16

Нужна пила побольше

В 2010 президент Кот-д'Ивуара Лорен Гбагбо был обвинен в незаконном захвате власти. Впервые за десять лет в стране прошли выборы, и оба кандидата, Гбагбо и его соперник Алассан Уаттара, заявляли о своей победе. Гбагбо отказался уступить власть, и Уаттара начал военную операцию, в результате которой Кот-д'Ивуару охватили массовые беспорядки.

Солдаты Уаттары устроили кровавую резню, терроризируя и пытая людей, в попытке захватить власть в стране. Сопротивление было подавлено, и сторонники Гбагбо бежали, отчего через границу Либерии хлынул гигантский поток переселенцев.

Недалеко от границы, в городке Зиа, Concern Worldwide проводил сельскохозяйственную программу в рамках поддержки другой гуманитарной организации, ранее оперировавшей в регионе. Когда начали прибывать беженцы из Кот-д'Ивуара в начале 2011 года, местная организация обратилась в Concern за помощью по обустройству транзитного лагеря.

Транзитные лагеря служат для того, чтобы беженцы могли некоторое время передохнуть на пути к постоянным лагерям. Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) устроило лагерь в либерийском городе Зведру, и много беженцев там уже остановилось, но начинался сезон дождей, а люди продолжали прибывать, измотанные спешным бегством от опасности.

Когда я приехала в Зиа, то обнаружила там полдюжины палаток, поставленных на футбольном поле посреди деревни. Все они были переполнены. Предполагалось, что я устрою там медицинский пункт, чтобы проводить осмотры и решать, кто из беженцев может двигаться дальше, а кому нужна помощь. Мы также планировали раздавать еду и соль для регидрации и давать людям отдохнуть день-другой перед тем, как снова отправиться в путь. Как обычно, я должна была провести там только пару недель, но задержалась гораздо дольше.

Меня удивило то, что большинство беженцев из Кот-д'Ивуара оказались представителями среднего класса. Это были политики и агитаторы из сторонников Гбагбо, до сих пор ходившие в футболках с его портретом, а также представители других профессий, оказавшиеся задействованными в конфликте. В лагерь они приходили, имея при себе разве что смену одежды, но у себя в стране это были механики, учителя и владельцы магазинов, которым пришлось бежать просто потому, что они поддержали не того кандидата. Некоторые деревни подверглись нападению утром, когда в школах шли уроки, и дети убежали оттуда одни, поэтому в лагерях было множество школьников без сопровождения, до сих пор одетых в форму.

Им повезло: жители Зиа принимали их с распростертыми объятиями. Многие из них сами находились в том же положении, когда бежали через границу во время недавней гражданской войны в Либерии, поэтому сейчас рады были отплатить соседям за их помощь на территории Кот-д'Ивуара. Некоторые люди, пересекавшие сейчас границу, являлись, на самом деле гражданами Либерии, у многих в Зиа имелись родственники или друзья, готовые предоставить им кров. Проблема заключалась в том, что местные жители не располагали достаточными ресурсами. Во время гражданской войны население постоянно кочевало с места на место, поэтому не занималось возделыванием земли, хотя ее было достаточно, и весьма плодородной, покрытой зелеными джунглями и густой луговой травой. В Зиа не работал рынок, и почти не было продуктов. Сельскохозяйственная программа, которая проводилась в регионе, была нацелена на решение этой проблемы, но с таким потоком беженцев городок все равно не справлялся.

Сельскохозяйственная команда проводила в регионе свой пятилетний план, поэтому начала строить для сотрудников отдельные домики. Мне предложили поселиться в одном из них, хотя он и оказался не полноценным жильем, а, скорее, только каркасом: одни цементные стены и полы – ни окон, ни водопровода. И снова, думая, что не задержусь дольше пары недель, я согласилась, сочтя такой вариант в целом подходящим.

