Глава 11
В воскресенье весь Петербург стремится покинуть душный и пыльный город, чтобы хоть на краткий миг забыть о многочисленных заботах и оказаться где-нибудь поближе к природе. Люди состоятельные снимают для этого дачи, где и живут в свое удовольствие. Публика попроще обходится пикниками. Разумеется, и в этом деле есть градация. Одни отправляются за город в наемном экипаже, и, заняв со своими спутниками целую поляну, проводят время весело и непринужденно. Другие же, положив в корзинку нехитрую снедь, сначала путешествуют до окраины на конке, потом идут пешком и, оказавшись в замусоренной предыдущими отдыхающими роще, с трудом находят себе более или менее чистый уголок для скромного отдыха.
Среди многочисленных компаний, выехавших в тот день на природу, совершенно затерялась одна, состоявшая из двух очаровательных барышень и их кавалеров — представительного господина и двух молодых людей.
Прислуги у них с собой не было, но, пока юноши пытались развести огонь в самоваре, дамы быстро расстелили большую скатерть и разложили на ней прихваченные с собой припасы. Для пикника всё было готово, но, похоже, что к их компании должен был присоединиться кто-то ещё.
Удивляюсь я вам, Гедвига Генриховна, — рассыпался в комплиментах молодой человек постарше. — Всё-то у вас в руках спорится. Что платье сшить, что на стол накрыть.
— Что же тут удивительного, Григорий, — улыбнулась в ответ девушка. — Я с детства привыкла помогать матери по хозяйству. Поэтому мне всякое дело привычно.
— Но вы всё делаете с таким изяществом…
— Оставьте, Гриша, — мягко остановила она его. — Мы ведь здесь, кажется, по делу?
— Да-да, конечно, — спохватился тот и воровато оглянулся, не обратил ли ещё кто внимание на то, как он распустил хвост.
Однако Ипполит Сергеевич был занят лошадью, Искра, как обычно, погружена в свои мысли, а Аркаша вообще никого, кроме неё, не видел, хотя и старался держаться поодаль.
— Что с бедным мальчиком? — поинтересовалась модистка. — В последнее время он сам не свой.
— Влюблен-с, — ухмыльнулся в ответ студент.
— Это вовсе не новость, — покачала головой девушка.
— Вы заметили?
— Тут и слепой бы заметил. Но я так же вижу, что с ним определенно что-то происходит. Вы не знаете — что?
— Взрослеет, — пожал плечами Григорий, отлично знавший, после чего именно бедолага-гимназист ходил как мешком ушибленный.
— Но где же Максим? — обеспокоенно спросил Крашенинников, распрягший, наконец, пролетку и вернувшийся к компании. — Пора бы ему и появиться с новым знакомым.
— Кстати, а кто этот таинственный «новый знакомый» нашего друга? — спросила Гедвига. — Вы только и делаете в последнее время, что шепчетесь о нём, так что я совершенно заинтригована.
— Не знаю, — с деланным равнодушием ответил Григорий и отвернулся. — Я никогда его не видел.
Услышавшая ответ Искра поморщилась от столь неприкрытого вранья, но вмешиваться не стала и принялась отгонять мух от провизии. Аркаша сделал робкую попытку помочь ей, но наткнувшись на внимательный взгляд, ещё больше стушевался.
— А вот и они! — воскликнул Ипполит Сергеевич, заметив подходивших к ним двух молодых людей.
Хотя Максим был настоящим богатырём, его спутник совершенно не терялся на его фоне. Тоже довольно рослый, но более сухой телосложением, с приятными чертами лица. Впечатление немного портили фатоватые усики, придававшие ему несколько легкомысленный вид, но внимательный и цепкий взгляд выдавал в нём человека бывалого и решительного.
— Здравствуйте, товарищи! — шумно поприветствовал собравшихся мастеровой. — Вот, привел к вам, как и обещался, своего нового друга. Это — Дмитрий — прошу, как говорится, любить и жаловать!
— Чрезвычайно рад знакомству! — церемонно заявил Крашенинников и протянул руку.
— Взаимно, — хмыкнул Будищев в ответ и крепко пожал её.
