8

Panzertruppen и их противники во Второй мировой войне

Первого сентября 1939 года разом пришла в движение масса бронетехники, поскольку во вторжении немцев в Польшу приняли участие шесть регулярных и одна временная танковые дивизии и четыре легкие дивизии. Суммарно в этих одиннадцати соединениях находились 2682 танка из 2980 (без учета командирских), числившихся на тот момент в немецкой армии.

Тогда как почти все имевшиеся танки были сосредоточены в танковых формированиях, последние придавались корпусам, состоявшим преимущественно из пехотных дивизий. Тем не менее они действовали на острие наступления, нанося сокрушительные удары по противнику, приведшие к окружению и последующему уничтожению стратегически уязвимых и недостаточно хорошо вооруженных польских войск менее чем за четыре недели. Головокружительные темпы кампании впоследствии закрепили за ней название Blitzkrieg – молниеносная война. С тех пор этот термин характеризует особый род боевых действий, хотя придумали его не немцы, а западные журналисты – звонкое словцо вырвалось и пошло гулять по миру даже прежде, чем отгремели залпы той кампании.

Первая молниеносная война обошлась германским бронетанковым войскам в потерю 231 танка. Большинство приходились на PzKpfw I и II, но даже PzKpfw III оказались уязвимыми для польских 7,92-мм противотанковых ружей, а тем более – производившихся в Польше 37-мм противотанковых пушек Bofors. Стоит ли удивляться, что Гудериан требовал роста выпуска PzKpfw IV как наиболее действенного оружия. Также и командиры PzKpfw II жаловались на нехватку обзорности, ибо она обеспечивалась одним цейсовским перископом, которым оснащалась эта и многие другие модели в то время. В результате PzKpfw II модернизировали установкой этакого венца из восьми смотровых приспособлений вокруг командирского люка – это новшество обеспечивало круговой обзор из башни танка.

Немецкие Panzertruppen не встретили особого противодействия со стороны польских танкистов, поскольку Польша не располагала значительным парком бронетехники, а имевшуюся в наличии использовала неэффективно. Самыми крупными формированиями являлись три танковых батальона, два из которых комплектовались 49 легкими 7TP каждый. Применялись части отдельно друг от друга и сражались разделенными на роты без соответствующего тылового обеспечения, в результате чего экипажам часто приходилось приводить машины в негодность, когда заканчивались топливо и боеприпасы. Третий батальон вооружался 49 единицами R35 – всем, что польской армии удалось получить из Франции до начала войны. Его командование держало в резерве и в конечном счете отдало приказ уйти в Румынию, так и не сделав ни единого выстрела. По иронии судьбы, польские танки затем пригодились немцам, укомплектовавшим 21 трофейным 7TP эскортный батальон Гитлера.

Еще одним случайным порождением этой кампании был и остается миф о том, как поляки в конном строю ходили на немецкие танки. Родился он в первый день войны, когда атака двух эскадронов польского кавалерийского полка показалась свидетелям с немецкой стороны безумным броском на танки. На самом деле объектом атаки была пехота, но миф оказался на редкость живучим и не умер даже в XXI столетии.

Если немецкие танки в Польше встречали со стороны неприятельской бронетехники лишь слабое противодействие, то Красная армия в ходе вторжения в Финляндию в ноябре 1939 года с танками противника почти не сталкивалась. На самом деле финские военные располагали всего 26 единицами Vickers Six Ton Tank, причем даже не на всех стояла 37-мм пушка Bofors. С советской же стороны для вторжения сосредоточили около 1500 танков. Однако лобовой штурм на Карельском перешейке провалился, как и наступательные действия на других участках фронта, и Красная армия понесла серьезный урон в танках. После провала первоначального наступления русские перегруппировали силы и вновь принялись пробовать на прочность финские оборонительные рубежи. На сей раз в операции участвовали 1330 танков, атаковавших в плотном взаимодействии с пехотой. Они помогли взломать оборону финнов, что привело к заключению в марте 1940 года перемирия.

Советские танки, представленные в большинстве своем T‐26 с их относительно слабым бронированием, применялись беспорядочно и оказались уязвимы для огня финских 37-мм противотанковых пушек Bofors, как это было и в Испании в случае с немецкими 37-мм противотанковыми пушками. Ничем не отличалась и история действий БТ, почти весь модельный ряд которых сражался в войне с финнами. Советские войска применяли также средние T‐28, потеряв 97 штук, и тяжелые пятибашенные T‐35, тоже понесшие потери.

В ходе первого наступления Красная армия опробовала два новейших тяжелых КВ‐1, а также испытала проигравшие ему в итоге многобашенные T‐100 и СМК – против всех них финские 37-мм противотанковые пушки оказались бессильны. Во время второго наступления прошел проверку и только что разработанный 52-тонный КВ‐2 с 152-мм гаубицей. Другой новинке, среднему T‐34, тоже предстояло отправиться на финский фронт, однако танк не успел туда до заключения перемирия. В качестве трофеев финская армия приобрела около 600 единиц бронетехники, а захваченные T‐26 стали ее основным танком.

Развертывание крупных соединений бронетехники одной из сторон, характерное для германского вторжения в Польшу и советского наступления в Финляндии, составило своего рода прелюдию к чему-то большему – 10 мая 1940 года, когда немцы атаковали Нидерланды, Бельгию и Францию, в истории танковых войск наступил новый этап. Со времени кампании в Польше немцы реорганизовали Panzertruppen, в результате чего четыре легкие дивизии превратились в танковые (их теперь насчитывалось десять). Мало того, дивизии соединялись в танковые корпуса, а те образовывали танковые группы.

Танковый парк ненамного вырос, достигнув 3379 машин, но их фактическое число в составе десяти Panzerdivisionen к маю 1940 года составляло только 2574, то есть даже меньше, чем во время нападения на Польшу. Из указанного количества 523 приходились на легкие PzKpfw I с пулеметным вооружением, неубедительно показавшие себя в Польше и даже ранее в Испании, тогда как PzKpfw IV стало больше всего на 69 единиц, несмотря на рекомендации Гудериана подхлестнуть их выпуск. Резко возросло лишь число PzKpfw III – с 98 до 329.

Французские войска, по которым был нанесен основной удар немцев, располагали приблизительно равным с противником количеством танков – их было около 3650. Однако если немецкая бронетехника была собрана в дивизиях, треть французских танков, представленных преимущественно легкими R35, входили в состав 25 отдельных батальонов, разбросанных от швейцарской границы до Ла-Манша. Тяжелые B1 и B1bis, численно примерно равные PzKpfw IV, приписывались к трем divisions cuirassées, или DCR, но образование первых двух стартовало лишь с началом войны (восемь месяцев назад), а третью создали менее чем за два месяца до немецкого наступления. В результате формирование толком не завершилось, части почти не имели возможности притереться друг к другу, не говоря уж о шансах попрактиковаться в приемах подвижной войны на учениях. В дополнение к более современным танкам французские военные располагали аж семью батальонами устаревших Renault FT и одним батальоном из шести 68-тонных 2C – всем бы им к 1940 году следовало находиться в музеях.

Фактически единственными полностью укомплектованными и обученными механизированными формированиями во французской армии являлись три divisions légères mecaniques, или DLM. Все они входили в состав кавалерийского корпуса под командованием генерала Р. Приу, обязанность которого состояла в решении традиционной для кавалерии задачи прикрытия французских войск при их выдвижении в центральные районы Бельгии, где союзники ожидали главного удара немцев. В ходе выполнения поставленных задач корпус Приу оказался на пути двух наступавших Panzerdivisionen и вступил в первое масштабное танковое сражение Второй мировой войны. Бои с участием 400 французских и 600 немецких танков протекали восточнее Жамблу, в честь которого обычно и называется эпизод. Со стороны французов действовали 160 средних S35 (Somua) с более толстой лобовой броней, чем у любых немецких танков, и почти неуязвимых для вражеских пушек, тогда как 47-мм пушки S35 превосходили по бронепробиваемости 37-мм и 75-мм стволы немецких PzKpfw III и IV (хотя и не в такой степени, как говорят иные авторы). Однако экипажи S35, как и других французских танков, имея одного человека в башне, очень страдали от неудачного распределения обязанностей. Положение лишь усугублялось плохой обзорностью у S35 (и, вынужденно повторюсь, у других французских танков), что не всегда позволяло командиру верно оценивать обстановку, а также отсутствием раций, необходимых для боевого взаимодействия. В результате французские танкисты склонны были действовать небольшими и оторванными друг от друга и от прочих войск группами, что не укрылось от внимания немецких танкистов, использовавших слабости неприятеля и переигрывавших его в маневре.

Тем не менее кавалерийский корпус свою задачу выполнял, пусть и ценой 105 машин, но когда вынужденно отступил, его танки, невзирая на протесты генерала Приу, разбросали вдоль рубежа обороны, образованного пехотными дивизиями. Тем временем французское верховное командование оказалось застигнуто врасплох неожиданным движением через Арденнские леса танковой группы из пяти дивизий, поскольку в высших эшелонах военного планирования этот район считался непригодным для действий механизированных войск. Оперативно-тактическое объединение, включавшее и корпус под началом Гудериана, форсировало реку Маас и прорвало французский фронт под Седаном, тогда две другие Panzerdivisionen, в том числе и 7-я танковая генерала Э. Роммеля, переправились через Маас севернее. После достижения успеха на этом направлении немецкие танковые части рванулись к Ла-Маншу и отрезали французские и британские формирования в Бельгии от остальных войск.

Далее к северу остальные танковые дивизии штурмовали Нидерланды, и после четырех суток сопротивления голландская армия, танками вообще не располагавшая, капитулировала.

Если вернуться к французскому фронту, там рассредоточенные батальоны R35 мало что могли противопоставить натиску и маневру Panzerdivisionen. Мало того что способ применения R35 был неэффективен, машины эти, как и большинство французских легких танков, имели короткоствольную 37-мм пушку с низкой начальной скоростью полета снаряда образца 1918 года, которую танкисты неприятельских войск характеризовали как «бесполезную». Три DCR командование держало в резерве за линией фронта в районе Шалона, и в ответ на немецкое наступление 1-я бронетанковая, или 1re division cuirassée, выдвинулась к Шарлеруа в Бельгии, где французским «кирасирам» пришлось вести тяжелые бои с 7-й танковой дивизией Роммеля. Некоторые из B1 оказались застигнутыми в момент дозаправки, тогда как другие были попросту брошены экипажами из-за отсутствия топлива, и дивизия подверглась истреблению точно так же, как вводилась в бой, – по частям. Вторую DCR французское командование распылило подразделениями и даже отдельными танками для прикрытия переправ через реку Уаза; 3-ю сначала бросили в атаку на южный фланг корпуса Гудериана, но в итоге разбросали по оборонительным позициям у арденнского местечка Стон.

