Глава 15

В ту минуту я едва не потеряла сознание от ужаса. К счастью, Данкир истолковал выражение моего лица по-своему, потому что продолжил:

– Известно, что вы сильно пострадали во время катастрофы. Память ваша не сохранила некоторые события. Но выглядит это очень странно! Вы помните родителей, братьев и сестер, других родственников, его превосходительство и мэтра Оллена, и свитских дам, и прислугу, верно?

– Д-да… – выговорила я и спрятала лицо в ладонях, чтобы скрыть смятение.

– Все они были с вами с самого раннего детства. Но и я, и Эд – мы же общались с вами в то же самое время! Ваше величество? Что с вами? Вам дурно?

– Нет, продолжайте. – Усилием воли я опустила руки и заставила себя взглянуть на Данкира. – Откуда вам известны такие подробности?

– Так ведь мы с Эдом давние друзья, к тому же общее несчастье сближает. И он был у меня ночью, буквально перед тем, как меня срочно вызвали в управление. Пьяный вдрызг, никогда его таким не видел… Это он твердил, что вас подменили. Что вы совершенно не та Эва – простите за фамильярность, но он привык вас так называть, – которую он знал. И которой не видел вблизи уже больше года, с самой катастрофы, потому что его превосходительство никого к ней не подпускает… – Данкир тяжело вздохнул. – Я велел ему поехать и проспаться, покуда никто не услышал, какой бред он несет, но Эд стоял на своем. Уверял, что не мог перепутать настоящую Эву с поддельной. Все, говорил он, не такое, как должно быть, неправильное: рост, фигура, волосы, глаза, руки, даже запах…

Я невольно сцепила пальцы. Как хорошо, что на мне перчатки.

Наверно, стоило предположить, что Эд перед балом немного выпил для храбрости, но я не стала. Очень сложно опровергать слова правды. Если еще и Данкир увидит что-то не то… С Дагной-Эвлорой он, конечно, общался намного меньше, чем с ее старшими сестрами, но он очень внимателен к деталям, я заметила.

– Пахло от меня, должно быть, неважно, – сказала я все-таки. – Перед балом я извалялась в пыли и слегка забрызгалась кровью. А переодеваться не стала, потому что… Ах, долго объяснять!

– И не нужно, я прекрасно понимаю ваши мотивы. И Эду объяснил, как сумел, но он стоял на своем. Наконец мне это надоело, я его немного, – Данкир прищелкнул пальцами, – усыпил и отправил домой, благо явился он в своем экипаже. Надеюсь, когда он проспится, эти глупости вылетят у него из головы. Вот ведь болван… не видел девушку почти год и думает, что она ни капли не изменилась?

– Дядя Рей, то есть герцог Тамай, сказал – я стала вылитая мама.

– Ну вот! А Эду что-то ударило в голову… – Данкир пристально смотрел на меня, хотя это было совершенно неприлично. – Вы в самом деле не помните ни его, ни меня?

Я покачала головой, потом решилась:

– Кое-чего другого я тоже не помню. Слишком долго пересказывать, но по всему выходит: из памяти пропали некоторые… фрагменты. Я думала… вернее, все уверены: это из-за того, что я ударилась головой. Иногда кое-что всплывает: я знаю – определенный человек должен был участвовать в этом воспоминании, его не могло там не быть, остальные подтверждают… но его нет!

– Нет, так это не работает, ваше величество. – Данкир покосился на стену, где канцлер с полковником продолжали о чем-то негромко говорить. – Я интересовался вопросом. После подобной травмы память может исчезнуть полностью. Может – фрагментарно. Скажем, вы помните позавчерашний день, а вчерашний – нет. Или начисто позабыли какой-то разговор или собственное распоряжение, совсем как его превосходительство.

– Одо головой не ударялся, я бы заметила, – не выдержала я.

– А когда вы из кареты летели? Тоже не ударялся?

– Гм…

Верно, у канцлера шла кровь из ссадины на виске. Но не мог же он из-за этой пустяковой ранки позабыть о важном приказе!