Вскоре после моего приезда руководитель сельскохозяйственной программы слег с малярией и был эвакуирован, а я осталась в Зиа единственным экспатом. Дальше я получила сообщение от главы регионального офиса Concern в Зведру, где говорилось, что тамошний лагерь УВКБ переполнен. УВКБ начало строительство другого, более масштабного, но на месте стройки обнаружились неразорвавшиеся боеприпасы, лежавшие в земле, и работы пришлось остановить. Они хотели, чтобы я задержала перемещение беженцев из Зиа в Зведру, пока там не появится новый лагерь. В Зиа к тому моменту находилось больше ста семей, и ежедневно прибывало еще около двадцати, поэтому Concern и УВКБ выдвинули предложение: маленький транзитный лагерь, расположенный в 5 км от границы с Кот-д'Ивуаром надо переоборудовать в полноценный лагерь беженцев.

Забавно, что УВКБ счел Зиа местом недостаточно безопасным для своего персонала, и я по-прежнему являлась там единственным экспатом, наблюдавшим за ходом строительства. Моим напарником из ООН была Кэт, австралийка-инженер, которая наезжала раз в неделю, чтобы проверить, как все идет, но ей следовало всегда возвращаться в Зведру, причем засветло. Concern же считал риски умеренными, поскольку ранее в Зиа велись его долгосрочные программы; нынешний конфликт ничего не менял. Тот факт, что я жила в доме без дверей и без окон начальство не смущал тоже.

Чтобы наш план по строительству лагеря посреди джунглей осуществился, мне нужна была помощь людей, которым я собиралась помочь, поэтому мы созвали общее собрание. Единства в среде беженцев не наблюдалось: все эти разношерстные группки бежали из самых разных мест, поэтому я с удивлением узнала, что у них уже сложилась четкая иерархия. Когда я попросила пригласить ко мне глав общины, все сразу поняли, кого надо послать.

Собрание проходило во дворе у одного из местных жителей, и его ручная обезьянка постоянно отвлекала нас своими смешными танцами. Один из представителей беженцев развернул передо мной лист упаковочной бумаги, на котором была нарисована самая сложная схема административной структуры, какую мне только приходилось видеть. У каждого из предводителей общины имелось собственное министерство: по делам несовершеннолетних, по делам женщин и детей, кто-то представлял даже людей с ограниченными возможностями. Вместо вертикали власти тут была горизонталь: двоим главным подчинялась целая куча заместителей по разным вопросам, включая водоснабжение, жилищные условия и образование. Я могла только подивиться такой подготовленности – они как будто специально разрабатывали все это на случай кризиса.

Когда я сказала людям, что мы не можем их перевезти, и им придется остаться в Зиа, главы общины ответили:

– Хорошо, но вот список наших требований.

Что-что? – подумала я. Такое было мне в новинку.

Список оказался весьма длинным, а начинался он с требования активировать вышку сотовой связи на окраине Зиа. Беженцы не знали, где находятся их родственники, и что вообще творится в Кот-д'Ивуаре. Они могли слушать новости по радио ВВС, но там не сообщалось никаких подробностей; ходили слухи, что беженцам вообще можно возвращаться обратно. Сначала требование показалось мне завышенным, но потом я решила, что оно вполне обоснованно.

Комитет затребовал также, чтобы беженцам выделили автобус и на нем раз в неделю возили в Зведру за покупками. УВКБ предоставил им дополнительные палатки и выдавал продукты, но людям не хватало самых простых вещей, вроде бритв и зубных щеток. У многих из них были деньги, но не было возможности попасть на рынок. Я едва не расхохоталась.

– Уж простите, но автобусов у нас нет, – ответила я им. – Да и дороги, в общем, тоже…

Может, лучше построим вам туалеты? Позднее ушлые местные жители организовали для беженцев что-то наподобие такси, только на мопедах. Так обычно и происходит – спрос рождает предложение.

Наиболее самонадеянным требованием было включение в рационы мяса. ООН уже поставил беженцам большой запас булгура, но никто не знал, как его готовить, включая меня. Да и на вкус он был не очень. Может, в следующий раз можно привезти чуток животных протеинов? Нет, мяса мы привезти не можем, но за спрос денег не берут. И рыбу тоже привезти не можем, уж извините. Тут вам не отель.

Я не смогла договориться о том, чтобы подключить сотовую башню, и вот за это сильно себя корила. Одно дело, когда связи нет совсем, но когда ты сидишь прямо под башней, это настоящая медленная пытка. Каждый день люди бродили вокруг нее с мобильниками в руках, продолжая надеяться неизвестно на что. Однако туалеты нам построить удалось, и мы сделали все, чтобы через несколько дней у каждого имелось место для ночлега.

