Глава 9

В гостиной устроились уже привычно: я, скинув туфли, с ногами в кресле, канцлер напротив на диване. Он всегда сидел настолько прямо, что меня так и подмывало спросить, не носит ли и он корсет, но я не решилась. Вряд ли, он все-таки не какой-нибудь щеголь-бездельник, желающий покрасоваться на балу стройной фигурой и великолепной осанкой.

– Насчет иностранных работников спрашивать не буду, – начал канцлер. – Повторяю: позор на мои седины – я этого не заметил. Скажите лучше, отчего вам взбрело в голову отправлять туда специалистов?

– Мне?..

– Ну не мне же! Ну хорошо, вам от имени ее величества, раз уж вы пребывали в ее облике.

– И вы отправили? – удивилась я.

– Разумеется. Ее величество отдала приказ в присутствии множества людей, включая иностранных послов, и если бы спустя несколько часов на место не отправился отряд ученых-геологов, горных инженеров и прочей братии, это выглядело бы весьма странно для сторонних наблюдателей. А они имелись, как вы понимаете. Так я жду ответа, сударыня.

Я помолчала, собираясь с мыслями, потом сказала:

– Эти шахты затоплены, как и сказано в документах. Только это не рудничная вода. Я не сразу поняла, о каких именно разработках идет речь, но когда увидела на карте название реки, все сразу стало на свои места.

– Поясните, будьте любезны. Откуда вам это известно? А главное – что именно известно?

– Шахты признали убыточными и закрыли несколько лет назад, так? Работы не стало, люди уезжали оттуда кто куда… Вот и вышло, что один такой человек перебрался с семьей к родне жены. В наш городок.

– Где ваша дыра, а где эти шахты? – сорвалось у канцлера.

– Не так уж далеко. – Я заставила себя не обижаться. – Просто… говорю же: у нас жили их родственники, приютили, пока этот человек не нашел работу. Он горный инженер, сумел устроиться куда-то в строительную контору, кажется, а дочь отдал в наш пансион. Она была почти взрослая, проучилась только два года до выпуска, но я хорошо помню ее рассказы. Мне всегда нравилось подслушивать старших девочек: они часто болтают о разных интересных вещах.

– Знаете, сударыня, я скоро возненавижу слова «одна девочка из нашего пансиона», – честно сказал канцлер.

Я только вздохнула: что же поделать, если сведения о внешнем мире мне приходилось черпать из чужих рассказов, да еще учиться тщательно отделять выдумку от истины…

– Что вы услышали?

– Не так уж много. Эриль не очень-то распространялась о том, что случилось, но к самому выпуску сдружилась с одноклассницей и кое-что ей рассказала. Меня они даже не замечали, думали, наверно, что я еще совсем маленькая и ничего не понимаю…

– Вы можете излагать короче?

– Если совсем коротко, то Эриль жаловалась: ее отец предупреждал об опасности, но его не послушали. А когда случилось несчастье, его едва не сделали виноватым. Спасло только то, что незадолго до этого он послал докладную записку губернатору и письмо с требованием прислать независимую комиссию и подтвердить его выкладки, вот только письмо дошло как раз к моменту катастрофы. Зато не успело затеряться, вот.

– Катастрофы? Вас послушать, так там образовался провал во владения Безымянной.

– Не совсем, но близко к тому…

– Вот как? В документах сказано лишь, что выработки начало затапливать подземными водами, а поскольку месторождение почти иссякло, то затраты на откачку этой воды превысили бы прибыль от добычи, и поэтому губернатор принял решение о закрытии шахт. Сохранились сведения о выплате оставшимся без работы шахтерам компенсаций за погибших и раненых и подъемных для обустройства на новом месте… весьма щедрых, должен отметить. Никаких докладных записок и запросов комиссии нет, архивы я проверил тщательно. А теперь, – он все-таки облокотился на спинку дивана и положил руку на подлокотник, – продолжайте. Мне не терпится услышать вашу версию. Вернее, версию отца этой Эриль.