– Так вот, ваше величество, чтобы из какого-то эпизода, который вы в целом помните, вдруг кто-то исчез, а прочие остались… – Данкир вернулся к теме разговора. – Так не бывает. Однако мне доводилось читать об умельцах, способных не просто стереть память – это и я могу, – но удалить определенные сведения, при этом сопутствующие воспоминания не пострадают. Такое по силам только великим мастерам.

– Наподобие мэтра Оллена?

– Да.

– Но зачем ему это?

– Не имею представления, ваше величество. Говорю лишь: это единственная достаточно правдоподобная версия, которая приходит мне на ум. Игры высшего света… – Данкир едва заметно улыбнулся. – Я постарался забыть о них, когда пошел на службу в следственное управление, поэтому теперь не могу с уверенностью сказать, кто чем живет и дышит при дворе. Предположить в общих чертах – возможно, но… даже за год слишком многое меняется.

Я уже упоминала – у него был очень цепкий взгляд, и сейчас молодой маг рассматривал меня, подмечая детали. И кажется, старался найти сходство с Лиорой, которую любил – совершенно безответно, вне всяких сомнений. Сестра Дагны-Эвлоры знала, что выйдет замуж по расчету, и не могла позволить себе влюбиться. Она наверняка заигрывала с Данкиром, не более того, а записки, о которых он говорил, ни в коем случае не скомпрометировали бы ее. Да он бы этого не позволил, уверена. Он ведь маг, так, может, писал невидимыми чернилами?

– Ваше величество? Что с вами? – окликнул Данкир.

– Подумала о Лиоре, ваших записках и невидимых чернилах…

– …которые проявлялись, только если она сама касалась бумаги, причем добровольно и находясь в полной безопасности, – подхватил он. – Значит, что-то вы все-таки помните?

– Нет. Просто предположила, что вы наверняка использовали такой метод.

– Вот как…

Воцарилось молчание. Мне очень хотелось расспросить Данкира о настоящей Дагне-Эвлоре, но я опасалась, что не сумею задать вопрос так, чтобы не выдать себя. Все-таки он слишком… сообразительный.

– Может, желаете передать что-нибудь Эду, ваше величество? – негромко спросил он. – Он наверняка объявится снова. Я понимаю, его превосходительство с вас глаз не спускает и в буквальном смысле слова водит за руку, поэтому не стану предлагать устроить тайную встречу ради объяснений, но…

– Вот так и скажите, – перебила я. – Я больше не та Эва, которую вы оба знали. Я шагу не могу ступить в сторону – на меня смотрит не только Дагнара. И если Эд этим обижен… что ж, я могу ему только позавидовать – он не имеет ни малейшего представления о том, что значит быть королевой.

– Конечно, не имеет, он же мужчина, а не девушка.

– Данкир! На месте полковника я бы вас уже засунула в камеру вместо этого бомбиста! – вспылила я. – И нечего смеяться!..

– Вы так забавно сердитесь, ваше величество, что я не мог удержаться, – сказал он без тени раскаяния в голосе. – Тем более мне интересно было увидеть реакцию.

– И что? Опыт удался?

– Да. Я увидел прежнюю Эву, еще не измученную придворными церемониями и не придавленную королевским долгом.

Я не нашлась с ответом. Спросила только:

– Раз уж я не помню ничего, связанного с вами, может быть, скажете, какого вы мнения об Одо?

– О нет, ваше величество! – поднял руки Данкир. – О его превосходительстве, как о покойнике: или хорошо, или ничего…

– Или правду, – закончила я. – Боитесь? Нас могут подслушивать, как вы – вот их?

– Нет, мои щиты здесь вскрыть некому. Разве что сам мэтр Оллен заглянет в гости… Да и что мне сделают? Разжаловать меня, повторюсь, уже некуда, разве только вовсе вышвырнут? Ну так я уеду в поместье и займусь изобретением чего-нибудь неудобосказуемого, а кому это нужно? Здесь я хотя бы постоянно маячу на глазах у начальства и не могу натворить ничего особенно ужасного.

– Тогда почему не хотите говорить? Обещаю, я не стану ему пересказывать. Могу дать честное королевское слово.

