Глава 17
Кто не знает большого здания на Фонтанке, бывшего прежде особняком графа Кочубея? Теперь он, правда, стал штаб-квартирой Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, или, как говорят в народе — Стукалов приказ. Сюда со всей России сходятся отчеты и донесения об умонастроениях среди подданных, доносы и кляузы, а так же многое иное, о чём простые обыватели и не догадываются. И именно сюда явился для доклада генералу Дрельтену штабс-капитан Вельбицкий.
— Излагайте, — устало потирая виски, велел ему Александр Романович.
— Проверкой установлено, — сухо начал тот, — что все события, касающиеся известной вам высокой особы, попавшие в петербургские газеты, имели место в действительности.
— Что, простите? — не понял генерал.
— Я говорю, что известная вам особа, — невозмутимо пояснил жандарм, сделав ударение на слове «особа», действительно совершила наезд экипажем на петербургскую мещанку Степаниду Филиппову пятнадцати лет отроду.
— Хм, — задумался на мгновение Дрельтен, после чего не без иронии взглянув на подчиненного, спросил: — Скажите, вы, правда, решили, что посланы выяснить степень виновности «высокой особы»?
— Я полагаю, Ваше Превосходительство, что меня послали выяснить все обстоятельства дела, включая самые неудобные. Которые я, в свою очередь, не имею права о вас скрывать!
— Это вы верно заметили, обстоятельства и впрямь весьма «неудобные»! — фыркнул генерал.
— Причем, то что экипажем правил сам Алексей Александрович ещё не самое неудобное обстоятельство.
— Вот как?
— Именно. Дело в том, что в экипаже была ещё одна «высокородная особа» и если в прессе всплывет и её участие, то нынешний скандал покажется сущим пустяком на его фоне.
— И кто же это?
— Графиня Богарнэ.
— Ох, ты ж ма..! — не удержался от возгласа Александр Романович. — Это точно?
— Совершенно.
— Н-да… Спасибо, голубчик. Надеюсь, вы понимаете, что эта информация не должна попасть в газеты.
— Разумеется. Но, слава Богу, об этом репортерам ещё ничего не известно. К тому же, я уже приватно поговорил с большинством редакторов и настоятельно рекомендовал им более не раздувать эту тему.
— Разумно.
— Есть, правда, одна странность.
— Какая?
— Шум начался с одной маленькой газетенки — «Петербургского вестника», и только потом за неё принялись другие издания.
— И что же в этом странного?
— Даже не знаю, как вам сказать. Никак не могу понять, откуда они об этом пронюхали?
— Ну, это как раз не сложно. Газета маленькая, людишки в ней служат голодные, стало быть, стараются — носом землю роют.
— Может быть, может быть, однако я, Ваше Превосходительство, ещё бы поискал в этом направлении.
— Не нужно. Я ценю ваше рвение, Константин Павлович, но, полагаю, нам нужно сосредоточиться на ином. Надобно как-то погасить скандал. Газетчиков вы припугнули, это хорошо, но и этой, как её, кажется Филипповой?
— Так точно.
— Вот-вот, надо бы и ей рот закрыть. Девица ещё молода, может быть её родителям четвертной дать, да наказать, чтобы за дочкой лучше следили?
— А вот с этим могут быть сложности.
— Что?
— Вчера произошло ещё одно досадное происшествие.
— Час от часу не легче. Да говорите уже, не томите!
— Отец этой самой Степаниды Филипповой вчера явился к дому, где проживает Его Императорское Высочество.
— Компенсации захотел? — хмыкнул генерал. — А вы говорите — сложности!
— После того, как остановился экипаж, — ледяным тоном продолжал Вельбицкий, — старику удалось пройти к великому князю…
— И? Голубчик, что же я из вас каждое слово будто клещами тяну!
— И как только Алексей Александрович понял, в чём состоит суть прошения, то едва не бросился на Филиппова с кулаками!
— Что?!
— Именно так, Ваше Превосходительство! Я сам не поверил, когда филёры доложили. Но и это полбеды. Отшвырнув несчастного, Его Императорское Высочество отдал приказ слугам и того крепко избили.
— Он хоть жив?
— Точно не знаю. Во всяком случае, домой его отвезли живым, но зная, как выглядят вестовые Его Высочества, я готов ожидать худшего.
— Н-да, — задумался генерал, потом встрепенулся и с надеждой посмотрел на подчиненного. — Константин Павлович, вы ведь прежде с покойным Мезенцовым служили?
— Точно так.
— И он, насколько я знаю, весьма ценил вашу хватку и, вместе с тем, осторожность в подобного рода деликатных делах.
— Николай Владимирович был очень добр ко мне.
— Вот и хорошо, вот и славно… Послушайте, голубчик. Это дело нужно замять. Я сейчас отправлюсь к Его Высочеству, а вы отправляйтесь-ка в эту слободку. И, так сказать, с двух сторон займемся этой нехорошей ситуацией. Скандал с одним членом правящего дома сам по себе неприятен, но с двумя, это уж совсем ни в какие ворота не лезет!
— Слушаюсь!
— И что бы всё тихо, но… по-хорошему. Без излишнего насилия!
— Надеюсь, Ваше Превосходительство, — вспыхнул штабс-капитан, — не принимает меня за …
— Ничего я не принимаю, — примирительно отозвался Дрельтен. — Однако время сейчас такое, что лучше обходиться без недомолвок. Вы, к примеру, князя Дмитрия Николаевича Кропоткина знали?
