Глава 12
Несмотря на то, что главный разработчик новейшей митральезы, или как её все чаще называли — пулемёта, покинул фабрику, работа над ней продолжалась. Собственно, механизм её был давно отлажен и дело встало лишь за испытаниями. Но и этот вопрос был решен и даже назначена дата, после чего на завод были прислана команда моряков во главе с офицером. Их предстояло обучить пользоваться новейшим оружием, с тем, чтобы представить его высокому начальству во всей красе.
— Здравия желаю, господин инженер, — звонко поприветствовал Владимира Степановича, командовавший матросами лейтенант. — Вы, верно, не признали меня?
— Нет, отчего же, — улыбнулся Барановский. — Рад видеть вас, дорогой Константин Дмитриевич, в добром здравии и, пользуясь случаем, поздравляю с очередным чином!
— Благодарю, — расцвел Нилов, совсем недавно примеривший лейтенантские эполеты. — Ну что у вас тут, новое изобретение?
— Да, некоторым образом. Пойдемте, покажу.
— С удовольствием.
Через несколько минут инженер с офицером оказались в мастерской, где некогда хозяйничал Будищев. Посреди неё на треногом станке возвышалась митральеза.
— Гатлинги-то повнушительнее выглядят, — хмыкнул лейтенант.
— Зато эта конструкция легче, технологичнее, и куда эффективнее, — парировал Барановский.
— То, что легче — это хорошо, все современные корабли ужасно страдают от перегруза.
— Отчего же так, неужели ошибки при расчетах?
— Случается и такое, — пожал плечами Нилов, — но, главным образом, это плата за прогресс. Пока корабль строится, господа инженеры успевают придумывать массу новых изобретений и чтобы не отставать, приходится их использовать. А новейшие броненосцы и крейсера хоть и велики, но всё же не безразмерны.
— Кажется, это в мой огород камешек? — засмеялся Владимир Степанович.
— Ну что вы, — ухмыльнулся офицер.
Пока они пикировались, рабочие вытащили пулемёт наружу, причём, предварительно с легкостью его разобрав. По отдельности новейшая митральеза и тренога оказались, хоть и увесисты, но вполне подъемны для одного человека.
— Оригинальная система, — счел своим долгом отметить Нилов.
— Вы про станок? Действительно, причем, с самого начала предусмотрено три вида. Тот, что перед вами, а ещё колесный лафет, и тумба, для крепления на палубе.
— Ну что же, давайте попробуем?
— Никаких возражений.
Повинуясь команде офицера, матросы вскрыли цинк с патронами и передали три картонные пачки слесарями. Те сноровисто снарядили магазин и, закончив с приготовлениями, доложили хозяину:
— Готово, Владимир Степанович!
— Ну что, попробуете? — предложил тот Нилову.
— Нет, господин инженер, ваше изобретение, вам, так сказать, и карты в руки!
— Не совсем моё, — вздохнул про себя Барановский, но всё встал к орудию.
Крепкие ладони инженера привычно взялись за рукояти, и большие пальцы утопили гашетку. Громкая очередь немедленно разорвала тишину, и пулеметчика окутали клубы дыма. Экстрактор принялся выплевывать одну за другой стрелянные гильзы и магазин тут же опустел.
— Впечатляет, — оценил Нилов. — Главное, рукоять вертеть не надо и стрелок может сосредоточиться на цели. А какова скорострельность?
— Техническая — несколько больше пятисот выстрелов в минуту. А боевая будет зависеть от выучки расчета.
— Браво!
— Увы, не мне.
— Да? И кто же изобретатель?
— Один наш с вами общий знакомый.
— Это кто же? Не припомню такого, — пожал плечами лейтенант, но тут же его осенило. — Погодите, уж не про того ли вы унтера, что пытался изготовить беспроволочный телеграф в Болгарии?
— Именно, Константин Дмитриевич.
— Он, что же, здесь?
— Увы, мой друг, ушел, причем со скандалом!
— Невероятно. Но неужели такого человека нельзя было удержать?
— Долгая история и, честно говоря, не слишком приятная.
— Набедокурил?
— Можно и так сказать.
— И вы не простили?
— Да какое там, я всячески пытался его удержать! Но он ухитрился прийти в контору, когда ни меня, ни кузена на заводе не было, в пять минут обвел конторских вокруг пальца и, забрав паспорт и вид на жительство — был таков! Представляете, мы с Петром возвращаемся, а бухгалтер нам с победным видом докладывает, что Будищев, де, плакался о недополученном жалованье, но так и ушел, не солоно хлебавши, поскольку этот идиот в нарукавниках, извольте видеть, блюдет хозяйские интересы! Тьфу!
— Но я всё же не пойму, в чём выгода для Будищева? — вежливо улыбнулся Нилов.
— Я, честно говоря, тоже. Но ушел!
— И чем же занялся?