Я помолчала, собираясь с мыслями. Нужно было отрепетировать речь заранее, но увы мне: я все время отвлекалась на какие-то посторонние мысли…

Канцлер не торопил меня, хотя и постукивал указательным пальцем по блестящему дереву подлокотника – этот мерный звук напоминал тиканье часов.

Сэль наверняка сказала бы, что у него красивые руки, – она почему-то считала, будто оценивать мужчин нужно именно так. Но с кем мне было сравнивать? С господином Агсоном? Он толстяк, я уже упоминала, и пальцы у него пухлые, короткие, мягкие, всегда влажные – я помню, как он однажды одобрительно похлопал меня по руке, заглянув в тетрадь. С учителем истории, дряхлым господином Ладсоном? Он умер несколько лет назад, и в памяти осталось только его пенсне и иссохшие от старости руки – довелось как-то подать ему упавший мел, и я запомнила, что на ощупь он почти как эти руки, прохладные и сухие. С истопником? У него кисти огромные, пальцы корявые, как ветви старого дерева, и такие же шершавые и твердые, черные от сажи. Он и сам казался мне похожим на гигантскую обгорелую корягу, которыми любят прикидываться сказочные лесные духи.

Сегодня я увидела больше мужчин, чем встречала за всю свою прошлую жизнь, но приглядываться к ним было некогда: замечтаешься некстати – добра не жди. Подметила разве, что у графа Сантора руки почти как у девушки: небольшие, изящные, с ухоженными блестящими ногтями. А вот пальцы – цепкие, хищные, и когда граф отвлекается, они начинают жить собственной жизнью: сжимаются, будто хватают добычу, переплетаются, перебирают бумаги…

Канцлер владел собой намного лучше. Ни разу я не видела, чтобы он что-то теребил, трогал, даже если пребывал в глубокой задумчивости… Руки его обычно находились в покое, и нынешний жест явственно свидетельствовал о том, что канцлеру действительно не терпится услышать мой рассказ, и таким незамысловатым образом он дает мне это понять.

– Если я правильно поняла, – начала я наконец, – шахты в самом деле считались почти иссякшими. Но вдруг рабочие наткнулись на богатый пласт угля. Владельцы шахт постарались добыть побольше и побыстрее. Только не доложили наверх.

– Ах вот оно что… Это ведь было наполовину государственное предприятие, так?

– Эриль не говорила, наверно, не знала. Но иначе зачем бы ее отец стал докладывать губернатору через голову начальства? Он, кажется, собирался писать и выше, если окажется, что… ну…

– Что губернатор обо всем знает и участвует в дележе прибыли?

– Вроде того. Но, говорю же, не успел.

– И что там случилось? – Канцлер подался вперед.

– Я совсем не разбираюсь в этом, поэтому только перескажу слова Эриль, – предупредила я. – Во-первых, шахтеры работали в три смены, что не положено. О правилах безопасности совсем забыли. Вернее, им велели забыть, обещали заплатить как следует, если добудут сверх нормы. А у них жалованье небольшое, еще семьи… хозяйством там не прожить, вы же знаете?

– Нет, никогда не бывал в тех краях.

– Вот как… Эриль говорила: везде рудничные отвалы, там даже захочешь, землю не распашешь, да и бедная она. Держали, конечно, кое-какую скотину, огороды, но с этим только женщины и дети возились. Мужчинам разве до того? Утром в шахту, вечером бы поесть и спать.

Я помолчала, потом продолжила:

– Отец Эриль пытался достучаться до начальства. Говорил, что долго так не может продолжаться. От него отмахнулись, вроде бы даже пообещали денег за молчание, но он отказался.

– Странно, что его докладная записка сохранилась. Та, что помогла его оправдать.