Окинув быстрым взглядом поляну, он тут же узнал побледневшую и переменившуюся в лице Гесю, а также её спутницу, бывшую с модисткой в магазине Линдстрема.
— Слышал о вашем деле, — продолжал Ипполит Сергеевич после церемонии представления. — К сожалению, я слишком поздно узнал о нём, а то бы немедля вмешался. Помочь человеку, вступившемуся за ребенка, я полагаю священным долгом…
— А вы — прокурор? — бесцеремонно перебил его новый знакомый.
— Нет, я — адвокат, — отозвался Крашенинников, которого трудно было сбить с толку вопросом. — И всегда готов прийти на помощь к невинно пострадавшему.
— Тоже неплохо. Но это не про меня.
— В смысле? — смешался-таки оратор.
— Ну, я к «невинно пострадавшим» точно не отношусь, — охотно пояснил Дмитрий. — Я реально дал мастеру по физии, за что и загремел в участок.
— Но ведь он избил мальчика, не так ли? — пришла на помощь Ипполиту Искра.
— Было дело.
— Я вам так завидую! — вмешался в разговор молчавший до сих пор Аркаша. — Вы сделали настоящее дело и даже побывали в тюрьме…
— Дурное дело — нехитрое, — хмыкнул в ответ гальванёр.
— Вы, как будто, совсем не гордитесь своим поступком? — изумился гимназист. — Разве выступить против преступного режима — дурное дело?
— Дурное дело — попасть в тюрьму!
— Как это верно сказано, — поддержал Будищева Крашенинников и попытался вернуть разговор в заготовленное русло. — Ну, что же, товарищи, раз уж все в сборе, прошу к столу, точнее, некоторым образом, к скатерти.
Немедля были откупорены бутылка водки для мужчин и марсалы для дам и наполнены стаканы.
— Ну, что же, давайте за знакомство!
— Ага, за случайное, — вполголоса заметил Дмитрий, но отказываться не стал.
Все, кроме Аркаши, которому на сей раз не наливали, с удовольствием выпили и принялись за закуску. За первым тостом последовал второй, за ним — третий. Разговоры во время пикника велись самые крамольные. Искра и Ипполит рассказывали о различных беззакониях и несправедливостях, творившихся на необъятных просторах России. Максиму, хлебнувшему немало лиха за свою жизнь, также было что рассказать. Гимназист Аркадий им охотно поддакивал. И только обычно разговорчивая Гедвига отмалчивалась и прятала взгляд.
Дмитрий тоже старался меньше говорить и больше слушать, пытаясь понять, куда клонят его новые знакомые. Иногда он бросал удивленный взгляд на модистку, как будто желая что-то спросить. Но та упорно отворачивалась, делая вид, что они прежде не встречались.
— Вот взять хоть вас, — продолжал разглагольствовать Крашенинников. — Вы — герой войны — георгиевский кавалер, и вообще, человек заслуженный; вступились за беззащитного ученика и тут же угодили в кутузку! Каково! Где еще возможен подобный полицейский произвол, я вас спрашиваю?
— Беда, — с хитрой усмешкой вздохнул Будищев, сохранивший, несмотря на выпитое, полную ясность мыслей.
— Вот именно! Беда! Беззаконие…
— Я говорю, — перебил его гальванёр, — если каждый чуть что будет в рыло бить и самосуд устраивать, то мы правовое государство никогда не построим! Вы же хотите жить в правовом государстве?
Если бы небо разверзлось и на многострадальную землю просыпался каменный дождь, наверное, и тогда собравшиеся были меньше удивлены этими словами.
— Простите, как вы сказали? — даже переспросил немного опьяневший уже Ипполит.
— Я спросил, желаете ли вы жить в «правовом государстве»?
Похоже, на сей раз Дмитрию удалось сбить с толку Ипполита, и прожженный адвокат не нашелся, что сказать в ответ.
Будищев же, пока тот собирался с мыслями, встал со своего места и пересел ближе к женщинам, бесцеремонно отодвинув вспыхнувшего Аркашу от предмета его обожания.
— Мы, кажется, уже встречались? — спросил он у Искры.
— Да, — без тени улыбки отвечала ему барышня. — В магазине «Линдстрема».