— Не поверите, открыл, точнее, собирается открыть, собственную гальваническую мастерскую.
— Каково?!
— И не говорите.
— Но всё же, бог с ним с жалованьем, но ведь за митральезу новейшей конструкции, вполне может воспоследовать награда. Неужели он этого не понимает?
— Да уж я ему и доказывал, и жалованье обещал поднять, но…
— Вот что, братцы, — неожиданно прервал излияния инженера лейтенант, — зарядите-ка сей чудный аппарат ещё раз!
— Хотите ещё попробовать? — не понял его Барановский.
— Вы против?
— Никоим образом. Но зачем?
— Есть у меня одно соображение, — хмыкнул Нилов и скомандовал: — огонь!
На этот раз к орудию встал один из матросов, очевидно, имевший ранее дело с митральезами. Он легко выпустил ещё один магазин, но уже с третьим возникли проблемы. Поначалу возникли задержки при стрельбе, а затем пулемёт и вовсе заклинило.
— Сейчас мы во всем разберемся, — озабоченно воскликнул инженер и, сбросив сюртук, принялся закатывать рукава.
— Разумеется, — не стал спорить офицер, — но если проблемы все-таки возникнут, вам придется стать более убедительным с изобретателем.
— Вы думаете?
— Просто я видел его в деле.
— В каком смысле?
— В самом прямом — в бою! Мы однажды оказались в трудной ситуации на Дунае. Башибузуки нас, можно сказать, прищучили. Но этот сукин сын, простите великодушно, не подберу другого слова, перестрелял их одного за другим, причем, ухитряясь, всякий раз обманом заставлять разбойников высовывать головы из укрытия, а потом ещё и обобрал донага их трупы.
— Да, это на него похоже, но к чему вы рассказали мне всё это?
— Видите ли, Владимир Степанович, — усмехнулся лейтенант. — Но если Будищев ушел от вас, отказавшись от вознаграждения, стало быть, он уверен, что оно никуда от него не денется.
— Вы это всерьез?
— Поживём — увидим.
— Ну, хорошо. Всё же, полагаю, что с неисправностью мы справимся, а пока, не угодно ли отобедать?
— С удовольствием. Но…
— О ваших людях позаботятся.
— Благодарю, но это — излишне. Их ждет обед в экипаже. Впрочем, как угодно.
Увы, но Нилов оказался провидцем. После того, как закончился обед, слесаря смущенно доложили хозяевам, что, хотя и нашли причину неполадки, гарантировать, что она не случится вновь, не могут. Недавно присоединившийся к кузену и его гостю Пётр Викторович только строго свел брови, и велел работникам посмотреть ещё. Лейтенант деликатно не вмешивался, а Барановский-младший с досадой подумал, что навестить Будищева ещё раз все же придется.
Найти только что открывшуюся мастерскую оказалось делом несложным. Благо находилась она недалеко, а адрес ему подсказали доброжелатели. Расположилась она в подвале ничем ни примечательного доходного дома, расположенного на самой границе между чистыми кварталами и мастеровыми слободками.
Спустившись по лестнице, инженер оказался в довольно просторном помещении, сплошь заставленном ящиками. Другим минусом было слабое освещение от маленьких окошек под низкими потолками. Из-за одной из стопок ящиков явственно доносился какой-то шорох, но сразу было непонятно кто там шуршит, человек или крысы.
— Есть кто живой? — громко осведомился Барановский.
— Чего изволите? — как чёрт из табакерки выскочил мальчишка с большой отверткой в руке.
— Мне бы Дмитрия Будищева.
— Ой, это вы? — признал бывшего хозяина ученик.
— Да. А ты, кажется, Трифонов, Семён?
— Ага.
— И как твоё самочувствие, ты ведь в больнице был?
— Благодарствую, Владимир Степанович. Благодарение Господу, хорошо уже всё!
— Ну, что же, замечательно. Но я хотел увидеть твоего нынешнего хозяина.
— Дмитрий Николаевич в газету пошли.
— Зачем?
— Известно зачем, — рассудительно отвечал мальчишка. — Рекламу заказывать!
— Вот как? Досадно. Я желал бы с ним переговорить.
— Так нету его, — развел руками Сёмка.
— Это я уже понял, но ты передашь, что я приходил?
— Непременно. Я завсегда ему передаю, как кто-то приходит. Жалко только грамоты не знаю, чтобы записывать.
— Что, записывать?
— Так адреса заказчиков, пожелания всякие, ну и разное там…
— И что много клиентов?
— Нет пока, но троим уже поставили, а двоим завтрева будем ставить.
— Ставить, что?
— Так звонки елестрические!
— Может гальванические?
— Нет, Митька, ой, то есть, Дмитрий Николаевич говорит, что эдак не правильно, а надоть — елестрические, вот!
— Тогда, может быть, электрические?
— Ага, они самые!
