Глава 13
Когда канцлер вошел в комнату, я изо всех сил постаралась притвориться спящей, но не преуспела.
– Многое успели услышать? – спросил он, даже не думая поинтересоваться, как я себя чувствую. Впрочем, если мэтр Оллен был здесь, уж наверно, он меня осмотрел и сделал вывод, что ничего страшного со мной не стряслось. А обморок… случается подобное с девушками, тем более после такого испытания.
– Не слишком, – не открывая глаз, ответила я. Даже за закрытыми веками было светло, наверно, канцлер принес с собой лампу или активировал магический светильник. – Только то, что было после того, как вы накричали на мэтра Оллена.
– Я почти все время на него кричал, поэтому ответ ваш не слишком информативен. Конкретнее сказать можете? Или вам все еще дурно?
– Нет, я в порядке… почти. – Приоткрыв глаза, я тут же вновь зажмурилась, потому что свет показался мне слишком ярким. – Я слышала, как он говорил про какую-то новую методику. А потом – что спрятал разум ее величества в детстве. Правда, не совсем поняла, как это…
– Думаете, я понял?
Диван скрипнул и просел: это канцлер опустился рядом со мной, я чувствовала тепло его тела даже сквозь несколько слоев материи.
– Чтобы разобрать слова мэтра Оллена и, главное, правильно их истолковать, нужно быть магом высшей категории, а таких на всем континенте – по пальцам одной руки перечесть. Дагнаре повезло заполучить лучшего из них.
– Вот уж повезло так повезло… – пробормотала я, привстала и привычным уже движением подобрала под себя ноги, чтобы не касаться Одо коленом: это было крайне неловко.
Канцлер никак не отреагировал ни на мою дерзость, ни на движение, он смотрел куда-то в пустоту, а я не осмеливалась его потревожить. Вместо этого стала размышлять: как же это мэтр Оллен проделал подобное с настоящей королевой? Наверно, решила я, так же, как взял у нее воспоминания для… так и просились слова «обряд» и «ритуал», но я выбрала «эксперимент».
Воспоминания выбирал не сам Одо; он колдовать не умеет, во всяком случае, не упоминал об этом. В любом случае даже если на что-то он и способен, то так, по мелочи: я читала где-то, что развитая интуиция, умение читать по лицам эмоции людей, отличать ложь от правды – все это может быть проявлением скрытого или очень слабого магического дара. Такие люди часто делают карьеру, вот как Одо, другие становятся успешными предпринимателями, даже врачами… а иногда – удачливыми мошенниками.
Не важно! Главное, извлечением воспоминаний, как было озвучено ранее, занимался мэтр Оллен, равно как пытался перенести воспоминания Дагны-Эвлоры в разум других девушек… безуспешно, пока не подвернулась я. А раз так, то он вполне мог не скопировать эти самые воспоминания полностью, как ученицы в пансионе переписывали в наказание целые главы из скучных старых книг, а взять и стереть некоторые. Или просто вырвать махом несколько страниц и отложить их в сторону – вдруг понадобится вклеить обратно?
Наверно, сам мэтр посмеялся бы, услышав мои рассуждения, но откуда мне знать, как работают маги? Разве что из сказок и романов, но там ведь не описывают подробности.
– Все очень плохо, Одо? – спросила я наконец.
– Ну что вы, сударыня, – ответил он и едва заметно улыбнулся. – Мой отец любил повторять: никогда не может быть настолько плохо, чтобы не могло стать еще хуже.
– А почему герцог Тамай сказал, что терпеть не мог вашего батюшку?
– Потому что это чистая правда.
– Это не ответ.
– Сударыня, если я возьмусь пересказывать все тонкости отношений, которые связывали Тамая с моим отцом, мы здесь зазимуем.
– О… простите, я не хотела… – До меня дошло наконец, что я веду себя неприлично. – А где мы? Вроде бы не в особняке…
– В надежном месте. Здесь сейчас пусто, поэтому я мог сколько угодно повышать голос, а мэтр Оллен – швыряться молниями, никто бы не заметил.
– Это сюда нас перенес ваш портал в прошлый раз? Было так же холодно…
– Вам не кажется, сударыня, что вы проявляете чрезмерное любопытство в отношении тех вещей, которые вас не касаются?
Я только голову опустила: могла бы и сама сообразить, что у него при себе имеется не один портал.
Канцлер вдруг подвинулся ближе, и я невольно отпрянула, вжимаясь в спинку дивана.
– Чего вы так перепугались? – недоуменно спросил он. – Ах да, я забыл, что вы начитанная девица, а в этих книжонках непременно наличествует заброшенное родовое гнездо, одинокий и никем не понятый герой, а также прелестная юная героиня, с каковой страдалец предается низменной страсти на проеденном мышами диване. Не переживайте, я еще не настолько исстрадался.