– О, я и забыл: вы все так говорили – и вы, и Лиора, и Ларина, – улыбнулся Данкир, но улыбка эта тут же померкла. – Не нужно слова, ваше величество. Мне нечего сказать.

– Неужели? Совсем нечего?

– Ну разве что… Его превосходительство – человек, истово преданный делу своей жизни, как он его понимает. На пути к цели он не остановится ни перед чем. Вы, конечно, знаете его лишь как доброго дядюшку Одо, но мы-то, остальные, наблюдаем за происходящим… как бы лучше выразиться… снаружи, да и то, признаюсь, порой волосы дыбом встают от его распоряжений, не только у меня…

– Каких, например?

Данкир снова надолго умолк, потом качнул головой:

– Спросите у него о Каттесене, ваше величество. И прикажите говорить правду, а не пересказывать написанное в газетах. Я сам не возьмусь… Тем более времени у нас не так много: они, похоже, вот-вот закончат. – Он бросил взгляд на стену, где тени полковника и канцлера вели почти неслышный разговор. – Эх, все прослушали!

– Я потом узнаю, о чем они говорили.

– То вы, а я-то нет…

– Передала бы вам записку, но не смогу, – вздохнула я.

– Ничего, выясню как-нибудь. Пускай мне далеко до мэтра Оллена, но вычитать кое-что в голове у начальства я способен, – сверкнул голубыми глазами Данкир. – Только тс-с-с…

Он помолчал, глядя на изображение на стене, потом как-то странно тряхнул головой и снова повернулся ко мне.

– Не пугайтесь, ваше величество, – сказал Данкир, преклонив колени.

Я невольно подобрала ноги, а он поддернул обшлаг мундира, обнажив запястье, коснулся его ногтем – кровь тонкой струйкой потекла по светлой коже с проступающими жилками.

– Кровь моя да будет порукой, – негромко выговорил Данкир. – Сердце мое и помыслы чисты. Я присягал уже, но кровная клятва выше присяги, и я говорю: стану оберегать ту, что названа королевой Дагнары, даже ценой собственной жизни. Я не слишком умелый маг, но все силы свои отдам, чтобы королева Дагнары жила и правила достойно.

«Он ни разу не назвал меня по имени, – отметила я. – Значит ли это, что он все-таки догадывается?..»

– Встань и служи мне, – выговорила я положенные слова. Внутри что-то мелко дрожало.

Когда вернулись канцлер и полковник, мы с Данкиром чинно сидели на стульях поодаль друг от друга.

– Продолжайте работу, – сказал напоследок Одо, – выверните этого мерзавца наизнанку, но добудьте хоть какие-нибудь зацепки!

Он взял меня под руку, и мы вновь оказались в ледяном Химмелице.

– Что на этот раз, сударыня? Почему у вас такое лицо?

– Какое? – Я поежилась, и он немедленно набросил мне на плечи плед. Спасибо, не медвежью шкуру. – Лучше вы скажите, отчего не помните, какие раздавали указания? Ударились головой?

– Не дерзите мне, сударыня.

– Я и не собиралась: это Данкир предположил.

– О чем же вы беседовали с ним так долго? Я уже не знал, чем занять полковника, чтобы дать вам договорить…

Я опешила – так выходит, Одо все прекрасно понимал и нарочно тянул время? Но чего ради?

– Полагаете, я не в курсе, что Данкир и Эд – приятели? Думаете, за Эдом не следили? Не знали, что ночью он явился к Данкиру и провел у него пару часов? И никто не услышал, о чем они толковали?

– Так вы, значит, и в управлении слышали наш разговор? – только и спросила я. – Кто-то из сопровождающих нас магов помог?

– О нет, именно в управлении этот молодой… – канцлер сдержал крепкое словцо, – сплел такую сеть, что, полагаю, даже мэтр Оллен не враз ее распутает. Но дома – дома он ничем предосудительным не занимается. И никак не мог предположить, будто Эд несет вовсе не пьяный бред, поэтому не озаботился защитой. Еще раз, сударыня: о чем вы говорили с Данкиром?

