Резюме главы

1. Одни авторы продумывают композицию сразу, другие ждут, когда она проступит, как узор, через уже написанный материал.

2. И тот и другой путь – нормальный и рабочий.

3. Спонтанность умирает, когда вы пытаетесь продумать действие на много шагов вперед.

4. Если вы будете писать, композиция найдется.

5. Держите все свои записи в одном месте, это поможет вам найти структуру своего произведения.

Упражнение

Сегодня или завтра включите писательский режим и смотрите на все, во-первых, как в первый раз, а во-вторых, как на материал для произведения. Носите с собой блокнот или телефон и записывайте все, что привлечет ваш взгляд или мысли. Любую мелочь, любой диалог, ощущение. Документируйте свой день, ничего не обесценивая.

Вы не знаете, останется ли через двадцать лет эта станция метро, или эта мода на рваные джинсы, или мобильные телефоны, или это сленговое словечко – поэтому фиксируйте и описывайте их.

Вы можете представить себя иностранцем, если хотите. Или человеком, вернувшимся в город детства после многолетнего отъезда. Или вышедшим из больницы пациентом. Или просто писателем.

Вечером спросите себя: о чем для меня был этот день? Обязательно запишите ответ, потому что, пока вы будете записывать его, вы сформулируете это точнее.

А теперь напишите рассказ-миниатюру об этом дне, используя ваши заметки. Нанизывайте их на ваше «о чем». Видите, как появилась у этого текста форма?

Глава 10

Миф о необходимости крепкого сюжета

Или: теряю нить, что со мной не так?

Каждый октябрь я езжу в Бухарест на международную конференцию по сторителлингу, на которую приглашают спикеров со всего мира. Несколько лет назад организаторы решили провести эксперимент и предложили расширенную программу: можно было приехать не на два дня, а на целую неделю, чтобы участвовать, кроме большой конференции, еще и в маленьких камерных мероприятиях. Так я попала на завтрак с лауреатом Пулитцеровской премии Джеки Банажински.

Нас было не больше двенадцати человек: журналисты, фотографы, писатели – все, кто так или иначе работает с сюжетами. Мы пили кофе за большим столом. Каждый мог рассказать о своем замысле и получить от Джеки вдумчивую обратную связь. И я до сих пор помню слова одной молодой женщины, аспирантки университета, писавшей роман, основанный на истории ее семьи:

– Я смотрю на свое произведение, – сказала она с улыбкой, – как на игровую площадку.

«Игровая площадка? – отразилось у меня в мыслях. – А разве так можно?» До этих слов я представляла семейную сагу не иначе как хорошо выстроенный, продуманный серьезный текст. Традиционный и крепко сделанный. А тут – игровая площадка? Но в момент, когда это было произнесено, за столом ощутимо прибавилось энергии.

С тех пор я думаю о том, как по-разному можно смотреть на свой текст. И как он меняется от этого. Сколько свободы можно вложить даже в самую традиционную историю. И как по-разному можно выстраивать сюжет: не только крепко, будто намертво связывать его части, но и расслабленно, весело, свободно набрасывать их. Не только вести читателя за руку, но и приглашать его поиграть.

Вообще-то это не новый подход. Взять, например, «Записки от скуки» японца Ёсиды Кэнко, написанные в XIV веке, которые до сих пор переиздаются. Читать их – удовольствие, несмотря на то что жанр дзуйхицу, в котором они написаны, мало озабочен сюжетосложением. Автору, пишущему в этом жанре, позволительно рассказывать о чем угодно, не беспокоясь о «литературности» своего текста. Если бы в Японии периода Камакура существовали личные блоги, эти записки могли бы появляться там. Оторваться от них сложно, и я каждый раз, решая прочесть всего несколько, читаю все.

Более современный пример – популярный сейчас жанр microfiction или flash fiction – очень короткой прозы. В коротких текстах длиной до ста слов есть сюжет, но все же это не крепкий сюжет классического романа с его многочисленными линиями и поворотами. Признаться, когда я думаю о flash fiction, я думаю о Рембрандте.

Однажды в Лондоне я стояла напротив его картины. На ней были изображены апостолы в лодке в тот момент, когда они после неудачной ночи вытягивали, благодаря Христу, сети, полные рыбы. Пока я смотрела на это полотно, к нему подошел экскурсовод с группой и сказал:

– Рембрандт гениален тем, что он умеет в одной картине рассказать большую историю. Он выбирает такой момент, что мы понимаем, что было до и что будет сразу после. Его история больше нарисованного.

Я запомнила это. В короткой прозе та же цель: умело выбрать такой момент или деталь, чтобы читатель думал о том, что было до и что будет после. Деталь – это история в миниатюре.

Да, это дерзкое сравнение, но и Рембрандт был дерзким: подписывался просто именем, как великие Леонардо или Микеланджело, когда был еще молодым, никому не известным новатором. На моих консультациях подобные сближения возникают часто. Скажем, я привожу пример из рассказа Шукшина, а автор, с которым я работаю, вспоминает рассказ школьника, напечатанный в газете «Переходный возраст». И если подобие есть, мы не отбрасываем этот рассказ как «мелкий», а опираемся на него. Ведь когда-то он впечатлил автора – а значит, может нам помочь.

