Между сотрудниками гуманитарных миссий на выезде и руководством в штаб-квартире всегда существовала некоторая напряженность. Concern обычно прислушивался к «голосу с полей», но в гуманитарной индустрии в целом стратегическое планирование было оторвано от насущных реалий. Я никогда не стремилась работать в офисе, но, похоже, время пришло. Пора было дать телу передышку, а личной жизни – шанс. Хватит вечно сидеть на чемоданах, настал момент пускать корни. А. была со мной полностью согласна.
Это означало, что мне надо искать работу в Женеве – гуманитарной столице мира, – но не какую-нибудь, а правильную. Мне нравилось работать на Concern, и я совсем не хотела уходить, но думала, что поиски займут, как минимум, несколько месяцев, и у меня будет время привыкнуть к этой мысли. Однако поиск продлился всего неделю: мне на глаза попалось объявление о том, что Международная Федерация Красного Креста, крупнейшая гуманитарная организация в мире, ищет советника по вопросам здравоохранения. В описании говорилось, что советник осуществляет как теоретические консультации, так и поддержку миссий на месте – идеальная комбинация.
Я готовилась к долгому процессу собеседований и переговоров. Перед поступлением в Concern я прошла три собеседования и один экзамен, а вакансия в Федерации была гораздо более высокого уровня, так что я предполагала, что за нее придется еще побороться. Поэтому и не спешила уведомлять Ричарда из Concern о том, что подала заявку.
Я выслала свое резюме и поехала в Рим на совещание по миссии Concern в Уганде, и тут мне позвонили сказать, что Федерация собирается со мной побеседовать. По скайпу мне задали четыре-пять самых простых вопросов. Я, грешным делом, подумала, что завалила собеседование, и они решили к сложным не переходить, но на следующее утро, проснувшись, обнаружила у себя в электронной почте предложение о работе. Через пару недель мне предстояло обосноваться в Женеве и приступить к своим новым обязанностям.
Уход из Concern был похож на разрыв любовных отношений. Я полетела в Дублин, села с Ричардом за стол с чашкой чая и сказала: «Дело не в тебе, дело во мне». Он полностью одобрил мое желание зажить оседлой жизнью и сказал: «Мы можем это устроить». Мы обсудили пару возможных вариантов, как я могла бы работать на Concern из Женевы, но все это было слишком сложно. Как ни жаль, но сложно. Я возвращалась в Красный Крест.
А. жила в Женеве уже полгода и прекрасно устроилась в удобной однокомнатной квартирке. Платить за нее приходилось втридорога – если учесть микроскопическую площадь. Студия годилась на первое время, но развернуться там было негде. Я не платила за жилье со времен Элис-Спрингс; все мои дома мне предоставлял работодатель как часть контракта. За восемь лет я лишь пару раз сама делала уборку. Я даже машину теперь водила с трудом. И при этом мне предстояло обустроиться, свить гнездо с постоянным партнером и семейными обязанностями. Порой меня охватывала откровенная паника.
Пришлось покупать новую одежду. Моя рабочая униформа – джинсы, резиновые ботинки и футболки-поло – много лет служила мне верой и правдой, но в ней нельзя было заявиться в штаб-квартиру Федерации. Там действовал дресс-код. В день выхода на работу А. сделала мне сюрприз: подарила кружку для кофе, рамочку для фото и керамическую фигурку коровы с аквалангом. Все это мне следовало расставить на рабочем столе. Судя по всему, люди так делали, чтобы офисное пространство не казалось совсем уж безличным. Ну, надо так надо.
Теперь я каждое утро на общественном транспорте добиралась до здания Федерации и погружалась в бесконечную череду совещаний и встреч, а в остальное время отвечала на электронную почту. С непривычки, поначалу мне приходилось тяжело. Работа была интересная, даже в целом довольно полезная, но к ней еще надо было приспособиться. Я спасала мир по е-mail.
В мои обязанности входила поддержка всех операций Красного Креста в Африке и Азиатско-Тихоокеанском регионе – гигантская территория, правда? Я должна была консультировать сотрудников, работавших на миссиях самого разного характера, – от устранения последствий землетрясения в Азии до бесконечных эпидемий в Африке. Зика, желтая лихорадка, циклоны, малярия, наводнения, недоедание – всем этим мне приходилось заниматься.
За годы учебы я приобрела прочные теоретические и технические знания по широкому спектру природных и неприродных бедствий и катастроф, но возможность взглянуть на ситуацию глазами полевого работника определенно являлась большим плюсом. Я отлично понимала, что можно реализовать на практике в условиях острого кризиса. Если команда с места звонила сообщить, что не может перевезти оборудование, потому что внезапно исчезла дорога, или что министерство здравоохранения им препятствует, или что местные общины не идут навстречу, я знала, что они имеют в виду. Я там была, поэтому могла им помочь в поиске правильных решений.
Программы Красного Креста сильно отличались от программ Concern – масштабные интегрированные мероприятия наподобие того, которое я проводила в Нигере, здесь не годились. Национальные общества Красного Креста, которые прочно стояли на собственных ногах, в нашей поддержке не нуждались. В большинстве случаев я работала с национальными обществами, у которых не хватало персонала или денег, или технической информации. Их сильной стороной было большое количество волонтеров по всей стране, что давало нам доступ практически в любую общину. Фокус был в том, чтобы использовать этих волонтеров с максимальной отдачей.
Предполагалось, что национальные общества заинтересованы в моей поддержке. Однако в штаб-квартире шутили, что в моих обязанностях прописано предоставлять рекомендации и консультации, но ни у кого в обязанностях не прописано им следовать.
