Реплика на статью главного научного сотрудника Института экономики РАН Александра Ципко «Религия войны побеждает? Почему сострадания в русской душе так мало, а изуверской жестокости все больше и больше», опубликованную 3 марта 2015 года в «Независимой газете».

Не первый раз приходится полемизировать с господином Ципко, к которому я по-человечески отношусь с симпатией, но многие взгляды которого никак не могу разделить. И дело не только в политической позиции. В данном случае политолог говорит как бы от имени христианства, но данная им интерпретация Евангелия и веры Церкви, неотделимых друг от друга, весьма далека и от Евангелия, и от этой веры, а иногда прямо противоположна им. Александр Сергеевич говорит о «восстании против христианства» Русской Церкви, но сам проповедует нечто от христианства весьма далекое, отождествляя его с гуманизмом и, похоже, даже с пацифизмом.

Несправедливо обвинение Церкви в том, что она мало говорит о мучениках XX века. Говорить о них мы стараемся как можно чаще, пусть нас и не всегда слышат. Преступления богоборческих времен мы осуждаем и ясно говорим о том, что они не имеют оправдания — конечно, в том случае, когда были направлены против невинных людей. Но осуждаем мы эти преступления не потому, что якобы христианство отвергает любое применение силы, а потому, что в данном случае она применялась несправедливо, беззаконно и в неправильных целях.

Силу применяли и православные цари, князья, полководцы, причисленные к лику святых, причем их действия были в наивысшем смысле оправданы именно тогда, когда они ратовали не только за Отечество, но и за правую веру, отстаивая свободу людей хранить ее и жить по ней, особенно перед лицом агрессивного навязывания иноверия или безбожия. <…>

В конце концов, Сам Бог, Бог Троица, то есть в том числе Бог Сын, впоследствии воплотившийся как Иисус Христос, насылал бедствия и гибель на целые народы. Об этом говорится в Ветхом Завете — вспомним хотя бы Содом и Гоморру. Но и из церковного Предания новозаветных времен мы знаем, что Бог наказывает людей и народы. Да, при этом страдают и дети, и старики, и грешники, и святые. Но Господь поступает именно так, как поступает — не ради отмщения, а ради того, чтобы сохранилась единственная истинная вера и люди не отпали от нее, потому что Бог знает: она и только она, в соединении с добрыми делами, дает возможность войти в Его Царство, в блаженную вечность. И поэтому такое Божие наказание — не зло, а благо. Для многих, для всего человечества.

Другого «бога» для Александра Сергеевича у нас нет. Бог один, и Он таков, каким Он открыл Себя в Писании и в Предании. Для Него приход к истине хотя бы части человечества важнее, чем «слезинка ребенка», как бы ни нравилась кому-то эта красивая, но богословски сомнительная фраза Достоевского, и как бы ни хотелось кому-то считать, что земная жизнь — это главное. Для христианина она не имеет высшей ценности. Выше, важнее — настоящая жизнь, жизнь вечная, к которой Господь приводит людей и народы разными путями, в том числе через страдания — страдания реальные, никак не вяжущиеся с идеей обывательского душевного и телесного комфорта, обычно разрушающие этот комфорт, но принимаемые с благодарностью теми, кто, претерпев их, вошел в блаженное вечное царство.

Александр Сергеевич говорит о русской культуре как о «подлинно гуманистической, подлинно христианской» — через запятую, даже не задумываясь над тем, что гуманизм и христианство — это вещи не просто разные, а противоположные. Гуманность, человечность — это христианская ценность, тогда как гуманизм — это идеология, ставящая грешного человека в центр вселенной. Это предтеча религии антихриста. Не случайно западные воинствующие атеисты называют себя именно гуманистами. Александр Сергеевич также ставит через запятую «веру в Бога, в человека». Вера в живущего на земле человека — даже в святого, уж не говоря о грешном, — это нечто для христианской традиции более чем странное, а на самом деле чуждое, немыслимое.

Политолог пишет о равной моральной ценности каждого человека, исходном моральном равенстве людей и наций. Да, люди имеют равное онтологическое достоинство, потому что каждый из них создан по образу Божию. Но нравственное достоинство у них неравно: можно быть человеком достойным и недостойным. Какова мера этого достоинства — зависит от способности человека уклоняться от греха и быть добродетельным, хранить в чистоте не только тело, но и ум, и сердце, очищаться от всего скверного действием Божией благодати. В этом смысле люди неравны, так же как не будут они равны и по смерти.

Буду рад продолжить диалог с господином Ципко, но только просил бы его не говорить от имени христианства. Отношения Бога и человека гораздо более таинственны и сложны, чем демократический процесс, а уж тем более чем штампы обезбоженного политкорректного «христианства-лайт», придуманные в шестидесятые и последующие годы приспособленцами — сначала у протестантов и католиков, а потом в среде православных богословов-эмигрантов, живших на Западе. Вчитайтесь в Евангелие, в святых отцов, Александр Сергеевич. Вы откроете для себя очень сложную реальность, но именно она отражает Божию правду. И поверьте: если сегодня Церковь согласится с вами, она перестанет быть Церковью Христа.