По истечении еще пары недель на футбольном поле скопилось уже 300 семей; еще 200 жили у родственников и друзей в деревне, получая продуктовые пайки от УВКБ. Мы не только строили палатки в лагере, но также раздавали строительные материалы тем, у кого жили беженцы, чтобы хозяева могли соорудить туалеты возле домов. Нашими усилиями их там появилось около семидесяти, и колодцев мы в деревне добавили тоже.

Наконец места на футбольном поле не осталось, а переселять людей пока было некуда. Мы с Кэт решили, что должны построить полноценный лагерь беженцев, но где? Главная проблема заключалась в отсутствии земли. Сразу за футбольным полем начинались девственные джунгли, с толстыми деревьями и густым подлеском. Единственным способом заполучить место под постройку была расчистка какого-то их участка.

– Ну, раз другого выхода нет, придется рубить, – сказала Кэт.

Она поехала в Зведру обсудить вопрос с либерийским правительством, а потом вернулась в Зиа с устройством GPS. Мы с ней взгромоздились в ЛендКрузер и поехали по проселку за город, вверх по холму и дальше в джунгли, которые оказались такой густоты, что не просматривались и на пару метров. Наш водитель вытащил мачете и проложил нам дорожку между деревьями.

– Так, строить будем вот здесь, – сказала Кэт, сверившись с GPS и ткнув пальцем прямо в чащу.

– Пятьсот метров туда и двести – сюда.

– Да ты шутишь! – расхохоталась я. – Где? Тут же кругом деревья!

– Придется спилить, – сказала Кэт – Сможешь?

– Похоже, выбирать не приходится.

Какой-то экологический ад, – одновременно подумала я.

Пришлось нанять команду лесорубов из ближайшей деревни и приступать к работе. Они с огромным трудом прорубались сквозь нетронутые джунгли, спиливая гигантские стволы и сжигая за собой мусор. Пора было подключать самих беженцев: нам требовались дополнительные руки, чтобы помогать при расчистке и строительстве, а поскольку беженцы сидели без дела, то идеально для этого подходили. Мы запустили программу «работа-за-деньги», чтобы дополнительно влить в общину гуманитарные средства, и это их сильно вдохновило.

Кэт составила график строительства, в соответствии с которым за неделю мы должны были расчищать 100 метров земли, но за первую получилось всего 20. Я обратилась к членам комитета, чтобы разобраться, в чем дело, и нашла их лежащими на земле в полном изнеможении с мозолями на руках.

– Мы не привыкли к такой работе, – извиняющимся тоном объяснили беженцы.

– Я парикмахер, – плакала какая-то девушка.

Другой парень сказал:

– А я ди-джей!

Представители среднего класса, они никогда раньше не занимались ручным трудом, и мне оставалось только им посочувствовать. Я сама люблю садоводство, но тоже не продержалась бы дольше двух дней, заставь меня жизнь целыми днями дергать из земли сорняки. Но нам оставалось отвоевать у джунглей еще несколько сотен метров. К чести беженцев надо сказать, что они быстро всему научились, и скоро расчистка пошла космическими темпами.

В Зиа я продолжала питаться консервированными томатами и тунцом и спать на полу в доме без дверей и окон. Туалетом мне служило ведро, огороженное куском брезента, натянутого на пару кольев, на заднем дворе. Мне приходилось раздеваться в доме, заворачиваться в полотенце и выносить ведро с водой во двор, потом развешивать полотенце на дереве, скорчившись, прятаться за ним, и там уже мыться. Длина моей импровизированной занавески для душа была не больше метра, а моя белая задница – единственной на много километров в округе.

Однажды, возвращаясь домой после ежедневных утомительных банных процедур, я почувствовала резкий укус где-то на животе, потом еще один – в спину. Я инстинктивно сдернула с себя полотенце: конечно, по нему ползали муравьи-бульдоги, и я уже вся была в укусах. Чертовы гаденыши! Громко ругаясь, я заскакала по земле, стряхивая их, в одних кедах, и, естественно, в этот момент мимо проходили соседские ребятишки. Какой удар для моей истерзанной гордости!

