К сожалению, с тех пор как в 1971 году президент США Ричард Никсон объявил «войну раку», мало что изменилось в снижении смертности среди пациентов с метастатическим раком. Сегодня вероятность выживания в случаях, когда опухоль паренхиматозного органа (например, молочной или поджелудочной железы) распространяется в отдаленные участки тела, примерно такая же, как и пятьдесят лет назад. Ситуация довольно печальная, особенно если учесть, что федеральное правительство потратило свыше 105 миллиардов долларов, пытаясь добиться результатов в сфере генетики. В частности, на проект «Геном человека», который финансировало государство с 1990-х годов. Цель этого проекта заключалась в определении последовательности ДНК всего человеческого генома. На основе открытий в генетике, сделанных в ходе этой работы, были разработаны новые «умные» препараты для борьбы с различными генетическими мутациями. В настоящее время в клинической разработке находится более восьмисот таких «целевых агентов». К ним относятся и моноклональные антитела, такие как трастузумаб (герцептин), которые являются основой так называемой таргетной терапии. При таком методе лечения особенности раковых клеток используются против них. Прицельное лечение основывается в основном на десяти ключевых признаках рака. Хотя таргетная терапия – это, безусловно, шаг вперед по сравнению с методологией традиционной цитотоксической химиотерапии: «уничтожить все клетки», метод «одна мутация, одна цель, одно лекарство» не работает. Было обнаружено, что такие средства, как трастузумаб, не только вызывают сердечную недостаточность, но и увеличивают процент ремиссионной выживаемости в течение десяти лет всего на 12 % при цене более 60 000 долларов в год10.
Если учесть, что геном типичного пациента с раком легких содержит более пятидесяти тысяч мутаций, становится понятно, почему подход «одна цель, одно лекарство» не работает. В этой книге мы покажем другие причины нецелесообразности такой стратегии. Это все равно что психологу пытаться заставить пациента улыбаться, не выяснив причину его слез. Простое выявление мутации не позволяет понять изначальные причины ее возникновения. Доктор проверил ваш ген MTHFR или поинтересовался, сколько фолата вы употребляете? Если нет, попросите его об этом; это важно как для профилактики, так и для лечения рака. Если мы не найдем первопричину этих мутаций, то не сможем ее остановить. Традиционная терапия может лишь на некоторое время затормозить рак, но в итоге он с ревом помчится дальше. Для настоящей победы над раком лечить нужно среду, а не опухоль.
Мы не можем изменить свое будущее, не понимая прошлого. Современная жизнь кажется нам вполне нормальной. На самом же деле изменения, которые произошли в нашей диете и образе жизни за последние 15 000 лет – особенно в последние 200 лет, – настолько значительны, что не только наши предки не нашли бы ничего знакомого и привычного в современном мире, но и наши гены ничего в нем не узнают. Фактически сотни мутаций ДНК впервые возникли в процессе или после становления сельского хозяйства, которое началось около 15 000 лет назад. Сильнее всего были затронуты гены, связанные с цветом кожи, структурой костей и метаболизмом «новых» продуктов, включая молоко, мясо и злаки11. Хотя может казаться, что земледелие существует уже целую вечность, в действительности это относительно новая отрасль для человека. Растениеводство и животноводство существуют меньше трехсот поколений, и не удивительно, что большинство наших генетических мутаций возникли в этот же период. К сожалению, более 86 % этих мутаций появились из-за негативных воздействий, то есть они произошли в ответ на угрозы нашему генетическому здоровью, а не из-за положительного отбора12.
Древняя разнообразная и богатая питательными веществами диета сформировала основу генетического кода человека. Эта система теперь подвергается воздействию пищевых веществ, которые разительно отличаются от того, что мы ели в процессе эволюции. Автомобиль с бензиновым двигателем не заведется, если наполнить бак сахаром. Информация, которую сообщает нашему геному миска диких овощей, принципиально отличается от той, что передает тарелка сухого завтрака, и наши древние двигатели – митохондрии – стреляют, сбоят и глохнут на стандартной американской диете. На данный момент больше половины американцев страдают не только от рака, но и от других неинфекционных заболеваний – болезней сердца или диабета. Как ни печально, мы – больное общество. Но почему? Для начала развитие сельского хозяйства спровоцировало самые значительные изменения в рационе человека за всю историю его существования. Когда мы научились выращивать урожай и содержать домашний скот, мы перестали зависеть от охоты, рыбалки и сбора диких растений. Наш пищевой профиль изменился. Выращивание злаков и других культур, включая пшеницу, ячмень, просо, рис, кукурузу, сорго, бобовые, батат и картофель, дало возможность нашим предкам в эпоху неолита начать строить постоянные жилища и объединяться в деревни. Но этот прогресс имел серьезные последствия для организации и усвоения питания. От традиционной охоты и собирательства, которые с первых дней существования человечества определяли образ жизни людей, почти отказались ради пищи, совершенно чуждой как нашей пищеварительной системе, так и нашим геномам. Многие эксперты считают развитие сельского хозяйства «самой большой ошибкой в истории человечества»13.
Мы не драматизируем, негативное влияние сельского хозяйства подтверждается также палеоантропологами. Скелеты, найденные в Греции и Турции, показывают, что средний рост охотников-собирателей к концу ледникового периода составлял 1,75 метра для мужчин и 1,65 метра для женщин. С утверждением сельского хозяйства средние показатели роста человека значительно снизились и к 3000 г. до н. э. достигли минимума: всего 1,6 метра для мужчин и 1,52 метра для женщин.
