3

Дебют на полях сражений Первой мировой войны

Танки стали поступать в войска в начале июня 1916 года, когда британская промышленность выпустила первые изделия этого типа, заказанные Министерством боеприпасов всего четыре месяца назад. Машины именовались проще некуда – Mark I – и почти не отличались от танков Mother, если, конечно, не считать брони, заменившей обычное железо; правда, вооружение половины серийных танков было исключительно пулеметным. Как и прародительница, машины по-прежнему управлялись примитивной системой, оставленной конструкторами не из-за каких-то особых ее качеств, а просто в силу необходимости использовать имеющиеся узлы трансмиссии и за счет этого сэкономить время разработки. Для изменения направления движения приходилось переводить в нейтральное положение шестерни вспомогательной КПП с одной из сторон дифференциала и притормаживать ходовую, пока ведущее колесо с другого борта продолжало вращаться. Вследствие такой схемы для управления танком требовались четыре человека: командир и водитель в носовом отсеке, которые отвечали за двигатель и тормоза, а также два механика – по одному на каждый борт. Добавим к ним по два стрелка в спонсонах, так что полный экипаж состоял из восьми человек.

Сложность управления Mark I усугублялась проблемой связи командира с механиками, да и со стрелками тоже, поскольку располагавшийся посредине корпуса двигатель заглушал голос своим ревом и скрежетом. Кроме того, мотор сильно нагревался и наполнял атмосферу внутри вредными испарениями, отчего экипаж испытывал изрядные неудобства, и не забудем о тряске (неизбежной при отсутствии амортизаторов в подвеске), особенно когда приходилось действовать на пересеченной местности. В таких условиях танки двигались медленнее пехоты, поддерживать которую им полагалось, хотя на ровной поверхности и при твердом грунте могли развивать максимальную скорость в 6 км/ч при дальности около 40 км.

Излишне говорить, насколько отрицательно все указанные недостатки сказывались на эффективности первых танков. Тем не менее это не помешало высшему руководству поставить их на вооружение и в спешном порядке послать в бой всего через семь месяцев после выдачи производственного заказа.

Поразительно быстрые темпы выпуска танков побудили Военное министерство сформировать 16 февраля 1916 года первую танковую часть и увеличить в апреле объем производства с 100 до 150 изделий. В результате к концу июня двум (из шести) рот по 25 машин в каждой был дан приказ о погрузке. Более того, благословив производство танков, Генеральный штаб британских войск во Франции загорелся желанием поскорее опробовать их в деле.

Темп, в котором британская армия признала танки и решилась применить их на практике, до определенной степени следует отнести на счет усилий Суинтона, возвратившегося в Англию в конце июля 1916 года, чтобы стать помощником секретаря так называемого Дарданелльского комитета при кабинете министров. По прибытии он узнал о существовании Комитета по сухопутным кораблям и о его работе над танками. Воспользовавшись своим положением, в августе он добился созыва межведомственной конференции с целью координации действий Комитета по сухопутным кораблям, Военного министерства и Министерства боеприпасов и при этом пользовался любой возможностью продвигать новое оружие. За все свои усилия Суинтон в феврале 1916 года удостоился чести быть назначенным командиром танковых частей, формировавшихся в Англии. В этом качестве он наряду с другими лицами ответственен за странную затею вооружить половину из 150 танков одними лишь пулеметами, опирающуюся на то соображение, будто такие «женские особи» потребуются для обеспечения огневого прикрытия «мужским», хотя последние и сами имели для борьбы с вражескими пехотинцами целых четыре пулемета, не говоря уже о двух 57-мм пушках!

Суинтон заслужил право считаться первым, кто в британской армии писал о правилах применения танков, изложив свои представления в докладной «Потребность в истребителях пулеметов», поданной в Генеральный штаб во Франции 1 июня 1915 года. В ней он настаивал на том, что задача «бронированных истребителей пулеметов» состоит во внезапной атаке неприятельских позиций с целью уничтожения вражеских огневых точек и прокладывания таким образом пути наступающей пехоте. Суинтон скорректировал и отточил свои идеи в документе под названием «Соображения о применении танков», написанном в феврале 1916 года. И вновь автор подчеркивал роль танков как средства расчистки поля для атакующей пехоты путем подавления пулеметных гнезд. Таким образом, по его мнению, танкам отводилась ограниченная и весьма специальная роль в рамках окопной войны.