— Лично, чести не имел, но наслышан.
— Так вот, Дмитрий Николаевич, добрейший души человек был. Но случился казус. В бытность Харьковским генерал-губернатором, не разобравшись велел арестанта накормить, когда тот — сукин сын, изволил объявить голодовку. Так его надзиратели так потчевали, что болезный едва Богу душу не отдал. И чем вы думаете дело кончилось?
— В князя стрелял студент и смертельно ранил.
— Значит, вы слышали эту историю?
— Так точно.
— Н-да, вот такие дела. А посему, голубчик, настоятельно прошу вас, будьте помягче!
— Слушаюсь!
— Кстати, а что вы там говорили о филёрах? Неужели вы осмелились приставить соглядатаев к ….?
— Только для охраны, Ваше Превосходительство!
— Да? Хм. Разумно.
Григорий Назимов был плохим студентом и, скорее всего, стал бы со временем плохим юристом. Лекции он частенько прогуливал, изучением права себя, мягко говоря, не утруждал и вообще, не видел в изучении юриспруденции особой перспективы. Неудачи на экзаменах, коя должна было непременно воспоследовать в связи с подобным отношением к делу, он также не боялся. Потому как шансы дожить до оных были совершенно не велики.
Нет, он погибнет молодым в яркой вспышке взрыва или скоротечной схватке с охранниками тирана, и грохот выстрелов станет ему салютом! При этом он вовсе не эгоистичен. И потому не возражает, если на его долю выпадет меньший подвиг. Стрельба не по царю, а по его клевретам или опричникам. Да Боже правый, будет счастлив даже если лишь заслонит своей грудью другого борца, того у которого хватит духа и удачи…
В какой-то момент, ему показалось, что таким человеком может стать Будищев. Сильный, смелый до дерзости, способный на поступок… Увы, бывший унтер-офицер лишь посмеялся над ними. Григорий сильно выпил тогда и не сумел сказать и пары красивых фраз, до которых студент всегда был большим охотником. Хотя, может это и к лучшему, а то бы мадемуазель Гедвига отчитала бы его так же как этого молокососа — Аркашу.
К слову, приятель Григория — Максим, попытавшийся тогда остановить и вернуть Дмитрия, был нещадно избит последним, что уж вообще ни в какие ворота не лезло. Назимов до сих пор не без основания считал мастерового настоящим силачом, поскольку не раз видел, как тот, забавы ради, может согнуть подкову или кочергу. Во всяком случае, не бывало ещё случая, чтобы с ним кто-нибудь сладил в кулачном бою или борьбе, до которой мастеровой был большим охотником. Но этот проклятый Будищев не просто одержал верх — он его уничтожил! Одной левой одолел, как мальчишку. Слава Богу, хоть не при барышнях, хотя, все, конечно, знали, чем кончилась их встреча в лесу.
Дверь комнаты с противным скрипом отворилась, прервав полет прихотливых мыслей студента, и на пороге комнаты появились его приятели Максим с Аркашей.
— Да вот же он! — обрадованно воскликнул гимназист. — Нашли!
— Я, кажется, никуда не исчезал, — с досадой в голосе отозвался студент.
— Тогда что носа не кажешь?
— Занят был.
— Наши о тебе справлялись. И Ипполит, и Искра…
— Кланяйся при встрече.
— А ты разве не пойдешь?
— Пойду, конечно, только сейчас у меня дела.
— Какие ещё дела?
— Послушайте, что за допрос?! — возмутился студент. — Я свободный человек и имею право на частную жизнь!
— Нет, брат. Ты в первую голову член нашей организации и твое мани-мени, — запутался в сложном для него слове Максим.
— Манкирование, — пришел ему на помощь Аркаша.
— Вот-вот, твое манкирование своими обязанностями очень плохо выглядит.
— Это кто так сказал, Ипполит?
— И он тоже. А ещё Искра.
— Ну, хорошо, я пойду с вами. Но что за срочность?
— Там узнаешь.
— Там, это у мадемуазель Берг?
— Не совсем.
— Отчего так?
— Боюсь, что она решила покинуть наше сообщество.
— С чего ты это взял?
— С того, что у ней теперь иные интересы.
— Какие ещё интересы?
— Я про её давнего знакомого — Будищева. Они теперь вместе…
Услышав эту новость, студент неожиданно вскочил, несколько раз прошелся по комнате туда и назад, а затем развернулся к приятелю и, недобро прищурившись, выдохнул:
— Врешь!
— К сожалению, сведения совершенно точные. Их видели заходящими в одну дешевую гостиницу с плохой репутацией.
— Хм, — задумался студент. — Это, вероятно, не слишком приятно для Крашенинникова, но вовсе не преступно. Насколько я знаю, они не венчаны.
— Коли они делали бы это открыто, так я с тобой согласился. Но ведь они таятся.
— И что с того?
— Это может быть опасно. Гедвига знает обо всех наших планах, а Будищев вполне может быть связан с жандармами. В общем, нам пора идти. По дороге договорим.
— Хорошо— хорошо, но это, право же, забавно.
— Что тебе забавно?
— Что этот ушлый гальванёр обставил не только Ипполита, но и тебя!
— О чём это ты? — насторожился мастеровой.
— Тебе ведь нравилась госпожа Берг, не так ли?
— Заткнись!
— Значит, я угадал.