— Верно. Но вы так быстро сбежали, что можно было подумать, что за вами волки гонятся.
— Мы не сбегали. Просто все необходимые покупки были сделаны, и нам была пора возвращаться.
— Вам?
— Да, нам. Мне и мадемуазель Берг.
— Как интересно, и давно вы знакомы с госпожой Берг?
— Порядочно. А вы?
— А мне кажется, что я её совсем не знаю!
— Дмитрий, прекратите, — попросила Гедвига и закусила губу.
— Ну вот, — с досадой вздохнул гальванёр. — Больше года не виделись, а вместо «здравствуйте» — «прекратите»!
— Я смотрю, вам совсем не интересно то, что говорят Григорий или Ипполит? — пришла на помощь подруге Искра.
— Нет.
— Отчего так? — звенящим голосом спросила девушка так, что все поневоле затихли и с удивлением уставились на них с Дмитрием.
— Да как вам сказать, барышня, — уклончиво отвечал ей Будищев. — Они разговоры ведут, точно как мужики в моей деревне.
— В каком смысле?
— В лесу о бабах, с бабами о лесе!
Подвыпивший Григорий от услышанного сначала засмеялся, затем, видимо, сообразив, что дело неладно, замолчал. Ипполит Сергеевич тоже хмыкнул, но лицо его оставалось серьезным. Максим, напротив, помрачнел и стал поглядывать на приведенного им товарища с неприязнью. И только Аркаша, увидев, как вспыхнула от слов Дмитрия Искра, вскочил и, заикаясь от гнева, потребовал:
— Немедленно извинитесь!
— Чего? — искренне удивился Будищев.
— Немедленно извинитесь перед дамами!
— Вы же ему вроде не наливали? — пожал плечами гальванёр и ловко, одним движением, встал с земли и тут же сделал шаг в сторону, уклоняясь от пролетевшей мимо пощечины гимназиста.
Не ожидавший такого подвоха мальчишка не смог удержать равновесия и наверняка растянулся бы на скатерти с разложенным на ней угощением, если бы Будищев не схватил его за шиворот.
— Держись за воздух, когда падаешь! — с издевательской усмешкой посоветовал он Аркаше, и отпихнул того в сторону.
— Дмитрий! — с отчаянием в голосе вскрикнула Гедвига и умоляюще посмотрела на него.
— Ладно, господа хорошие, — издевательски поклонился Будищев. — Спасибо за угощение, за доброту, за ласку! Люди вы, видать — неплохие, только разговоры ведёте поганые. Ну, да это не моё дело. Прощевайте!
Договорив, он крутнулся на каблуках и, не оглядываясь, пошагал прочь, провожаемый недоумёнными взглядами присутствующих. Первым опомнился Максим и, крикнув товарищам, — «я его верну» — бросился следом.
— Не стоит, — попытался было остановить его Крашенинников, но было поздно, и адвокат лишь махнул рукой.
— Что это было? — с глупым смешком спросил Григорий.
— Он почувствовал неладное и ушел, — с досадой ответила модистка.
— Почувствовал? — переспросила Искра.
— Да, как зверь! Зачем вы устроили этот глупый фарс с пикником? Почему ничего не сказали мне?
— Прости. Это была не моя идея.
— А чья же?!
— Моя, — хмуро отозвался Ипполит. — Хотелось посмотреть на него в непринужденной обстановке…
— О Господи!
— Но, как он смел так разговаривать… — попытался влезть в разговор красный от конфуза гимназист, но модистка перебила его.
— Аркаша, чтобы вы были здоровы, но когда разговаривают взрослые люди, маленькому мальчику надо держаться в сторонке, а то он никогда не вырастет!
— Я вам не мальчик!
— Полно, товарищи, довольно ссор, — прекратил препирательства Крашенинников. — Давайте лучше выпьем, что ли…
— Что-то Максим долго не возвращается, — сказал Григорий, берясь за бутылку. — Наверное, догнал этого Будищева!
— Надеюсь, что нет, — покачала головой Гедвига.
— Что, простите?
— Я говорю, что больше не буду пить ничего, кроме чая.
