Глава 21
Время вдруг полетело так быстро, что я едва успевала замечать: вот уже зима наступила, столица оделась белым снегом. Ненадолго, конечно, – он быстро темнел от печной копоти, – но все равно это было красиво.
На зимний праздник, вопреки моему предсказанию, Одо повел меня. Ее величество к тому моменту уже встала на ноги и поправлялась стремительно – Боммард ходил гордый своими умениями. Однако когда я осторожно спросила, нельзя ли Иде сопровождать меня в качестве свитской девицы, врач замахал на меня руками:
– Вы с ума сошли, ваше величество! В этой толчее, духоте и шуме здоровому сделается дурно! Воля ваша, конечно, если желаете угробить пациентку – берите ее с собой, но я умываю руки, так и знайте. Мне же легче будет – она отнимает у меня слишком много времени. По-моему, даже вы не настолько капризны!
Канцлер, услышав это, велел ее величеству слушаться Боммарда и оставить пререкания, но слова его подействовали слабо.
Поначалу Дагне-Эвлоре понравилась идея притворяться бедной сироткой, но выходило у нее из рук вон плохо. Вернее, пока она была прикована к постели, справиться с ней не составляло труда, а вот когда встала на ноги… Данкир исхудал до состояния собственной тени – присмотр за своенравной пациенткой лег на него. Теперь уже ему приходилось подливать сонное зелье – хорошо, что у Одо был запас, а о присвоенном мной флаконе он так и не вспомнил. Может, решил, что извел остатки или же сосуд закатился куда-то, не знаю, не спрашивала.
Вот и на этот раз ее величество раскричалась и затопала ногами, в точности, как описывал канцлер: она уже пропустила осенний праздник, а теперь не покажется и на зимнем балу?
– Было бы что показывать, – опрометчиво сказал Данкир, присутствовавший при этой сцене, и Дагна-Эвлора швырнула в него кувшин. – Узнаю руку… но не меткость, ваше величество. Вам еще следует попрактиковаться.
– И прекратите рыдать. Боммард запретил, – добавил Одо, поймав ее за руки и усадив в кресло. – Никакого излишнего напряжения.
– Может, вы и думать мне запретите? – всхлипнула она.
– Думайте сколько угодно, только не нужно доводить себя до такого состояния… Вы уже столько терпели, ваше величество, так неужели готовы перечеркнуть достигнутое ради каприза?
– Для вас это действительно каприз, Одо! А для меня… Я ни разу не танцевала на таком балу по-настоящему, а вы… Да-да, я помню, вы оберегаете меня, но неужели мне может сделаться хуже от танца-другого? Ну скажите?
– Боммард запретил, – отвечал он с непостижимым терпением. – Спорьте с ним, если угодно. Позволит – я соглашусь, но не иначе.
Сцены эти сделались привычными: я вынужденно присутствовала, поскольку мне теперь вменялось в обязанность ежевечерне навещать Дагну-Эвлору и вводить ее в курс дел. Читать помногу Боммард ей опять-таки запретил, да она и не испытывала особенного желания разбирать витиеватые фразы официальных докладов. Мне тоже это не нравилось, но моего мнения никто не спрашивал. Вот и пригодилась моя память и умение пересказывать суть прочитанного в нескольких фразах: в пансионе перед экзаменами плохо приготовившиеся девочки частенько просили меня напомнить им ту или иную главу учебника, без подробностей, только самое главное – этого хватит, чтобы получить удовлетворительную оценку!
Странно, наверно, относиться к королеве, как к неуспевающей воспитаннице пансиона в захолустье, но у меня не получалось иначе. Это была еще и домашняя девочка из богатых, весьма своенравная, не говорю уж о власти. Часто случалось, что она говорила:
– Довольно об этом, Эвина, скучно слушать. Поражаюсь, как тебе до сих пор не надоело вникать во всю эту ерунду… Пускай Одо скажет, как быть!
Вот и поспорь с ней…
Но Дагна-Эвлора вовсе не была скверной. Капризной – да, но это понятно для младшей дочери в большой семье. Не любящей скучные дела и не желающей в них разбираться – а кто любит, особенно если никогда не было необходимости вникать в подобное? Желающей веселиться и танцевать на балах – а будто бы я не желала! Мечтающей о большой счастливой семье, такой, какая была у нее самой до той катастрофы… И о любви, конечно же, но какая девушка не грезит об этом?