— Слушай, Семён, а где Будищев сейчас живет?
— Так здесь мы с ним и проживаем, — развел руками ученик. — И столуемся тут же.
— И кто же вам готовит?
— Так, Дмитрий Николаевич на все руки мастер. И звонок придумать и кашу сварить.
— А спите тоже тут?
— Ага, — ответил мальчишка и насупился.
Дело в том, что тут он немного слукавил. Сам он ночевал, действительно, в подвале, а вот с Дмитрием это случалось не всегда. К примеру, вчера они ставил звонок вдовой купчихе и, когда закончили, Дмитрий отослал его в мастерскую, а сам зачем-то задержался. Вернулся он уже под утро, усталый, но довольный как кот, обожравшийся соседской сметаны. Сёмке же было страшно спать в одиночестве и потому он немного сердился на своего наставника и хозяина.
— И что же, вы вдвоем тут работаете?
— Да. Правда, Мить… ой… в общем, говорил, что надо набрать ещё мальчишек.
— Отчего же именно мальчишек?
— Так, легче молодых научить, чем старых переучивать, — гордо ответил ученик гальванёра, явно повторив чужие слова.
Что думает простой человек, когда слышит слова — «редакция газеты»? наверняка ему в голову приходит вид большого присутственного места, где важные господа с очень умными лицами «делают макет», обсуждают «набор», и многие другие вещи с непонятными, но оттого ещё более чарующими названиями. И именно благодаря их труду, на свет появляются широкие, пахнущие свежей типографской краской, листы бумаги, благодаря которым читающая публика узнаёт о важных новостях, политических событиях и чрезвычайных происшествиях.
Увы, редакция газеты «Петербургский вестник» весьма мало напоминала эту картину. Помещалась она в маленькой квартирке доходного дома из трех комнат, одну из которых занимал главный редактор, в другой корпели над работой его подчиненные, занимавшиеся макетом, а третья являла собой что-то среднее между прихожей и буфетом. Последнее обстоятельство было весьма важным, ибо с мелкими корреспондентами расплачивались прямо на месте, а гонораром служил бутерброд с ветчиной. Иногда, в качестве особого благорасположения редактора к нему полагалась рюмка водки, но для этого надо было уж постараться!
Сегодня Николай Постников постарался и впервые был поощрён таким образом. Исполнявший роль буфетчика, стенографист Сергей — неопределенного возраста тощий субъект, с невероятно грязным воротничком, священнодействуя, нацедил из штофа кристально прозрачной жидкости в стопку из мутного стекла и пододвинул её только что принятому в штат журналисту.
Поскольку новоиспечённая «акула пера» последний раз ела ещё вчера, протянутая за водкой рука явно подрагивала. Дождавшись, когда на блюдце с синей каймой и отщерблённым краем окажется вожделенная закуска, Николай одним махом опрокинул хлебное вино в рот. Живительная влага факельным шествием прошествовала по иссушенной глотке и попав в желудок мгновенно воспламенила в нём жар.
— Эх, хорошо пошла, — крякнул от удовольствия Постников, и тут же вцепился зубами в бутерброд. Хлеб, по правде говоря, был суховат, а ветчина не особо свежей, но всё это было такой мелочью, так что молодой человек мгновенно расправился с закуской и обвел немногочисленных присутствующих победным взглядом.
— Поздравляю, коллега, — флегматично подал голос с дивана Ефим Нарышкин — один из немногих постоянных репортеров «Петербургского вестника».
— Благодарю!
— Перешли из «бутербродных корреспондентов» в «рюмочные»?
— То ли ещё будет!
— Не сомневаюсь, — и не подумал скрывать свой скепсис Ефим.
Но обрадованному своей удачей Постникову не было дела до его ехидства. В последнее время ему и впрямь везло. Хотя началось всё, говоря по совести, не особо хорошо, и он попал в самую настоящую тюрьму, но потом всё наладилось. Суд, перед которым он предстал за то, что влепил пощёчину одному негодяю, неожиданно встал на его сторону и нашёл, что пострадавший сам спровоцировал молодого человека на «оскорбление действием» и оттого штрафу назначил — самые пустяки.
Что ещё более важно, хотя Николай и проиграл почти всё свои вещи в карты сокамерникам, перед зерцалом он появился всё же прилично одетым. Дело было в том, что один из недавно освободившихся сидельцев, выйдя на свободу, ухитрился найти знакомых Постникова и рассказать им о его бедственном положении. Слава Богу, те проявили настоящее сострадание и собрали с миру по нитке, всё необходимое, чтобы их товарищ смог прикрыть свою наготу.