– О проблемах с памятью, – дерзко ответила я, кутаясь в плед. Получалось плохо: он будто залубенел от холода и ничуть не грел. – Он рассказывал о всевозможных теориях по этому поводу, опытах и прочем. И наконец спросил, почему я не помню не только Эда, но и его самого и того, как передавала записки Лиоре…

– А вы, значит, действительно не?..

Я покачала головой.

– Тогда с этого места – поподробнее, – после короткой паузы произнес канцлер, встал и подошел к камину. – То, что вы не помните кое-чего обо мне, мы уже выяснили. Но – именно «кое-чего», а не вовсе… ничего.

Я не видела, что он делает, но наконец вспыхнул огонь, и мрачная гостиная вдруг сделалась вовсе не мрачной. Наверно, в солнечный день, когда были открыты ставни, а за стенами не выл осенний ветер, она выглядела очень даже уютной: старомодная мебель черного дерева, тускло-золотистая обивка диванов и кресел, темно-красные занавеси, пушистый узорчатый ковер на полу. С портрета на стене смотрела красивая молодая женщина – светлые волосы уложены небрежным узлом на затылке, так, что пряди выбиваются и падают на лицо; платье цвета молодой травы, игриво спущенное с плеча, подчеркивает загорелую золотистую кожу, в руках охапка луговых цветов, на плече маленькая птичка, кругом вьются бабочки… Ничего общего с парадными портретами!

– Это ваша бабушка? – спросила я, вовремя сообразив, что женщина совсем не похожа на уроженку Дагнары, даже южной.

– Нет. Это Богиня.

– Но… – начала я и осеклась.

В самом деле: ее ведь так и изображают – с цветами или колосьями в руках, а рядом непременно птицы и животные… Но она всегда строгая, суровая даже, не то что эта смеющаяся красавица!

– Так ее представляют в Химмелице.

– Мне нравится, – сказала я. – Она живая.

– Как Богиня может быть мертвой, сами посудите? – усмехнулся канцлер, а свет в гостиной вдруг вспыхнул ярче. – А эту даму узнаете?

Я присмотрелась к портрету на противоположной стене. Поначалу мне показалось, будто это та же самая женщина, только картина выполнена в более холодных тонах, а вдобавок на ней изображена зима, а не лето. Поэтому и светлые волосы кажутся не золотистыми, а почти белыми, и лицо вовсе не загорелое, а в руках – ветви рябины и черноигольника, и бабочек нет. Только красногрудые птицы вьются возле красавицы и садятся ей на плечи и даже на голову.

– Тоже Богиня? – спросила я наконец и почти не удивилась, услышав в ответ:

– Безымянная. Двуединая. Понятно вам такое слово?

– Ну… да, – поразмыслив ответила я. – Только почему у нас Безымянной ругаются, а Богиней наоборот, благословляют?

– Не имею представления. В Химмелице чествуют обеих – каждую в свой черед.

Я подумала, порылась в памяти и выпалила:

– Одо, а почему я не была в храме? Осенний праздник…

– Еще не миновал. Поедете туда в новолуние. Почему я должен объяснять вам очевидные вещи, сударыня? Или снова память отказала?

– О… да, конечно. То есть не отказала, я просто совсем запуталась…

Теперь, когда разгорелся камин, я рискнула выбраться из-под пледа. Конечно, большая гостиная еще не прогрелась, но уже веяло приятным теплом, и я подсела к огню, протянув к нему руки. Я любила так сидеть, когда наш истопник обихаживал большую печь, и наблюдать за язычками пламени за приоткрытой заслонкой. Истопник позволял это делать, но мне вменялось в обязанность следить за углями – не приведи Богиня, упадет один, может пожар случиться… Я хорошо смотрела за печью, никогда ничего не горело. Только раз выскочили сразу три уголька – я загасила их из ковшика и для надежности растерла подошвой в черную сажу…

– Одо, Химмелиц ведь не в Дагнаре! – дошло вдруг до меня.

– Долго же вы над этим размышляли, сударыня.