Ей скучны были дела, но она с удовольствием слушала мои рассказы о жизни в пансионе, о моих подругах, об уроках и наказаниях, прогулках и скромных праздниках, о наших маленьких секретах… Я подумала, что ее величество вряд ли кому-то перескажет, как именно мы прячем запрещенные книги, тем более ей тоже носили романы тайком. И старые сказки королеве тоже очень нравились – кажется, она никогда не слышала ничего подобного…
– Жаль, что такие умные девушки не попадают ко двору и тем более в свиту, – сказала однажды Дагна-Эвлора. – Своих свитских мне всегда хотелось задушить. Мамины были не лучше.
Я промолчала: мне казалось, что это вполне достойные девушки, достаточно родовитые, чтобы занять свое место, воспитанные и сообразительные. У меня не было возможности свести с ними близкое знакомство, к тому же это опасно, но общее впечатление я составила, и оно оказалось более чем благоприятным. Признаюсь, я думала, что свитские девицы – это такое змеиное кубло, но нет… Возможно, конечно, они просто не показывали истинных своих чувств, а я знала их не настолько хорошо, как прежних однокашниц, чтобы понять, кто с кем в ссоре и почему. Наверно, так и есть: перед королевой все они притворяются паиньками, но что на самом деле у них на уме?
– Я бы взяла тебя, – добавила Дагна-Эвлора, – если бы мы не были так похожи.
– Благодарю, ваше величество. Есть девушки умнее и красивее меня, но вы правы: путь ко двору им заказан. Некоторые слишком бедны, другие – вовсе не дворянки…
– Не важно… О, пускай каждый пансион выбирает лучших учениц выпуска!
– Это делается и так.
– Ты не поняла: пусть этих лучших представляют ко двору. А я посмотрю: вдруг мне кто-то понравится? Если нет – что ж, получат памятный знак и небольшую награду и отправятся домой. Скажи, хорошо я придумала?
– Да, ваше величество, – ответила я.
Идея в самом деле была недурна: конечно, шансы оказаться в свите ее величества или другой знатной дамы мизерны, но все-таки отличаются от нуля, как говорит доктор Боммард. Опять же, если девушка вернется домой с королевским подарком, у нее появится больше шансов устроиться на хорошее место и вытребовать себе жалованье получше: ведь абы кого не наградят вот так, верно? А может, ее заметит какой-нибудь достойный мужчина…
Конечно, рассуждения мои были наивны, но я подумала: отчего нет? Нужно будет изложить эту идею графине Ларан, когда вернется: ее инспекция что-то затянулась. Не то что у баронессы Эррен: та с неожиданной скоростью промчалась по нескольким городам и селам, затем навестила двоюродного дедушку, и вскоре отставной генерал Норинц без боя взял столицу, воздев на копье вместо стяга проект реформы народной медицины…
Но об этом, повторяю, Дагне-Эвлоре слушать было скучно, равно как и о переговорах с Иссеном: получив данные исследований затопленных шахт, соседи долго размышляли, а теперь решили возобновить беседу. Кажется, кого-то с иссенской стороны очень вдохновила идея попробовать откачать воду так, чтобы не устроить локальную катастрофу, а заодно опробовать новейшие машины, но проект этот требовал длительной разработки и множества согласований – отец Эриль возглавил комиссию и намерен был проверять все до последней запятой… Словом, забот хватало.
А ведь еще и младший иссенский принц прибыл на зимний праздник! Не иначе, это было намеком…
Что я могу сказать? Довольно приятный молодой человек, танцевал он умело, комплименты произносил прекрасные, но от разговора о делах неизбежно и очень умело уклонялся. Должно быть, так ему было велено. В общем – насколько могла судить я с моим скудным опытом общения с противоположным полом – не самая скверная кандидатура. Остальных я просто еще не встречала, хотя досье уже изучила. Но ведь в бумагах может быть указано одно, а на деле человек окажется совершенно иным! Конечно, специалисты составляли подробный портрет кандидата – я имею в виду не внешность, чтобы ее оценить, достаточно фотографий, а характер, привычки и прочее, – но этого все равно мало.
– Типичный подкаблучник, – охарактеризовала иссенского принца графиня Эттари. – Таким воспитан. Но вынуть его из-под каблука отца и засунуть под ваш, ваше величество, будет нелегкой задачей. Я бы не стала тратить время и усилия.
– Я учту ваше мнение, – ответила я.