С тех пор дела бывшего канцеляриста неожиданно пошли в гору. Во-первых, все знакомые, узнав о его злоключениях, не отвернулись от молодого человека, а сочли «страдальцем». Потому хотя бы первое время вопрос о хлебе насущном стоял перед ним не так остро. Во-вторых, свои впечатления о реалиях околотка, он сумел правильно оформить и продать в газету, как репортаж с места событий. Этот опус неожиданно понравился читателям, и Постников понял, что напал на золотую жилу. Ещё вчера он был «бутербродным», сегодня стал «рюмочным», а то, что будет завтра — несомненно, превзойдет самые смелые ожидания!
— А кто был тот мастеровой, что принёс весть, о пропаже ваших вещей? — неожиданно поинтересовался Нарышкин.
— Да так, один знакомый, — неопределенно ответил Николай. — А что?
— Да так, — пожал плечами репортер. — Хорошо излагал, подлец! Даже я расчувствовался и пожертвовал для вас свои носки.
Говоря по совести, молодой коллега не слишком-то оценил данную жертву, ибо они были разного цвета, и, скажем прямо — не особо чистыми, но выглядеть неблагодарным ему не хотелось, и потому он сдержанно поблагодарил:
— Вы крайне выручили меня.
— Ну, что вы, какие пустяки, — благодушно ответил старший товарищ. — Вернуть только не забудьте!
Постников промолчал в ответ и с надеждой взглянул на Сергея, но стенографист уже запирал буфет на ключ. Тяжко вздохнув, надежда отечественной журналистики, решил в очередной раз рассказать о человеке, с которым злодейка-судьба свела его в узилище. Тем более, что такие рассказы, в последнее время, частенько заканчивались угощением. Надо сказать, что повествования эти с каждым разом расцвечивались новыми красками и становились всё более драматичными.
— На самом деле, это не совсем обычный знакомый.
— Что вы говорите?
— О, если бы вам довелось узнать его так, как мне, вы бы, несомненно, восхитились его человеческими и боевыми качествами!
— Боевыми?
— Да! Именно! Видели бы вы, как он противостоял разбойникам, содержавшимися в нашей камере! На всякий каверзный вопрос — у него был ответ. На каждую угрозу — своя. А уж как ловко он владел кулаками — это уж и вовсе не поддается описанию. Вообразите, он один управился с десятком «лацароне» вздумавших напасть на него!
— Позвольте спросить, а где в этот момент были вы? — съехидствовал Ефим.
— Разумеется, бился плечом к плечу с ним! — возмутился таким плоским намеком Николай.
Надо сказать, что Нарышкин не очень нравился Постникову, особенно эта его претензия, быть в родстве со своими аристократическими однофамильцами. Обычно подвыпив, он всем и каждому говорил, что принадлежит к побочной ветви этой знатной семьи, растерявшей за прошедшие века свои имения и жалованные грамоты. Разумеется — это был сущий вздор и все об этом прекрасно знали. Так что пафос старого репортера был в высшей степени смешон, хотя никто пока что не решался сказать ему об этом вслух. Посему молодой человек не счел большим грехом немного приврать, и принялся с жаром рассказывать, о небывалом побоище, в котором ему, по его словам, довелось участвовать.
Рассказывал он, нельзя не признать — хорошо, а потому все обитатели редакции скоро собрались послушать эти байки. Кончилось это всё, как и следовало ожидать, тем — что главный редактор, поняв, что его подчиненные бездельничают, выскочил из своей комнатушки и устроил собравшимся разнос. Уличённые в небрежении своими обязанностями сотрудники немедля рассосались по рабочим местам, и газетный тиран обратил свой взор на Постникова с Нарышкиным.
— Господа, вам нечем заняться?
— Нет-нет, мы уже…
— Гхм, — прочистил горло недавно подошедший субъект, в хорошем костюме, внимательно слушавший эмоциональный рассказ корреспондента.
— Что вам угодно? — немедля принял официальный вид редактор.
— Объявление хочу дать.
— Вы пришли по правильному адресу. А какого рода объявление? Коммерческое или, быть может, личного характера?
— Коммерческое.
— Пройдите вон в тот кабинет, и продиктуйте сотруднику, то, что вам угодно объявить. Это недорого — всего пять копеек за строчку.
— Благодарю.
Главный редактор лишь величественно кивнул в ответ, и вернулся к себе с видом банкира только что пожертвовавшего несколько тысяч на благотворительность. Посетитель направился было в указанный ему кабинет, но его остановил необычайно разволновавшийся Постников.
— Это вы? — изумленно спросил он.
— Я, — хмыкнул в ответ Будищев.
— Вас совсем не узнать! Вы выглядите совершенно иначе…
— По вашему рассказу — точно.
— Ну, — смутился Николай, — я просто…
— А ведь это и впрямь вы! — пришел на выручку молодому коллеге Нарышкин. — Вас и впрямь трудно признать. Но не могу не отметить, что этот костюм идет вам куда больше одеяния мастерового.
— Спасибо. Я старался.