– Но… но… Разве портал не замечают? Тут же должны быть свои маги, разве нет? И…

– Не замечают, – негромко произнес канцлер. В отблесках огня было особенно заметно, насколько постарело его лицо. – Вартиц – очень маленькое княжество. Почти незаметное. И если я желаю воспользоваться своим родовым поместьем и привести в него кого угодно – никто не обратит внимания. Да и некому – откуда тут сильные маги? Все давно перебрались в Дагнару, в Иссен, в Лариду – сначала учиться, потом…

Я не стала спрашивать, почему никогда не заходило речи о присоединении Вартица к Дагнаре: княжество, наверно, пусть и маленькое, но гордое. Да и что с него возьмешь?

Где оно вообще расположено?.. Припомнив карту, я поняла, почему соседи на него не претендовали: карабкаться к ближайшему от перевала поселению неделю придется! Однако этот самый перевал – удобная дорога из Дагнары в Лариду, и на этом местные могут заработать. В самую меру, просто взять подорожные, иначе… Иначе чужие бойцы все-таки взберутся куда угодно, и тогда за перевалом будут присматривать не местные жители.

– Вернемся к проблемам с памятью, – сказал канцлер. – Начните с Эда.

– Лучше с Данкира…

Рассказ мой занял довольно много времени, и вовсе не потому, что я сбивалась и путалась – просто канцлер дотошно выспрашивал меня о деталях нашей с магом беседы.

– Я уверен, что Данкир добром не кончит, – обронил он наконец.

– В смысле?

– Он опасен, вы разве не понимаете? Нет, о чем я, где вам понять…

– Так объясните! – вспылила я. Мне наконец-то было тепло, а еще казалось, будто Богиня смотрит на меня одобрительно. И Безымянная тоже, но все же как-то… с некоторым сомнением. – Чем он опасен?

– Маг, не зависящий от милостей сильных мира сего, не скованный клятвами и обещаниями, но о многом догадывающийся… Дальше нужно объяснять, сударыня, или сообразите сами?

– Он скован обещанием, – с трудом произнесла я. – Он… поклялся…

– Вы о присяге? Это не то.

– Нет же! Он дал мне кровную клятву.

Канцлер отреагировал неожиданно.

– Богиня, какой дурак! – воскликнул он, взявшись за голову. – Лучший молодой маг Дагнары… и вот так подставиться!

– Он клялся королеве, не мне лично. Он же не знает, что я не настоящая, – поспешила я сказать. – Хотя, возможно, догадывается, именно поэтому и не стал… хм… уточнять.

– Он действительно лучший… – Канцлер опустил руки. – Но близко к вам я его все равно не подпущу, и не мечтайте. Понимаете почему?

– Чтобы не скомпрометировать? Обоих? И чтобы мэтр Оллен не узнал, а то вдруг ему конкуренты не нужны?

– Именно так.

– Он все равно узнает, так или иначе. Тот же Эд… у него язык за зубами не держится, а даже вы не угадаете, кто работает на мага и под каким заклятием прячется, так?

– Так.

Одо сел в кресло и устало свесил руки между колен. Совершенно неприличная поза для человека его положения, но сейчас он, кажется, вовсе не думал о приличиях.

– Эва…

Я удивилась, когда он обратился ко мне вот так. Ни разу еще он не называл меня Эвой, только сударыней и Эвиной – и то перед ее величеством.

– Вы понимаете, что Эд опасен?

– Да, – шепотом ответила я. – Слухи… и всякое…

– Как предлагаете избавиться от него?

– Я?..

– Вы исполняете обязанности королевы. Вам положено принимать решения, даже неприятные.

– А вы – регент. Королеве почти год до совершеннолетия, поэтому вы обязаны думать за нее о подобных вещах.

– Верно, но Эд – близкий друг ее величества. Ей решать, как поступить с ним. И от ее решения многое зависит.