На мнение графини вполне можно было положиться, особенно в таких вопросах. Баронесса Эррен сообщила мне на ухо, что граф Эттари вообще-то третий супруг ее кузины: в юности та пользовалась преогромным успехом и скольких женихов перебрала, уже не сосчитать, да и в зрелом возрасте не растеряла популярности.
Но праздники миновали, и я выдохнула с облегчением. Хотя куда легче бы мне дышалось, если бы удалось и допросить Эда, но он как в воду канул. А бомбист… Бомбист так и сидел в каземате, и что бы ни делал с ним Данкир, повторял все те же слова об отродье Безымянной. Сотрудники полковника Аннарда прочесали, кажется, всю Дагнару, отыскали много интересного, да только не того, что интересовало нас! Не было здесь религиозных фанатиков подобного толка. Вернее, имелись кое-какие, но пока они сидели смирно и отправляли свои ритуалы в узком кругу, их не трогали. Я полагала, в этом есть разумное зерно: пускай в Дагнаре почитают Богиню, но не запрещают исповедовать другие культы, пока их последователи не провозглашают во всеуслышанье свои идеи, не пытаются вовлечь в свои ряды других и тем более не идут против приверженцев Богини.
Еще и мэтр Оллен исчез бесследно. Ищи его, не ищи – что толку? Не угадаешь, где и когда он появится вновь, что сотворит… а главное, почему!
Одо появлялся все реже, уже не ночевал в охотничьем домике. Я знала почему: ожившая Дагна-Эвлора отнимала все его свободное время, которого и так-то было в обрез. На меня уже не хватало – только на то, чтобы сообщить, чем мне предстоит заниматься назавтра, проинструктировать, если это требовалось, вот и все.
Странное дело – мне его не хватало. Вернее, не его самого, а наших коротких разговоров, ощущения тайны, которая связывала нас… Теперь все это сделалось настолько будничным, что и вспоминать не хотелось.
Спасали дамы, в чьем обществе я забывала о мелочах – хватало дел. А еще Данкир – даже если я падала духом, он умудрялся поднять мне настроение. Не нарочно, просто заставить его умолкнуть было невозможно ни приказом (да и кто я такая, чтобы ему приказывать?), ни просьбой, ни даже броском чего-нибудь тяжелого. Это и у Дагны-Эвлоры не срабатывало, куда уж мне! Ну а там уж слово за слово, и вот я уже смеюсь…
– Да вы просто ревнуете, – сказал он мне однажды, когда я имела глупость поделиться с ним причиной дурного настроения: в последние дни Одо появлялся, только чтобы отдать распоряжения, и тут же исчезал.
– Что за глупые шутки!
– Вовсе не шутки. – Данкир уселся на подоконник, как делал обычно в неофициальной обстановке. Боммард, помнится, сказал: в точности какой-нибудь дурной скворец, нашел насест повыше и трещит, трещит без умолку. – Я же не имею в виду, что вы без памяти влюблены в Химмелица. Вообще не представляю, кто способен на подобное – это же статуя каменная, а не человек…
– А… как же тогда? – Я встала напротив.
– Если я начну объяснять, мы тут весну встретим, – ответил маг, и я вздрогнула, потому что Одо говорил почти так же. – Но я попробую – вкратце, насколько это мне доступно.
– Уж постарайтесь…
– Только не обижайтесь, – предупредил он. – Эти мои теории, может, вовсе не имеют под собой никакого основания. Я рассуждаю так: вы ведь сирота, вам никто никогда не уделял особого внимания, кроме этой вашей директрисы, верно? Да и она вряд ли целовала вас в лоб на ночь и рассказывала сказки. Следила, чтобы вы были сыты, одеты и обучены всему подобающему, и достаточно, правильно? Ну, служанки немного баловали, наверно, но вы не одна была у них на попечении.
Я кивнула.
– А потом вы вдруг оказались в центре внимания. Не важно почему… Времени прошло всего ничего, но вам понравилось, что рядом есть кто-то сильный. Кому же не понравится, если этот кто-то способен разрешить любую проблему! А еще вы очень важны для него – пускай не потому, что он вас любит, а потому, что без вас хоть вешайся… И вдруг он вас оставляет. Не совсем, конечно. Но это уже не то: у него есть оригинал, и этот капризный и еще не вполне здоровый оригинал требует в разы больше внимания, нежели крепкая, послушная, разумная копия. Но он об этом даже не думает. Вы для него просто инструмент, а инструменты не могут обижаться, это же просто вещи… Но вы-то не вещь. – Данкир встал со своего насеста и подошел ко мне вплотную. – Вы живой человек. Пускай совсем юный, но очень сильный. Вам может быть больно и обидно… но вы все равно делаете свое дело. Потому что дали обещание, так?