Стеша с безжизненным лицом сидела на кровати, уставившись при этом в одну точку. Будь её лицо хоть немного живее, можно было подумать, что она видит там нечто крайне интересное, но милое прежде личико превратилось в безжизненную маску, так что не оставалось никаких сомнений — девушка была не в себе.
— Не беспокойтесь, Дмитрий, о ней здесь позаботятся, — мягко сказала Антонина Дмитриевна, обращаясь к Будищеву.
— Благодарю вас, Ваше Сиятельство, — тусклым голосом отвечал тот.
— Ну вот опять, — огорчилась старушка. — «Сиятельством» обозвал!
— Как же мне вас ещё называть, если вы графиня?
— Ну не знаю, может быть, тетушкой?
— Ma tante?
— Боже, какой у тебя ужасный французский! К тому же, вряд ли ты знаешь ещё хоть пару слов на этом языке.
— А я старался. Специально узнал.
— Что же, твоё усердие похвально. Хочешь, я помогу тебе с учителями? Если ты хоть сколько-нибудь серьезно думаешь о своём будущем, то должен знать, что без знания языков не обойтись.
— Тогда уж лучше немецкий или английский.
— Почему?
— Я на них по паре слов знаю.
— Понятно, — старческие губы графини Блудовой тронула усмешка. — Скажи мне лучше одну вещь. Только честно!
— Да, тетушка.
— Что тебя связывает с этой девочкой?
— Я же вам говорил, что…
— Дмитрий, я ещё не выжила из ума, чтобы забыть твой рассказ. Но я тебя спрашиваю не об этом. Просто, когда ты смотришь на неё, у тебя такой взгляд… даже не знаю, как сказать. Виноватый, что ли?
— Вы правы. Я очень виноват перед Стешей.
— И в чем же? Надеюсь, вы с ней не…
— Ну что вы, Антонина Дмитриевна. Она же ещё совсем ребенок!
— Прости, я должна была спросить.
— Я понимаю. Ничего страшного. Но у меня ещё одна просьба к вам.
— Я слушаю.
— Может так случится, что мне придется уехать…
— Надолго?
— Я не знаю. Может всё и обойдется.
— Хорошо. Я пригляжу за девочкой.
— Спасибо.
— Пока ещё не за что.
— Простите тетушка, мне пора.
— Ступай.
Дмитрий бросил последний взгляд на палату, в которую поместили Стешу, и с тяжелым сердцем вышел прочь. После смерти отца девушка совсем сдала. Перестала следить за собой, убирать в доме, готовить. Просто сидела на скамье, безучастно смотря перед собой и односложно отвечая на вопросы. Сначала они с Сёмкой пытались как-то её расшевелить, чем-то заинтересовать, но все их усилия были до сих пор тщетны.
Наконец, Будищев не выдержал и решил обратиться к специалистам. А поскольку, никаких знакомых у него в этой области не было, он попросил помощи у графини Блудовой. Антонина Дмитриевна, конечно, удивилась такой просьбе, но всё же дала рекомендацию, по которой девицу Филиппову приняли в лечебное учреждение соответствующего профиля. По крайней мере, — думал Дмитрий, — за сиротой тут будет надлежащий уход. Хотя бы в первое время, а там посмотрим.
— Ну что? — с неприкрытой тревогой в голосе спросил Семен, когда его наставник вернулся домой.
— Нормально, — буркнул в ответ тот.
— Может, ей лучше с нами?
— Мы уже говорили об этом.
— Да, но…
— Ты сделал то, что я просил?
— Ага.
— И что можешь сказать?
— Да вроде всё как обычно. Вот только…
— Что, только?
— Тут такое дело, Дмитрий Николаевич, — помявшись, сказал мальчишка, в последнее время называющий его исключительно по имени отчеству. — Снова Максим со своими приятелями вокруг нас хороводят.
— В смысле?
— Ну, как не выйду, хоть одного да замечу.
— И что?
— Да ничего. Делают вид, будто случайно здесь, или вовсе хоронятся. Особенно гимназист со студентом. Им-то здесь и вовсе делать нечего.
— Ну и фиг с ними — конспираторами хреновыми, — беззаботно отмахнулся Будищев. — Ты лучше скажи, дома давно был?
— Третьего дня.
— Врешь!
— Вот тебе крест…
— Не богохульствуй! Я давеча мать твою с сестренками видел у лавки, так она жаловалась, что какой день глаз не кажешь.
— Я, это, занятый был.
— Интересно чем?
— Ну…
Пока ученик напряженно раздумывал, что бы такое соврать строгому наставнику, тот, недолго думая, бесцеремонно распахнул на нем курточку и вытащил из-за пазухи самодельный кинжал.
— Ох, ты же, — даже присвистнул Дмитрий, разглядывая устрашающих размеров клинок. — А я-то думал, куда все напильники подевались. Сам точил?
Ответом ему было лишь упрямое сопение мальчишки, явно не собиравшегося каяться в своем прегрешении.
— Рассказывай, что удумал, слесарь-оружейник недоделанный?!
— Чего это недоделанный? — даже обиделся юный «мастер на все руки».
— Да с того, — снисходительно принялся разъяснять ему Будищев. — Баланс у ножа никакой, наточен плохо. Зазубрины вон по лезвию. Нет, если ты кого замучить решил до смерти, то одобряю. Для пытки самое то, и выглядит страшно, и раньше времени не убьешь.
— Всё одно убью, — затравлено буркнул Сёмка и густо покраснел.