Исследования антрополога Джорджа Армелагоса и его коллег из Массачусетского университета показали, что по сравнению с предшествовавшими им охотниками-собирателями у ранних земледельцев почти на 50 % возросли дефекты зубной эмали, свидетельствующие о нарушении и недостаточности питания. Также у человека четырехкратно увеличилась железодефицитная анемия (о чем свидетельствует состояние костей, называемое порозным гиперостозом) и троекратно повысились повреждения костей, который свидетельствуют об инфекционных заболеваниях и уменьшении количества нутриентов.
Рацион охотников-собирателей был очень разнообразным и богатым питательными веществами. В течение года они употребляли десятки различных видов диких растений. Среднестатистический охотник-собиратель также съедал больше белка, меньше углеводов, в десять раз больше клетчатки, существенно больше фитонутриентов и вдвое больше холестерина, чем рядовой американец сегодня. С тех пор как мы сменили палеодиету на «сельскохозяйственную», потребление углеводов из злаков резко возросло. Сейчас средний американец получает 52 % суточного количества калорий из углеводов – прежде всего пшеницы, риса и картофеля, тогда как у рядового охотника-собирателя на углеводы приходилось около 35 % калорийности ежедневного рациона, причем преимущественно на овощи.
Еще совсем недавно люди даже не пробовали пшеницу, рис, кукурузу, ячмень, картофель или сою. Период после неолитической революции – переход от собирательства и кочевничества к земледелию и оседлости – составляет менее 1 % от всей истории человечества. Следовательно, с переходом от «диеты каменного века», состоящей из жира, мяса и редких кореньев, ягод и других растительных источников углеводов, к диете, в которой преобладают зерновые, прошло слишком мало времени, чтобы гены, которые кодируют наши метаболические пути, успели к ним приспособиться. Исследования показали, что современная диета с высоким содержанием углеводов повышает активность некоторых генов, связанных с развитием определенных видов рака14.
Ранние земледельцы часто страдали болезнями, которые были связаны с недостатком питательных веществ. Недостаток витамина С привел к развитию цинги, пеллагру вызвал дефицит ниацина, или витамина B3, бери-бери – нехватка тиамина, анемию – дефицит витамина B9, а эндемический зоб – недостаток йода. Важно отметить, что эти нутриенты, особенно фолат и сильный антиоксидант витамин С, играют роль в уменьшении повреждения клеточной ДНК и необходимы для функционирования митохондрий. Таким образом, несколько веков назад недостаток питательных веществ стал довольно ощутимым, чтобы открыть двери повышенной вероятности образования невосстановимых генетических мутаций. По мере того как в рацион добавляются новые продукты, такие как зерновые и сахар, рак продолжает поражать всё больше и больше молодых людей. Между 1973 и 1991 годами число случаев рака головного мозга и саркомы мягких тканей у детей в США увеличилось более чем на 25 % для каждой из болезней15. Рак развивается у нас не потому, что мы дольше живем, а потому, что мы продолжаем ежедневно повреждать наши митохондрии токсинами окружающей среды, неправильным питанием и эндокринным нарушителями. Большинство из нас практически не едят продукты, которые сдерживают развитие рака, при этом употребляют слишком много продуктов, которые способствуют его бурному росту.
Некоторые генетические мутации, причиной которых стали изменения питания при переходе к земледелию, теперь увеличивают риск развития рака. Наибольшее влияние оказывают изменения, связанные с употреблением любого вида сахара: глюкозы, фруктозы и сахарозы. Процесс метаболизма глюкозы увеличивает образование свободных радикалов, которые могут вызывать мутации ДНК и последующее воспаление16. Исследования также выявили, что высокий уровень глюкозы провоцирует повреждение ДНК и негативно влияет на способность клеток восстанавливать эти повреждения17. Точно так же исследование под названием «Рафинированная фруктоза и рак», опубликованное в 2011 году в журнале Expert Opinion on Therapeutic Targets, показало: чем больше фруктозы потребляет человек, тем больше повреждений наблюдается в его ДНК. Исследования конкретного белка, известного как GLUT, и его связи с метаболизмом глюкозы и фруктозы показывают, что он изменяет ДНК как половых, так и соматических клеток, а также вызывает эпигенетические изменения и повреждает митохондрии18. Наши гены кричат о том, чтобы мы перестали есть сахар. Исключение сахара из рациона не только полезно для наших генов, оно лежит в основе метаболического подхода к раку. Рак развивается не потому, что наши гены больны, а потому, что мы неправильно их кормим.
Помимо меньшего разнообразия питательных веществ, изменение рациона после перехода к земледелию связано с доступностью пищи, общая калорийность которой превышает необходимую для питания и роста организма. И тут в игру вступает диабет. Как, ради всего святого, наш древний геном может приспособиться к изменениям последних ста лет – высокофруктозному кукурузному сиропу, обработанным злакам, рафинированным маслам, искусственным и синтетическим ингредиентам и глазированным пончикам?! Зерновые, бобовые, переработанные молочные продукты и сахар не были частью человеческой диеты еще мгновение назад, если соотнести время их употребления с общей продолжительностью существования человечества. И с их появлением наше здоровье стало ухудшаться. По предварительной оценке, треть современных детей в течение жизни заболеет диабетом и почти у половины взрослых разовьется рак. Мы должны увидеть, какое воздействие современная диета оказывает на наше здоровье, и изменить ее. Наше питание значительно влияет на здоровье наших генов, что продолжают доказывать новые открытия в современных областях знания нутригенетики, нутригеномики и нутритивной эпигенетики.