Еще одну DCR, 4-ю, сколачивали уже в разгар кампании, и соединение под началом полковника (позднее генерала) де Голля атаковало наступающие Panzerdivisionen с южного направления в районе Монкорне и Лана, затем наносило удары по немецким предмостным плацдармам на Сомме около Абвиля, но сумело добиться лишь тактического успеха. Те же предмостные плацдармы за двое суток были целью атаки двух бригад британской 1-й бронетанковой дивизии, только что высадившейся во Франции для прикрытия правого фланга Британского экспедиционного корпуса (BEF). Обе бригады наступали с ходу без пехотной или артиллерийской поддержки и, будучи отброшены противником, потеряли много танков. Другую гусеничную бронетехнику в BEF, если не считать легких Mark VI в составе семи дивизионных кавалерийских полков, представляла 1-я армейская танковая бригада из двух батальонов, укомплектованных 58 пехотными танками Mark I и 16 – Mark II (Matilda). Поддерживаемая двумя стрелковыми батальонами и 3-й DLM, британская танковая бригада ударила по дивизии Роммеля около Арраса и сумела нанести 7-й танковой дивизии значительные потери. Остановить наступление британцев и французов немцам удалось лишь огнем дивизионной артиллерии и 88-мм зенитных орудий, поскольку немецкие 37-мм противотанковые пушки оказались слишком слабыми против толстой брони танков Matilda.

Наступление под Аррасом стало крупнейшей операцией бронетанковых сил BEF вплоть до эвакуации Дюнкерка, откуда британцы вместе с солдатами французских 1-й и 7-й армий, бросив уцелевшие танки, переправились через Ла-Манш. Пока шла эвакуация, Panzerdivisionen перегруппировывались, а после падения Дюнкерка вновь нанесли удар по французским оборонительным рубежам по рекам Сомма и Эна, бассейн которых был занят по приказу генерала M. Вейгана, сменившего Ж. Гамелена на посту главнокомандующего французскими войсками. В попытке хотя бы частично восстановить бронетанковые силы, французское командование вновь сформировало три DLM из личного состава, эвакуированного через Англию из Дюнкерка, и даже образовало две новые DLM – 4-ю и 7-ю. После немецкого прорыва танки 7-й DLM, а также остатки 3-й DCR оказали упорное противодействие врагу около Жюнивиля, однако, как и прочие DLM, соединение располагало лишь примерно двадцатью танками и уже не могло ничего сделать для предотвращения поражения французов.

После подписания 22 июня 1940 года перемирия некоторые кавалерийские полки были переформированы на неоккупированной территории Франции. По соглашению германских властей и правительства Виши, материальная часть их ограничивалась 64 бронемашинами Panhard 178 (с 28 в резерве), с которых к тому же демонтировали 25-мм пушки, оставив только пулеметное вооружение.

Потери немецких танковых войск в ходе кампании во Франции составили 770 танков (не считая командирских машин), причем бóльшая часть – 611 штук – была уничтожена в первый месяц кампании. Стала очевидна слабость бронирования PzKpfw III и IV по сравнению с французскими машинами, однако степень выживаемости немецких танков повышалась за счет подвижной тактики, уменьшавшей шансы их поражения пушками французов. Вместе с тем немецкие танковые пушки, и прежде всего 37-мм L/45 среднего PzKpfw III, рассматривавшиеся как основное противотанковое оружие, показали себя недостаточно мощными против лобовой брони S35, не говоря уже о B1bis. В борьбе с французскими танками, несмотря на короткий ствол и низкую дульную скорость, лучше показали себя 75-мм орудия L/24 PzKpfw IV.

Результаты кампании во Франции диктовали необходимость повышения калибра пушек PzKpfw III. Конструкторы это, впрочем, предполагали заранее, а потому танк без особых сложностей начали вооружать 50-мм пушкой L/42 (то есть с длиной ствола в 42 калибра). Согласно воспоминаниям Гудериана, тот хотел иметь на танках такое орудие еще в 1932 году, но в то время начальник артиллерийско-технической службы и инспектор артиллерии были убеждены в том, что использование 37-мм пушки целесообразнее, в том числе из-за унификации с пехотной 37-мм противотанковой пушкой.

В итоге PzKpfw III с 50-мм пушкой L/42 не выпускались вплоть до июля 1940 года. К тому моменту для замены 37-мм противотанкового орудия конструкторы представили куда более эффективную 50-мм пушку L/60 с более длинным стволом и, как следствие, повышенной дульной скоростью. Гитлер распорядился вооружать ею PzKpfw III, и был разгневан, узнав в апреле 1941 года, что приказ не выполняется. Если бы не эти проволочки, вспоминает Гудериан, PzKpfw III мог бы стать и непременно стал бы лучшим танком своего времени. Так или иначе, первый немецкий танк с L/60 появился не раньше декабря 1941 года, а изделия с более короткоствольной L/42 продолжали поступать в войска и в 1942 году. Вдобавок принятие решения о замене 75-мм орудия L/24 на PzKpfw IV на нечто более мощное также затянулось до ноября 1941 года, хотя по характеристикам бронепробиваемости оно уступало не только L/60, но и L/42. Между тем по заданию артиллерийско-технической службы, данному в 1934 году, конструкторы Rheinmetall создали три различные экспериментальные машины с куда более эффективной длинноствольной 75-мм пушкой.

Вскоре после кампании во Франции Гитлер приказал удвоить число танковых дивизий. В итоге к началу 1941 года образовали десять новых Panzerdivisionen, но рост количества соединений оказался достигнут за счет уменьшения танков в каждом из них. После реорганизации дивизия лишилась танковой бригады из двух полков, сохранив только один полк из двух или трех батальонов. Батальон включал роту средних танков (обычно из 20, но в отдельных случаях из 30 или даже 36 PzKpfw IV) и две или три легкие танковые роты, укомплектованные PzKpfw III или PzKpfw 38(t), и теперь численность машинного парка дивизии колебалась от 145 до 265 танков.

Не успела закончиться реорганизация, как шесть танковых дивизий в апреле 1941 года были брошены против Югославии и Греции и вновь в значительной степени обеспечили успех этих скоротечных кампаний, победоносно завершившихся капитуляцией югославской армии всего через одиннадцать суток боев, а греческой – шестью днями позже. Потери в пяти из шести дивизий составили 56 танков.

А тем временем итальянская армия в Ливии угрожала Египту, и командование дислоцированных там британских войск, не дожидаясь худшего, само перешло в наступление. В его распоряжении находился батальон из 45 танков Matilda, они и возглавили пехотные дивизии при штурме нескольких укрепленных итальянских лагерей, созданных противником после первоначального продвижения. Примерно в то же время британская 7-я бронетанковая дивизия из смеси крейсерских A.9, A.10 и A.13, а также легких Mark VI, наносила удары по другим объектам. Всего британцы располагали 275 танками. Matilda оказались неуязвимыми для противотанкового огня и полностью превосходили итальянские M11/39, 23 штуки которых атакующие уничтожили только в одном из неприятельских лагерей. На заключительных этапах наступления, когда в феврале 1941 года крейсерские танки 7-й бронетанковой дивизии наносили удары по отступавшим итальянским частям, им попадались и новые M13/40, которые, в отличие от M11/39, вооружались установленными в башне 47-мм пушками, почти или вовсе не уступавшими 40-мм орудиям британских «крейсеров», да и защищены были более толстой броней. Однако вводились итальянские танки в бой малыми подразделениями и к концу дня 112 машин были подбиты или брошены экипажами.

Полный разгром итальянских войск в Киренаике вынудил Гитлера отправить в Триполитанию на помощь союзнику 5-ю легкую и 15-ю танковую дивизии под командованием генерала Роммеля. Итальянская группировка уже усилилась за счет переброски в Африку механизированной дивизии «Ариете», следом за которой там появилась и немецкая 5-я легкая. Переброска последней в Триполи завершилась за месяц, численность танков достигла 151 единицы, в том числе 61 PzKpfw III и 17 PzKpfw IV. Даже не дожидаясь прибытия 15-й дивизии, Роммель перешел в наступление и в течение двух недель отбросил британцев обратно к египетской границе, разгромив 2-ю бронетанковую дивизию.

В июне 1941 года, после прибытия подкреплений из Британии, в том числе 135 единиц Matilda и 82 крейсерских танков, британцы развернули контрнаступление под кодовым названием «Бэттлэкс», или «Боевой топор». Из бронетехники впервые были опробованы танки Crusader («Крестоносцы»), которые обладали более толстым бронированием, чем прежние «крейсеры». Немцы тоже усилили свои войска переброской 15-й танковой дивизии, и контрнаступление закончилось провалом и потерей 92 британских танков по сравнению с 12 немецкими. Принципиальной причиной неудачи британского контрнаступления стало разделение танков в соответствии с задачами (поддержка пехоты и более подвижные действия), что неизбежно влекло распыление танковых частей, что осложнялось стремлением к независимым действиям – в полном контрасте с очень тесным взаимодействием немецких танкистов с противотанковой артиллерией, включавшей батареи 88-мм зенитных орудий.

В ноябре 1941 года недавно сформированная британская 8-я армия предприняла очередное наступление под кодовым названием «Крусейдер», для которого собрала 756 вооруженных пушками танков, имея также 259 в резерве и 231 в составе двух занятых подготовкой бронетанковых дивизий. Среди накопленной бронетехники насчитывалось 336 крейсерских (представленных к тому времени по большей части танками Crusader, но также и старыми A.13 и даже 26 единицами A.10) и 225 пехотных танков, среди которых помимо моделей Matilda попадались и Valentine.

