Стэнфордский тюремный эксперимент

Спустя десятилетие после экспериментов повиновения Милгрэма его бывший одноклассник Филип Зимбардо организовал Стэнфордский тюремный эксперимент, чтобы изучить еще один аспект того, что заставляет хороших людей делать плохие вещи. 24 участника были случайным образом разделены на группы «тюремщиков» и «заключенных» и помещены в макет тюрьмы. Охранникам была выдана соответствующая униформа, очки, свистки, наручники и дубинки. Заключенных обыскали, переодели в арестантскую робу, надели кандалы на лодыжки. Обращаться к ним необходимо было только по номерам, а не по имени.

Не получая никаких конкретных инструкций, тем не менее, как охранники, так и заключенные постепенно приспособились к своим ролям. Охранники, все без исключения, становились все более авторитарными и жестокими, а заключенные реагировали на садистские наказания мятежами, но также с заметным стрессом. Зимбардо планировал продолжать эксперимент две недели, но всего за считанные дни несколько заключенных были настолько психологически травмированы, что было принято решение прекратить эксперимент до того, как закончилась первая неделя.

Сила социального положения

Стэнфордский тюремный эксперимент печально прославился не только тревожащим поведением участников, но и психологической болью, которую испытали его участники. Однако он наглядно продемонстрировал, что происходит, когда хорошие люди оказываются в плохой ситуации. В то время как эксперименты Аша и Милгрэма показали, что конформизм и послушание могут заставить людей делать вещи, которые противоречат их ценностям и убеждениям, исследование Зимбардо установило, что большое значение имеет и влияние ситуации.

Обычные люди очень быстро принимают отведенную им социальную роль. Если они оказываются в подчиненной роли, они будут подчиняться авторитетным фигурам; однако, если они получат власть, то они будут не только использовать её, но и часто злоупотреблять ею. В силу социальных и институциональных факторов, влияющих на поведение, особенно заметно, когда социальные роли стирают индивидуальность человека (как было в случае с форменной одеждой). В процессе «деиндивидуализации» личностная идентичность нивелируется требованиями социальной роли и ситуации.

Агрессия и антисоциальное поведение

Эксперименты Аша, Милгрэма и Зимбардо показали социальные силы конформизма, подчинения и ситуации, которые могут влиять на наши действия, но не дали полного объяснения агрессии и антисоциальному поведению. Некоторые зоопсихологи, такие, как Конрад Лоренц, объясняли агрессию как инстинктивный механизм выживания, в то время как Альберт Бандура (см. стр. 268) считал, что агрессивное поведение мы перенимаем у других людей. Джон Доллард и Нил Э. Миллер искали социальные силы, которые вызывают агрессию, предполагая, что агрессия – это результат фрустрации. Когда наши усилия и желания блокируются, мы направляем свою агрессию против того, что мешает удовлетворению наших потребностей, и если это произошло по нашей вине, то мы находим козла отпущения. Для Леонарда Берковица это было лишь частичным объяснением. Он считал, что фрустрация ведет к гневу, а не к агрессии, и гнев – это только один из многих факторов, которые провоцируют агрессивную реакцию. На самом деле для агрессивного поведения должен быть внешний сигнал, например, вид оружия, громкий шум или неприятный запах, что вызывает у человека агрессивные мысли.

Альтруизм и просоциальное поведение

После Второй мировой войны социальная психология, что не удивительно, была сосредоточена на понимании того, какие социальные силы влияли на обычных людей, заставляя их вести себя жестоким и антисоциальным образом. По большей части, однако, люди ведут себя по-доброму в отношениях друг с другом, и наши социальные институты основаны на сотрудничестве и просоциальном поведении, так же как на обязательствах соответствия и послушания.

Для эволюционных психологов подобное альтруистическое поведение является «предрасположенным». Другие социальные психологи предложили теорию социального обмена. То есть это значит, что мы тщательно взвешиваем затраты и выгоды от наших действий, и очевидно, что альтруизм это не более, чем то, что в конечном счете выгодно для нас самих. Однако не все были согласны с такой циничной интерпретацией просоциального поведения. С. Дэниел Бэтсон считает, что мы способны на истинно альтруистическое поведение исходя из нашей способности сопереживать другим. Наша чуткая забота о чужих нуждах и поддержка в минуты горя других людей выступает в качестве мотивирующей силы для проявления доброты и помощи.

Эффект очевидца

В Нью-Йорке в 1964 году 37 человек стали свидетелями убийства молодой женщины, но только один (и то нехотя) позже позвонил в полицию. Этот инцидент побудил психологов Бибба Латане и Джона Дарли задуматься над тем, почему люди часто не оказывают помощь или не хотят участвовать в чужой проблеме. Они выявили «эффект очевидца», то есть чем больше свидетелей, тем меньше шансов что кто-то из них предложит помощь. Это походило на теорию социальной лености Бибб Латане (см. страницу 190), согласно которой люди чувствуют себя тем менее индивидуально ответственными, чем большее количество других людей вовлечено в ситуацию.

Латане и Дарли выявили когнитивные и поведенческие процессы, предшествующие вмешательству свидетеля. Во-первых, ситуация, которая была замечена, должна быть признана чрезвычайной, прежде чем человек оценит степень личной ответственности и составит план дальнейших действий. Свидетели также составляют собственное мнение о характере человека, нуждающегося в помощи. Человек имеет больше шансов получить помощь, если он, например, пожилой или инвалид, чем если он с бутылкой алкоголя.