Максим бежал вслед за Дмитрием, чувствуя внутри себя всё большее раздражение против этого человека. В самом деле, что это Будищев стал себя так вести? Нагрубил хорошим людям, барышень обидел. Ну, ничего, сейчас он его догонит и мозги вправит. Будет знать, как в порядочном обществе обращаться. Правда, тот как сквозь землю провалился и урок, похоже, придется немного отложить…
— Ты не меня ищешь? — раздался над самым ухом насмешливый голос.
Мастеровой отшатнулся и, махнув кулаком, попытался достать Будищева, но в этот момент его по ребрам будто кувалдой ударили, напрочь вышибив весь воздух из легких. На какое-то мгновение в глазах померк свет, а когда Максим очнулся, его противник был уже сверху и выкручивал ему руки.
— Пусти! — попытался вырваться парень, но не тут-то было.
— Не дергайся, а то руки переломаю, — спокойно посулил ему Будищев и так дернул, что пленник едва не взвыл.
— Пусти, больно!
— Ага, сейчас! — ослабил хватку гальванёр. — Рассказывай лучше.
— Что тебе рассказывать?
— Всё. Максимально подробно и по порядку. Кто дал тебе задание меня привести к этим людям и, самое главное, — зачем?
— Никто мне ничего не… ой!
— Повторяю вопрос. Кто и за каким хреном приказал тебе — дурню стоеросовому — привести меня сюда?
— Да случайно всё это получилось… ай!
— Ты меня не понял, — печально вздохнул Дмитрий. — А объяснять времени нет!
— Да мы постоянно толковых людей ищем. Таких, чтобы за серьезное дело взяться не побоялись!
— И я вам достойным показался?
— Ну а что?! За мальчишку заступился, на конфликт с хозяевами пошел. Ипполит сказал, чтобы я тебя привел…
— Стало быть, он знал про меня?
— Ну, да. Портниха эта — Берг — про тебя ему рассказала.
— Очень интересно. И что же она такого обо мне ему поведала?
— Что стреляешь хорошо. Вообще никогда не промахиваешься.
— О как! И часто вы такие разговоры ведёте?
— Нет, просто это вскоре после покушения Соловьева было…
— Понятно, — хмыкнул Будищев и, отпустив своего пленника, поднялся и стал отряхивать испачканные землёю штаны с сапогами.
С трудом поднявшийся Максим зло посмотрел на него, но драться больше не решился и лишь коротко пробурчал:
— Здоровый, чертяка!
— Не жалуюсь, — усмехнулся Дмитрий. — А вот ты бы своё здоровье поберег бы!
— Это ты про что?
— Про то, что ничего хорошего, лично для тебя, из этих посиделок не выйдет. Как пить дать, на каторгу загремишь!
— Я не боюсь!
— Это потому, что мозгов нет.
— А у тебя есть? Ты, значит, умный, а все вокруг дураки!
— Ну почему — только я? Вон Ипполит ваш, тоже не дурак, хотя и с такими, как вы, хороводит.
— Ты про что?
— Да так. Ты, к примеру, чем займешься, если ваша возьмет?
— Не знаю, — растерялся Максим, никогда так далеко не заглядывавший.
— А я знаю. Так и будешь на фабрике спину гнуть.
— Так что с того? Это же совсем другая жизнь будет!
— Для кого как. Вот для Крашенинникова она точно переменится. Он ведь в депутаты, а то и выше, поднимется. А ты, как был работягой, так и останешься.
— Так ить, Ипполит Сергеевич — человек учёный!
— А тебе кто мешает учиться? Вон на всякую ерунду время есть. В университет, понятное дело, уже не получится. А вот толковую специальность приобрести — почему нет?! Ладно, ты мальчик уже большенький, сам разберешься, что к чему.
Договорив, Дмитрий поправил на голове картуз и с независимым видом двинулся прочь.
— Ты куда? — окликнул его Максим.
— Вещи забирать. Ты ведь меня не от доброты душевной к себе жить позвал?
— Ну…
— Баранки гну! В общем, в вашем блудняке я участвовать не желаю — так своим и передай. И больше меня не ищи, а то я не всегда такой ленивый.
— Ты про что?
— Да так. Яму мне копать неохота было. Бывай!