— Стесняюсь спросить, кого?
— Адмирала.
— О как! И которого же? Говорят, что их во флоте больше ста душ с орлами на погонах, или ты всех разом порешить собрался?
— Сам знаешь!
— Семён, ты совсем дурак?
— Уж лучше дураком быть, чем терпеть такое! — сорвался на крик мальчик. — Он Стешу задавил и Аким Степаныча велел до смерти забить, а тебе и горя нет! Ты про него все знаешь, а ничего не делаешь, а я уж видеть не могу его холеную рожу.
— Кому ещё говорил об этих планах?
— Никому.
— Уже хорошо. И как хотел действовать?
— Чего там действовать. Он как со своей мамзелью катается — никакой охраны с собой не берет. Даже кучера. Подбегу на ходу, да и пырну в бок!
— Ну, покажи.
— Чего показывать-то? — насторожился Сёмка.
— Ну, как пырять собираешься. Вон хоть в верстак воткни.
Мальчишка пожал плечами и, получив в руки оружие, попытался показать, как будет резать великого князя. Получилось не слишком хорошо. То есть, нож воткнулся, но неглубоко, а для второго удара вытащить его сразу не получилось.
— Револьвер купить не пробовал? — поинтересовался Дмитрий, понаблюдав за его мучениями. — Или денег не хватило?
— За «лефошу» пятнадцать рублей просят, — тяжко вздохнул парень. — Только кто же мне его продаст?
— А теперь слушай сюда, — голос Будищева из насмешливого разом стал серьезным и даже каким-то грустным. — Я тебя за этим павлином самодовольным следить посылал не для того, чтобы ты и меня и всю свою семью под монастырь подвел. Делай, что тебе велено, и никакой самодеятельности, понял? И вот если мы все как по нотам проведем, то и дело сделаем, и сами не попадемся.
— Так ты сам решил? — горячо зашептал, задохнувшийся от восторга Сёмка. — А я уж думал, что отступишься…
— Ша, пернатый! — умерил его пыл наставник. — Давай лучше в трактир сходим и перекусим, а то жрать хочется — сил нет.
— Это мы завсегда со всем удовольствием!
— Тогда собирайся.
— Нищему собраться — только подпоясаться!
Трактир, куда Будищев привел своего ученика, находился не далеко от их дома и был местом достаточно приличным. Обычными клиентами здесь бывали приказчики из окрестных лавок и мелкие коммерсанты и чиновники. Обычно они вели себя чинно и благородно, хотя бывали случаи, когда подвыпившие посетители устраивали скандалы или даже драки. Впрочем, в таких случаях в дело вступал местный вышибала — отставной солдат Игнат — рослый, но при этом немного сутулый, мужик с длинными, крепкими руками и луженой глоткой. Увидев, что кто-то ведет себя неподобающе, он немедленно направлялся к нарушителю спокойствия и говорил густым басом:
— Покорнейше прошу, барин, не извольте безобразничать!
Для завсегдатаев этого обычно хватало, но иногда миролюбие и почтительность отставника некоторыми воспринималась как слабость, и дебош продолжался, хотя и недолго. В таких случаях, Игнат, не церемонясь, хватал проштрафившегося посетителя за шкирку и через мгновение буян оказывался на улице.
Отношения у Игната с Дмитрием были почти приятельские. То есть, Будищев однажды увидевший подобную расправу, проникся нешуточным уважением к профессиональной подготовке вышибалы. А тот, в свою очередь, ценил его как спокойного и вместе с тем щедрого клиента.
— Прикажете отдельный кабинет? — с поклоном спросил половой.
— Не стоит, — покачал головой Дмитрий. — Лучше подай нам щей, да хоть говядины вареной. И чаю с бубликами.
— А вина-с?
— Будем считать, что сегодня пост.
— С говядиной? — одними глазами улыбнулся слуга.
— Вот такой хреновый пост!
— Как угодно-с, — пожал плечами тот и умчался за заказом.
Через пару минут на их столе оказались две чашки дымящихся ароматных щей, большое блюдо с мясом и чайник со свежезаваренным чаем. Сёмка, у которого целый день маковой росинки во рту не было, тут же принялся с аппетитом уплетать поданную ему пищу, а вот Дмитрий, хоть и говорил недавно, что проголодался, на еду особо не налегал. Так, черпнул пару раз ложкой и о чем-то задумался.
— Дмитрий Николаевич, — отвлек его от размышлений Семен, как только справился с первым блюдом.
— Аюшки? — тут же отозвался наставник.
— Опять Максим показался!
— Где?
— Да внутрь заглянул и тут же вышел.
— Ишь ты! Один?
— Ага.
— Ну и ладно.
— А если он чего удумал худого?
— Да ладно тебе. Что он нам может плохого сделать?
— Мало ли. Вон он, какой здоровый…
— Запомни, Сёма, чем выше шкаф, тем громче он падает!
— Хорошо. Только он всё равно здоровый.
— Ты лучше жуй давай, а то что-то совсем притих.
— А ты?
— Да у меня тут дело одно нарисовалось…
— Какое дело?
— Много будешь знать — скоро состаришься! В общем, я пойду, а ты, как поешь, вали домой.
— Я с тобой!
— Ещё чего! Мне свечку держать не надо…
— Вот оно что, — смутился мальчишка, но долго переживать не стал, а выбрал кусок мяса побольше и с удовольствием вонзил в него зубы.