— О… узнаю этот стиль! — развязно ухмыльнулся старый репортер. — Я только что говорил мосье Постникову, что вы были весьма красноречивы, рассказывая о его злоключениях. Но при этом, остроумны, лаконичны и даже несколько злы. Да-с, именно так — злы! Ей богу, это вам, а не ему надо быть журналистом. Нынешние так не умеют, им лишь бы растечься по древу мыслями, в надежде на повышенный гонорар закаждую строчку, а вот так — фактами точно в лоб, сейчас уже мало кто может.
— А наш общий друг — стал журналистом?
— Я же вам рассказывал… — смущенно попробовал вставить молодой корреспондент, но Нарышкин бесцеремонно его перебил.
— О да. Мосье Постников — начинающая звезда здешнего криминального отдела. Он даже, можно сказать — только что получил повышение.
— Рад за него.
— Могу я чем-нибудь отблагодарить вас за вашу услугу? — сумел, наконец, вклиниться в разговор смущенный похвалой, а более того, скрытыми намёками молодой человек.
— Судя по вашему рассказу, это мне нужно благодарить, — криво усмехнулся Дмитрий. — Хотя, пожалуй, сможете.
— Внимательно слушаю, — встрепенулся, совсем было уже упавший духом Николай.
— Вы же пишите репортажи с места событий?
— Да.
— Так вот. Если вам случится писать о каком-нибудь ограблении банка, или чего-то подобного, то черкните пару строк, что, дескать, если бы у потерпевших была новейшая сигнализация системы Будищева — трагедии можно было избежать.
— А вы делаете такую сигнализацию? — деловито спросил почуявший поживу Нарышкин.
— Пока нет, а будут заказы — сделаю.
— Но вы хотите, что бы мы об этом написали?
— Ну да, что-то вроде скрытой рекламы.
— Как вы сказали? Скрытой рекламы… Боже мой… Да это же — гениально! Коля, что вы стоите, немедля бегите и найдите нужное нам происшествие!
— Что прямо сейчас?
— Немедленно! Сию же секунду!
Когда совсем сбитый с толку молодой человек умчался «разыскивать происшествие», Нарышкин доверительно склонился к своему новому знакомому и тихонько спросил:
— Скажите, а вы вправду дрались один против всей камеры?
— Я, что — дурак? Нет, конечно. Просто когда ко мне среди ночи подвалил один недоумок с пикой в руке, я швырнул его в сторону крестьян, которых притащили с Сенного рынка накануне. Те и так и на уголовников косо смотрели, за все их художества, а когда к ним такой «подарок» прилетел, быстро и без затей — набили ему морду. За того, естественно, вступились «блатные» и вся камера полночи дралась стенка на стенку.
— А что же вы?
— Встал в углу, и бил всякого, кто приближался, лавкой.
— А наш общий друг?
— Поверьте — лучше вам не знать.
— Гениально!
Едва Владимир Степанович вышел во двор, ему навстречу попалась, хотя и несколько крикливо, но довольно прилично одетая дама с острым взглядом. Местные жители без труда узнали бы в ней — мадам Ряполову — местную гадалку, но Барановский был здесь впервые и просто посторонился. Однако та, пришла к выводу, что такой почтенный господин мог прийти в этот двор только к ней, с очаровательной улыбкой преградила ему дорогу.
— Здравствуйте, — почти пропела повелительница карт.
— Моё почтение, — приложил руку к шляпе озадаченный инженер.
— Прошу великодушно простить меня, но я была вынуждена отлучиться. Надеюсь, вы ожидали не слишком долго?
— Э, я некоторым образом…
— Понимаю-понимаю, — по устам дамы сочился мёд, вы — человек занятой. Я тоже, вот и случилась небольшая накладка. Но, уверяю вас, это — сущее недоразумение! Пойдемте ко мне, и мы немедля исправим это оплошность…
— Мадам Ряполова, вы опять за своё! — раздался рядом знакомый голос и Барановский, озадаченный натиском напористой дамы, даже облегченно вздохнул.
— Что?! — взвизгнула гадалка, как видно, тоже узнавшая неожиданно подошедшего Будищева.
— Голубушка! — продолжал тот. — Я же говорил вам, что если вы будете приставать к моим клиентам с этим глупым вуду, я на вас в духовную консисторию донесу!
Попавшаяся в западню бандерша, заметалась между двумя мужчинами, а подошедший поближе Дмитрий сделал страшное лицо и вполголоса сказал ей:
— Учти, старая ведьма — там все наши!
Это было уже слишком, и мадам Ряполова, издав нечленораздельный вопль, ринулась вглубь двора, сумев при этом выйти на оперативный простор, после чего спешно ретировалась в свой подъезд.
— Что это было? — удивленно спросил инженер.
— А, — отмахнулся гальванёр, — не обращайте внимание. Тёмные люди — тяжкое наследие крепостничества. Вы что-то хотели, Владимир Степанович?