Valentine («Валентайн») оказался последним британским танком, разработанным до войны, и создавался он, в отличие от прочих, не по техническому заданию Военного министерства, а по инициативе самой компании Vickers-Armstrongs. Машина строилась на основе испытанного шасси пехотного A.10, но защищалась лобовой броней толщиной от 60 до 65 мм, что делало танк в этом отношении вторым после Matilda и ставило его наравне с французским B1. Чтобы не перегружать шасси, массу постарались сохранить на уровне 16 тонн, для чего пришлось пойти на установку двухместной башни – вместо трехместной, характерной для большинства британских и немецких танков. Военное министерство возражало против такой башни, но все же дало добро на выпуск Valentine, и первые машины этой марки покинули сборочный цех в мае 1940 года, когда Британия отчаянно нуждалась в танках. Общий объем производства танков Valentine составил 8275 штук (из которых 1420 построили в Канаде), что превосходит выпуск любого другого британского танка Второй мировой войны. Помимо многочисленности Valentine отличала и бóльшая по сравнению с современными им британскими танками надежность, поскольку разрабатывала его единственная британская компания, имевшая в активе многолетний опыт конструирования и производства бронетехники.

Как и другие британские танки того времени, Valentine имел на вооружении 40-мм 2-фунтовую пушку, и через некоторое время из Ливии стали поступать жалобы на ее слабость по сравнению с вооружением немецких танков, чем отчасти и объясняли неудачи британских танкистов. В действительности бронепробиваемость орудия не уступала, а даже немного превосходила показатели 50-мм пушки L/42 PzKpfw III, не говоря уже о 75-мм орудии L/24 PzKpfw IV. Однако бронебойные выстрелы немецких танковых пушек, начиная с 37-мм орудия, снабжались зарядом с взрывателем замедленного действия, что повышало их заброневое действие по сравнению со сплошным выстрелом 2-фунтовки, о чем умалчивали все доклады о боях в Северной Африке.

Среди танков, сосредоточенных для операции «Крусейдер», были также 195 американских легких M3. Они стали первыми из многочисленных американских танков, поступивших на протяжении Второй мировой в распоряжение британских войск, где назывались Stuart («Стюарт») в честь кавалерийского генерала конфедератов во времена Гражданской войны в США. Конструктивно M3, он же Stuart, немного устарел, к тому же имел тесную двухместную башню, но зато бронепробиваемость его 37-мм пушки несколько превосходила немецкую 50-мм L/42. Кроме того, внушали уважение скорость и высокая надежность машины. В то же время броневая защита, как и вооружение, примерно соответствовали британским «крейсерам», так что по классификации M3 относились к «легким крейсерам», и ими была укомплектована целая бронетанковая бригада.

К началу операции «Крусейдер» две танковые дивизии, составлявшие Немецкий африканский корпус, насчитывали всего 145 штук PzKpfw III и 38 – PzKpfw IV, а итальянские танковые части располагали 146 единицами M13/40. Тем не менее первоначально немцам удавалось отбивать атаки британских танковых частей, которые опять распылялись по фронту, плохо взаимодействовали между собой и с другими родами войск, что сводило на нет их численное превосходство. Со своей стороны германские подразделения куда лучше координировали действия, а их танкисты, как и обычно, пользовались поддержкой противотанковой артиллерии. В конце концов истощенным войскам Роммеля пришлось начать отступление к границам Триполитании, с тем чтобы через две недели, с получением подкреплений, доведших численность парка до 77 PzKpfw III и 10 PzKpfw IV, Африканский корпус остановил британцев на линии Газалы в Киренаике. На протяжении последовавших затем четырех месяцев затишья обе стороны наращивали танковые силы. У немцев танковый парк вырос до 242 штук PzKpfw III (включая впервые появившиеся в Ливии 19 машин версии J с вооружением в виде длинноствольной 50-мм пушки L/60) и 38 PzKpfw IV, тогда как итальянские части насчитывали 230 танков M13/40. У британцев общее количество увеличилось до 850 штук, к которым добавим резерв из примерно 120 машин и 300 машин, оставленных в Египте. Среди них было 167 американских танков Grant («Грант»), вооруженных 75-мм пушкой, хотя и имевшей средние показатели начальной скорости полета снаряда, но по бронепробиваемости превосходившей все немецкие танковые орудия, за исключением равной ей 50-мм пушки L/60. Самое главное, что пушка танка Grant могла наряду с бронебойными выстрелами использовать фугасные боеприпасы, так что британские танкисты наконец получили действенное средство для подавления противотанковой артиллерии.

Тактическую эффективность 75-мм пушки Grant до известной степени снижало ее расположение в корпусе и, как следствие, ограниченный угол горизонтальной наводки. Танки Grant имели и башню с дополнительной пушкой калибра 37 мм. Коль скоро 75-мм орудие помещалось в корпусе, некоторые франкоязычные историки поддерживают теорию о влиянии на конструкторов, оказанном французским B1. На самом деле какие-либо связи с последним отсутствуют, так как конструирование Grant началось в 1939 году с T5E2, экспериментальной версии американского среднего танка, вместо башни с 37-мм пушкой имевшей установленную в корпусе 75-мм гаубицу. Впоследствии T5E2 оказалась единственной моделью, на базе которой можно было быстро запустить в серию средние танки с 75-мм пушкой, поскольку применение в 1940 году во Франции PzKpfw IV с аналогичным вооружением показало армии США острую необходимость располагать подобным танком. В результате в 1940 году промышленность получила заказ на средний танк M3, основанный на T5E2, не только для американской армии, но и (в несколько модифицированной версии) для британских войск, где машина получила прозвище в честь генерала Гранта, тогда как вариант для самих США назывался General Lee («Генерал Ли») в память о командующем войсками конфедератов. Конструкторы закончили прототипы среднего танка M3 в мае 1941 года, а поступление машин военным началось всего лишь двумя месяцами спустя. В конечном итоге общий объем выпуска американского среднего M3 и его британской версии составил 6352 штуки.

Невзирая на свои недостатки, танки Grant дали 8-й армии технику, вооруженную лучше всех прежде имевшихся у нее машин. К тому же британское войсковое объединение вновь располагало численным превосходством над противником. Тем не менее, когда Африканский корпус перешел в наступление на линии Газалы, 8-я армия была разбита по частям и, потеряв множество танков, откатилась в Египет. До Александрии оставалось примерно 100 километров, когда серией контратак у Эль-Аламейна британцам удалось остановить врага. Там-то спустя три месяца разыгралось новое сражение, изменившее ход войны в Северной Африке.

Немецкая армия вторглась в Советский Союз 22 июня 1941 года. На острие сил вторжения действовали четыре танковые группы, включавшие от трех до пяти танковых дивизий – общим счетом семнадцать из существовавших в тот момент двадцати. Танковые группы осуществили глубокие прорывы и за счет стремительных охватов нанесли гигантский ущерб советским войскам. Остановить их удалось лишь зимой 1941 года у ворот Москвы и Ленинграда и в восточных областях Украины, чему способствовал ряд факторов: от износа техники и утомления личного состава до яростных советских контратак и погоды.

К началу вторжения советские бронетанковые силы переживали серьезную перестройку. Успехи германских танков в Польше и Франции заставили военное руководство СССР в июле 1940 года отменить принятое ранее решение о роспуске крупных механизированных формирований. В соответствии с новым замыслом предстояло создать восемь механизированных корпусов, а в феврале 1941 года советское Верховное командование поставило задачу формирования еще 21 такого объединения. Каждое из них по штату получало две танковые и одну моторизованную дивизии и располагало 1031 танком. Танковой дивизии полагалось два танковых полка (общей численностью 375 танков), один моторизованный полк, разведывательный батальон, истребительно-противотанковый и противовоздушный дивизионы, а также подразделения инженерно-саперных войск и связи.

Но организационная работа еще не завершилась, как немцы нанесли свой удар. Надо помнить, что командование советских бронетанковых войск не оправилось еще от кровавых чисток четырех предшествовавших лет. Многие советские танки – о чем часто и справедливо напоминают – нуждались в капитальном ремонте или по меньшей мере в запчастях. Однако, несмотря на все минусы, в механизированных войсках Красной армии состояло 24 000 танков, по крайней мере, если верить тому, что сам И. Сталин говорил Г. Гопкинсу – личному представителю президента США. В послевоенных советских источниках приводятся несколько иные данные – 22 600, но в любом случае к концу 1941 года советские войска потеряли 20 500 машин, то есть в первой фазе германо-советского противостояния довоенный парк советской бронетехники оказался практически полностью уничтожен.

Семнадцать германских танковых дивизий, внесших колоссальный вклад в успехи германской военной машины в начале кампании, располагали в общей сложности лишь 3266 танками (с учетом командирских). Самыми массовыми являлись PzKpfw III, 707 из которых в тот момент были вооружены 50-мм пушкой L/42, а 259 по-прежнему довольствовались 37-мм орудиями, вызвавшими нарекания уже в ходе кампании во Франции. Кроме того, танковый парк немцев включал 625 PzKpfw 38(t) и 155 PzKpfw 35(t) со сходными 37-мм орудиями чешского производства. Самым мощным оставался PzKpfw IV со все той же короткоствольной 75-мм пушкой L/24, но их в наличии имелось только 439.

Советские танкисты шли в бой либо на T‐26, либо на БТ с 45-мм пушками, не уступавшими немецким 50-мм L/42, но с довольно тонкой броней, к тому же обзорность из башен у таких машин оставляла желать лучшего – единственный вращающийся перископ затруднял командиру способность оценивать обстановку до такой степени, что финны, столкнувшиеся с этой советской техникой годом ранее, называли ее «слепой». Положение только осложнялось конструкцией двухместной башни, в которой командир выполнял функции наводчика орудия, в отличие от других танков с двухместными башнями (того же британского Valentine), в которых командиры исполняли обязанности заряжающих и потому имели больше возможностей наблюдать происходящее вокруг.

В этой ситуации немецкие PzKpfw III и IV с их трехместными башнями, позволявшими командиру решать тактические вопросы, имели все шансы переигрывать на маневре советские танки, беря над ними верх.

Однако уже в первые сутки вторжения некоторые дивизии столкнулись с КВ и T‐34, ставшими для немцев полным и неприятнейшим сюрпризом, поскольку новые советские машины показали себя практически неуязвимыми для немецких танковых пушек. Новинки советского танкостроения находились в производстве не больше года, и к моменту нападения Германии на Советский Союз промышленность успела дать армии 636 штук КВ и 1215 T‐34. Более того, советские власти будто бы и не делали тайны из существования T‐34, поскольку за месяц до вражеского вторжения позволили известному американскому фотографу Маргарет Бёрк-Уайт посетить танковое училище и сделать снимки этого танка, появившиеся затем в Соединенных Штатах в весьма и весьма читаемом журнале Life.