Или чат-книги. Исследования показывают, что вовлеченность читателей чат-книг в разы выше вовлеченности тех, кто читает традиционные книжные форматы. Чат-книги – это истории в формате диалога, где каждая реплика появляется после того, как вы кликаете на экран. Реплики эти часто кардинально меняют ход сюжета – и читатель поглощает текст запоем. Значит ли это, что чат-книга не может быть серьезным чтением, не может содержать в себе глубокого смысла? Конечно, нет. Но этот формат предполагает, что автор владеет мастерством создания отличного диалога.

Глубина содержания по-прежнему определяется тем, кто пишет. А вот форма может быть разной, в том числе игровой. И если у вас пока не складывается с серьезным классическим сюжетом, то значит ли это, что вам не стоит писать? Конечно, нет! Возможно, вам стоит попробовать какой-то из жанров, о которых я рассказываю в этой главе. Или стать автором новой формы.

Вы наверняка смотрели фильм «Париж, я люблю тебя» (или похожие на него фильмы). Это фильм-коллаж, составленный из историй, снятых разными режиссерами: по одной истории на округ. Складываются ли эти истории в единый сюжет? В строгом смысле – нет. А в широком – да. Они соединяются в сюжет о городе, где одновременно живут очень разные люди и происходят совершенно разные вещи.

Если бы я писала историю о городе, где сейчас живу, это мог бы быть коллаж историй промокших людей. Дождь у нас идет так часто, что на вокзале стоят автоматы, в любое время суток выдающие вам зонт за пятнадцать евро. Но ветер ломает их спицы. Что стало с девушкой, выбросившей свой зонт в розовую крапинку прямо здесь, на автобусной остановке? С мужчиной, чей черный зонт-трость воткнут в мусорный ящик, как флаг? Со студентом, купившим хлипкий зонт из автомата по пути на собеседование? С молодой женщиной, которую пригласил под свой зонт незнакомец?

А если бы вы писали историю о городе, где живете, как бы вы ее построили?

Многие тексты сейчас строятся похоже: не как единая история с прописанными причинно-следственными связями, а как коллаж или мозаика. Такой текст состоит как бы из множества текстов, и связаны они зачастую чем-то неожиданным: мостом, по которому ходят герои, музыкой или, например, синим цветом.

Мне вспоминается книга «Когда женщины были птицами: пятьдесят четыре варианта голоса» Терри Уильямс. На русский она пока не переведена, и, если вы решите найти ее на английском, вот оригинальное название: When Women Were Birds: Fifty-four Variations on Voice, автор – Terry Tempest Williams.

Это мемуар, воспоминание о матери автора. Он мог бы быть написан обычно, в дэвидкопперфильдовской манере: мать моя родилась тогда-то, детство мое протекало так-то… Но вместо этого книгу открывает совсем другая сцена. Умирающая мать рассказывает дочери о своих дневниках, спрятанных за книгами, и разрешает ей прочесть их после ее смерти. Когда мать умирает, дочь снимает книги с полки и действительно находит три ряда тетрадей в тканевом переплете, стоящих за ними. Она с волнением открывает первую, переворачивает пустую страницу. За ней следует еще одна пустая страница. Дочь листает дальше и недоумевает – все страницы дневника оказываются пустыми. Лишь надпись на тетради свидетельствует о том, что это действительно дневник ее матери.

Тогда дочь берет следующую тетрадь и раскрывает ее. Ситуация повторяется. Третья тетрадь тоже оказывается пустой. Полка за полкой, тетрадь за тетрадью – ни одного слова.

Что имела в виду мать Терри Уильямс? Этот вопрос определяет сюжет. В 54 главах, которые раскрываются как серия поз йоги, каждая со своей логикой и красотой, Уильямс медитирует над тайной дневников своей матери. Как написал кто-то из критиков, эта книга – калейдоскоп, в котором постоянно крутится вопрос: «Что значит иметь голос?»

История матери писательницы, а вместе с ней и ее времени, и ее веры (она была из большого клана мормонов) рассказывается в этой книге не хронологически, а калейдоскопически: через поиск ответов на вопрос о голосе и ненаписанных дневниках.

Мне кажется, что мы живем в эпоху, когда можно экспериментировать больше, чем когда-либо раньше. Читатель уже многое повидал и усвоил, он открыт к игре, иронии, нарушению канона.

И если классическое сюжетостроение, о котором говорят на курсах писательства и пишут в учебниках, у вас пока не выходит, а то и вгоняет в скуку – с вами все равно все в порядке. Попробуйте другие формы. Может быть, вы просто очень современный автор? Эти формы не хуже старых, ведь в них тоже может поместиться глубокое содержание. А писать их может оказаться даже веселее.

Как обычно, новые формы многие встречают в штыки. «Это не искусство!» – думала и я когда-то. Пока не заметила, что, путешествуя и заходя в книжные, беру в руки книгу, написанную на магазинных чеках, например. Или историю, в которой основной сюжет перебивается спорами автора и его иллюстратора. А еще я уже несколько недель думаю над этой короткой историей из шести слов в жанре flash-fiction:

«Группа крови ребенка? Человеческая, в основном».

Популярный сейчас писатель Фредерик Бакман говорит, что для него книга – «это удлинитель, который протягивается от автора к читателю. И мне остается лишь надеяться, что на противоположном конце загорится свет». Продолжая эту метафору, можно сказать, что вы можете использовать классический удлинитель с одной розеткой, а можете – розовый с пятью, похожий на осьминожку. Главное – чтобы свет загорелся.