В обоих случаях Суинтон предостерегал от преждевременного применения танков и рекомендовал собрать для внезапной атаки хотя бы 100 машин. Однако еще до поступления первых танков главнокомандующий, сэр Дуглас Хэйг, сгорал от нетерпения ввести их в дело в предстоящем наступлении на Сомме. В сложившейся обстановке требуемую бронетехнику смогли подготовить к отправке только в августе 1916 года, когда две роты и отбыли во Францию. По получении нового оружия Генеральный штаб решил с его помощью оживить выдыхавшуюся наступательную операцию на Сомме. В результате две роты выдвинулись к передовой и 15 сентября 1916 года приняли участие в крупномасштабной атаке на германские позиции. Столкновение это осталось в истории под названием сражения при Флер-Курселетт.

Танки рассредоточили по фронту десяти стрелковых дивизий по две или три штуки для атаки вражеских огневых точек в качестве средства поддержки пехоты. Всего в распоряжении командования находилось 49 танков, из которых на исходные вышли только 32; девять затем возглавили натиск пехоты, обстреливая неприятельские позиции из пушек и пулеметов, тогда как девять других поддерживали свои войска, аналогичным способом подавляя очаги сопротивления противника. Из оставшихся четырнадцати девять сломались, а еще пять увязли в грязи.

Достижения танков в премьерном для них сражении особо выдающимися не назовешь, и вклад их в продвижение британских войск на Сомме – всего-то километра полтора или два – оказался скромным. Однако, если принять во внимание примитивную природу первых танков, их врожденные недостатки, а также возрастной фактор – новому оружию едва «исполнилось» три месяца – и недостаточную подготовку экипажей, участие гусеничной бронетехники в наступлении на Сомме заслуживает признания в качестве значительного достижения.

Вместе с тем применение танков на Сомме традиционно подвергается критике как преждевременное. Чаще всего предполагается, что командованию удалось бы добиться лучших результатов, собрав для первой атаки больше бронетехники. Но в его оправдание можно сказать, что поспешный ввод бронетехники в бой позволил быстрее обрести опыт ее использования. Не поспоришь с тем, что получение некоторых неприятных уроков при столь раннем выступлении танков (та же недостаточная подготовка личного состава) можно было предположить и до Флер-Курселетт.

Хотя танки и не оправдали всех ожиданий командования, все-таки их первое применение произвело на Хэйга благоприятное впечатление. В результате на совещании в Военном министерстве, созванном всего через четыре дня после премьерного показа нового оружия, ответственные лица приняли решение о размещении заказа более чем на 1000 танков. Однако из-за проволочек соответствующее распоряжение не было оформлено до 14 октября, соответственно, свои плоды этот шаг начал приносить только в марте 1917 года, когда производственники закончили первую машину из серии Mark IV. В конечном счете промышленность дала военным 1015 танков данного типа, а тем временем, чтобы не останавливать производство, заводы загрузили заказом на 100 Mark II и Mark III, очень схожих с первоначальным Mark I.

После дебюта на Сомме танки некоторое время применялись в небольших по размаху операциях, пока в апреле 1917 года не разыгралась битва при Аррасе, для которой британцы располагали 60 танками. Технику опять разбросали по атакующим пехотным формированиям, и пусть на отдельных участках она действовала успешно, большинство машин попросту увязли в размытом сильными дождями грунте. Но в следующем крупном боевом столкновении с участием танков, третьем сражении при Ипре (называемом также сражением при Пашандале), бронетехнике с июля по октябрь 1917 года довелось действовать даже в худших условиях. Местность в том районе представляла собой некогда осушенные болота, вновь превращенные в грязевое море в результате сочетания двух факторов – артиллерийских обстрелов и не менее сильных проливных дождей. Количество имевшихся в наличии танков достигло 216 и включало несколько новейших Mark IV, отличавшихся от Mark I некоторыми усовершенствованиями, в том числе лучшим бронированием. Командование, однако, вновь распределило бронетехнику по фронту для усиления нескольких пехотных дивизий, при этом местность серьезным образом затрудняла движение танков, которые часто увязали в грязевой жиже, что помогало неприятельской артиллерии выводить машины из строя.