Несмотря на неприятную для немцев неожиданность и превосходство КВ и T‐34 в броневой защите и огневой мощи, способы их применения Красной армией не оказали влияния на общий ход кампании. Этот факт оказался вытеснен из исторического сознания многолетней советской пропагандой, безосновательно утверждавшей, будто T‐34 появились на поле боя только с приближением немецких войск к Москве, и именно благодаря этим танкам противника удалось отбросить.

Знакомство с T‐34 неминуемо вызвало у немецких танкистов запрос о создании новых и куда более мощных машин, в результате чего в ноябре 1941 года особая комиссия из ведущих конструкторов посетила танковую группу Гудериана для получения информации, так сказать, из первых рук. Вскоре компании Daimler Benz и MAN, еще с 1938 года производившие определенные изыскания по созданию 20-тонного танка, получили задание на разработку нового изделия массой 30 тонн с вооружением в виде длинноствольной 75-мм пушки L/70. В мае 1942 года Гитлер сделал выбор в пользу проекта MAN, и после испытания в январе 1943 года прототипов были представлены два первых серийных изделия.

Новый танк, получивший имя Panther («Пантера»), превосходил советский T‐34 огневой мощью и толщиной брони. Он также был крупнее, обслуживался экипажем из пяти человек и при своих габаритах имел вес в 45 тонн. Несмотря на массу, Panther хорошо показывала себя на слабых грунтах, поскольку создатели снабдили ее широкими гусеницами и подвеской с расставленными в шахматном порядке опорными катками большого диаметра, что снижало удельное давление на грунт и повышало свойства, позднее окрещенные «боеспособностью». Машина снискала себе славу лучшего среднего танка Второй мировой войны, хотя из-за спешности разработки страдала от множества механических проблем.

Panther уступил другому мощному германскому танку, 57-тонному Tiger («Тигр») с вооружением в виде 88-мм пушки L/56. Разработка этого тяжелого танка началась не под впечатлением от T‐34, как часто утверждают, а уходила корнями в 1935 год, когда артиллерийско-техническая служба впервые задумалась о постройке 30-тонного танка с 75-мм пушкой для борьбы с французскими тяжелыми 2C, 3C и D. Военное руководство Германии, похоже, было не очень хорошо информировано, поскольку 2C уже устарел, а тяжелых танков 3C и D не существовало вовсе, но в 1937 году компания Henschel получила указание построить 30-тонный DW, или танк прорыва. К 1940 году 30-тонное изделие конструировалось и Фердинандом Порше, а в 1941-м Krupp получил контракт на разработку башни для установки в ней танковой версии 88-мм зенитки (отлично показавшей себя в противотанковой борьбе в Испании и Франции) с длиной ствола 56 калибров (L/56). А всего за месяц до вторжения в Советский Союз Porsche и Henschel получили задание на разработку на базе более ранних 30-тонных моделей машины 45-тонного класса. Порше, известный талантом изобретать всевозможные новинки, пусть не всегда и практичные, не смог в своем танке до конца изжить проблемы с электрической трансмиссией и новаторской подвеской, а потому выбор пал на более традиционное изделие фирмы Henschel. Оно и стало танком Tiger.

Как только были изготовлены серийные машины, Гитлер отдал необдуманный приказ отправить четыре танка Tiger под Ленинград, где те дебютировали в октябре 1942 года. Командование применило их на крайне неудачной болотистой местности, в результате чего один увяз в грунте и в январе 1943 года целехоньким достался русским, которые, таким образом, не только получили предупреждение о существовании у противника нового танка, но и смогли оценить его характеристики. Несмотря на этот фальстарт, Tiger I, или версия E, на какое-то время стал самым хорошо вооруженным танком в мире, превосходя также толщиной брони британскую Matilda и советский КВ; и 1354 построенные машины нанесли тяжелый урон неприятельской бронетехнике.

Пока осваивалось производство моделей Tiger I и Panther, требовалось найти какой-то промежуточный ответ новым советским танкам. Очевидным выходом представлялось перевооружение PzKpfw IV длинноствольной 75-мм пушкой L/43 вместо оригинальной L/24. В результате PzKpfw IV не только сравнялся с советскими танками, в первые военные годы перевооруженными 76-мм пушкой с длиной ствола 41,5 калибра (вместо прежних 30,5), но и превзошел их. Первый усовершенствованный PzKpfw IV появился в марте 1942 года и довольно успешно служил до окончания войны, когда его валовый выпуск составил 7419 единиц.

Когда в ноябре 1941 года принималось решение о перевооружении PzKpfw IV пушкой L/43, Гитлер потребовал установить те же орудия на Sturmgeschütz, или самоходные артиллерийские установки. Изначально Sturmgeschütz, сокращенно StuG (САУ), разрабатывались из-за торжества в германском военном руководстве политики (защитниками которой выступали до войны генерал Лутц и Гудериан), требовавшей сосредотачивать все имеющиеся танки в составе мобильных формирований и не распылять их, передавая в помощь пехоте. Пехотное начальство, со своей стороны, требовало бронированную боевую машину для оказания непосредственной поддержки стрелковых частей штурмовой и противотанковой артиллерией. В 1936 году конструкторы получили заявку на разработку подобного изделия, серийное производство которого началось в 1940 году. Машина была построена на шасси PzKpfw III и вооружена той же 75-мм пушкой L/24, как и PzKpfw IV, но орудие, в отличие от танка, устанавливалось в корпусе.

StuG, по сути дела, представлял собой «безбашенный танк». Из-за отсутствия башни машина обладала очень низким силуэтом и более толстой броней при той же или даже меньшей массе, к тому же обходилась дешевле, чем аналогичный танк. Из-за ограниченности горизонтального угла наведения орудия она не лучшим образом соответствовала подвижной войне, но с вооружением в виде 75-мм пушки L/43 показала себя как крайне эффективное средство борьбы с бронетехникой противника – считается, что к 1944 году самоходками уничтожено 20 000 неприятельских танков. В преддверии вторжения в Советский Союз немецкая армия имела 391 StuG, впоследствии парк их постоянно рос. К концу войны объем выпуска достиг 9409 штук и, несмотря на потери, на ходу оставались еще 3831 StuG, которые, таким образом, можно считать самыми многочисленными немецкими бронированными боевыми машинами того времени. StuG не поступали в состав танковых полков (кроме как на позднем этапе войны, когда обнаружился острый дефицит бронетехники), но составляли отдельные дивизионы, задача которых заключалась в первую очередь в поддержке пехотных дивизий.

Весной 1942 года StuG и PzKpfw IV, вооруженные 75-мм пушками L/43, а позднее L/48, стали поступать в войска, следом появились первые танки моделей Tiger и затем Panther, положение дел, сложившееся после нападения на Советский Союз, когда немцы столкнулись с новыми советскими танками, радикально изменилось. Теперь Германия получила качественное превосходство над противником, сохранив его до окончания войны.

В Красной армии, напротив, какое-то время не производилось значительных усовершенствований имевшихся танков – все усилия были сосредоточены на максимальном увеличении объема выпуска ради возмещения потерь, понесенных в 1941 году, и достижения количественного перевеса над врагом. Поточное производство почти неизменных конструктивно T‐34 велось даже при понимании слабостей машины, ставших очевидными после изучения двух PzKpfw III, приобретенных летом 1940 года. T‐34 превосходил PzKpfw III броневой защитой и вооружением, но его тесная двухместная башня была откровенно хуже, чем трехместная немецкая, к тому же у Т‐34 отсутствовала командирская башенка, обеспечивавшая хорошую круговую обзорность. Торсионная подвеска PzKpfw III тоже являлась шагом вперед по сравнению с пружинной типа Christie у T‐34. Следствием сравнения машин стала спешная разработка T‐34M с трехместной башней и торсионной подвеской; сборка двух прототипов началась в марте 1941 года, но через три месяца Советский Союз очутился под ударами немецких войск и от дальнейшего развития этой модификации, о чем вообще редко упоминается в литературе о T‐34, отказались.

Крупномасштабное производство T‐34 продолжалось, временно нарушенное глубоким спадом, когда Харьковский завод, где создавались танки, оказался под угрозой захвата немцами. В сентябре 1941 года было принято решение об эвакуации на Урал этого и других предприятий, в том числе Ленинградского, где выпускались тяжелые танки КВ. На какой-то момент единственным крупным производителем T‐34 остался Сталинградский завод, но в результате невероятного напряжения сил выпуск T‐34 на Урале удалось начать уже в декабре 1941 года.

Несмотря на временное падение производства и колоссальные потери в первые шесть месяцев войны, в конце 1941 года Красная армия располагала 7700 танками – парк, сопоставимый с 5004 машинами у немецкой армии в то же время. Часть советской техники оставалась на Дальнем Востоке на случай возможного нападения японцев, но и некоторые немецкие танковые части были переброшены в Северную Африку, так что Красная армия продолжала пользоваться численным превосходством над немецкой. Гораздо заметнее оно становится на второй год войны: в 1942 году советская промышленность произвела 24 668 танков, в том числе 12 527 единиц T‐34. В результате этого и несмотря на тяжелые потери, к концу года в Красной армии имелись 20 600 танков, тогда как Германия увеличила свой парк до 5931 единицы (хотя к ним надо прибавить еще 1039 StuG). На протяжении 1943 года Красная армия потеряла почти весь годовой выпуск 1942-го (24 000 танков и самоходных орудий, включая 15 833 единицы Т‐34), однако производство перекрывало потери и к концу года число танков и самоходных орудий в распоряжении Красной армии достигло 35 400. Немцы старались не отставать, но при всем напряжении их промышленности парк танков и StuG составил только 12 451 единицу, а ведь к тому моменту Panzertruppen оказались вынуждены иметь дело не только с советскими, но и с тысячами американских и британских танков в Западной Европе.