Супруги Половцевы, несмотря на родство с богатейшим банкиром Петербурга, жизнь вели самую скромную, хотя нельзя сказать, чтобы бедную. Просто у них была самая обычная квартира с минимумом прислуги. Отсутствовал свой выезд, составлявший для всякого сколько-нибудь состоятельного жителя столицы вещь совершенно обыденную. Посещая театр, они не бронировали ложу, а довольствовались партером. Гости у них также собирались не слишком часто, но, по меньшей мере, дважды в месяц Надежда Михайловна с Александром Александровичем устраивали что-то вроде приема для друзей и сослуживцев. Иногда к ним даже захаживали довольно значимые персоны, но обычно всё было очень скромно.
Вот и на сей раз, к ним пожаловали с визитом супруги Гриппенберг. Глава семейства — Оскар Карлович — был столоначальником в одном департаменте с Половцевым, а их жены были весьма дружны, насколько это вообще свойственно петербургским дамам. Поднявшись по лестнице, они скоро оказались перед дверью Половцевых, и тут возникла небольшая заминка. Вместо привычной крутилки механического звонка, на стене красовалась непонятная кнопка с надписью рядом — «Просьба нажимать здесь». Оскар Карлович, недоумевая, нажал на неё и тут же раздался громкий звонок, не похожий ни на что слышанное ими прежде. Это было так странно, что почтенный глава семейства не удержался и нажал ещё раз. В третий раз позвонить не получилось, поскольку появилась горничная и пригласила гостей войти.
— Ах, моя дорогая, — спросила крайне заинтригованная мадам Гриппенберг у своей подруги. — А что это был за странный звук?
— О чём вы, душечка? — томно вздохнула Надежда Михайловна.
— Ну, я про тот металлический звон, раздавшийся, как только мой Оскар нажал на эту странную кнопку.
— Ах вот оно что, — улыбнулась хозяйка дома. — Это новейшее изобретение. Называется — электрический звонок. Подарок papa.
— Какая прелесть! — простонала Амалия Витольдовна. — Вероятно, это чудо из Парижа?
— Вы же знаете, милая моя, — пожала плечами Половцева, — что я не вхожу в такие мелочи. Но, кажется, да. Впрочем, эту забавную вещицу можно купить и здесь, в Петербурге.
— Что вы говорите? — просто взвизгнула госпожа Гриппенберг и с надеждой уставилась на подругу.
— Надо спросить у мужа. Вроде бы у него осталась визитка с адресом мастера.
— Вы бы нас крайне обязали!
— Ах, какие пустяки. Это совершенно не стоит благодарностей.
Званый вечер прошел в теплой и, можно даже сказать, дружеской обстановке, но едва супруги Гриппенберг покинули гостеприимных хозяев, Амалия Витольдовна вкрадчивым, но, вместе с тем, не допускающим возражений, голосом заявила мужу:
— Дорогой, я хочу, чтобы у нас появился такой же звонок!
— Что, прямо сейчас? — имел неосторожность пошутить Оскар Карлович, пребывавший в довольно благодушном настроении после нескольких рюмок хереса.
Прозвучавшим в ответ голосом можно было морозить свиные туши на рынке.
— Вы совершенно точно меня поняли, мой друг, — прошипела в ответ дама и глаза её сверкнули так, что свет газового рожка в коридоре стал на мгновение излишним. — Я даже удивилась вашей догадливости!
Поправившегося, наконец, Сёмку забирали из больницы с почётом, как будто он был не заводским мальчиком на побегушках, а по меньшей мере — сыном приказчика. Батька, правда, его встречать не пришел, но, может, оно и к лучшему, а то у него рука тяжелая, а разговор короткий. Сначала выдерет, а уж потом дознаваться будет, что и как. Но пришла мамка — рано постаревшая худая женщина с измученным лицом, а с ней Стеша, воспользовавшаяся тем, что её собственный отец был на работе. Ради такого дела она принарядилась в новую кофточку и в свою лучшую синюю юбку, на шею повесила бусы, а в косы заплела ярко-алые ленты и была просто чудо как хороша. Так что у мальчишки, всерьез считавшего её своей невестой, на душе потеплело.