– Ну он же не дурачок, понимал, что все письма читают, – улыбнулась я. – Он ее передал с оказией, не через контору.

– И что дальше?

– Начальство жадность одолела. Больше, быстрее… Положено правильно ставить крепи, чтобы забой не обрушился, например, а делали тяп-ляп, из какого попало леса. Но им очень долго везло – если и случались обвалы, то совсем незначительные, никто не пострадал. Может, потому, что работники были опытные, и даже если гнались за деньгами, все равно осторожничали. Но однажды они все-таки прорубились… как вы сказали – во владения Безымянной.

– Так это оттуда вода пошла? – спросил канцлер. – Слышал о подобном.

– Нет, не вода. Рудничный газ.

– Начинаю понимать… Продолжайте!

– Он ядовитый, вы же знаете? Но бывает, что он ничем не пахнет, не заметишь, пока не станет поздно. Поэтому обычно шахтеры берут с собой птичку в клетке: она маленькая, и по ней сразу заметно, если что не так. И светильники гаснут, обычные, конечно, не магические. Но тут, наверно, и птичка бы не спасла… Из того забоя вообще никто живым не вышел.

– Почему?

– Потому что, если рудничного газа много, он взрывается. Одной искры хватит – например, киркой по камню ударили…

Я передернула плечами: тогда, слушая рассказ Эриль, я пыталась представить, как это было, но так и не сумела.

– Был взрыв, свод просел. Крепи сломались, как спички, их же делали из чего попало, я говорила. Кроме тех, кто сразу погиб, еще скольких-то завалило, их и не думали откапывать, не до того было. А хуже всего: уголь загорелся там, внутри, за завалами.

– Где же были маги? Отчего не тушили пожар и не спасали людей? И почему не доложили в столицу?

– Этого я не знаю, – честно сказала я, – вернее, Эриль не знала. Может, маги были слабые и не справились. А докладывать – это же будет расследование, все вскроется… Но это не самое страшное.

– Что уж может быть страшнее для обнаглевших дельцов?

– Еще глубже – это отец Эриль сказал, когда его все-таки позвали на помощь и придали магов для исследований, – было еще несколько больших полостей, скорее всего, тоже заполненных газом. И если бы огонь по угольному пласту дошел туда…

– Там действительно образовался бы проход в нижний мир, – пробормотал канцлер, – или огромная воронка. И скрыть это никак бы не удалось.

– Ну да. Поэтому, пока уголь медленно тлел, к шахтам отвели воду из ближайшей реки – это ее название я увидела на карте, – и залили все… Совсем все. Как именно обо всем этом докладывали губернатору, Эриль тоже не знала, – уточнила я. – Но раз ее отец не пострадал… наверно, губернатор все-таки не совсем дурной человек, не стал обвинять во всем инженера. Просто приказал ему уехать подальше и молчать. Наверно, еще и заплатил, и как тут откажешься? Семья же, дети, на что-то нужно жить, а эта катастрофа… Все равно не докажешь.

Я облизнула пересохшие губы и добавила:

– Раз вы говорите, что в архивных бумагах все написано не так, как было на самом деле, значит…

– Значит, губернатор участвовал в подлоге.

– Ну да… Все неправильные документы вроде той докладной записки уничтожили, а рабочие… они тоже разъехались кто куда, да и не станут они свидетельствовать против начальства, побоятся! Тем более им тоже заплатили, вы же сами сказали! И за погибших, и на переезд дали денег… Ну может, найдется один-двое смелых, но это разве поможет?

Канцлер молчал, а по лицу его я ничего не могла понять.

– Там теперь огромное подземное озеро, – добавила я. – Вода же куда угодно просочится, а под землей были эти полости. И совершенно непонятно, что случится, если ее откачать. Может, и ничего, а может, все рухнет, и тогда там действительно будет… бассейн размером с целый город.