Находясь в меньшинстве, немецкие танкисты сумели тем не менее нанести серьезный урон советским формированиям в контрнаступлении в районе Харькова в мае 1942 года и позднее подо Ржевом. Однако в ходе германского наступления, начавшегося в июне, Гитлер разделил танковые силы между войсками, нацеленными на промышленный центр и важный стратегический пункт на Волге Сталинград, и армиями, направленными для овладения нефтяными месторождениями Кавказа. Растянутость фронта помогла Красной армии в ноябре 1942 года прорвать немецкую оборону и окружить в Сталинграде и около него остатки 6-й армии (в том числе и три танковые дивизии), капитулировавшие в январе 1943 года. Однако уже через месяц германские танки и мотопехота под командованием фельдмаршала Э. фон Манштейна нанесли мощный контрудар по советскому наступательному клину в Донецком бассейне и под Харьковом, дав образец ведения маневренной войны.

Затем германское верховное командование задумало наступление под кодовым названием «Цитадель», намереваясь срезать выступ в районе Курска силами восстановленных бронетанковых войск, чтобы уничтожить сосредоточенные там советские дивизии и тем подорвать наступательный потенциал Красной армии. Гудериан и многие другие генералы возражали против этого плана, и даже Гитлер не был от него в восторге, но все же в июле 1943 года наступление началось. В состав собранных для него семнадцати танковых дивизий входило в общей сложности около 2450 танков и штурмовых орудий, в том числе 133 единицы Tiger и 184 новейших Panther. Однако в этой операции германской армии не представилось практического шанса продемонстрировать мастерство ведения подвижной войны, в которой так сильны были ее танковые силы. Вместо этого им пришлось ломиться сквозь заранее подготовленные позиции Красной армии, пробираться через огромные минные поля и противотанковые заграждения, за которыми их ожидало около 2950 танков. В результате немцы оказались втянутыми в изматывающие бои на истощение и не смогли окружить советские войска, хотя и нанесли им тяжелый урон.

Особенно ожесточенное сражение разгорелось вблизи важного железнодорожного узла Прохоровка, теперь оно считается крупнейшей танковой битвой в истории. Фактически произошел встречный бой 2-го танкового корпуса СС, располагавшего 294 танками и штурмовыми орудиями, в том числе 14 танками Tiger, и усиленной 5-й гвардейской танковой армией с примерно 850 танками, костяк которых составляли T‐34, но значительная доля приходилась и на легкие танки – 260 штук T‐60 служили удобными мишенями для немецких пушек. Да и T‐34 серьезно уступали в огневой мощи танкам Tiger, отчего были вынуждены приближаться к ним практически вплотную. К концу дня убыль в 5-й гвардейской танковой армии составила ни много ни мало 600 машин, 334 из которых приходилось на безвозвратные потери, тогда как 2-й корпус СС потерял только 36 танков и самоходок. Эти данные опровергают утверждения некоторых авторов, будто сражение под Прохоровкой стало «маршем смерти» для Panzerdivisionen. В действительности в боях на всей Курской дуге немецкая армия потеряла 278 танков и StuG, в том числе 13 единиц Tiger и 44 – Panther, тогда как Красная армия – 1254.

После битвы под Прохоровкой Гитлер свернул наступательную операцию, поскольку обстановка стала меняться в связи с недавней англо-американской высадкой на Сицилии, и решил перебросить танковый корпус СС на запад. Оставшиеся танковые силы сохранили качественное преимущество, способность добиваться тактических успехов и наносить тяжелые потери противнику, однако операция «Цитадель» стала последней попыткой крупного наступления на Восточном фронте. По его итогам стратегическая инициатива перешла к Красной армии, которая росла в профессиональном отношении, осуществляя на заключительных этапах войны в Восточной и Центральной Европе все более сокрушительные наступательные операции.

В начале войны в составе Красной армии числилось 30 механизированных корпусов, формирование которых началось в 1940 году, но большинство этих соединений были уничтожены и в июле 1941 года официально упразднены. Уцелевшие танковые части реорганизовывались в отдельные бригады для обеспечения непосредственной поддержки пехоты. В каждую из таких бригад входило от 46 до 93 единиц бронетехники – обычно вместе КВ, T‐34 и разные легкие танки. Однако Красная армия оправлялась от потерь и восстанавливала свою силу, так что в марте 1942 года были образованы четыре танковых корпуса. Поначалу в состав каждого включалось по две танковых и одна мотопехотная бригада, но позднее добавили третью танковую, доведя боевую мощь до 98 танков T‐34 и 70 легких танков. В то же время соединения избавились от недостаточно мобильных КВ – их организовали в отдельные танковые полки, предназначенные для поддержки пехоты.

К концу 1942 года у Красной армии уже было 28 танковых корпусов. Также образовали восемь механизированных корпусов, включавших по одной танковой бригаде и по три механизированных бригады из трех мотопехотных батальонов и одного танкового полка; всего в корпусе было 100 единиц T‐34 и 104 других танка. Танковые и механизированные корпуса предназначались для подвижных действий ограниченного масштаба; для более крупных операций и прорыва вражеского фронта с последующим окружением его войск требовалось сосредоточение нескольких таких соединений, что привело к созданию в мае 1942 года двух первых танковых армий, по численности соответствовавших германским танковым корпусам (как, собственно, и советский танковый корпус был примерно равен немецкой танковой дивизии).

Реорганизация советских бронетанковых войск не помогла избежать поражения в битве под Харьковом в мае 1942 года, но они сыграли главную роль в окружении противника под Сталинградом, а после Курской битвы стали ударной силой наступательных операций, которые позволили советским войскам отвоевать Украину, Белоруссию и республики Прибалтики. В этот период у Красной армии появились новые образцы бронетехники, начиная с СУ‐122 в 1943 году, представлявшей собой «безбашенный танк» с 122-мм гаубицей на шасси T‐34, созданный по схеме немецких штурмовых орудий. Машина не показала особенной эффективности, и ее довольно быстро заменили СУ‐85, очень похожей по компоновке, но вооруженной длинноствольной 85-мм пушкой. К переходу на 85-мм калибр подтолкнули огневые испытания трофейного Tiger, захваченного под Ленинградом, которые выявили потребность в оружии более мощном, нежели 76-мм пушка советских танков, неспособная пробить 100-мм лобовую броню. К осени 1944 года выпуск СУ‐85 составил 2050 штук, и тогда ей на смену пришла СУ‐100 с длинноствольной 100-мм пушкой. Орудие СУ‐100 представляло собой версию морской пушки, как и 85-мм пушка СУ‐85 – модификацию зенитки. Работа над СУ‐100 шла ударными темпами, и до конца войны их успели выпустить около 1200 единиц. Вооружение СУ‐85 и СУ‐100 превращало самоходки в эффективные истребители танков, а шасси T‐34 обеспечивало мобильность, требуемую для участия в операциях бронетанковых сил.

Еще до появления СУ‐85 и СУ‐100 безбашенные штурмовые орудия, а именно 45,5-тонные СУ‐152, в небольшом числе применялись в Курской битве. Самоходка представляла собой вторую и более удачную попытку установить 152-мм гаубицу на шасси танка КВ. В первом варианте орудие размещалось в огромной башне; получившийся в результате этого конструкторского решения КВ‐2 помог в прорыве финской обороны в 1940 году, но оказался совершенно негоден в мобильной войне.

В 1943 году шла работа и над новыми танками, в частности над обновленной версией T‐34 с 85-мм пушкой в трехместной башне (первые машины поступили на фронт в марте 1944 года). Танк по-прежнему уступал немецкой модели Panther по характеристикам бронепробиваемости пушки и толщины лобовой брони, зато объем выпуска Т‐34 этой версии – 18 000 штук к концу войны – значительно превзошел объем производства Panther, (5966 единиц; причем не все они сражались на Восточном фронте). Разрабатывались в СССР и тяжелые танки. Началось в 1943 году с перевооружения КВ все той же 85-мм пушкой, ставившейся до того на СУ‐85, впрочем, КВ‐85 изготовили всего 130 штук. Затем наступил черед нового тяжеловеса под именем «Иосиф Сталин», или ИС, который строился на базе значительно лучше бронированного шасси КВ и по ходу дела лишился пятого члена экипажа – стрелка из курсового пулемета. ИС‐1 по-прежнему не мог похвастаться чем-то более мощным, чем 85-мм пушка, зато ИС‐2 получил на вооружение 122-мм орудие. Пушка представляла собой очередную адаптацию, на сей раз дивизионного артиллерийского орудия, и с ней 46-тонный ИС‐2 не уступал в огневой мощи танкам Panther и Tiger, хотя и проигрывал по темпу стрельбы, к тому же боезапас состоял всего из 28 выстрелов. ИС‐2 начал выпускаться в конце 1943 года и поступать в войска весной следующего года для комплектации отдельных тяжелых танковых полков, задача которых состояла в огневой поддержке средних танков.

Для адекватного противодействия ИС‐2 немецкая армия получила 68-тонный Tiger II, а также безбашенную StuG Jagdpanther – оба с 88-мм пушкой L/71, отличавшейся более длинным стволом и большей мощностью, чем 88-мм пушка L/56 Tiger I. В конечном счете промышленность Германии выпустила 489 единиц Tiger II, но ИС‐2 в СССР построили в несколько раз больше – 3207 к концу войны. Немцы включились в соревнование калибров и выпустили Jagdtiger с длинноствольной 128-мм пушкой. Первую StuG этой модели собрали еще в октябре 1943 года, но производство тормозили воздушные налеты, отчего в июне 1944 года в войска поступили лишь пять таких самоходок. Семидесятитонный Jagdtiger остался в истории Второй мировой как боевая машина, обладавшая самым мощным орудием и самой мощной защитой (250-мм лобовая броня), но ее производство составило всего 77 единиц.

Красная армия сполна использовала численное превосходство, дававшее ей свободу одновременного проведения наступательных операций на разных участках Восточного фронта и позволявшее уничтожать группировки немецкой армии по частям. В чем ей очень способствовала самоубийственная стратегия Гитлера, требовавшего от немецких войск обороняться из последних сил, вместо того чтобы позволить действовать в соответствии с обстановкой. В особенности от германского солдата ждали готовности умирать за города, провозглашенные Feste Plätze, то есть крепостями, в расчете ослабить советский натиск. Результатом становилось раздробление частей, разбросанных по изолированным друг от друга форпостам, где их легче было окружить и уничтожить по частям. Это способствовало разгрому группы армий «Центр» в июне 1944 года в Белоруссии, ставшему даже большей катастрофой для немецкой армии, чем Сталинград.