На третьи сутки наступления под Ипром командир танкового корпуса, бригадный генерал Х. Дж. Эллес, окончательно осознал тщетность всех усилий и выступил с предложением вывести уцелевшую технику из боя для позднейшего ее массированного применения на более подходящей местности. В то же самое время его начальник штаба, подполковник Дж. Ф. Ч. Фуллер, предложил замысел проведения «однодневного танкового рейда» – чего-то вроде упреждающего или отвлекающего удара на сообразной задачам местности и без прелюдии в форме традиционной артподготовки. Как следует из воспоминаний Фуллера, результатом его затеи стало сражение при Камбре, вошедшее в историю как первая крупномасштабная танковая атака. В действительности же размах битвы при Камбре превзошел спланированное Фуллером, к тому же в ней важную роль сыграли и другие военные, в частности командующий 3-й армией генерал Бинг, на чьем участке фронта и велись бои.

Для сражения собрали все имевшиеся в наличии танки: 378 боевых, 54 устаревших (для подвоза припасов), десять машин радио- и телефонной связи и еще 34, чтобы для облегчения действий кавалерии расчищать территорию от колючей проволоки и помогать наводить мосты. Сосредоточение 476 танков, а также накапливание топлива и боеприпасов для них проводилось в условиях строжайшей секретности, и вот 20 ноября 1917 года танки выстроились одной линией на фронте в одиннадцать километров. С началом движения бронетехника гусеницами смяла колючую проволоку, прикрывавшую позиции противника, огнем подавила неприятельские пулеметы, очищая путь для наступавшей следом пехоты. Артиллерия, насчитывавшая 1000 орудий, молчала до тех пор, пока танки не вступили в дело, чтобы не встревожить врага раньше времени, а потому атака увенчалась полным успехом.

С танками во главе наступающие прорвали оборонительные рубежи, известные как линия Гинденбурга, и продвинулись вперед на глубину до одиннадцати километров, чего не удавалось достичь, несмотря на куда большие потери, за три месяца кровопролитных столкновений под Ипром. Операция продемонстрировала то, насколько эффективными могут оказаться танки в деле штурма вражеских позиций, если применять их на подходящей местности, пусть даже понесенный к концу сражения урон (в основном от огня неприятельской артиллерии) и составил 112 машин.

Первоначальный успех атаки развить не удалось, поскольку танки оказались слишком тихоходными, а кавалерия – слишком уязвимой перед пулеметами. Более того, когда спустя десять суток немецкие войска оправились от удара и контратаковали, то сумели отбить бóльшую часть потерянной территории. В итоге сражение при Камбре закончилось почти ничем, вследствие чего в германском Генеральном штабе сочли танки не столь уж опасными, как казалось вначале. Вместе с тем никакие просчеты и ошибки не остановили усиления танкового корпуса, увеличившегося вскоре с трех до пяти бригад.

Зимой 1917/18 года, в преддверии ожидавшегося весной крупного немецкого наступления, британцы развернули эти пять бригад примерно в сотне километров от фронта с целью образовать оборонительный рубеж. Когда в марте 1918 года противник ринулся в бой, танки вновь применялись разрозненно и быстро пополняли списки потерь в ходе отступления даже не от действий неприятеля, а по причине поломок и нехватки горючего.

Большинство из применявшихся танков составляли Mark IV; как и Mark I, эта модель создавалась для атак вражеских траншей и страдала от недостатка скорости, равно как и от крайней ограниченности оперативного радиуса, что уменьшало шансы на успех при быстром изменении обстановки в условиях германского наступления. Однако появился уже и более подходивший для подобных ситуаций новый британский танк среднего класса, так и называвшийся – Medium A (Whippet), боевой дебют которого состоялся 26 марта 1918 года. Он отличался меньшей массой – 14 тонн по сравнению с 27 или 28 тоннами Mark IV, – развивал максимальную скорость свыше 13 км/ч, что вдвое больше, чем у тяжелых танков с их 6 км/ч; так же обстояло дело и с запасом хода – 130 у среднего и всего 55 км у тяжелого Mark IV. Имел Medium A преимущество и в маневренности, поскольку управлялся только водителем за счет изменения скорости одного из двух двигателей мощностью 45 л. с. Каждый из них приводил в движение гусеницу одного борта, что вроде бы можно считать самым простым решением вопроса управления гусеничной машиной, правда, от водителя требовалась изрядная сноровка, поскольку мотор мог запросто ни с того ни с сего заглохнуть.