И тут канцлер впервые на моей памяти – и памяти Эвы, с изумлением поняла я, – выругался, коротко и зло. Я даже не все слова разобрала, но в том, что он поминал Безымянную и прочих подземных обитателей, сомнений не было.

– Фамилию Эриль помните? – отрывисто спросил канцлер.

– Нет. Но она же есть в списках пансиона, это легко выяснить.

– Верно… Надеюсь, ее отец с тех пор никуда не перебрался, не то ищи его!

Он помолчал, потом сказал:

– У той области уже несколько лет как сменился губернатор. Как раз после истории с шахтами. Нынешний еще не стар, почти постоянно живет в столице, дела оставил на помощников. Предыдущий… если жив еще, думаю, мне удастся вызвать его на разговор. Вы правы, сударыня: он, кажется, не вовсе дурной человек.

– А как же казнокрадство?

– Это не самый страшный грех, поверьте… То, что он подал в отставку после этой трагедии, не назначил виноватым инженера и даже приказал выплатить шахтерам – причем не только пострадавшим семьям, а всем без исключения – какие-никакие деньги, о многом говорит. Ну а заметать подобные происшествия под ковер – любимое занятие людей на местах. Привыкайте.

– Зачем? – не поняла я.

– Чтобы не удивляться каждый раз, как в первый. Или вы полагаете, что сегодняшний выход в свет для вас первый и единственный? Даже не мечтайте, сударыня. – Канцлер сжал губы так, что они превратились в тонкую линию. – Эва, повторюсь, до сих пор без сознания. И даже когда она придет в себя и встанет на ноги, придется потрудиться, чтобы вернуть ей прежний облик: вы же своими глазами видели, как измучила ее болезнь! Все это время вам придется исполнять ее роль.

«А что потом?» – хотела я спросить, но не осмелилась, сказала только:

– Как прикажете.

– Помимо ваших измышлений о пансионах и бедных сиротках запишите также все, что помните из рассказов Эриль, – сказал он. – Вы рассказали достаточно, но, возможно, какие-то детали всплывут в памяти, когда вы начнете излагать все это на бумаге.

Я кивнула.

– Думаю, завтрашнего дня вам вполне хватит на это. Постарайтесь успеть: нужно убрать от вас графиню Ларан как можно скорее. На ее место я поставлю баронессу Эррен.

– Кто это? – спросила я, не сумев выискать в памяти образа этой женщины.

– Премилая женщина. В юности не сумела попасть в число свитских девиц только потому, что скоропалительно вышла замуж. Последующие годы занималась исключительно домом и семьей. Теперь сыновья подросли, учатся в Королевском корпусе, муж все свое время отдает службе и месяцами пропадает в дальних гарнизонах, так чем же заняться этой достойной даме? Скучать в поместье? О нет, нет… Она вернулась ко двору и довольно быстро наверстала упущенное.

Я представила симпатичную уютную женщину, наверно, немного полную, с пухлыми мягкими руками и доброй улыбкой, совсем не похожую на графиню Ларан, и улыбнулась.

– Вы зря улыбаетесь, сударыня, – заметил канцлер. – У баронессы чрезвычайно деятельная натура и железный характер. А главное ее достоинство – легкая близорукость, которой она очень стесняется. Считается, что об этом недостатке никто не знает.

– То есть она не разглядит мелких отличий?

– Она и крупных не разглядит, потому что никогда не общалась с ее величеством так же близко, как графиня Ларан.

– О, понимаю…

– Затем вас ждут новые испытания, – прибавил канцлер.

– Какие?

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Вы потеряли счет дням? Не должны были бы: времени прошло всего ничего.

– Да, но… – Я задумалась, посчитала эти самые дни, для верности загибая пальцы, и меня осенило: – Осенний праздник! Он совсем скоро, и… И что мне нужно будет делать?