Но, самое главное, с ними был Дмитрий. Вот уж кто совершенно переменился с момента их последней встречи. Одетый как барин, и так же свободно себя ведущий, он с достоинством выслушал всё, что сказал ему доктор. Сдержано поблагодарил и пообещал скрупулезно следовать всем его предписаниям. Что такое «скрупулезно», Семён не знал, на заранее почувствовал, что спуску ему никто не даст.
— Ой, похудел-то как на казенных харчах! — воскликнула Стешка, завидев, как он спускается по лестнице рядом с Будищевым. — Гляньте, тётенька Евдокия, — вылитый шкилет!
У матери и без того глаза были на мокром месте, так что после слов девчонки бедная женщина едва не завыла, но Дмитрий решительно пресек это безобразие.
— Никаких слез, уважаемая мамаша. Сын ваш жив и здоров, так что радоваться надо! Кстати, насколько я помню, он и до попадания в больницу особо жирным не был.
— Скажете тоже, господин хороший, — тихо отвечала женщина, расцеловывая свою кровиночку. — С чего бы ему толстым быть?
— Ну что, пошли? — деловито спросил Будищев и, щелкнув крышкой на самых настоящих золотых часах, засунул их в карман жилета, так что снаружи осталась только толстая цепочка. — А то дел ещё много.
— Да и идти далеко, — поддакнула Стеша, но тут случилось неожиданное.
Вчерашний гальванёр свистнул, как заправский голубятник у них в слободке, и перед ним тут же, как из-под земли, возник экипаж.
— Куда прикажете, барин? — подобострастно спросил извозчик.
— На Выборгскую сторону, — ответил ему Будищев и стал помогать женщинам садится.
Пока ошарашенная тетка Евдокия, смущаясь от никогда не бывавшей с ней прежде оказии, охая, взбиралась на подножку, Стеша шустро взлетела наверх и с победным видом устроилась на обшитом кожей диване.
— А можно мне на облучок? — с замиранием сердца спросил Сёмка.
— А вот это ты у водителя кобылы спроси, — ответил Дмитрий.
— Дяденька, можно?
— Садись, племянничек, — ухмыльнувшись в бороду, отвечал извозчик и подвинулся.
— Только править ему не давай, — хмыкнул молодой человек и занял своё место.
— Но, мёртвая! — гаркнул на всю улицу тот, и легонько шлёпнул по лошадиному крупу концом вожжей.
Благородное животное, звонко цокая подковами по брусчатке, быстро покатило экипаж вдоль улицы. Степанида Филиппова впервые в жизни ехала на извозчике по Петербургу, и всё ей было внове, а потому девушка только и делала, что вертела во все стороны головой, разглядывая окрестности. Нет, раньше ей, разумеется, приходилось бывать на этих улицах, но одно дело — идти пешком, а совсем другое — мчаться на быстрой как ветер пролетке, будто барыне. Единственное, о чём она жалела, так это о том, что поторопилась сесть, и теперь её место оказалось с краю, а не рядом с Дмитрием, но и так всё было просто замечательно.
Сёмкиной матери тоже не доводилось прежде кататься на рессорных колясках, однако её сейчас занимал более насущный вопрос.
— Господин, — в очередной раз робко спросила она у Будищева. — Стало быть, не возьмут Семена на завод?
— Ничего страшного, — отмахнулся тот. — Я же вам объяснял уже.
— Хозяин мой ругаться будет, — извиняющимся тоном пояснила женщина.
— Скажете мужу, что профессия гальванёра ничуть не хуже любой другой, а по нынешним временам — может даже и лучше.
— Так-то оно так, только не любит он, когда не по его.
— Вот что, мамаша! Я в ваши семейные дела не лезу, но если Сёмку кто пальцем тронет, я не посмотрю — отец это или архиерей! Это первое. Теперь скажите мне, сколько он получал на фабрике Барановских?
— Двугривенный у него поденщина была. Деньги-то немалые!
— Ну, да, конечно! Так вот, у меня он учеником будет получать не меньше. Жить будет у меня, столоваться тоже. Так что вам даже легче станет. Это второе.
— Это что же — я его и видеть не буду? — испугалась женщина.
— Ну почему же — не будете?! Мастерская моя, слава Богу, не на луне. Насмотритесь друг на друга, ещё надоест!