— Давай-давай, — поощрил его Дмитрий, — наедай шею как у быка… хвост!
Договорив, он жестом подозвал полового и расплатился с ним за еду. Потом, шепнул что-то на ухо вышибале и вышел через кухню.
Рассказ мальчишки о том, что революционеры установили за ним слежку, его нисколько не удивил. Дмитрий и сам их давно заметил, благо, что филеры из них были так себе. Хуже было что пацан, совершенно не замечал пары субъектов, постоянно таскавшихся за великим князем и, очевидно, приставленных для его охраны. Срисовать их оказалось делом не сложным. Сёмка пока следил за похождениями адмирала, досконально изучил маршруты его прогулок, и передал их своему наставнику. Так что тому не составило никакого труда несколько раз встретить его как бы невзначай и убедиться во всем самому. Зрительная память у него была хорошая, и скоро он знал агентов «наружки» в лицо. Правда, существовала опасность, что и те его запомнят, но Будищев старался вести наблюдение из дальних алей, магазинов и тому подобных мест.
Через пару минут Максим снова заглянул внутрь заведения, чтобы убедиться в том, что его подопечные на месте. Внутри умопомрачительно пахло едой, но лишних денег у него не было. Вообще, в последнее время дела мастерового шли не очень. Дело было в том, что он всегда остро реагировал на несправедливость и потому был на заводе не самом лучшем счету. Во всяком случае, начальство его недолюбливало и после очередного конфликта строптивому работнику просто указали на дверь. Товарищи, разумеется, не оставили его без помощи, но просить было стыдно, так что пока он был на мели.
На сей раз Сёмка сидел за столом один, усиленно работая ложкой. Правда, прибор и чашка его наставника были ещё на месте, так что, вполне вероятно, тот просто вышел в уборную, но мастеровой всё равно забеспокоился и попытался это выяснить, но тут ему преградил путь Игнат и сурово заявил:
— Ежели господин хороший чего желает, так пусть закажет. А просто так туда-сюда шлындать и беспокоить порядочных людей, никак нельзя-с!
— Я это, — промычал Максим, и хотел было ретироваться, под суровым взглядом вышибалы, но тут у него в голове что-то щелкнуло, и он встал как вкопанный.
— Тебе помочь, болезный? — снова подал голос отставной солдат.
— Не, пойду я, — мотнул головой парень, сообразивший, наконец, что Сёмка доедает порцию своего наставника, а стало быть, тот уже ушел.
Это был очередной провал в его миссии. Как не старался он уследить за бывшим гальванёром, тот частенько исчезал, как будто сквозь землю проваливался. Единственное что можно было сказать в своё оправдание перед товарищами, это то, что у тех получалось шпионить ничуть не лучше.
Идея понаблюдать за Будищевым и Берг, на предмет, не встречается ли те тайком с жандармами, пришла в голову Гриши. Максим и особенно Аркаша с восторгом её поддержали. Возможно, поделись они этой мыслью с Ипполитом или Искрой, те подсказали бы незадачливым шпионам, что агенты вряд ли будут ходить в форме, а без неё их трудно будет отличить от других обывателей, но это не пришло заговорщикам в голову.
Очередь наблюдать за Дмитрием сегодня была у Максима, Гедвига досталась Григорию, а Аркашу не отпустили из дома, очевидно, сочтя, что тот и так взял слишком много воли в последнее время.
Следить за модисткой, было не в пример проще, чем за бывшим гальванёром. Мадемуазель Берг никогда никуда не спешила, не выходила из заведений через черный ход и, вообще, была образцовой поднадзорной. Покинув свою квартиру, она взяла извозчика и отправилась по магазинам. Прежде в таких вояжах ей нередко помогала Искра, но в последнее время, они редко виделись. Сделав необходимые заказы, молодая женщина продолжила свой путь. Обычно в это время к ней присоединялся непонятно откуда взявшийся Будищев, но на сей раз, она путешествовала одна. Добравшись до ничем непримечательного дома на Шафировской, она расплатилась с извозчиком и, немного помявшись, осторожно двинулась внутрь двора.
Пройдя сквозь него, девушка вошла в подъезд и в этот момент едва не вскрикнула от страха. Кто-то закрыл ей глаза руками и тихонько шепнул на ушко:
— Привет!
— Боже, как ты меня напугал! — накинулась она на беззвучно смеющегося Дмитрия. — Ну, что у тебя за манеры?
— Прости, любимая, — повинился тот.
— Ни за что! Ты меня в гроб вгонишь когда-нибудь.
— Не сегодня.
— И на том спасибо. Кстати, что за таинственность? Зачем мы вообще приехали сюда?
— Сюрприз. Хочу снять здесь квартиру для нас с тобой.
— А почему здесь?
— То есть, на счет совместного проживания у тебя возражений нет?
— Я этого не говорила!
— Так скажи.
— Всё не так просто. Ты же знаешь мои обстоятельства.
— И я тебе предлагаю неплохой выход.
— Какой?
— Обвенчаемся. Будем жить вместе. Одной семьей. Что скажешь?
— Никогда не могла понять, когда ты серьезен, а когда поясничаешь, — печально вздохнула модистка. — Мы так и будем тут стоять?
— Прости, — усмехнулся Дмитрий. — Пойдем, покажу наше будущее гнездышко.
Квартирка и впрямь была недурна, да к тому же хорошо обставлена. Правда, мебель была накрыта чехлами от пыли, но во всём этом чувствовалась такая ухоженность, что невольно вызывало подозрения. Вдобавок ко всему, в гостиной был накрыт стол. Бутылка вина, фрукты, пирожные и конфеты.