— Да, Дмитрий… Николаевич. Нам нужна ваша помощь.
— Внимательно.
— Что, простите?
— Я говорю, что внимательно вас слушаю.
— Ах, вот оно что. Никак не привыкну к вашей манере изъясняться. В общем, у нас возникли некоторые проблемы…
— С пулемётом?
— Да.
— Решились всё-таки отстрелять и начались задержки?
— Именно так. Постойте, а вы знали заранее, что всё так будет?!
— Ну не то чтобы знал, — помялся Будищев. — Просто, если неприятность может случиться в принципе — она случится обязательно. Я же говорил, что надо отстрелять боевыми, а вы с Петром Викторовичем меня не послушали.
— Но что теперь делать?
— Как что? Работать! Тут подточить, там подстругать, глядишь, и получится. Слесарей у вас много, думаю, справитесь. Но главное помните, пулемёт любит ласку, чистоту и смазку.
— Скажите Дмитрий Николаевич, — решился, наконец, Барановский. — А вы не хотите вернуться на завод?
— А что, некому больше Перфильеву укорот дать?
— Ну зачем вы так? — поморщился инженер. — Рассказали бы о происшествии мне или Петру Викторовичу, мы бы всё решили. А так — дошло дело до полиции…
— И тюрьмы!
— Именно, а всё ваша несдержанность. Да-с! Помните, где я вас нашел в Рыбинске?
— Было дело, — засмеялся Дмитрий. — Там, правда, не так жестко, как в «северной столице».
— Так что вы скажете?
— Владимир Степанович, — ухмыльнулся Будищев, — вы и впрямь думаете, что быть гальванёром на вашем предприятии, лучше, чем иметь свою электрическую мастерскую? Да у меня заказов на три месяца вперёд! Я людей ищу, с ног сбился, расширяюсь. А вы мне предлагаете к вам на побегушки, пулемёт доводить! Вот нафига мне это счастье?
— Это ваш окончательный ответ?
— Так я ещё не слышал предложения…
— Да, вы правы, — смутился Барановский. — Так вот. Всё необходимое оборудование, которое мы с вами оговаривали, пришло. При заводе будет организована электромеханическая мастерская. Вы — мастер и полный хозяин в ней. Никто не будет иметь права вмешиваться в вашу работу, кроме нас с Петром Викторовичем, разумеется. Жалованье — тысячу двести рублей в год, плюс отчисления за каждое изобретение. За доводку пулемета, отдельная премия. Что скажете?
Пока Будищев слушал своего бывшего работодателя, на его лице не дрогнул ни один мускул, и только в глазах прыгали озорные чертики. В сущности, это было очень щедрое предложение, и получи он его хоть немного раньше, то не стал бы раздумывать. Но …
— А может лучше — слияние?
— Что, простите?
— Ну, объединение предприятий. Обмен, так сказать, акциями.
— И в какой же пропорции? — насупился инженер.
— Что, сроки поджимают? — неожиданно серьезно спросил Дмитрий.
— Не понял?
— Ну, как бы это… Если вы меня до сих пор не обматерили и не ушли, стало быть, я вам очень сильно нужен.
— Испытания через три дня. Моряки уже прибыли для изучения митральезы.
— Ох тыж …! — замысловато выругался бывший гальванёр.
— Так что вы скажете?
— Значит так. Моя мастерская остается за мной, а поэтому мне нужен свободный график. Жалованье — вдвое от предложенного, то есть — двести рублей в месяц. Пока всё.
— А будет ещё? — не удержался от сарказма Барановский.
— Владимир Степанович, это вы ко мне пришли. В общем — думайте. Я приду завтра с утра и, в любом случае, посмотрю, как работает пулемёт. Может, что подскажу.
— Что же, я буду ждать, — вздохнул инженер, представляя себе, как отреагирует кузен, когда услышит о непомерных требованиях своего бывшего работника.
— Всего хорошего, — попрощался с ним Дмитрий и, сбив щелчком пальца котелок себе на затылок, отправился в подвал.
Оставшись один, Сёмка снова принялся за работу. Он вообще был парнем трудолюбивым и, право же, Никодимыч совершенно напрасно цеплялся к нему по всякому пустяку, когда мальчишка был учеником на фабрике Барановских. Разложив на верстаке детали, он принялся собирать мудрёный механизм и, стараясь ничего не упустить, высунул от усердия язык.
Все детали Будищев заказал у разных поставщиков, так чтобы никто не смог понять, что же из всего это получится в итоге. Обычно, окончательную сборку производил он сам, а мальчик лишь подавал ему требуемое и старательно запоминал порядок действий. До сих пор Дмитрий не доверял своему ученику самостоятельной работы, но пока наставник отсутствовал, тот не вытерпел и взялся за работу сам.