Конструкторы Medium A расстались и с ромбовидным силуэтом ранних машин: над гусеницами среднего танка возвышалась неподвижная башня, или рубка, с экипажем из четырех человек и четырьмя же пулеметами Гочкиса. В силу лучших характеристик скорости и маневренности Medium A нет-нет да и приносил британцам некоторые местные успехи, однако, как и прочая бронетехника, не мог развернуться и показать себя сполна все из-за того же упорного стремления командования разбрасываться танками.

Удача вернулась к танковому корпусу не ранее сражения при Амьене, вспыхнувшего 8 августа 1918 года. Оно увенчалось вторым успехом британских танкистов – более крупным и более решительным, чем под Камбре, вследствие размаха операции. Для участия в битве сосредоточили силы всего корпуса, за исключением бригады, все еще располагавшей только машинами Mark IV. Другие части успели к тому времени пересесть на Mark V. Эта модель в основе своей оставалась той же Mark IV, но имела более мощный двигатель и – что особенно важно – могла управляться одним членом экипажа, поскольку конструкторы внедрили систему эпициклической передачи, отказавшись от примитивной методы, требовавшей целого отряда из четырех человек, как обстояло дело в случае ранних моделей. В результате этого новые танки сделались более маневренными. В дополнение к 324 тяжелым в распоряжении командования находилось 96 средних танков Medium A, а также танки снабжения и ремонтные машины – итого 580 единиц гусеничной бронетехники.

Как и под Камбре, танки сосредотачивались тайно и наступали массированно по фронту протяженностью свыше двадцати километров без артподготовки. Внезапный штурмовой удар смял немецкие оборонительные рубежи и позволил произвести глубокий прорыв, в результате чего германские части несли тяжелые потери. «Самый черный день для германской армии», – так назвал 8 августа 1918 года генерал фон Людендорф, фактический главнокомандующий кайзеровскими войсками. Однако успех под Амьеном стоил британцам многих танков, уничтоженных огнем вражеской артиллерии. Урон был настолько велик, что на второй день сражения количество боеготовых танков снизилось до 145. Более того, удачно начавшееся наступление вновь стало пробуксовывать, поскольку даже новые Mark V двигались слишком медленно – лишь чуть быстрее, чем Mark IV. Средние, конечно, демонстрировали большую прыть, но их придали кавалерии в расчете на развитие успеха после прорыва. Однако конница вновь оказалась бессильной перед пулеметами, в точности как при Камбре.

Тем не менее сражение при Амьене вынудило немцев к медленному, но необратимому отступлению, продолжавшемуся вплоть до окончания войны три месяца спустя. На протяжении этого периода танки не раз и не два наносили успешные удары по противнику, однако атаковали в общем небольшими силами – не более 40 или 50 машин – из-за нехватки техники вследствие понесенного под Амьеном урона. Положение осложнялось ростом потерь от огня все той же немецкой артиллерии и в результате того, что военные действия приняли более маневренный характер, для чего бронетехника тогда не очень подходила. Около 175 танков удалось сосредоточить на исходе сентября для штурма линии Гинденбурга, однако для последней танковой атаки 4 ноября 1918 года командование сумело наскрести только 37 штук.

За три недели до битвы при Амьене французская армия развернула крупномасштабную наступательную операцию с применением танков при Суассоне, где бронетехника вновь стяжала лавры. До этого французские танкисты провели несколько более скромных операций, первая из которых началась 16 апреля 1917 года в рамках наступления на реке Эна. На тот момент из сделанного годом ранее заказа на 800 машин промышленность поставила военным 208 танков Schneider и 48 танков Saint Chamond, при этом 160 единиц Schneider считались находящимися в боевой готовности, пусть и не все из них получили к тому времени усиленное бронирование, необходимое в свете внедрения немцами бронебойных пулеметных боеприпасов (реакция Германии на применение танков британцами).