— Я смотрю, ты подготовился, — покачала головой Геся. — Марсалу купил…
— Ты ведь её любишь, — пожал плечами Будищев, и, откупорив бутылку, принялся разливать содержимое по бокалам.
— Да, но от неё я быстро пьянею и хочу спать.
— Ну и пусть. Отсюда нас никто не попросит, по крайней мере, ближайшую неделю. А если хочешь — оставайся навсегда.
— Я бы хотела здесь жить, — мечтательно заявила девушка, закончив осмотр. — Но это, наверное, очень дорого?
— Это единственное препятствие?
— Нет. К сожалению, нет.
— Что тебя беспокоит?
— Не знаю даже, как тебе сказать. Я… я боюсь.
— Ипполита?
— И его тоже. И Григория, и Искру, и Максима, и даже иногда Аркашу. Они на самом деле — страшные люди. Да-да. Гриша, если хочешь знать, почти не расстается с револьвером.
— Я знаю.
— Но, откуда?
— У него пиджак постоянно топорщится, как у алкаша, прячущего бутылку.
— Напрасно ты так беспечен. Тебе, наверное, смешно наблюдать за их слежкой, а они ведь на всё способны, если решат, что я изменила их делу!
— Если хочешь, мы вообще можем уехать туда, где нас никто не найдет.
— Где же такое место?
— Сколько угодно.
— Например?
— Ну не знаю. Скажем, в Америке.
— Ты серьезно?
— Вполне. Мне тут, кстати, обещали неплохие денежки за такой вариант. Я тогда отказался, а теперь думаю, может зря?
— Что-то случилось?
— Много чего.
— Не хочешь рассказать?
— Давай не сейчас.
— Вот так всегда, — горестно вздохнула девушка. — Ты опять что-то от меня скрываешь. И я почти уверена, что это нечто ужасное.
— Ты меня раскусила.
— Что?!
— На самом деле я беглый каторжник.
— Будищев! Паяц ты — а не каторжник! — начала возмущаться Геся, но Дмитрий тут же закрыл ей рот поцелуем.
Этому она сопротивляться не могла. Он, вообще, в последнее время обрел над ней какую-то совершенно необъяснимую и почти гипнотическую власть. Оставшись одна, она часто хотела порвать с ним и никогда больше не видеть, но стоило ему улыбнуться, обнять или взять за руку и воля к сопротивлению куда-то сразу улетучивалась, ноги делались ватными, дыхание учащалось, а сердце начинало биться так, будто вот-вот выскочит из груди.
Наверное, она влюбилась, но это всё было так не похоже на то, что она испытывала раньше, что девушка никак не могла определиться, что же она чувствует к этому странному человеку. Несмотря на молодость, Геся успела хлебнуть горя, и многое повидала, и, возможно, оттого, нисколько не обманывалась на счет душевных качеств Дмитрия. Он легко мог обмануть, ограбить, или даже убить другого человека, если бы счел это необходимым, и нисколько не терзался бы угрызениями совести на этот счет. Но вместе с тем, бывший унтер умел быть добрым, щедрым и заботливым с теми, кого считал своими и, не колеблясь, поставил бы на кон свою жизнь, чтобы помочь другу.
А ещё ей никогда и ни с кем не было так хорошо как с ним. Не то, чтобы у неё было слишком много опыта в этом, как раз напротив, но ни Николаше, ни уж тем более Ипполиту не удалось разбудить в ней женщину. Первый был так давно, что она стала забывать о нём, а второй стал теперь просто противен! Мысль о том, что она может остаться с Крашенинниковым отныне вызывала у девушки дрожь. Всё в нём, пухлые губы, заросшие рыжими волосами тело и руки, да ещё липкий взгляд прожжённого дельца не вызывали в душе ничего, кроме отвращения и даже за все деньги мира, она не осталась бы с адвокатом.
Между тем ласки Дмитрия становились всё настойчивее и откровеннее, корсаж платья уже пал под натиском ловких пальцев и скоро оно совсем капитулировало, скользнув вниз. Вслед за ним последовали нижние юбки, корсет и, наконец, два разгоряченных тела слились в порыве страсти, на большой кровати с балдахином, после чего мир перестал существовать для них.
— Интересно, что сказали бы хозяева квартиры, когда узнали бы, как именно мы проводим осмотр? — промурлыкала Геся, когда немного отдышалась.
— Пусть завидуют молча, — отозвался Будищев и обнял её.
Некоторое время они лежали так, а потом глаза девушки закрылись, и она заснула, доверчиво прижавшись к плечу своего любовника. Тот некоторое время лежал без движения, а затем, убедившись, что она крепко спит, выскользнул из постели, и с нежностью посмотрев на неё тихонько шепнул:
— Прости.
Затем осторожно ступая, вышел прочь и стал одеваться в приготовленную заранее одежду. Надвинув на глаза картуз он полюбовался на себя в зеркало. Мастеровой и мастеровой, много их таких ходит. После чего, оставшись довольным увиденным, вышел через черный ход.