Когда люди не обращались ко мне за помощью, я знала – жди беды. Сбор данных был важной составляющей моей работы в Федерации: я шерстила интернет в поисках признаков надвигающихся гуманитарных катастроф по всему миру. На наших ключевых сайтах, FEWS NET и ProMED, собирались данные по инфекционным заболеваниям с регулярными обновлениями, кроме того, я много времени посвящала изучению ежедневных новостных бюллетеней. Из сообщений ВВС и СNN я получала сведения о событиях в политически нестабильных регионах Африки и Азиатско-Тихоокеанского региона, а политика была одним из главных факторов риска в том, что касалось государственного здравоохранения. Если происходила природная катастрофа или другое крупное происшествие, я часто первой узнавала о нем из новостей.
Я составляла глобальную картину, собирая информацию из разных источников, после чего анализировала риски и сообщала о них вниз по цепочке. Если я натыкалась на какие-то предупредительные сигналы, то звонила команде в стране и спрашивала, не случилось ли у них что-нибудь. Слышала, у вас там холера, вы как, отслеживаете? Очень часто местная команда только из моего звонка узнавала, что происходит у нее под носом. Моя работа заключалась в том, чтобы повсюду иметь глаза, общаться с людьми, способными предоставить информацию, и проверять, чтобы необходимые ресурсы задействовались вовремя.
В число моих обязанностей в Федерации входили и такие, с которыми я почти не была знакома до тех пор, пока не вступила в должность: глобальное представительство, управление и пропаганда деятельности Красного Креста. Я стала частью общемирового механизма, объединяющего гуманитарные агентства, исследователей и технический персонал, которые совместно разрабатывали всепланетные стратегии реагирования на экстренные ситуации. Вместе мы составляли группу из 200–300 человек, отвечающих за общую картину, куда входили также представители ООН, ВОЗ и «Врачей без границ».
Очень здорово было сотрудничать с людьми, обладавшими знаниями высочайшего уровня в сфере здравоохранения и контроля над заболеваемостью, и иметь возможность вносить и свой вклад. И это несмотря на то, что порой я могла провести на совещании весь день, но так и не понять практически ни слова из того, что там говорили. Некоторые эксперты, с которыми я работала, специализировались в своей сфере настолько, что могли часами рассуждать не просто о каком-то заболевании, а об одной-единственной его особенности. Однажды я целый день провела на встрече, посвященной недостатку в России стерильных куриных яиц, которые требовались для производства вакцины от желтой лихорадки. Нет яиц – нет вакцины, всего и делов, но на то, чтобы это сказать, ушло часов восемь, не меньше. То, что серьезные люди могут положить целый день на разговоры о куриных яйцах, стало для меня настоящим открытием.
Моя роль заключалась в том, чтобы доносить информацию с полей на эти совещания на высшем уровне, объяснять разного рода проблемы, связанные с проведением в жизнь наших программ, а затем переводить с научного языка полученные там рекомендации и спускать их обратно полевым сотрудникам, чтобы те осуществляли наши задумки.
Как я объясню это волонтерам, и как они донесут это до членов общины?
Все отлично, но местные на такое ни за что не пойдут.
Все отлично, но таким образом реализовать программу мы не сможем.
Понадобится принять в расчет погодные/культурные/религиозные факторы при развертывании программы.
Я привносила в дискуссии по глобальным стратегиям аспект социальной мобилизованности и реакции общины, и со временем меня стали приглашать на самые разные конференции по вопросам здравоохранения по всему миру. Моя идея оставалась неизменной: главным приоритетом при планировании любых мероприятий в сфере здравоохранения должны оставаться местные жители. Удивительно, насколько часто это простейшее утверждение воспринималось как сюрприз.
Я не планировала для себя такой карьеры, как сделала в результате. Все ее этапы естественно перетекали из одного в другой, каждая новая миссия и каждая новая должность основывались на предыдущих, пока я не оказалась на своем удивительном нынешнем посту. Это произошло, скорее, случайно, нежели намеренно, но каждый шаг на карьерном пути готовил меня к будущей работе.
Больше всего в новой должности мне нравилось, что я не теряла связь с актуальными миссиями. Я связывала между собой верхушку гуманитарной организации и ее рядовых сотрудников, планирование и реализацию программ, и мне это очень нравилось. Я ощущала себя важной шестеренкой в механизме, заставлявшем гуманитарную систему вертеться.
Время от времени я выезжала в командировки в поддержку разных операций Красного Креста, включая борьбу с эпидемией холеры в Сьерра-Леоне в 2012-ом и устранение последствий тайфуна Хайян в 2013-ом. Мой дорожный набор всегда был при мне, чтобы я могла вылететь в любую минуту. От некоторых привычек сложно избавиться, и кроме того, я считаю, что персонал в штаб-квартире следует регулярно возвращать назад к реальности. Посмотрев на то, как программы разворачиваются на практике, я могла с большей эффективностью разрабатывать новые инструменты и давать более адекватные советы и рекомендации. Я представляла, откуда ожидать проблем и что требуется от нас для успешного проведения операций.
Кроме того, мне очень нравились волонтеры Красного Креста. Общение с ними служило прекрасным антидотом политическим и бюрократическим баталиям, в которых я принимала участие в Женеве. Если я чувствовала, что взгляд мой замутился, то обращалась к волонтерам, чья энергия и преданность делу заставляли меня засучить рукава и работать еще лучше. Они верили в Красный Крест, как в религию, а я верила в них.