После пары недель такого спартанского образа жизни, я наняла себе повара – франкоговорящую беженку по имени Анджела, чтобы немного облегчить себе существование, но оно все равно оставалось непростым. Большую часть времени я ходила по уши в опилках и стружке, вся моя одежда износилась. Подошвы любимых резиновых галош растопились, когда мы выжигали подлесок – помню, я ощутила какое-то странное тепло на ногах, а потом галоши полностью расползлись. Одновременно на моих самых прочных джинсах протерлась здоровенная дыра.

Пришлось поехать в Зведру прикупить себе что-то на замену в магазине секонд-хенда. Я отыскала пару громадных резиновых сапог, которые хозяин явно подолгу не снимал: они выглядели так, словно их носили в австралийском высокогорье. Подходящие джинсы никак не находились, и продавцы в один голос навязывали мне юбки, – нет уж, спасибо! Дело в том, что у них продавались джинсы для тощих чернокожих мужчин, а не для белых великанш, как я. У единственной пары, оказавшейся мне в пору, на задних карманах красовались черепа из стразов.

Мы набрали неплохой темп, расчистили 100-метровый участок посреди джунглей и поставили там палатки и туалеты, чтобы начать переселение с футбольного поля. Дела шли так хорошо, что УВКБ решило отправлять беженцев из Зведру обратно в Зиа. Работы там застопорились, потому что копать на выделенной земле было нельзя, а другую им не давали.

– Ну что, придется рубить? – поддразнила я Кэт.

Поскольку в Зиа прибывало все больше людей, и лагерь расширялся, я получала усиленную поддержку от Concern и УВКБ. Мне выдали спутниковый модем для интернета, благодаря которому я могла заказывать строительные материалы, а пару раз из Зведру даже приезжали наблюдатели, чтобы перенять у меня опыт ведения проекта. Я вела бурную светскую жизнь. Работа быстро продвигалась, и я была очень довольна.

Лагерь процветал: там уже родилось несколько младенцев, и их назвали в мою честь, – вторым именем, по моему настоянию, поскольку имя Аманда в этой части мира звучало немного странно. В целом, все шло здорово. Люди обустроились в своих временных жилищах, завели кухоньки и открыли ларьки, где торговали кое-какими вещичками, доставленными из Зведру, так что лагерь начал напоминать маленькую деревню. Такой прогресс меня очень радовал.

Мы даже начали небольшую программу по гигиене, устроив умывальники для рук возле туалетов. Это были обычные четырехлитровые контейнеры с отверстием в крышке, к которой привязывалась веревка. Дальше веревка шла к деревянной дощечке на земле: если наступить на дощечку, контейнер наклонится, и из отверстия польется вода, чтобы можно было вымыть руки – очень практичное решение для буша, где нет водопровода.

Однажды во время ежевечернего обхода лагеря, я увидела, как мальчик-подросток зашел в туалет, а потом отправился к умывальнику и вымыл руки. Я испытала прилив гордости – ну вот, программа по гигиене работает! Всего пару недель назад люди просто садились испражняться посреди строительного мусора. Однако гордость быстро сменилась недоумением: мальчишка отошел от умывальника, не подтягивая штанов. Что это он делает? – подумала я. И тут он раздвинул руками ягодицы и, присев, стал подтираться о валявшееся поблизости бревно. О боже, – мысленно воскликнула я, – у них же нет туалетной бумаги! При моей работе никогда не бываешь подолгу довольной собой – теперь я знала это точно. Всегда найдутся новые проблемы, которые придется решать.

Беженцы продолжали настаивать на том, чтобы им раздавали мясо, но я не могла его обеспечить, и поэтому сильно удивилась, когда однажды вечером, обходя лагерь, унюхала запах барбекю. Кучка людей сгрудилась возле огня, на котором жарились на палочках какие-то невнятные тушки.

– Это что? – спросила я.

– Крысы, – последовал ответ. – Обычные крысы, из джунглей.

О боже! Люди дошли до того, что уже ели мелких вредителей!

– Да ну, все нормально, – рассмеялись беженцы моей реакции. – Это деликатес, мы их и дома едим.