Наконец, всё было закончено, и Семён невольно залюбовался результатом. Коробка, в которой скрывался механизм, блестел полировкой и вкусно пахла лаком. Столяр, получивший заказ на корпуса, долго дивился, зачем нужно столько одинаковых шкатулок, но сделал их качественно и быстро. Сверху к ней были прикручены две медные чашки, старательно натёртые мальчишкой до нестерпимого блеска. Будищев сначала подивился такому усердию, а затем заявил, что «инициатива имеет инициатора» и велел надраить их все, обеспечив Трифонова занятием.
Однако полюбовавшись делом своих рук Сёмка засомневался — всё ли он сделал правильно. Увы, единственным способом проверить это — было подключить звонок к элементам питания. Увы, они тоже были в разобранном состоянии, но, как говорится, семь бед — один ответ, и «юный умелец», полез в другой ящик, где были сложены части будущих элементов Лекланже. Их он тоже ещё не собирал, но, кажется, это было делом нехитрым. «В пористый цилиндр надо насыпать смесь толчённого кокса и перекиси марганца. В стеклянную банку налить раствор нашатыря…» — стал припоминать мальчишка пояснения Будищева, затем упрямо вздохнул, перекрестился, и принялся за работу. Тут важно было ничего не перепутать, но мальчишка, отдавшийся новому для него делу со всей страстью неофита, не знал сомнений. Быстро смешав части с чудным названием — «ингредиенты» в однородный порошок, он засыпал их в цилиндр, вставил в него колбу и на мгновение застыл в благоговейном молчании. Два элемента питания были готово, а это было более чем достаточно для проверки. Оставалось только…
— Что стоим, кого ждем? — насмешливо поинтересовался Дмитрий давно уже наблюдавший за манипуляциями своего ученика.
— А! — вздрогнул тот, и посмотрел на наставника ошалевшим взглядом.
— Морковку на, — не удержавшись, ответил ему Будищев.
Вообще-то, обычно он шутил грубее, однако, пообщавшись, в последнее время, с чистой публикой, старался не употреблять крепких выражений. Впрочем, это у него получалось не слишком хорошо, и отставной унтер нет-нет, да и выдавал перлы, от которых покраснел бы любой бродяга.
— Я тут это… — начал было объяснять мальчишка, но скоро запутался, — ну…
— Баранки гну, — усмехнулся бывший гальванёр, а ныне владелец мастерской. — Что застыл? Подключай, давай!
Делать было нечего, и малолетний энтузиаст электрификации принялся соединять звонок, кнопку и элементы Лекланже в единую цепь. Пока он работал, внимательно следивший за манипуляциями наставник молчал, и лишь когда всё было закончено, хмыкнул:
— Что стоишь? Жми!
Дрожащий палец нерешительно ткнулся в кругляш, и случилось чудо — мудреная электромеханическая машинка издала звон, прозвучавший для собравшего её мальчишки, как музыка горних сфер. Стянутые в тонкую нитку губы немедля расплылись в широкую улыбку и Сёмка, шмыгнув носом, с нескрываемым торжеством спросил:
— Ну как?
— Невероятно — но факт, — охотно признал его триумф Дмитрий. — Что я могу сказать, молодец!
— Ага. Я сейчас ещё одну соберу…
— Не торопись. У нас всё равно заказов пока нет, так что успеешь ещё.
— Как нет, совсем?
— Ну, брат, пятнадцать рублей — деньги не малые, а «сторонники прогресса» про нас пока ещё не знают. Так что, пока есть время, пойдем со мной.
— Куды это?
— Не «куды», а «куда», — строго поправил его Будищев. — Недалеко, так что пошли, хотя… блин, на кого ты похож? Ну, чухно — чухном! Марш умываться и идём.
Идти и впрямь оказалось недалеко — в том же доме, только наверху, под самой крышей. Сёмка знал, что там, в маленькой каморке, обитала портниха по имени Анна, но прежде у неё никогда не бывал. Она оказалась нестарой ещё женщиной с немного усталым, но приятным лицом. Похоже, что их визит её не слишком обрадовал, но портниха не подала виду и приветливо спросила:
— Что вам угодно?
— Да вот, — Дмитрий подтолкнул вперед своего спутника. — Надо бы этого оболтуса приодеть, а то людям показать страшно.
— Вы хотите, чтобы я сшила новые вещи?
— Не сейчас, — улыбнулся Будищев. — Пока у нас более скромные планы. Вот тут я кое-что приобрел. Посмотрите, получится ли подогнать под него.
С этими словами он развернул большой бумажный пакет, на который Семен почему-то до сих пор не обратил внимания, и стал показывать содержимое Анне. Ученик с удивлением увидел там пару брюк, рубашку и самый настоящий костюм.
— Вы собираетесь отдать мальчика в гимназию? — удивленно спросила портниха.
— Да нет, вроде. А почему вы так решили?
— Но это гимназический костюм!
— Что, правда? А я-то думал, что он мне напоминает…
— Ну так что?