– К счастью, ничего особенного, – пробормотал канцлер. – Ее величество должна проследовать по главной улице столицы, расточая улыбки подданным и приветственно поднимая руку, затем, во дворце, принять дары от послов дружественных держав. Напоследок – торжественный ужин. Совсем не сложно, не так ли?

– А как же бал? – спросила я. – Разве на праздник не устраивают бал? Даже в нашем пансионе мы…

– Избавьте, молю, от этих воспоминаний! Бал состоится, разумеется, но вы в нем участия принимать не будете.

Я ощутила одновременно облегчение – не придется позориться! – и несказанное огорчение. Настоящий королевский бал, а мне туда путь заказан…

– Но почему? – вопрос вырвался сам собою.

– Потому что ее величество еще очень слаба, забыли? Поездка по городу занимает несколько часов: хорошо, если Эва выдержит ее и прием. Бал – это уже чересчур. Могут заподозрить неладное.

– Понятно… – Я опустила голову. Конечно, все правильно… но страшно обидно! – Вы сказали – поездка? Но я никогда не сидела на лошади!

– Умоляю вас, сударыня… – Сейчас губы канцлера едва заметно дрожали от сдерживаемой улыбки. – Это его величество с сыновьями могли продефилировать верхом. Даже ее величество – я имею в виду мать Эвы, разумеется, – иногда садилась в седло, но обычно дамы едут в открытом экипаже.

У меня отлегло от сердца. Танцевать я умела – может, не так изящно, как придворные дамы, – а вот верхом не ездила ни разу в жизни. Мне иногда представлялось, как я вскакиваю на прекрасного скакуна, и он мчится что есть сил по огромному лугу, навстречу восходящему солнцу, и высокие травы хлещут меня по босым ногам… Но я прекрасно понимала, что это невозможно: я свалюсь, стоит коню шагнуть. Хуже того, я на него и не взберусь без посторонней помощи, а как управлять, вообще не знаю. Видела, конечно, но что толку?

Извозчики, когда везли нас на прогулку в открытых колясках, иногда давали кому-нибудь подержать вожжи (госпожа Увве, если оказывалась в этом же экипаже, делала вид, будто не замечает такого безобразия). Только подержать, не более, они были готовы в любой момент перехватить их, но и то я ощущала мощь упряжных коней… Хорошо выученные, они шли шагом, но что, если бы вдруг испугались? Бросились вскачь по мостовой, расшвыривая прохожих и лоточников? Опрокинули бы коляску? Разве бы мне хватило силы и умения совладать с ними? Конечно же, нет! А ехать верхом, наверно, в тысячу раз страшнее, даже если лошадь поведут под уздцы, потому что все это будет происходить на глазах у сотен людей…

Я читала: один древний полководец погиб вот так, во время торжественного шествия. Под ним был выученный боевой конь, сам он много лет провел в седле, но… Кто же знал, что в этом городе принято разбрасывать цветочные лепестки и разбрызгивать душистую воду перед гостями? Лепестки конь еще стерпел, но когда жгучая жидкость угодила ему в глаза, встал на дыбы. Полководец не ожидал подобного (и, наверно, был уже нетрезв), поэтому вылетел из седла, ударился головой о камень и тут же умер. Старый господин Ладсон любил рассказывать эту историю и непременно прибавлял в финале: «так проходит земная слава». Не знаю, что он имел в виду, объяснений никогда не следовало.

– О чем вы так задумались, сударыня? – прервал мои воспоминания голос канцлера.

– Пытаюсь представить, каково это: быть на глазах у толпы, – честно ответила я.

– Со временем к этому привыкаешь. В первый раз, конечно, страшно. Но не беспокойтесь – я буду рядом. Могу даже взять вас за руку.

– Благодарю, Одо, – собравшись с духом, ответила я. – Думаю, я справлюсь сама. Но если вдруг пойму, что сейчас начну дрожать мелкой дрожью, непременно воспользуюсь вашим предложением.