Меня крысы как-то не соблазняли. Я уже привыкла обходиться без мяса, а пару раз так прямо с трудом отбивалась от угощения. Однажды, когда я сидела на крылечке, мимо проходила группка ребятишек, которые что-то тащили на веревке за собой. Веревка спускалась до самой земли, и к ней был привязан маленький хамелеон.

– Можно посмотреть? – попросила я.

Я взяла ящерку и залюбовалась: глаза у нее вращались на 180 градусов во все стороны, а лапы напоминали крошечные ручки.

– Что вы с ним будете делать? – спросила я.

– Мы его убьем! – объявили дети.

– Что?! – возмутилась я. – Нет! Так нельзя!

В состоянии воскресной расслабленности, я сделала большую ошибку и заплатила им доллар за хамелеона. Я понятия не имела, как с ним поступить, поэтому посадила на ночь в ведро, решив назавтра выпустить обратно в джунгли.

Когда на следующее утро члены местной команды явились ко мне домой на совещание, то при виде хамелеона в ведре страшно перепугались и повыскакивали на улицу.

Я пошла за ними.

– В чем дело?

– Нельзя держать в доме хамелеона! Это очень плохая примета. Мы бросаем дом, если в него зайдет хамелеон.

Я выставила ведро с хамелеоном на задний двор и пообещала команде выпустить его в свою следующую поездку в Зведру. Все еще напуганные, они все-таки согласились зайти назад в дом и начать собрание. С большим трудом я убедила моего шофера отвезти меня в Зведру с хамелеоном в ведре. Он не соглашался до тех пор, пока я не пересадила хамелеона в надежный пластиковый контейнер, и, как только проехал метров 600, велел мне вылезать и выпустить его.

Ладно, с хамелеонами урок усвоен, – подумала я.

Пару дней спустя ко мне заявились посетители. Двое мальчишек гордо стояли на веранде, держа в руках нечто, напоминавшее металлический шар. Мой сторож объяснил, что они принесли это, потому что я попросила.

– Пардон? – удивилась я.

– Сказали, ты это попросила, – повторил сторож.

Один из мальчишек потряс шар и клик! – он превратился в панголина.

– Вот черт! – воскликнула я. Прямо как в Покемоне!

– Мы слышали, ты таких покупаешь, – сказали мальчишки.

– Что? Нет! – возмутилась я. – Точно нет.

Правда, я никогда раньше не видела панголина, и он мне очень понравился.

– Если ты не купишь, мы его съедим, – объявили они.

Ну черт побери!

– Нет, я ничего не покупаю. Но я его сфотографирую.

Я сделала несколько снимков, мучаясь жалостью к несчастному панголину, но в то же время понимая, что пора поставить точку, пока все не зашло слишком далеко. Но, естественно, это был не конец. Еще через пару дней сторож снова сообщил, что ко мне гости. Я вышла на улицу и увидела троих парней, которые сидели на бревне, держа на коленях детеныша шимпанзе.

Да вы что, шутите, что ли?! – подумала я.

– Слышали, ты покупаешь животных, – сказали они.

Я сделала одну-единственную ошибку с хамелеоном, а теперь, помимо мук совести, мне грозило еще и оказаться в тюрьме по иску от Фонда дикой природы.

– Хочешь обезьяну? – спросили они.

– Нет, не хочу.

– Тогда мы съедим обезьяну.

– Нет, вы не съедите обезьяну!

– Мать мы уже съели, просто подумали, вдруг ты захочешь детеныша.

Шимпанзе протянула ко мне свои крошечные ручонки и прыгнула на грудь. Я едва не разрыдалась.

– Нет, не надо ее есть! – воскликнула я. – Шимпанзе ужасно заразные. Вы заболеете. Никогда не знаешь, какие у них болезни, у этих обезьян.

Переступив через себя, я вернула обезьянку обратно, надеясь, что достаточно их напугала своими медицинскими терминами. Больше я поделать ничего не могла. Заплати я за шимпанзе, и они станут носить еще и еще, поэтому я сфотографировала малютку и отправила их своей дорогой. Но предварительно напомнила, чтобы они всем в деревне сказали, что я совсем-совсем-совсем-совсем-совсем не люблю животных.