— А в чём проблема?
— Ни в чём. Просто такие костюмы имеют право носить только учащиеся гимназий.
— И что, если поймают, в полицию заберут? — недоверчиво поинтересовался Дмитрий, не подозревавший о таких сложностях.
— Я не хочу в полицию! — испугался подобной перспективе Семён.
— Ничего, тебя долго не продержат, — поспешил успокоить его наставник. — Через неделю вернут и ещё полтину дадут в придачу — только заберите!
— Ну что вы пугаете ребенка, — с досадой прервала его Анна. — Просто если он будет ходить в таком виде, всякий инспектор гимназии или даже просто учитель, может потребовать у него гимназический билет и сделать замечание.
— За что?!
— За поведение. Или нарушение формы. Да мало ли.
— Ёлки-палки!
— Что, простите?
— Да ничего! Блин, хороший костюм, да ещё и в пору… вроде бы.
— Это действительно неплохая вещь, и я могу её перешить. Просто будет не мундир, а пиджак или курточка.
— А что — вариант! — воскликнул Будищев, представив Сёмку в костюме. — Решено — пусть будет пиджак. Будет в нем сидеть и принимать заказы.
— Как это? — удивился мальчишка.
— Как-как, пером в журнал. В крайнем случае — карандашом.
— Так я это, писать не умею…
— Чего? Блин, откуда ты взялся на мою голову такой бестолковый!
— Я не бестолковый, — насупился ученик.
— Хватит! — решительно прервала их женщина. — Если вам нужно шить, то давайте я сниму мерку. Если не нужно, то извольте покинуть мою комнату.
— Слушайте, а у вас талант! — восхищенно воскликнул Дмитрий. — Я чуть по стойке смирно не стал, от вашей команды. Скажите, а вы умеете писать?
— Конечно, — удивилась такому быстрому переходу Анна. — А вам зачем?
— Ну, надо же кому-то принимать заказы? Вы — дама видная, с вами клиентам будет приятно пообщаться.
— Что ещё? — ледяным тоном поинтересовалась портниха.
— Да ничего. Разве что приглядывать за Сёмкой и другими, когда они появятся. Ну и, возможно, кашеварить…
— Это всё?
— Мне нравится ход ваших мыслей, но остальное — по взаимному согласию.
— Послушайте, — устало вздохнула женщина. — Мы мало знакомы, но мне иногда так хочется вас прибить.
— Это странно. Обычно такое бывает после нескольких лет супружеской жизни.
— Паяц! — уничтожающе посмотрела на него Анна и обернулась к мальчику. — Иди сюда, пожалуйста, я сниму с тебя мерку.
Когда Дмитрий с Семёном возвращались к себе, ученик вдруг хлопнул себя по лбу кулаком и с раскаянием в голосе воскликнул:
— Совсем запамятовал, к нам же господин Барановский приходил, Владимир Степанович. Сказывал, что поговорить с тобой хочет.
— Не бери в голову, видел я его.
— А что он хотел?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Ну, вправду, Мить… ой, Дмитрий Николаевич!
— Назад звал.
— Побожись!
— Чтоб я сдох!
— А ты чего?
— Не знаю ещё.
— Чудной ты… а зачем тогда вообще к нему пошел, раз на заводе работать не хочешь?
— Да там интересная история приключилась.
— Какая?
— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Ладно, слушай. Я ведь ранен был на войне. Думал, меня комиссуют, да не тут-то было. Я и так и сяк, а меня в запасной батальон, в Кинешму отправили, чтоб её!
— И что?
— Да там, вроде договорился. Только деньги нужны были. А их я в родной деревне припрятал до поры. К тому же жалко было — жуть! Они мне не так просто достались, а тут отдай эскулапам, а сам голый и босый. В общем, куда ни кинь — везде клин. Я даже думал уже, что легче дослужить, но не выдержал. В общем, уломал ротного, чтобы он мне отпуск дал, да и поехал в Будищево. Ночью ухоронку вынул, а утром гляжу, а мужики наши всей деревней учителя местного гоняют.
— А за что?
— Если честно — за дело.
— А ты всё равно вступился?
— Угу. Вроде и не следовало, но такой удобный момент кое-кому накостылять…короче, не удержался я.
— И что?
— И ничего. Сижу в околотке и думаю, как в батальоне отбрехиваться буду, а тут Барановский и нарисовался. Посулил, что всё решит, и комиссоваться поможет. И в общем не обманул. Деньги опять же целы.
— Не пропали?
— Нет. Машка сберегла.
— А кто такая Машка?
— И всё-то тебе надо! Человечек один хороший.
— Девка?
— Как дам сейчас по шее! Девка! Какая она тебе … да и замуж её уже выдали. Наверняка.
— А ты её любил?
— Всё Сёмушка! Договорился ты, дружок! Сейчас я тебе…
— За что?!