Я снова кивнула, повернулась и прижалась лицом к его груди, а Данкир осторожно обнял меня за плечи. В памяти такого не было: может, он когда-нибудь утешал Дагну-Эвлору, но ничего подобного не сохранилось.
Как же мне все-таки везет на хороших людей… Госпожа Увве и Мика, обе графини, баронесса, Данкир и Боммард и многие, многие другие…
– А самое скверное, – прошептал Данкир мне на ухо, – что оригинал тоже чудовищно ревнует. Наверно, нет необходимости объяснять почему. Доводы разума там не действуют, я проверял. Эва слишком привыкла получать все, что ей заблагорассудится, а тут вдруг… вы. И Химмелиц проводит время с вами, не с ней. Немного – но это теперь, а прежде-то – целые дни напролет. А еще она прекрасно понимает: люди полюбили не ее – вас. Лицо и красивое платье ничего не значат, а поступки…
– Это слишком сложно для меня, – глухо ответила я. – И я думала, вы тоже любите Эву.
– Я любил Лиору, – мягко поправил он. – Эва казалась мне взбалмошным ребенком… Хотя она прекрасно отвлекала внимание, этого у нее не отнять.
– И что мне теперь делать, Син?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я бы уже спятил на вашем месте. – Данкир погладил меня по волосам и, кажется, поцеловал в макушку. – Но, говорят, женщины сильнее.
– Канцлеру скажите. Он держится намного дольше моего.
– Так ведь он и старше, и опытнее. Зато вы отмечены Богиней, а ему это не грозит: до мужчин Она не снисходит. Ну, право, не нужно плакать, я же потом мундир не отчищу…
Не представляю, сколько времени я поливала Данкира слезами: по-моему, прошло всего ничего, но могло миновать и больше получаса – обычно именно столько у меня уходило, чтобы нарыдаться вдоволь. Очнулась я, только услышав холодный и резкий голос:
– Уберите от нее руки, Данкир. Немедленно.
– Ваше превосхо…
– Я сказал – уберите руки. Мне начать считать до трех?
Я встряхнула головой, приводя мысли в порядок. Что происходит? Да, мы с Данкиром говорили о… о разном, но он ничего такого не…
Обернувшись, я увидела Одо. Судя по побелевшему лицу, он был в бешенстве, а револьвер в руке только подчеркивал его решимость идти до конца. Да и в самом деле, что ему будет, даже если он пристрелит Данкира?
Видимо, маг тоже подумал об этом, потому что медленно разжал руки и отстранился, но не произнес ни слова. Хоть бы догадался выставить щиты! Может, пули зачарованные, как я предположила…
– А теперь убирайтесь вон, – сказал Одо. – И не появляйтесь больше возле…
– Кого именно? – все-таки не удержался Данкир. – Ее величества или Эвины? Вы уж определитесь, ваше превосходительство!
Грохнул выстрел.
Я с ужасом смотрела, как бежит алая струйка по виску Данкира, пока не сообразила – его просто задело осколком, Одо метил в светильник.
– Убирайтесь, – повторил он. Во второй раз не промахнется, гадать не приходилось.
– Уйти и оставить вас наедине с беззащитной девушкой? – Кажется, Данкир закусил удила. И то: он все-таки маг, неужели не сумеет закрыться от выстрелов? Пускай в первый раз не думал, что канцлер действительно выстрелит в него, но теперь-то! – Чтобы вы излили на нее свой гнев, чем бы он ни был вызван? Нет, ваше превосходительство, я отказываюсь подчиняться приказу. Даже если Эвина сама попросит меня уйти, я не послушаюсь: будто я не знаю, кого слушается она!
– Да вы оба с ума сошли! – только и смогла выговорить я, но меня не услышали.
– Подите прочь!
– Попробуйте заставить!..
На этот раз обрушилась люстра. Не знаю, то ли ее сбил выстрелом Одо, то ли Данкир отвлекал внимание.
– Мэтр Оллен казался мне… сложным в работе, – негромко произнес Одо. – Я ошибался.
– О, неужели я дождался комплимента? Впрочем, не имеет значения: я сказал уже, что не оставлю девушку с вами наедине!