Мы уже расчистили 600 метров земли, когда дошли до дерева. Не знаю, почему мы не заметили его раньше, – это было гигантское дерево с громадными корнями, которые словно змеи вились по земле, – но когда вокруг растительности не осталось, не увидеть его стало невозможно. Ствол у него был пять или шесть метров в обхвате; совершенно голый, он поднимался в небо, где от него раскидывались во все стороны тяжелые ветки. Дерево было прекрасно.

Мы решили перепланировать лагерь, чтобы устроить под деревом площадку для детей, а также выделить неподалеку место для торговли. Я подумала, что беженцам такое усовершенствование понравится, и с гордостью сообщила о нем Кэт, когда она на следующее утро явилась с визитом.

– Только посмотри на это потрясающее дерево, – восторженно произнесла я. – Конечно, палаток десять придется перенести, но это нестрашно.

Когда Кэт вернулась в Зведру, то упомянула о дереве на кластерном совещании, и на следующее утро два ЛендКрузера с чиновниками прикатили в Зиа. В их числе оказались и представители лесного хозяйства. Едва взглянув на дерево, они сказали:

– Его оставлять нельзя.

– Как это? Почему? – удивилась я.

– Это дерево из середины леса.

– И?

– А сейчас оно не в середине.

Чиновники объяснили, что наше дерево оказалось на открытом участке и при сильном ветре могло упасть, что стало бы настоящей катастрофой. Дерево было огромное. Помочь нам избавиться от него они не могли, но настаивали на том, что его надо убрать.

Лесорубы из моей команды осмотрели ствол и заявили:

– Понадобится пила побольше.

Мы раз сто прошлись по плану: если подрубить здесь, а потом здесь, то оно упадет вот сюда. Мы убрали все палатки в радиусе 300 метров, чтобы обеспечить людям безопасность, но лесорубы утверждали, что оно точно ляжет в нужном направлении.

В день Х меня вызвали в Зведру на совещание. Я сильно нервничала, оставляя команду наедине с деревом, но что я в сущности знала о рубке? Немного. В любом случае план мы проверили, и перепроверили, а потом перепроверили снова. Мы оповестили всех жителей, обнесли опасную зону веревками и поставили охранять ее сотрудников с рациями. Мы все предусмотрели. Я собиралась вернуться сразу после обеда и ожидала увидеть этого гиганта лежащим на земле.

Когда я приехала, дерево стояло на месте. Я вызвала руководителя лесорубов, чтобы разобраться, что пошло не так.

– Мы перепилили ствол, – сообщил он, – но дерево не падает.

– В каком смысле?

Он проводил меня к дереву и показал распил, шедший с одной стороны до другой, насквозь. Двое членов его команды уже протаскивали между пнем и стволом канат, но ствол продолжал стоять вертикально.

– Не падает, – пожал он плечами.

Лесорубы начали подрубать ствол под разными углами, чтобы его дестабилизировать, и были уверены, что дерево вот-вот рухнет, поэтому я оставила их и пошла проверить, все ли в лагере в порядке. Когда я вернулась, около часа спустя, дерево все еще стояло, и люди начинали потихоньку нервничать. День клонился к вечеру, приближалось время ужина, поэтому жители лагеря зашевелились, начиная готовить еду. Оставлять все как есть было нельзя.

Мы устроили совещание, чтобы разработать новый план. Людей, чьи палатки пришлось сложить, следовало переселить в другое место на ночь, а вокруг дерева расставить охрану и патрулировать опасную зону, чтобы в нее никто не заходил. Потом я по рации связалась с лесорубами и скомандовала временно прервать работы. Они меня не расслышали из-за шума мотора, поэтому я нырнула под ограждение и пошагала к ним, прямо между двумя гигантскими корнями, выступавшими из земли.

Я только открыла рот, чтобы сказать Пора остановиться, но не успела и слова произнести, как увидела, что команда лесорубов сломя голову несется прочь. Без единого звука, дерево стало валиться наземь.