Наступление Красной армии привело ее в апреле 1945 года к воротам Берлина, взятие которого нанесло решающий удар гитлеровскому рейху. В состав штурмующих Берлин войск входили четыре танковые армии с общей численностью 6250 танков и StuG. Упорное сопротивление противника в городской среде, куда менее пригодной для применения бронетехники, чем равнины Восточной Европы, дорого обошлось советским танковым и механизированным частям, урон которых составил 1997 танков и StuG – даже больше, чем 1519 единиц бронетехники, бывших в наличии у защитников столицы перед штурмом.

По мере нарастания давления на Восточном фронте немецкие войска постепенно сдавали позиции и на западе. Перелом произошел в ходе второго сражения при Эль-Аламейне в октябре 1942 года, где британская 8-я армия под командованием генерала Б. Л. Монтгомери нанесла удар по немецким и итальянским войскам, летом продвинувшимся на территорию Египта. Противник располагал двумя танковыми дивизиями с 211 PzKpfw III и IV в них и двумя итальянскими бронетанковыми дивизиями с 280 M13/40. В составе 8-й армии находилось три бронетанковые дивизии (две из них – усиленные дополнительной бронетанковой бригадой) и две отдельные бронебригады. Всего, таким образом, у британцев насчитывалось семь бригад с 1441 танком, еще 1230 в резерве на складах, в мастерских и на учебных площадках в Египте. Количественная диспропорция говорит сама за себя, однако для полноты картины надо упомянуть качественное превосходство британцев, поскольку в немецком танковом парке лишь 30 машин приходились на PzKpfw IV, вооруженные длинноствольной 75-мм пушкой L/43, тогда как 8-я армия могла противопоставить им помимо 170 танков Grant еще и 252 новых американских средних танка M4, называвшиеся в британской армии Sherman («Шерман»).

Танки Sherman вооружались 75-мм пушками с немного лучшими характеристиками по бронепробиваемости, чем орудия того же калибра у моделей Grant, хотя и уступали в этом отношении пушкам L/43. Однако в отличие от конфигурации танков Grant это довольно мощное по меркам времени и места оружие устанавливалось не в корпусе, а во вращающейся башне, что повышало их тактическую эффективность. К тому же пушки стреляли как фугасными, так и бронебойными боеприпасами, в отличие от танков британской постройки, большинство из которых по-прежнему вооружались лишь 40-мм 2-фунтовым орудием, стреляющим только сплошным снарядом.

Помимо преимуществ в виде вновь полученных танков и подавляющего превосходства в живой силе и технике, в воздухе господствовала британская авиация. Все эти факторы позволили 8-й армии измотать противника, заставить его потратить большую часть сил и на тринадцатые сутки боев вынудить германско-итальянские части к отступлению. К тому моменту у немцев оставалось не более десятка танков, а итальянских не стало вовсе.

Средний танк M4, или Sherman, впервые примененный британскими войсками под Эль-Аламейном, появился благодаря решению, принятому американской армией еще в августе 1940 года. Военные, не дожидаясь окончания разработки среднего M3, запланировали выпуск его наследника – изделия с вооружением в виде установленной в башне 75-мм пушки. Чтобы поскорее начать производство, за основу M4 взяли в целом то же шасси, что и для среднего M3, в остальном же общая компоновка напоминала PzKpfw IV. Пилотную модель закончили в сентябре 1941 года, а в серию машина пошла в феврале 1942-го. Если не считать легких танков, M4 стал фактически единственным танком, бывшим на вооружении армии США вплоть до конца Второй мировой войны; общее производство составило 49 234 единицы. Он также сделался и основным танком британской армии.

После Эль-Аламейна британцы применяли танки этой модели все шире не по причине нехватки собственных танков, а из-за недостатков последних. Формально объем выпуска бронетехники в Британии в 1940 году не уступал немецкому, а в 1941 году и превысил его, когда было произведено 4811 машин (в Германии – 3114). В 1942 году годовое производство танков в Британии взлетело до 8611, более чем вдвое обогнав промышленность противника.

К сожалению, значительные усилия британских танкостроителей прилагались в неверном направлении. Как яркий пример справедливости этого замечания можно привести крейсерские танки Covenanter («Ковенантер»), которых хотя и выпустили 1365 штук, но для боевого применения признали непригодными.

Провал Covenanter в значительной степени был обусловлен недостатком соответствующего опыта у компании-разработчика. Недалеко ушли и другие танки, такие как A.13 и крейсерский Crusader, из-за ненадежности приобретший в Северной Африке скверную репутацию. Некоторые проблемы усугублялись поспешностью, с которой те же Covenanter и Crusader запускались в производство, причем спешка становилась тенденцией, ибо исправление недостатков конструкции грозило перебоями в выпуске танков, а их после разгрома Франции в 1940 году и потери Британским экспедиционным корпусом 700 машин требовалось построить как можно больше, причем срочно. Истинную картину голода на бронетехнику и обоснованность требования произвести как можно больше танков в кратчайшее время в значительной мере преувеличил в своем высказывании Черчилль, спустя два года заявивший в палате общин: «У нас… в Соединенном Королевстве имелось меньше ста танков». На самом деле статистика производства бронетехники, ставшая доступной позднее, свидетельствует о том, что, несмотря на потери во Франции и за вычетом где-то 300 машин, отправленных из метрополии британским войскам в Египте, в самой Британии должно было оставаться по меньшей мере 700 танков.

Существует представление, будто британские танки уступали немецким по главному вооружению. На деле же 40-мм 2-фунтовые пушки обладали лучшей бронепробиваемостью, чем 37-мм и даже 50-мм пушка L/42 большинства немецких танков, и только появившаяся в 1942 году длинноствольная 50-мм L/60 действительно превосходила 2-фунтовку. А вот чего британским танкистам постоянно не хватало, так это пушки, способной вести огонь как фугасными, так и бронебойными боеприпасами, подобно 75-мм орудию PzKpfw IV, пусть даже и в его первоначальном варианте с коротким стволом в 24 калибра (L/24). Когда же британские танкостроители решились наконец отказаться от 40-мм пушки и пойти дальше, то остановились на 57-мм 6-фунтовом орудии, которым в 1942 году перевооружили Crusader. Шестифунтовка представляла собой весьма эффективную противотанковую пушку, фактически не уступавшую в этом аспекте длинноствольной 75-мм L/48 танка PzKpfw IV, однако из-за относительно слабой фугасной мощности разрывного выстрела заслужила определение «бесполезная». Таким образом, только с поступлением в 1942 году танков Grant, а затем и Sherman американской постройки с 75-мм пушкой британские танкисты получили боевую технику, позволяющую вести огонь не только бронебойными, но и мощными фугасными боеприпасами.

И все же в 1943-м и даже в 1944 году Генеральный штаб и Военное министерство упорно демонстрировали неготовность или нежелание принять очевидное: каждый танк необходимо снабжать снарядами обоих типов. Они признали все же, хотя и очень неохотно, что некоторые британские танки можно вооружить пушками «двойного назначения», однако по-прежнему ожидали от прочих разделения функций. Это предубеждение повисло на плечах британских танкостроителей непомерным грузом, заставляя их вести разработки двух линий – пехотных и крейсерских танков – и ставить 40-мм 2-фунтовки, чьи боеприпасы оказывались действенными только против других танков. Лишь в последние два военных года тенденция к узкой специализации начала слабеть.

А тем временем 8-я армия выбила потрепанный Африканский корпус из Египта и прогнала его через всю Киренаику в Триполитанию, где немцы получили в качестве подкрепления итальянскую бронетанковую дивизию «Чентауро». Парк ее, однако, составляли M13/40 или очень схожие с ними M14/41, вооружение которых не шло ни в какое сравнение с пушкой того же Sherman. После ряда арьергардных боев с целью замедлить наступление противника немецкие и итальянские войска откатились в Тунис и закрепились на линии Марет с ее фортификационными сооружениями, построенными еще до Второй мировой войны французами для отражения возможного итальянского вторжения из Ливии.

Двумя месяцами ранее, в ноябре 1942 года, англо-американские войска высадились на побережье Марокко и Алжира, включавшихся тогда во Французскую Северную Африку, и после слабого противодействия французов на первом этапе начали движение в Тунис. Германское верховное командование реагировало на это переброской танковой дивизии и других частей и соединений, даже прислало в Африку танки Tiger. Нарастив мускулы, немцы серьезно потрепали в Тунисе американскую 1-ю бронетанковую дивизию, наступавшую с запада от Кассеринского перевала, уничтожив больше сотни ее танков, включая Lee (американский двойник британского танка Grant) и Sherman. Затем немцы развернулись и атаковали британскую 8-ю армию, но при Меденине были отброшены, после чего 8-я армия приступила к штурму линии Марет, в ходе которого видную роль сыграли танки Valentine. Однако после следующей крупной боевой операции личный состав частей, укомплектованных этими танками, пересел на Sherman. Этими же машинами заменили танки Crusader, которыми частично была вооружена британская 6-я бронетанковая дивизия, высадившаяся в Алжире.

Ближе к завершению кампании в Тунисе, закончившейся капитуляцией немецких и итальянских войск в мае 1943 года, британцы получили подкрепление в виде двух бригад, включавших около 300 пехотных танков Churchill («Черчилль»). Эти 39-тонные машины разрабатывались во время «странной войны» (периода с момента нападения на Польшу и до вторжения немцев во Францию в 1940 году), когда в умах военных господствовало представление о том, что бронетехнике придется действовать на перепаханной снарядными воронками земле, как это было во время Первой мировой войны. Танки Churchill отличались относительно невысокой скоростью, но бронированы были лучше, чем даже пехотные Matilda. Впрочем, какова бы ни была масса, изделие поначалу получило ту же 40-мм 2-фунтовую пушку, хотя в версии Mark I вместо курсового пулемета устанавливали 3-дюймовую (76,2-мм) гаубицу. Однако перед переброской в Тунис машины перевооружили 57-мм 6-фунтовкой, что, вкупе со способностью действовать на сильно пересеченной местности, превратило Churchill в довольно эффективное средство ведения войны в гористой местности, характерной для Туниса. Напротив, использовать 52 танка Tiger, присланные германским верховным командованием, было бы целесообразнее на Восточном фронте, где открытые просторы позволяли с большей отдачей применять 88-мм пушки.