– Вот и славно. – Он снова потер переносицу. – Об этом мы поговорим ближе к делу, а теперь идите спать. И помните – я жду ваши записки, и вопрос пансионов первоочереден: Ларан должна заняться делом как можно скорее.

– А праздник? Разве она не оскорбится, если ее не будет рядом с ее величеством?

– Кто вам сказал, что ее не будет? – нахмурился канцлер. – Разумеется, свитские поедут с вами. Но общаться вам не придется: все внимание вашего величества должно быть обращено на ликующих подданных, а никак не на графиню. Вдобавок она станет опекать баронессу – для той подобное внове, – а потому не сможет уделять вам слишком много времени.

– Как все запутанно… – в который раз повторила я.

– Вы увидели лишь малую часть происходящего, сударыня. И как ни странно, хоть и испугались, но не растерялись. Если в вашем пансионе воспитывают девушек именно так, я намекну графине Ларан, что с госпожи Увве стоит взять пример хотя бы в этом.

«Сэль наверняка бы растерялась, – подумала я. – А вот Юна… Может быть, и нет. Она смелее меня. Она даже ухитрилась познакомиться с каким-то студентом на прогулке в ботаническом саду и передавала ему записки через домашних девочек».

– Одо, можно, спрошу? – спохватилась я.

– Конечно.

– При дворе ведь есть другие маги помимо мэтра Оллена? Не может не быть!

– Да, есть.

– И никто из них не может определить, что я – не ее величество? Я имею в виду – не догадаться по поведению или чему-то еще, как графиня, а…

– Не может.

– Потому что мэтр Оллен сильнее их всех?

– Совершенно верно.

– Почему вы не хотите о нем говорить? – спросила я. – Вы… вы его боитесь?

– Да.

– Но… как же…

Он встал и протянул мне руку, молча, и я послушно встала. Повторялся мой первый вечер здесь: я снова шла в одних чулках – почему-то даже в голову не пришло обуться – сперва по коврам, потом по каменным ступеням, затем по крупному гравию дорожки. (Подумала еще: жалко чулки, совсем новые, а теперь они будут в таких дырах, что не заштопаешь.) Только на этот раз уже не так боялась покрепче схватиться за руку канцлера. Старалась не виснуть на нем, но…

Снова скрутило мгновенным переходом, и вот мы уже… А где, собственно? На особняк у моря это место совершенно не походило, на дворец – тем более. Тут было холодно – меня сразу пробрал озноб, и канцлер, заметив это, тут же снял и накинул мне на плечи свой мундир.

– Мы здесь буквально на несколько минут, – сказал он. – Дольше нельзя. Этот портал создал не Оллен, так что вряд ли он заметит, если только не наблюдает за мной круглосуточно. Но это вряд ли, тем более сейчас он, скорее всего, еще не проснулся.

– А… где мы?

– Вот это уж точно не имеет никакого значения. Слушайте меня и запоминайте. – Канцлер потянул меня за руку, и я послушно села рядом с ним на край дивана, такого же холодного, как все вокруг. – Мэтр Оллен – сильнейший из придворных магов. Он связан клятвой жизни, вот только приносил ее покойным монархам. Не самой Эве, понимаете?

– Кажется, понимаю. – Я сглотнула. – Но почему? Ее же короновали!

– Да, только она несовершеннолетняя и проводить с ней подобный обряд нельзя. Я бы рискнул, но мэтр Оллен заявил, что Эва не готова к подобному. К тому же он обещал всячески оберегать потомков королевской четы, но, сами понимаете, это крайне расплывчатая формулировка.

– Одо…

– Не перебивайте, времени в обрез! Повторяю – Эве мэтр Оллен личной клятвы не давал, мне – тем более. Но все это время был с нами. Эва давно бы умерла, если б не он, это подтверждают другие маги. Он помогал мне – с этими несчастными девочками. С вами в том числе… Я уверен: все, что он делает, – он делает во благо Дагнары, но не имею ни малейшего представления, как именно он представляет себе это благо.