Запертая между двух корней, я могла бежать только в одном направлении. Время как будто остановилось. Я слышала собственное сердцебиение, а в голове вертелась одна-единственная мысль: только не упасть, только не упасть, только не упасть. Конечно, я упала. Споткнулась о кочку. Пытаясь встать, я подняла глаза и увидела одного из лесорубов: голого по пояс, всего в стружке и в моих зеркальных солнечных очках. Я одолжила ему эти очки, потому что от опилок у него раздражались глаза. Словно в замедленной съемке я смотрела, как он разворачивается и бросается ко мне, а потом задирает голову и с ужасом глядит вверх. Черт, мне конец, – подумала я. Дальше наступила темнота.

Едва не задохнувшись от пыли, я пошевелила руками и ногами – похоже, они были на месте. Я лежала в грязи рядом с гигантским стволом, рухнувшим точно туда, где я упала, между мной и жителями лагеря, которые в ужасе затаили дыхание. Последнее, что они видели, – как я лечу на землю, а следом туда же падает дерево. Теперь, когда оно лежало между нами, они не видели вообще ничего.

Когда я поднялась, то не сразу что-то смогла разглядеть за обломанными ветвями, поэтому у меня ушло некоторое время, чтобы отыскать глазами людей на той стороне и среди них – моего шофера. Он упал на колени и закрыл руками лицо. Я помахала им рукой, и толпа увидела меня. Все закричали так, будто выиграли кубок мира.

– Все в порядке! – улыбалась я, оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, нет ли пострадавших. Я поняла, что сильно поранилась, и по руке у меня течет кровь, но уже переключилась в начальствующий режим.

– Никто не пострадал? Проверьте всех поименно. Надо вернуть палатки на место, пока не стало темно…

Пока я отдавала распоряжения, люди толпились вокруг меня, радостно похлопывая по спине, и я вдруг на мгновение осознала, чего сумела избежать. Черт, в каких-то сантиметрах, – подумала я. – Буквально! Однако впереди еще была куча работы.

Позднее тем вечером я вернулась к этому снова. Я сидела одна у себя дома, мне не с кем было поговорить, и не было даже виски, чтобы немного успокоить нервы или отпраздновать свою неслыханную удачу. Руку не помешало бы зашить, но в отсутствие необходимых инструментов я просто хорошенько промыла рану и заклеила ее суперклеем, что тоже отлично помогло. И тут кто-то постучал ко мне в дверь (да, теперь у меня была дверь). Я вышла на улицу и увидела, что человек триста жителей лагеря сидят у меня во дворе. Они сказали, что беспокоились обо мне, но я их уверила, что со мной все в порядке, что мы увидимся утром, и пожелала спокойной ночи. Я решила, что они разошлись по домам, но до конца уверена не была, потому что, когда наутро я вышла во двор, люди сидели ровно там же. Правда теперь некоторые из них держали в руках кур.

Община у нас собралась мистически настроенная: все считали, что меня проклял какой-то местный дьявол, который стремился любой ценой от меня избавиться. Они всю ночь стояли на страже у меня во дворе, а теперь собирались провести ритуал очищения, для чего следовало ощипать у кур перья и засунуть их мне в волосы. О Боже! Отказаться я не могла. Эти люди, которые всего пару дней назад ели лесных крыс, умудрились где-то раздобыть белых куриц и настаивали, чтобы я их забрала.

– Я не могу их взять! – обратилась я к толпе.

– Нет, не взять их ты не можешь, – ответили мне. Похоже, борьба с дьяволом велась всерьез.

По одному люди с курицами подходили, выдергивали церемониальное перо – кудах-тах-тах! – и вставляли его мне в волосы, а потом вручали еще и саму птицу. Я собрала кур, сказала спасибо и передала их Анджеле. Судя по всему, у нас намечалась вечеринка с жареной курятиной. Позднее в тот же день команда лесорубов притащила мне козленка: на них лежала ответственность за происшествие с деревом, поэтому и жертва требовалась большая. И какую его часть вы мне наденете на голову? – подумала я.

Финальный ритуал развернулся на следующую ночь. Группа мужчин из Зиа с барабанами встала кольцом в конце моей улицы и колотила по ним до самого утра. На следующий день меня уведомили, что теперь все в порядке. Дьявол убрался восвояси. Через пару недель, когда лагерь был практически закончен, моя миссия подошла к концу, и я убралась восвояси тоже.