Я молчала, глядя на свои руки – слишком грубые, чтобы обмануть юного Эда. И Данкира, полагаю, я тоже не обманула, перчатки здесь вовсе ни при чем…

– Пускай Данкир попрактикуется на нем, – сказала я наконец. – Уберет ненужные воспоминания. Если не выйдет сразу – пусть повторит. Эд его друг, так что, думаю, Данкир станет обращаться с ним мягко, но он дал мне клятву, стало быть, выполнит приказ во что бы то ни стало. Передайте: я хочу, чтобы Эд остался в здравом уме и в полном рассудке, но совершенно забыл о своем увлечении Дагной-Эвлорой. И тем более – о своих подозрениях. Если нужно, я напишу приказ своей рукой… то есть рукой ее величества.

– Хорошо.

– Если у Данкира получится, – добавила я, – он будет главным придворным магом.

– Да вы смеетесь, сударыня!

– Не думаю даже. Я… я боюсь мэтра Оллена. И вы боитесь, потому что понятия не имеете, что у него на уме! Данкир, может, не такой умелый, но он принес клятву, а Оллен – вы сами сказали! – нет.

– Но вы же понимаете, что скандал выйдет оглушительный?

– Почему? Ах да, догадываюсь: Данкир ведь молодой и привлекательный мужчина, не то что Оллен, а ее величество – юная девушка? Могут пойти слухи…

– Вот видите, мне даже отвечать вам не нужно. К слову, Данкир может и не согласиться на такую честь. Вдобавок оскорблять мэтра Оллена, в открытую отказывая ему от места… не самый дальновидный поступок. Я на это не пойду.

– Неужели лучше иметь под боком такого непредсказуемого человека? – нахмурилась я. – Впрочем… Вы правы. Если он не станет служить Дагнаре, то будет служить кому-то еще. Правда, он уже сейчас может этим заниматься, но как выяснишь?

– Именно. В некоторые моменты, – доверительно произнес канцлер, – я очень хорошо понимаю предков, которые сжигали магов на кострах.

– Вы забыли добавить: если могли их поймать и удержать. А поскольку схватить наверняка удавалось только самых слабых и глупых, то сильные, умные и хитрые выжили… и теперь с их потомками уже не так просто совладать. Прямо как в животном мире, – припомнила я. – Это называется естественным отбором, если не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, за одним небольшим исключением: маги чаще всего бездетны. Для отца Данкира известие о том, что у сына проявился сильный дар, стало страшным ударом – других наследников у него не было, дочерей тоже. Молодой человек, правда, обещал приложить все старания, чтобы не дать роду прерваться, но пока что-то не заметно, чтобы он работал над выполнением обещания.

– Дайте ему хотя бы забыть Лиору, – сказала я. – Или не забыть, но… Словом, должно пройти время.

– Может быть, вы и правы. – Одо откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. – Увидим. Если доживем. И не нужно так на меня таращиться, дыру протрете. В моей жизни не случалось трагических историй такого рода, даю слово.

– Я вовсе не…

– Не лгите. Девушкам всегда интересны подобные детали. Эва часто расспрашивала меня, почему я одинок, а вы… Вы все-таки сильно похожи на нее характером, да еще любопытны от природы.

– Этого я тоже не помню, – порывшись в памяти, ответила я. – То есть того, что она вас расспрашивала об этом. Сама же я слышала только, что вашего отца чуть ли не силой вынудили жениться.

– Не силой, но королевским указом. Иначе он точно не вспомнил бы о том, что дети должны откуда-то браться, с неба они не падают. А поскольку я – копия отца, как все уверяют, участь моя предрешена.

– Не понимаю…

– Что же тут непонятного, сударыня? – Он приоткрыл глаза. – Когда-нибудь, когда у меня окажется хоть немного свободного времени, я осмотрюсь, выберу подходящую особу и женюсь. Конечно, Химмелиц – родовое имение, а не королевство, но бросать его бесхозным не годится. Следовательно, мне нужен наследник, а Богиня мне его не принесет. Или ее, без разницы.