Приступая к проектированию танков, французы сразу исходили из идеи штурма вражеских рубежей внезапными выпадами без предварительных артиллерийских обстрелов. Но к моменту поступления бронетехники в их войска британская армия уже опробовала танки в столкновениях с противником, который в ответ принялся увеличивать ширину траншей, вследствие чего даже Schneider, не говоря уж о Saint Chamond, оказались бессильны преодолеть их. В результате от идеи ставить танки как ведущее звено атаки впереди пехоты решили отказаться, поручив им, напротив, обеспечение огневого прикрытия стрелковых частей вне зоны действительного огня поддерживающей артиллерии. Иными словами, танки переориентировались на выполнение функций орудий непосредственной поддержки, что точно отражает само название, данное во французской армии танковым частям – artillerie d’assaut.

В наступлении на реке Эна использовались всего 132 танка – преимущественно Schneider. Предприятие провалилось, и бронетехника не слишком поспособствовала продвижению войск, которые лишь незначительно потеснили противника. Неуклюжие машины с трудом преодолевали траншеи и рвы, а также многочисленные воронки на перепаханной снарядами земле, а 57 танков были уничтожены вражеской артиллерией.

После столь мало вдохновляющего дебюта французские танки не использовались в деле до октября 1917 года, когда 64 машины приняли участие в битве при Мальмезоне. На сей раз они успешно поддерживали пехоту, и хотя вновь действовали малыми группами, зато только восемь пали жертвами артиллерийского огня неприятеля. Более подобного характера операции не проводились до немецкого наступления в марте 1918 года, в преддверии которого французы расположили танки (в общей сложности 245 – Schneider и 222 – Saint Chamond) за линией фронта для нанесения контрударов. Поначалу бронетехника применялась разрозненно то в одной, то в другой контратаке в условиях подвижной войны, для которой в описываемые времена не подходили ни французские, ни британские танки, хотя первые и превосходили маневренностью Mark IV, поскольку управлялись одним членом экипажа и имели пружинную подвеску. Однако в одной из наиболее успешных контратак, в которой 11 июня 1918 года пехоту поддерживали 144 единицы Schneider и Saint Chamond, танки помогли положить предел продвижению противника, хотя за это и пришлось заплатить 69 потерянными машинами.

Когда в июне 1916 года французское верховное командование узнало о ведущейся британцами разработке танков, полковник Этьен, которому вскоре предстояло получить приказ о создании первых у французов танковых частей, отправился в Англию перенимать опыт. Осмотрев британский Mark I, Этьен вернулся с идеей постройки куда более легкого танка, который виделся ему своего рода одетым в броню и вооруженным пулеметом пехотинцем, способным действовать на любой местности. В следующем месяце Этьен изложил свой замысел Луи Рено, воспринявшему его с воодушевлением и взявшемуся сконструировать легкую гусеничную машину с экипажем из двух человек. В ноябре 1916 года Этьен уже не сомневался в перспективах изделия Рено и письменно советовал главнокомандующему, генералу Жоффру (как делал это и раньше, когда пробивал разработку танка фирмой Schneider), сразу же после принятия прототипа выдать производственникам заказ на постройку 1000 единиц. Жоффр встретил предложение благосклонно, но материально-техническое управление армии и Министерство вооружений снова принялись топить проект в технических и бюрократических возражениях, и хотя в феврале 1917 года фирма Renault получила предварительный заказ на 150 танков, однако в апреле от выпуска основной партии в 1000 штук военные чиновники хотя и временно, но отказались. Поначалу перспективы легкого танка казались и вовсе призрачными – Жоффра сменил генерал Нивель, настроенный к танкам не столь доброжелательно, а потому только в октябре 1917 года, когда на место этого командующего в свою очередь пришел генерал Петен, к первым двум заказам на 1150 единиц добавился другой – на 2380 танков.

К счастью, Рено и его компания не останавливали работ над танком, несмотря на трудности, среди которых не последней была проблема получения броневых плит, импортировавшихся из Англии по причине нехватки соответствующих производственных мощностей во Франции. В результате, хотя прототип был представлен в апреле 1917 года, первый серийный танк не мог выкатиться из ворот сборочного цеха ранее сентября.

Легкий танк получил название Renault FT или просто Renault. Он кардинальным образом отличался от предшественников – французских и британских машин – и в нескольких аспектах мог на их фоне считаться новаторским изделием. Прежде всего, он стал первым в истории танком с вооружением во вращающейся башне. Более того, его компоновка по сей день остается неизменной нормой для подавляющего большинства танков: место водителя располагалось в носовой части корпуса, боевое отделение – под башней в центре, а моторное – в корме, отделенное от экипажа переборкой. Как и у почти всех современных танков, ведущие колеса тоже помещались сзади.