Одержав победу в Тунисе, англо-американские войска высадились на Сицилии, после чего начали медленно продвигаться на север по Апеннинскому полуострову, где особенности местности осложняют действия вне дорог. Потому масштабы применения бронетехники там оказались довольно скромными, операции сводились к локальным действиям по оказанию непосредственной поддержки пехоте. По тем же причинам танковые столкновения были редкими, хотя союзники и располагали на этом театре военных действий немалым числом соединений – бронетанковой дивизией и восемью отдельными танковыми батальонами в составе американской 5-й армии, теми же тремя бронетанковыми дивизиями и двумя отдельными танковыми бригадами в британской 8-й армии. Противостоявшие англо-американским силам немецкие войска в разное время имели от одной до двух танковых дивизий и один отдельный тяжелый танковый батальон не более чем с 45 единицами Tiger, а также еще один батальон из 76 единиц Panther, который впервые был введен в бой во время высадки союзников в районе Анцио в феврале 1944 года.

Все британские и американские танковые части в Италии вооружались моделями Sherman (за исключением некоторого количества M5 американской постройки, представлявших собой дальнейшее развитие легких M3) и пехотными танками Churchill – оружием двух британских отдельных танковых бригад. Бронетехника тех же типов применялась союзническими войсками во время высадки в Нормандии в июне 1944 года, хотя некоторые британские формирования комплектовались не танками Sherman, а 27,5-тонными крейсерскими Cromwell («Кромвель»).

Конструкторские работы, увенчавшиеся постройкой танка Cromwell, стартовали в 1941 году. Тогда разрабатывались очень похожие крейсерские Cavalier («Кавалер») и затем Centaur («Кентавр») – оба замышлялись как наследники Crusader, но имели в качестве силовой установки те же двигатели Наффилда фирмы Liberty и вооружались той же 57-мм 6-фунтовкой, как и Crusader III. Однако впоследствии Centaur оснастили более мощным 600-сильным мотором Meteor – дефорсированным бескомпрессорным вариантом авиационного двигателя Merlin компании Rolls-Royce, которые ставили на истребители Королевских ВВС Hurricane и Spitfire. Вкупе с трансмиссией Merritt-Brown, уже с положительными результатами опробованной на танках Churchill, изделие в итоге приобрело имя Cromwell и позволило британским танкостроителем наконец доказать миру свою способность строить надежную и эффективную бронетехнику. За исключением ранних версий с 6-фунтовой пушкой, Cromwell имел вооружение в виде 75-мм орудия, способного вести огонь теми же боеприпасами, что и 75-мм пушка танка Sherman.

На фоне более ранних британских танков Cromwell представлял собой передовую конструкцию сразу в нескольких аспектах. Но если вести речь об основных характеристиках, пушке и броне, он не превосходил советский T‐34, появившийся тремя годами ранее. Когда автор этой книги однажды позволил себе такое высказывание, инициатор создания британских крейсерских танков генерал Мартель, не принимая во внимание факты, возразил, будто T‐34 «куда слабее» Cromwell. Между тем русские явно считали иначе. Когда в 1943 году им предложили танки Cromwell в рамках программы военной помощи, они отказались. Вместо них они просили больше моделей Valentine, которые в Красной армии рассматривались как легкие танки. В общей сложности из Британии в Советский Союз отправили 2394 этих танка, а также 1390 единиц Valentine, собранных в Канаде (хотя около 300 оказались на морском дне вместе с потопленными судами арктических конвоев).

Как и модели Sherman, танки Cromwell уступали немецким танкам в мощи пушечного вооружения, однако самой насущной проблемой, стоявшей перед британской и американской армиями, являлась высадка на очень хорошо защищенные берега и необходимость сразу же взламывать вражеские оборонительные рубежи. Для успешного решения задачи требовались танки, способные спускаться с кораблей и самостоятельно добираться до суши. Пробные попытки уже в 1924 году производил во время учений корпус морской пехоты США – бронированная амфибия конструкции Дж. У. Кристи, спущенная с линкора, своим ходом дошла до берега Пуэрто-Рико. В 1931 году Vickers-Armstrongs построила два первых прототипа успешных плавучих легких танков, A4E11 и A4E12, которые в Советском Союзе скопировали и запустили в серию как T‐37 и T‐38, построив между 1933 и 1939 годами для Красной армии около 4000 штук. Однако речь шла пока о двухместных малютках массой около 3 тонн, вооруженных одним пулеметом и годных для движения только по спокойной воде внутренних водоемов. Техника потяжелее неспособна плавать иначе, как с присоединенными к ней понтонами, что не удавалось реализовать на практике до остроумной находки Н. Штраусслера – венгерского инженера, работавшего в Британии и ранее конструировавшего бронемашины для Королевских ВВС и войск Нидерландской Ост-Индии.

Система Штраусслера основывалась на использовании надувного брезентового поплавка, который в активированном виде обеспечивал танку неплохую степень плавучести, а когда из него выпускали воздух, не мешал машине действовать на суше обычным образом. В воде танк мог развивать скорость около 10 км/ч за счет винтов, приводившихся в движение его подвеской, в результате чего изделие обозначалось DD (Duplex Drive – двойной движитель). Первым модифицированным танком довелось стать 7,5-тонному легкому Tetrarch, прошедшему испытания в 1941 году. Затем были переделаны где-то 600 единиц Valentine, использовавшихся британской армией в учебно-тренировочных целях, после чего настала очередь 30-тонных Sherman, которые в DD‐версии поступили на вооружение трех американских, а также трех британских и двух канадских батальонов или полков, предназначенных для высадки штурмового десанта в Нормандии. На практике четыре из восьми частей из-за волнения на море отправились к берегу не своим ходом, а были доставлены десантными судами, четыре других части испытали судьбу, оказавшуюся благосклонной не ко всем: один из американских батальонов, высаживавшихся на «Юта-Бич», добрался до суши практически полностью, потеряв один танк из 30, спущенных с десантных судов, но зато из 29 танков другого американского батальона на дно ушли 27, так и не достигнув «Омаха-Бич», который им предстояло штурмовать.

Британские военные, в отличие от американских, уделяли значительное внимание бронетехнике специального назначения, такие машины вместе с DD‐танками входили в состав 79-й бронетанковой дивизии. Среди частей находились три полка танков Sherman, оснащенных противоминными цепями и получивших название Crabs («Крабы»), а также три полка штурмовой техники Королевских инженерно-саперных войск (AVRE), чьим оружием были танки Churchill с вооружением в виде стержневых минометов, способных стрелять крупными подрывными зарядами. Техника AVRE могла также сбрасывать фашины, или скатанные в огромные валики прутья (такие использовались еще в Первую мировую для заполнения вражеских траншей и рвов), кроме того, танки несли штурмовые мостики и бобины «дерюжных ковриков», которые разворачивались на мягком грунте, труднопроходимом для моторной техники.

Танки 79-й бронетанковой дивизии, действовавшие во главе штурмовых частей в британском секторе высадки, одержали верх в огневом состязании с противником и позволили пехоте, следующей за бронетехникой, достичь поставленных целей со сравнительно малыми потерями. Бесполезными оказались три батальона гусеничных прожекторных установок с кодовым названием Canal Defence Light (CDL), не сыгравшие заметной роли в ходе кампании в Нормандии. Разработка гусеничных прожекторных установок началась еще до Второй мировой войны, и предназначались они, по оригинальному замыслу, для ослепления неприятеля, или, как называл это генерал Фуллер, «атаки иллюминацией», полагая, довольно наивно, что они могут стать оружием победы. Их и правда применили раз или два на заключительных этапах войны в качестве ночного освещения, так же распорядились подобной техникой и в армии США, где, последовав примеру британцев, сформировали целых шесть батальонов таких установок. Однако гусеничные прожекторные установки потерпели фиаско, а пошедшие на разработку этой техники ресурсы лучше было бы использовать для каких-то иных надобностей.

После создания берегового плацдарма в Нормандии англо-американские войска ожидали ответных действий немцев – прежде всего со стороны дислоцированных во Франции танковых сил. Последние располагали суммарно 1673 танками и штурмовыми орудиями: 758 PzKpfw IV, 655 Panther, 102 Tiger и 158 StuG. Все они по огневой мощи превосходили британскую и американскую бронетехнику, за исключением небольшого числа танков Sherman с вооружением в виде британской 76-мм 17-фунтовой пушки, которая превосходила действительной дальностью огня 75-мм пушку L/48 у PzKpfw IV и могла считаться примерно равной 75-мм пушке L/70, установленной на Panther. Однако преимущество немецких танкистов отчасти скрадывалось из-за характерных для Нормандии полезащитных полос насаждений, по-французски bocage, сокращавших дистанцию прицельного огня. Общая эффективность действий танковых частей снижалась еще больше из-за разрозненного их применения ввиду иррациональных оперативных приказов Гитлера.

Тем не менее Panzertruppen удалось нанести жестокие потери союзническим войскам и даже затормозить расширение берегового плацдарма, сорвав операцию «Гудвуд», осуществлявшуюся силами трех британских бронетанковых дивизий, располагавших 700 танками. Но в итоге немцы не устояли перед лицом численного превосходства союзнических войск (в том числе и в танках), пользовавшихся мощной поддержкой морской артиллерии. На американском участке фронта пять бронетанковых дивизий со своими 1500 танками произвели прорыв в районе Сен-Ло, левее американцев наступали три бронетанковые дивизии и две бригады (более чем тысяча танков) британской 2-й армии, а еще неделю спустя пошли в бой две бронетанковые дивизии и две бригады 1-й канадской армии. Гитлер издал приказ о проведении контрнаступления во фланг американцам, обернувшегося катастрофой, позволив противнику осуществить окружение, вошедшее в историю под названием «Фалезский мешок». Многие германские солдаты сумели просочиться из него, но львиная доля техники была потеряна. А то, что удалось вытащить из-под Фалеза, впоследствии искрошила союзническая авиация, когда отступающие остатки семи танковых дивизий переправлялись через Сену. Сохранить удалось лишь около 100 или 120 танков.

Танковый парк одиннадцати или двенадцати бронетанковых дивизий, вырвавшихся с берегового плацдарма в Нормандии и затем пронесшихся по Франции до бельгийской и германской границ, практически полностью состоял из танков Sherman и легких M5, за исключением британской 7-й бронетанковой дивизии, почти целиком укомплектованной моделями Cromwell, и еще двух британских и одной польской бронетанковых дивизий, имевших по одному полку танков Cromwell и по три – Sherman. Как на Sherman, так и на Cromwell стояли 75-мм пушки, неспособные даже почти в упор пробить лобовую броню немецких Panther и Tiger, тогда как последние могли поражать союзнические танки с дистанции до двух километров. Союзники получали известный шанс за счет численного преимущества и подвижности, позволявших им занимать удобные позиции для атаки более уязвимых бортов, однако качественное преимущество оставалось, безусловно, за немцами.