– Я оставил ее с вами, и что вышло?!
Нужно было остановить их, но как? Я не волшебница! Впрочем…
Поднять большую вазу было не тяжелее, чем ведро с водой. Сложнее – швырнуть ее между двумя сведенцами так, чтобы обоих обдало не слишком свежей водой и осыпало осколками фарфора.
– Прекратите! – Наверно, сейчас я топала ногами не хуже Дагны-Эвлоры. – Немедленно прекратите! Отдайте мне эту гадость, Одо!.. Нет, лучше бросьте в тот угол…
– И остаться безоружным перед магом? Я еще не выжил из ума.
– Да? А похоже, что выжили! Что вам в голову взбрело? Вы увидели… – Я осеклась, сообразив, как выглядели со стороны наши с Данкиром объятия. – Увидели, как Син меня утешает, и решили пристрелить его? Просто на всякий случай, так, что ли? Уберите револьвер, говорю вам!
– Если что, мы обсуждали девичью ревность, – быстро сказал предатель Данкир. – У Эвины нет подруг, она может поплакать только в подушку, но я ведь самую чуточку лучше, правда?
– Помолчите же вы!.. Да, лучше! Хотя намного жестче. И говорите всякое… чего я не хотела о себе знать…
– Ничего не понимаю… – Одо опустил руку с револьвером, спасибо хоть на этом.
– Вы и не желаете понимать!
– Знаете, а вот теперь я лучше отправлюсь проведать мэтра Боммарда, потому что здесь я определенно больше не нужен, – быстро произнес Данкир и испарился. Прекрасно его понимаю, сама не отказалась бы исчезнуть, но… мне деваться было некуда.
После криков и грохота тишина в комнате царила мертвая. Странно, что слуги не сбежались на шум. Не иначе, Данкир озаботился…
– Вот, значит, как вы на самом деле обо мне думаете, – выговорила я наконец.
– О чем вы…
– О том, что я схватилась за соломинку, когда поняла, что не выйду живой из этой игры. За Данкира. Он маг, он любил сестру ее величества, а мы достаточно похожи. Мы успели немного подружиться. Он сумел бы укрыть меня… пускай и ненадолго – вы же упоминали его имя среди прочих, кто может помочь, случись что. И я готова была расплатиться за это своей девичьей честью. – Недаром я прочла столько дурацких романов, слова сами шли мне на язык. – И когда вы увидели, как он обнимает меня и целует, вы…
– Нет, – коротко сказал Одо и убрал все-таки оружие. – Я ничего толком не видел. Я не имею обыкновения возникать в ваших покоях без предупреждения, если не забыли.
– Тогда…
– Услышал я достаточно.
Я отошла к окну, взялась обеими руками за подоконник. Стыдно-то как…
Данкир говорил правду, он видел меня насквозь! И наверняка заметил, что канцлер явился, что он в соседней комнате и слышит наш разговор… Уж я ему припомню, пусть только вернется!
– Услышал достаточно, но понял не все, – сказал за моей спиной Одо. – И истолковал по-своему. Наверно, ошибся. Не знаю. Скажите вы.
– Мне было очень тоскливо, – произнесла я. – Но я понимаю: у вас теперь вдвое больше забот. И Данкир все говорил правильно. Не вздумайте его пристрелить, я вас не прощу!
– Если он не пытался принудить вас к… чему бы то ни было, опасаться ему нечего.
– Не пытался. Я просто плакала… на его широкой груди. – Я криво улыбнулась. – Ну как в тех глупых книжках, вы же помните?
– Там такие рыдания обычно переходили в нечто большее.
– Только не с Данкиром. Он как старший брат. И еще, знаете… Странно: я для него будто бы более настоящая Эва, чем ее величество, учитывая даже, что я его не помню. Удивительно, правда?
Я видела в отражении – Одо покачал головой. Потом почувствовала – он подошел ближе и взял меня за плечи привычным уже жестом.
– Хотел бы я разобраться в этом подробнее, – сказал он, – но сейчас не до того.
– Вот почему вы так обозлились! Влюбленная фальшивая Эва окажется не в состоянии решать судьбы граждан, а настоящая – тем более, ей это еще не по силам?
И Одо ответил:
– Да, именно. И если вам вдруг потребуется выплакаться – моя, намного более широкая, нежели у Данкира, грудь к вашим услугам. Пускай и не так часто.
Надо ли говорить, что от этих слов слезы у меня высохли мгновенно?