В полностью снаряженном состоянии масса Renault составляла 6,5 тонны, но, несмотря на столь незначительный вес, корпус защищала 16-мм сталь, а башню и вовсе 18- или 22-мм броня – более толстая, чем у многих тяжелых британских танков, и способная выдержать попадания бронебойных пуль немецких пулеметов. Правда, по скорости своими 7,5 км/ч он едва превосходил британский Mark V, при этом существенно уступая Medium A.

Хотя Renault замышлялся как пулеметный танк, в апреле 1917 года Этьен решил вооружить его вместо пулемета Гочкиса короткоствольной 37-мм пушкой. Она применялась французской пехотой как орудие непосредственной поддержки и после необходимой переделки легко встала в башне Renault, так что значительная часть этих танков впоследствии вооружалась именно так. Пушка позволяла вести огонь всеми имевшимися видами боеприпасов, в том числе бронебойными и шрапнельными, а также фугасными; всего боеукладка содержала 240 снарядов.

Столь специфический калибр для пушки Renault, позднее очень распространенный на танках и среди противотанковых орудий многих стран, оказался предопределен Санкт-Петербургской конвенцией 1868 года, которая по гуманитарным соображениям определила минимально допустимую массу фугасных боеприпасов. В результате Бенджамин Гочкис во Франции разработал пушку под боеприпасы указанного веса, линейный калибр которых составил 37 мм. Ее приняли на вооружение военно-морских флотов Франции и ряда других государств для защиты от распространенной в описываемые времена угрозы – быстроходных миноносцев, и, хотя на море от 37-мм пушек Гочкиса со временем отказались, орудия этого калибра прижились в сухопутных войсках.

По изначальному замыслу, командованию надлежало воздержаться от применения танков Renault до их поступления в войска в более или менее значительном количестве, однако германское наступление на французском участке фронта в мае 1918 года вынудило командование бросить в топку войны все имевшиеся ресурсы. В результате в конце мая на передовую в спешном порядке направили два только что сформированных батальона танков Renault. Сразу же по прибытии в район леса Рец подразделение в составе 21 машины данной марки вступило в бой с наступающим противником, позволив выиграть время для организации обороны. После такого скоропалительного начала танки Renault деятельно участвовали в отражении вражеского натиска в нескольких небольших по масштабу контратаках, что обошлось задействованным в них трем батальонам Renault в 70 уничтоженных или сильно поврежденных танков из 210 задействованных машин.

Однако по-настоящему танки Renault раскрыли свой потенциал только в контрнаступлении, развернутом французскими войсками в районе Суассона 18 июля 1918 года, для которого французское командование сосредоточило все имевшиеся у него танковые части с 225 единицами Schneider и Saint Chamond, к которым добавились шесть батальонов Renault номинальной численностью 432 танка, то есть всего более 600 машин. Таким образом, численно танки французов в данной операции превзошли британские, стянутые четыре недели спустя для атаки под Амьеном, но французская бронетехника в целом была легче британской.

Как и при Камбре, наступление стартовало внезапно, без обычной артподготовки, и позволило взломать неприятельскую оборону. Операция разворачивалась на фронте, занимаемом двумя французскими армиями, причем на участке одной из них командование бросило в бой почти все имевшиеся в наличии Schneider и Saint Chamond, тогда как три батальона Renault придержало в резерве для развития успеха после прорыва. На фронте другой армии атаку, напротив, почти исключительно возглавили три батальона Renault численностью около 200 танков.

С того момента танки Renault все чаще применялись в качестве тарана или средства поддержки пехоты в небольших по размаху операциях. Несмотря на боевые потери, количество танков Renault в армии быстро росло в результате невиданных по масштабам заказов суммарным объемом в 4000 единиц, из которых 3177 военные получили до заключения перемирия 11 ноября 1918 года. Массовый выпуск танков сделал возможным формирование все большего и большего числа танковых частей, которые на протяжении последних четырех месяцев войны входили в строй с головокружительной скоростью – почти по одному новому батальону Renault в неделю. В результате к концу войны французская армия располагала ни много ни мало 24 батальонами танков данного типа и вдобавок снарядила два американских танковых батальона.