Григорий с самого начала почувствовал неладное и потому решил не уходить сразу, а дождаться возвращения Гедвиги, благо, обычно её визиты длились недолго. Но из дома, к его удивлению, вышла не она, а Будищев, «Опять Максим его упустил», — не без раздражения подумал студент, и повинуясь какому-то наитию двинулся за ним следом. «А может, этот ушлый гальванер, как раз сейчас и встретится с жандармами?» — мелькнула мысль в голове соглядатая и он, крадучись, пошел за ним в сторону особняка заводчика Малкиеля. Основной достопримечательностью этих мест был большой, но при этом довольно неухоженный парк. Куда, судя по всему, и направлялся объект его слежки.
Будь Назимов человеком другого склада, он трижды подумал бы стоит ли идти в заросли за человеком с репутацией Будищева, но сердцу студента, твердо решившего пожертвовать собой ради революции, был неведом страх. Заросшая травой земля глушила стук шагов, и Григорий почувствовал себя «Следопытом» из романов Джеймса Купера. «Только вот добыча куда-то подевалась» — успел подумать он, как вдруг что-то ударило его по затылку и сознание доморощенного последователя Натаниэля Бампо погрузилось во тьму.
Пока студент был в отключке, Будищев сноровисто обыскал его и с удовлетворением извлек наружу странный револьвер с зигзагообразными проточками на барабане. Раньше ему такое оружие видеть не приходилось, отчего тут же захотелось затрофеить редкую вещь, но опыт и здравый смысл немедля загнали не вовремя проснувшуюся жабу на место. Вместо этого, он стащил с Григория тужурку и, обернув ею револьвер, дважды спустил курок.
Его затея удалась — выстрелы прозвучали совсем не громко и не привлекли ничьего внимания. Оставалось только вернуть оружие на место и действовать дальше.
В последнее время великий князь Алексей Александрович жил как в лихорадке. Кузина Зинаида, так неожиданно возникшая в его жизни, положительно занимала все его мысли и заставляла совершать безумства, на которые он прежде никогда бы не решился. Они везде появлялись вместе, вызывая этим пересуды досужих кумушек. Но что ему было за дело, до злых языков?
Чтобы заслужить её одобрительную улыбку, он был готов на всё. Служить ей пажом, да что там пажом — хоть кучером — вот что было для него счастьем! И если бы царственный отец велел ему прекратить ухаживать за женой двоюродного брата, он, скорее бы, предпочел выйти в отставку, но не разлучаться с ней. Именно поэтому он вышел из себя, когда противный старик вздумал говорить ему о несчастном случае с экипажем. Ведь этот скандал мог разлучить его с любимой женщиной. Ну, подумаешь, какая-то девчонка немного испугалась лошадей, зато как весело смеялась Зизи, когда они мчались навстречу ветру, как волнительно развевались её локоны!
Что было самым обидным, столь широко обсуждаемая в свете связь, не принесла ещё великому князю никакого удовлетворения. Зинаида Дмитриевна оказалась самой настоящей кокеткой. Щедро одаривая его обворожительными улыбками и недвусмысленными намеками, чертовка всякий раз ухитрялась выскользнуть из его объятий, оставив тем самым в дураках.
Ей богу, стань это обстоятельство известным, самый молодой адмирал Российского флота превратился бы во всеобщее посмешище и мишень для шуток записных остряков гвардейского экипажа. Но баста! Больше он не позволит водить себя за нос и поставит вопрос ребром. Угодно ли графине Богарнэ стать его, или же пусть она ищет другую мишень для своего кокетства! Именно для этого он тайком снял квартиру, куда и привез сегодня её. Ну, а куда ещё? Не в Запасной же дом Зимнего дворца, где проживал холостой великий князь, и где прислуга не замедлит сообщить отцу о подобном падении нравов.
— Где это мы оказались? — с лукавым смешком проворковала прелестница, бесстыдно глядя ему прямо в глаза.
— Хотел показать вам здешние места, — со значением в голосе, отвечал ей кавалер. — Думаю, знаете ли, не построить ли мне тут дворец. Что скажете?
— А отчего же здесь, на Мойке?
— Место хорошее. До Адмиралтейства недалеко и казармы Гвардейского экипажа рядом, да и до верфей рукой подать. Я же моряк.
— И впрямь недурное место. Но это всё?
— Нет, дорогая моя, — плотоядно ухмыльнулся великий князь и велел кучеру остановиться.
Ничто не предвещало трагедии, но едва коляска остановилась, а адмирал встал, чтобы сойти с неё, где-то неподалеку раздались два сухих хлопка. Поначалу никто не обратил на них внимания, но Алексей Александрович, вдруг, неловко пошатнулся и упал на сиденье рядом со своей спутницей. Та поначалу хотела было возмутиться от такой бесцеремонности, но, увидев, что на груди великого князя расплывается два красных пятна, пронзительно завизжала.
Для следовавших за ними филеров случившееся так же стало полной неожиданностью. В последнее время, они, откровенно говоря, расслабились. Высокопоставленный подопечный вел себя спокойно и хлопот не доставлял. Разве что мотался по всему городу в своем экипаже, но начальство, снизойдя к нуждам «топтунов» выделило им коляску с кучером, так что служить было сплошным удовольствием.
— Что случилось? — изумленно спросил один из них.
— Кажись, стреляли, — потерянным голосом отозвался напарник.
— Чего сидите дурни? — вызверился на низ возница. — Великого князя убили, а вам и горя нет!
— Как убили?
— Каком кверху, едрить вашу лапоть! Не слышите, стреляли?
— Откуда?
— Должно из парка, — сообразил, наконец, один из филеров и бросился бежать в указанном направлении.
