не последнее.