Канцлер тяжело выдохнул и умолк.

– Одо, то есть если он откажется помогать или просто перестанет отзываться… все ваши усилия окажутся напрасны? – шепотом спросила я, и он кивнул.

– Что я могу противопоставить сильнейшему магу континента? Вы спросили, нет ли других… Сколько угодно, только чары мэтра Оллена им не по зубам.

– А как же этот портал?

– Это мое наследство. – Он вытянул руку, и тяжелый перстень взблеснул кошачьим глазом. – Досталось от отца, а до того много веков передавалось в нашем роду. Зачаровывали его те, для кого мэтр Оллен такой же молокосос, как для него – наши придворные маги. Перенесет куда угодно, жаль только, время пребывания в этом месте ограничено. Если не вернуться вовремя, останешься здесь. Выбраться несложно, конечно, но времени на это понадобится…

– Разве нельзя вернуться в прежнее место с помощью портала?

– Можно. Только должно пройти определенное время – не выйдет скакать, как блоха, туда-обратно. А время это зависит от расстояния, на которое переносит портал. В нашем случае это будет… трое суток как минимум, – сказал Одо. – Что вы так на меня смотрите?

– Подумала: если бы вы были в том поезде, то смогли бы спасти кого-то из королевской семьи. Вы ведь наверняка ехали бы в одном с ними купе?

– Скорее всего.

– Неужели у его величества не было ничего подобного?

– Если и было, мне он об этом не докладывал, сударыня. Но другие порталы имелись, причем у всех членов семьи, это точно. Просто никто не успел ими воспользоваться. Не уверен, что и я бы успел задействовать свой. В такие мгновения сложно не растеряться и правильно оценить меру опасности, в особенности если никогда не попадал в подобные обстоятельства.

– Вот как… – протянула я и подумала: а может, эти порталы просто не сработали? Вряд ли его величество сразу запаниковал! Хотя кто знает…

– К делу, сударыня. Времени немного, – напомнил канцлер.

– Да-да, конечно. Знаете, я уже ничего не понимаю, – прошептала я. В мундире было тепло, только ноги мерзли, и я подобрала их под себя. – Получается, вы один против всех? Даже мэтр Оллен… неизвестно, на чьей он стороне? То есть он спас ее величество, лечит ее, но чего ради? Может, просто жалеет? Хотя… Вы же говорили, что мои предшественницы не выжили, так? Если он проделал с ними то же самое, что со мной, то почему…

– Жалости он не знает, – перебил канцлер. – Как все маги. Мне порой кажется, это вытравливают из них нарочно. Ни разу еще я не встречал мага, способного на сострадание.

– Значит, все это ради выгоды? Неужели вы даже не можете предположить, какой именно?

Он отмахнулся.

– Что толку гадать? Мы зря тратим время, сударыня. Я всего лишь хотел сказать вам: если мэтр Оллен явится к вам один – не доверяйте ему, не слушайте его, и…

– Как это мне удастся, если он маг? – вырвалось у меня. – И что, если вы придете вдвоем? Мне и вам не верить? Не слушать? А вдруг вы будете зачарованы?

Канцлер низко опустил голову. Мне хорошо видно было, что виски у него совсем седые, а ведь не старый еще…

– Я запомню, что вы сказали, – тихо сказала я. – Не стану ему доверять. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Но вы тоже можете мне кое-что пообещать, Одо?

– Что?

– Когда ее величество выздоровеет, а я не буду больше нужна, пожалуйста, убейте меня так, чтобы я этого не заметила.

– Что?.. – повторил он… да, растерянно, мне не показалось.

– Я имею в виду – быстро, – сказала я и зачем-то зажмурилась. – И не больно. Это же несложно, правда? Обещаете?

– Да, – коротко сказал канцлер после долгой паузы и встал. – Идемте. Пора возвращаться.