Я помедлила, потом не выдержала и спросила:

– А какой он был, ваш отец? То есть, конечно, если не хотите говорить, то я не настаиваю, но…

– Я же сказал – я его копия, – не дал договорить Одо. – Меня он любил, конечно, а мать – нет, это был брак по указу сверху, не забыли? Да он, кажется, и не видел разницы. Она его тоже не любила, но считала крайне выгодной партией, хотя и была намного более знатной. И меня, прямо скажу, не особенно жаловала. Впрочем, я ее почти и не видел: в детстве мною занимались няньки, потом гувернеры, учителя… И сам отец, конечно же. Как только со мной можно стало разговаривать, он взялся за меня всерьез. Сами видите, что получилось. Впрочем, это намного лучше, чем сидеть у материнской юбки до седых волос.

– А вы сами любили родителей? – спросила я и смутилась.

– Сложно сказать. – Он будто не заметил ничего странного. – Отца я прежде всего уважал. И да… пожалуй, любил по-своему. С матерью сложнее – повторяю, я редко ее видел и почти не знал. Что так смотрите, сударыня? Именно так и выглядят браки по расчету в наше время. Случаются счастливые исключения, разумеется – те самые, о которых пишут в этих ваших романах, – но крайне редко. В реальности же хорошо, если супруги не испытывают друг к другу отвращения.

– Понимаю… Одо, я знаю, что отец ваш давно скончался, а матушка? Еще жива?

– Нет.

– Простите…

Одо помолчал, потом сказал вдруг:

– Вы иногда задаете интересные вопросы, сударыня. Я начал вспоминать и вдруг понял: пожалуй, больше всех в семье я любил Орну. И именно поэтому так привязался к Эве – пускай внешнего сходства нет, но нрав…

– Кого?..

– Сестру.

– Так, значит, у вас есть сестра? – непонятно чему обрадовалась я и сникла, услышав ответ:

– Уже нет. Погибла еще ребенком. И не извиняйтесь! Не люблю этого…

– Но как?..

– Это же Химмелиц, – тяжело вздохнул канцлер. – Горы. Матушка никогда не любила это место, а Орна обожала. В очередной раз сбежала от служанок и… Словом, сорвалась со скалы. Когда ее отыскали, было уже поздно звать хоть врача, хоть мага. Матушка этого не пережила – через год не стало и ее.

«Вот оно что, – мелькнуло в голове. – Значит, в Дагне-Эвлоре он видит младшую сестру. Теперь понятно, почему так ее оберегает… действительно, водит за руку, как сказал Данкир, чтобы не забралась куда не положено и не разбилась насмерть».

– Довольно разговоров, – сказал вдруг Одо и поднялся на ноги. – Признаюсь, сударыня, я совершенно вымотан. Вы, в сущности, тоже должны валиться с ног от усталости и переживаний, но, очевидно, вас спасает молодость. В вашем возрасте я тоже мог не спать сутками… хотя подобных испытаний на мою долю не выпадало. Одним словом, пора возвращаться, уже вечереет. Сейчас я затушу огонь – и отправимся.

– Конечно, как скажете. – Я тоже встала, но не удержалась и добавила: – Вы так и не сказали, почему забыли о своем распоряжении насчет порталов.

– Я не знаю, – после паузы ответил канцлер. – Это разумный приказ, я отдал бы его и так. Если бы не забыл.

– Забыли отдать или забыли, что отдали?

– Что так, что этак, выходит, кто-то управлял моими решениями. Хотя бы потому, что я не на триста шагов ограничил бы действие порталов, а больше.

– Ну… – сказала я после долгого молчания. – Снова ничего не понятно. В книгах пишут – нужно искать, кому выгодно. А кому выгодно это вот все?

– Что именно?

– Ну… авария на шахтах, которая непременно бы случилась, так или иначе? И сопутствующие волнения? Гибель королевы, в которой на этот раз точно бы никто не усомнился, потому что она произошла бы на глазах сотен людей? – Я перевела дыхание. – Кому, Одо, скажите! Родственникам? Их десятки, так кто же из них может быть замешан? Соседям? И какое отношение ко всему этому имеет мэтр Оллен и… и провалы в памяти, у меня, у вас, может, еще у кого-то? Почему вы молчите?

После долгой паузы он сказал:

– У меня нет ответа.