Потребность в более мощном вооружении британских танков военные осознали еще двумя годами ранее, и это подтолкнуло разработку модели Challenger с 76-мм 17-фунтовой противотанковой пушкой. Новый танк представлял собой удлиненный Cromwell с большой и неказистой башней. По большому счету назвать эту нескладную модель удовлетворяющей чаяниям войск никто бы не рискнул. Тем не менее в 1943 году был сделан заказ на 200 таких машин, позднее использовавшихся в полках, укомплектованных единицами Cromwell, как «убийцы танков». Между тем обнаружилось, что есть возможность втиснуть 17-фунтовку в башню Sherman, и этот вариант оказался наилучшим решением. В результате 17-фунтовое орудие стали ставить на Sherman, которые после перевооружения получили прозвище Fireflies («Светлячки») и применялись в британских танковых частях из расчета одна машина с 17-фунтовым орудием на три танка с 75-мм пушками. Поначалу в войска поступили лишь 84 штуки, и даже к исходу второго месяца серийного производства в действующие части было отправлено всего 235 Firefly, но к концу войны британская 21-я группа армий насчитывала в своем составе 1235 единиц Sherman с 17-фунтовками наряду с 1915 этими машинами, по-прежнему вооруженными 75-мм пушками. В общем, у британцев появилось наконец орудие, равное по крайней мере вооружению Panther.

Эффективность 17-фунтовок к концу кампании еще более повысилась из-за появления бронебойных боеприпасов с отделяемым поддоном (APDS) – подкалиберных выстрелов из очень твердого карбида вольфрама в алюминиевой оболочке, которую срывало с сердечника в процессе прохода по нарезке ствола. Несмотря на потерю части кинетической энергии, уходившей при выстреле в поддон, в основном она сохранялась в сердечнике, а потому тот при встрече с броней входил в нее глубже, чем традиционный калиберный снаряд.

Вообще-то боеприпасы с вольфрамовым сердечником поставлялись немцами для 37-мм танковых пушек еще в ходе Французской кампании 1940 года, но в конструкции их «тело», или ведущее устройство, не отделялось от выстрела, а потому скорость и бронепробиваемость значительно сокращались по мере преодоления расстояния до цели. Такие боеприпасы получили наименование бронебойных с твердосплавным сердечником (APCR) и позднее применялись немецкими танкистами на Восточном фронте и в Северной Африке, однако ограниченно – по причине нехватки вольфрама.

Боеприпасы APDS превосходили сходные с ними APCR, поскольку действенность первых сохранялась на большей дистанции. В Нормандии они впервые поступили для 57-мм 6-фунтовки, установленной на некоторых танках Churchill. Однако тогда модели Churchill уже вооружались в основном 75-мм пушками, потому особого влияния на боевую обстановку новинка не оказала. APDS заявили о себе, когда их стали выпускать для 17-фунтовых пушек Firefly. Фактически с километрового расстояния подкалиберные выстрелы с отделяемым поддоном повышали бронепробиваемость на 40 % в сравнении с традиционным тогда боеприпасом APCBC (бронебойным выстрелом с баллистическим наконечником), правда, рассеивание огня и, как следствие, снижение меткости ограничивали дистанции эффективного применения таких боеприпасов.

Так или иначе, установка на Sherman 17-фунтовок представляла собой лишь своего рода латание дыр, спешно заняться которым пришлось в ожидании разработки нового танка, вооруженного на уровне немецких моделей. Challenger не оправдал надежд, а потому Генеральный штаб вновь прибег к временной мере, распорядившись ставить 17-фунтовые пушки на модернизированный Cromwell, что породило машину под названием Comet. Она пошла на комплектование четырех полков, которые участвовали в боевых действиях на заключительных этапах войны, ну а в мае 1944 года было принято решение о создании нового «крейсера» с таким орудием. В итоге в мае 1945 года в Германию отправили шесть прототипов 42-тонного танка Centurion. Он опоздал на войну, однако стал одним из наиболее удачных из когда-либо созданных британских танков.

Примерно одновременно с разработкой в Британии Challenger, то есть в 1942 году, в Управлении вооружений США тоже пришли к мысли о создании нового танка с более мощной пушкой, нежели 75-мм орудие Sherman. Разработчики остановились на 76-мм пушке с большей дульной скоростью и, как следствие, лучшей бронепробиваемостью, однако военные не спешили принимать орудие на вооружение, поскольку в сухопутных войсках под командованием генерала Л. Дж. Макнейра, в ведении которых находились вопросы закупки снаряжения, продолжали считать бронетанковые войска этакой реинкарнацией кавалерии образца XIX столетия, отводя им задачи развития успехов, достигнутых пехотой, а никак не противодействия вражеской бронетехнике. Танки, таким образом, не должны вооружаться для борьбы с танками противника, уничтожать которые полагалось противотанковым StuG, как та же M10 с ее довольно мощной 3-дюймовой пушкой, установленной в лишенной крыши башне на облегченной, а потому слабее бронированной версии шасси среднего танка M4. Генерал Макнейр особо благоволил к идее применения истребителей танков, и его взгляды на ограниченность роли танковых частей в военном руководстве США в преддверии высадки в Нормандии разделяли многие, в том числе и такая фигура, как генерал Дж. Паттон (по крайней мере, он тоже считал вооруженный 75-мм пушкой M4 вполне адекватным для решения своих задач).

В конечном счете американцы все же пошли на вооружение трети M4 76-мм пушками, но первые образцы появились всего за пять месяцев до операции в Нормандии, и ни одна такая машина не участвовала в высадке. Однако, как только американские танкисты сошлись в поединках с немецкими, неизбежно заявила о себе необходимость дать танкам оружие для дуэлей с себе подобными, а потому фронт потребовал бронетехники с вооружением помощнее, чем M4 и их 75-мм орудия. В результате этого M4 с 76-мм пушками в срочном порядке принялись отправлять в Европу, а командующий американской 12-й группой армий даже попросил британцев поделиться танками с 17-фунтовками. Однако в сложившейся ситуации делиться было нечем, а потому даже когда 12-я группа армий вышла к бельгийской границе, лишь 212 из 1579 ее танков Sherman имели вооружение в виде 76-мм пушки. Но к концу войны число Sherman с 76-мм пушкой в армии США в Германии достигло 2151 единицы и превысило половину всего парка этих машин, составлявшего 4123 единицы. По бронепробиваемости 76-мм пушка все равно заметно уступала 75-мм пушке L/70 Panther и той же 17-фунтовке, но хотя бы немного превосходила показатели 75-мм пушки L/48 PzKpfw IV, тем более что в заключительные месяцы войны ее характеристики удалось улучшить за счет применения подкалиберных бронебойных выстрелов с высокой начальной скоростью полета (HVAP), отчего бронепробиваемость на дистанции 1000 метров выросла на 46–53 % в сравнении со штатными бронебойными боеприпасами.

Недальновидность военных, задержавшая поступление на фронт танков Sherman с 76-мм пушками, проявилась и в проволочках с разработкой нового и более мощного американского танка с вооружением в виде 90-мм орудия. В артиллерийско-технической службе задумались об установке такой пушки на Sherman еще в 1942 году, а годом спустя бронетанковые войска просили 1000 таких машин, однако Управление вооружений высказалось в пользу нового танка с 75- или 76-мм пушкой, а начальство сухопутных войск решительно выступило против увеличения огневой мощи танков на том основании, что наличие таких стволов вызовет у танкистов желание вступать в дуэли с противником и отвлечет их от задач развития успеха, достигнутого пехотой!

В результате появились несколько экспериментальных изделий с 75-мм или 76-мм пушками, тогда как в сухопутных войсках по-прежнему не желали думать ни о чем, кроме Sherman с 75-мм орудиями. В мае 1943 года Управление вооружений рекомендовало все же построить какие-то экспериментальные машины с 90-мм пушками; несмотря на оппозицию сухопутных войск, годом позже 50 таких танков были выпущены под индексами T25E1 и T26E1. Вскоре американские танковые части высадились в Нормандии, где слабость танков с 75-мм орудиями проявилась самым болезненным образом, вынудив бронетанковые войска настаивать на скорейшем запуске T26E1 в серию и постройке не менее 500 таких машин. Командование сухопутных войск опять уперлось, но в конечном счете заказ на 250 машин все же был сделан. Двадцать из первой партии в сорок штук (тяжелые танки типа M26 Pershing) отбыли в Европу в январе 1945 года и участвовали в боевых действиях в течение последних двух месяцев войны, к окончанию которой их число в Европе достигло 270. Выпуск 41-тонного Pershing прекратился в конце 1945 года сборкой 2428-го экземпляра.

Пушка Pershing калибра 90 мм представляла собой значительный шаг вперед по сравнению с 76-мм и уж тем более 75-мм орудиями танков Sherman, но по характеристикам бронепробиваемости по-прежнему отставала от британской 17-фунтовой или 75-мм немецкой L/70 и совершенно не могла тягаться с 88-мм пушкой L/71 тяжелого танка Tiger II, впервые вышедшего на поле боя примерно годом ранее. Однако для закончившегося провалом последнего наступления Panzertruppen на западе – Арденнской операции в декабре 1944 года – удалось наскрести всего 100 сверхтяжелых Tiger. Германское верховное командование в марте 1945 года сумело еще ценой величайшего напряжения сил сосредоточить десять танковых дивизий для контрнаступления против советских войск в Венгрии, но по количеству танков в них из-за снижения производства в Германии они безнадежно уступали армиям противника.

Различия масштабов танкостроения на протяжении Второй мировой войны определяли и возможности массового применения бронетехники в ходе конфликта. Так, в Германии в период с 1939 по 1945 год было произведено общим числом 24 242 танка. За тот же период в Британии построили 30 396. В Советском Союзе – 76 186. В Соединенных Штатах и того больше – 80 140. Суммарно в трех основных воевавших с Германией странах произвели 186 722 танка, или почти в восемь раз больше, чем немцы.