Многочисленность танков, применявшихся французской армией во время войны, резко контрастирует с положением дел у немцев, что отчасти обусловлено запоздалым началом разработки танков в Германии (только после знакомства с британской бронетехникой в 1916 году).

А между тем трактор Холта – по сути такой же, как экземпляр, вдохновивший танкостроителей Британии и Франции, – представили австро-венгерским и германским военным властям соответственно в 1912 и 1913 годах. Демонстрацию устроил Л. Штайнер, венгерский инженер и землевладелец, который в 1910 году заказал трактор Холта для использования в сельском хозяйстве, а потом сделался торговым агентом фирмы Холта и среди прочего старался привлечь внимание военных к способности машины транспортировать тяжелые пушки. Шоу с буксировкой орудий увенчалось успехом, и австро-венгерские власти закупили некоторое количество тракторов Холта до начала в 1914 году войны, однако в Германии Штайнера ждало фиаско – на тракторе поставили крест как на механизме, «не имеющем важности для военных целей».

Только в ноябре 1916 года, через два месяца после дебюта британских танков на Сомме, германское Военное министерство приобрело один трактор Холта у австро-венгерских коллег и пригласило Штайнера в Берлин для беседы с Й. Фольмером, которому предстояло стать создателем первого немецкого танка. Незадолго до того, в октябре 1916 года, германское Военное министерство сформировало комитет для выработки требований к техническим характеристикам танка, что был затем сконструирован с поразительной скоростью к концу декабря. В том же месяце военные дали промышленникам заказ на 100 танков, первый из которых был готов к октябрю 1917 года.

Изделию присвоили индекс A7V – так именовался комитет, инициировавший разработку. Оно представляло собой огромный металлический ящик, смонтированный на гусеничном шасси, основой для которого послужил закупленный в Австрии трактор Холта. Листы корпуса из пластин толщиной 30 мм в лобовой проекции и 15 мм – в бортовой скреплялись заклепками. Как мы видим, защита немца превосходила броню британских танков, но делала его более массивным – вес в полностью снаряженном состоянии достигал 33 тонн. Невзирая на это, A7V развивал сравнительно высокую по меркам времени максимальную скорость по дороге (13 км/ч), но, как и у французского Saint Chamond, способность к преодолению препятствий оставляла желать лучшего. Вооружением служила трофейная русская 57-мм пушка, установленная в лобовом листе корпуса, и пулеметы с каждого борта и в корме. В общем-то ничего выдающегося, если не считать численности экипажа A7V, составлявшей 18 человек – рекорд, по сей день не побитый ни одним танком.

Из произведенных танков сформировали три подразделения по пяти A7V в каждом. Они принимали участие в немецком наступлении, приведшем к прорыву британского фронта в марте 1918 года. Один из отрядов впервые вступил в действия под Сен-Кантеном 21 марта, и все они трое суток спустя приняли бой у Виллер-Бретонне, где возглавляли штурмовые отряды пехоты, причем не без известного успеха.

Под Виллер-Бретонне 24 апреля A7V столкнулись с британскими танками и оказались вовлечены в первое в истории танковое сражение. Сначала британцев в нем представляли два «женских» Mark IV с пулеметным вооружением. Оба, не имея возможности адекватно ответить противнику, ретировались, поврежденные огнем 57-мм пушки A7V. Затем прибыл «мужской» Mark IV и открыл стрельбу из своего 57-мм орудия, в результате чего A7V, маневрируя на склоне, опрокинулся. Данное историческое событие со всей очевидностью показало необходимость вооружать танки таким образом, который позволял бы им вести бой на равных с другими танками, а также продемонстрировало недостаточную устойчивость A7V на пересеченной местности.

Три подразделения A7V продолжали сражаться до конца войны, но вклад их в боевые действия нельзя оценить иначе как скромный просто из-за крайне малого количества танков. В составе этих формирований находились все выпущенные A7V, но было их всего лишь 20 из 100 изначально заказанных машин. Нехватка собственных танков вынудила германскую армию использовать трофейные британские Mark IV, из которых немцы к концу войны сколотили шесть подразделений по пять танков и планировали сформировать еще шесть. Но даже если бы задуманное удалось, число танков в германской армии выросло бы лишь до 75.