За ним, сунув в рот свисток и оглашая окрестности отчаянным свистом, тронулся второй.
— Вот же бестолочи! — покачал головой кучер, и пошел к экипажу великого князя, чтобы предложить помощь, если таковая понадобится.
Тем временем сотрудники охранки, неслись вперед как раненые лоси, с ужасом понимая, что спокойная жизнь кончилась и только своевременная поимка преступника может хоть как-нибудь смягчить их незавидную участь. Вот только где же его сыскать?
— Глянь, студент с револьвертом! — раздался чей-то крик совсем рядом.
— Какой студент? — даже остановился филёр, но тут ему навстречу и вправду выбежал молодой человек с безумным взглядом и расхристанной одежде.
— Лови наркомана! — закричал тот же голос.
— Чего?!
Но тут вышедший им навстречу юноша, и вправду оказавшийся студентом, вытащил из-за пазухи револьвер и с недоумением посмотрел на него.
— Стой, паскуда! — заорал от неожиданности полицейский и, бросившись вперед, сбил его с ног.
Завладев оружием, он внимательно осмотрел добычу и облегченно вздохнул. Из ствола ощутимо пахло только что сгоревшим порохом, а в барабане не хватало двух пуль.
— Держи его, Пахом, — опасливо косясь на них, заявил напарник. — Еще утекёт падлюка!
— От меня не сбежит, — осклабился филёр. — Я ему все ноги, если надо переломаю, а удержу!
— Что вам от меня нужно? — простонал Григорий. — Я ничего не делал!
— Конечно, ничего! Так, подумаешь, Его Императорское высочество подстрелил…
— Кого?!
— Великого князя Алексея… да что с ним разговаривать, бей!
Когда избитого и обессиленного Назимова доставили, наконец, в жандармское управление, он успел немного поразмыслить. Поначалу, он несколько раз пытался объяснить схватившим его полицейским, что ничего не знает, что оказался здесь случайно и, что может всё объяснить, но всякий раз это было лишь поводом к новым побоям. Однако когда к нему вернулась способность соображать, он с изумлением понял, что вся эта история со слежкой за мастеровым, выглядит настолько бредово, что ему не поверила бы и родная мать. К тому же, как только жандармы узнают его имя, они без малейших затруднений выяснят и его образ мыслей, а так же принадлежность к революционным кругам и тогда ему точно не отвертеться.
С другой стороны, он ведь всерьез готовил себя к жертве во имя грядущей свободы. И пусть убить он собирался царя, а не его сына, но разве не останется в веках имя того, кому первому удалось пустить кровь императорской фамилии? И если он будет держаться твердо и прямо, как и подобает народному мстителю, разве это не станет примером для всех, кто последует за ним?
— Как ваше имя? — спросил его дежурный офицер.
— Иван Непомнящий, — отозвался Григорий разбитыми губами.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул жандарм. — А за что вы убили Великого князя Алексея Александровича?
— За то, что он принадлежит к семье царя… за то, что он жирует за счет народа… за то, что он и ему подобные … Смерть тиранам!
— Довольно, я вас понял, — поморщился дежурный, и обернулся к подчиненным. — Отведите негодяя в камеру, и следите, чтобы ничего над собой не сделал!
Дмитрий в это время, как ни в чём ни бывало, вернулся в столь удачно снятую им квартиру. Сегодня все части мозаики сложились воедино и он спокойно и методично осуществил свой план. С помощью Сёмки он выследил великого князя и узнал, что тот тайком снял квартиру. Догадаться, зачем ему это нужно, было совсем не трудно. Появлялся он здесь всегда в одно и тоже время, так что остальное оказалось делом техники. Разве что, присутствие графини Богарнэ оказалось сюрпризом, но так даже лучше. Добавилось драматизма.
Правда, студента в его плане изначально не было. Но увязавшийся за ним Назимов сам подписал себе приговор. Нечего за героями войны ходить с револьвером в кармане. Сначала он даже хотел воспользоваться оружием Гришки, но стрелять из незнакомого ствола на такое расстояние было той ещё лотереей. Так что, пришлось обойтись своим. Но это ничего, про трассологические и баллистические экспертизы в этом времени ещё никто не слышал, так что сойдет. К тому же была вероятность, что тот очнется немного раньше и успеет уйти…
Теперь нужно было, как можно скорее возвращаться в квартиру. Если Геся не заметит его отсутствия, то у него будет алиби. Не бог весть какое, но всё же. Вообще, её, конечно же, не стоило впутывать во всё это, но ничего другого на ум не пришло. А так, снял квартиру для встреч с любовницей, был с ней, никого не видел, ничего не слышал.
Правда, оставался ещё Григорий. По-хорошему надо было его пристрелить, да и дело с концом. Но, сразу не стал, а потом удобного случая не представилось. Испытывал ли он угрызения совести? Нет! Они сами этого хотели, к этому всячески готовились, так что Будищев всего лишь помог осуществлению их мечты. И вообще, они ведь тоже собирались его использовать в качестве киллера. Что тут скажешь, за что боролись — на то и напоролись! Правда эти собирались убить не сына, а отца… но следующие не побрезгают и сыном, хоть и другим. Это Дмитрий знал наверняка, поскольку детдом, в котором ему пришлось в своё время жить, находился на улице Каляева. Тогда ещё местные бучу подняли, мол, не желаем жить на улице, названной в честь убийцы. Память у него всегда была хорошая, вот и запомнил.