– Но откуда вы знаете?.. – выпалила я прежде, чем успела обидеться.
– Оттуда, что Эва тоже обожает эти книжонки, поэтому я вынужденно ознакомился с несколькими образчиками жанра, чтобы быть в курсе ее увлечений. Запретить бы не вышло: не станешь ведь обыскивать каждую свитскую девицу и горничную? А они наловчились проносить эту, с позволения сказать, литературу под юбками… Да и какое я имею право запрещать королеве отдыхать с книгами, какими бы пошлыми они мне ни казались?
– О… сочувствую, – вырвалось у меня.
Догадываюсь, каково взрослому и наверняка умудренному опытом мужчине было читать эти «слезы в сахарной глазури», как называла подобные книги госпожа Увве! Помню, как она, брезгливо держа за краешек кончиками пальцев, уносила очередное найденное во время проверки личных вещей пансионерок крамольное сочинение, чтобы сжечь в камине. Правда, подозреваю, сначала она сама прочитывала его от корки до корки, и самые понравившиеся книги оставляла у себя, иначе откуда в ее библиотечке несколько довольно затрепанных «образчиков жанра», как выразился Одо?
– Это были худшие часы в моей жизни, как мне тогда казалось. Знал бы я, как ошибся… – усмехнулся он и велел: – Дайте мне руку.
Я послушалась, и он цепко взял меня за запястье, а указательным пальцем свободной руки провел по моей ладони, будто намечая место. Кажется, я угадала верно, потому что следом он приказал, сцепив наши руки:
– Держитесь что есть сил и не отпускайте. Предупреждаю: будет больно.
Больно – не то слово! Кажется, такого я не испытывала, даже когда в детстве опрокинула себе на колени кружку с кипятком – остался заметный шрам. Я мельком подумала: надо сказать о нем Одо, ведь у королевы такого нет, но тут же сообразила, что Нэна наверняка уже доложила обо всех отметинах на моем теле…
– Все, можете не держать, – услышала я голос канцлера и разжала пальцы – на его кисти остались белые следы. – Покажите-ка.
Он повернул мою руку ладонью кверху, и я поразилась – на ней лежала будто бы раскаленная добела монета. Неудивительно, что было так больно… Монета эта медленно остывала, пропадал и блеск, покуда вовсе не угас.
– Это портал, – предвосхитил мой вопрос канцлер. – К сожалению, односторонний. Если вы задействуете его в случае какой-то беды, он перенесет вас в то место, которое будет наиболее безопасным для вас на тот момент, или же то, которое вы сочтете таковым. Меня он, сколько бы я ни пробовал, всегда переносил сюда.
– А что это за место? – все же не выдержала я и сжала пальцы, по-прежнему чувствуя на ладони невидимую монету, тяжелую, горячую. – Я помню, ваш перстень – портал куда угодно, только ненадолго, а этот куда нас занес?
– В Химмелиц.
– Вот как…
– Странно, не правда ли, что родной дом кажется мне лучшим убежищем?
– А почему вы не воспользовались им, когда забирали меня из пансиона? Было бы намного быстрее, разве нет? То есть я догадалась, что мы не просто так домчались до столицы в считаные часы, это тоже был портал, но разве вы не говорили, что время дорого?
– Говорил. Но не хотел перепугать вас насмерть сразу же. Хотя… Подозреваю, вы не слишком бы испугались. Часть вашей натуры явно отличается авантюризмом и любовью к сомнительным приключениям.
– Я никогда ничего подобного не…
– У вас просто не было такой возможности, – утешил канцлер. – И очень вас прошу, не вздумайте начать экспериментировать. Не до того сейчас.
– А как активировать портал, Одо? – спросила я, чтобы сменить тему.
– Сожмите руку покрепче и представьте укромный уголок. Только, повторяю, вас может выбросить вовсе не туда, куда вам хочется попасть, а в то место, которое вы в глубине сердца считаете наиболее безопасным. Не удивлюсь, если это окажется ваш приют.
– Пансион.
– Да, конечно. Только не будем проверять сию минуту, хорошо? Мне не хочется разыскивать вас по всей стране. Этот портал – на самый крайний случай.
– Понимаю… – Я посмотрела на ладонь. На ней и следа не осталось, но мне чудилось, что под кожей все еще светится золотой кружок. – А что, если меня вынесет сюда? Вы сказали, тут никого нет, и как же мне быть? Я замерзну прежде, чем вы меня отыщете…
«А если искать будет некому, тем более», – добавила я мысленно.
– Не замерзнете, даже если будете в летнем платье: пансионерки намного крепче, чем кажутся, я это уже понял. Да и тряпья здесь хватает, найдете, во что завернуться, вон хоть в медвежью шкуру… Печи и камины в порядке, дрова есть… Справитесь, полагаю: вас же учили домоводству, так? Я иногда наезжаю сюда… наезжал, когда было время, – поправился канцлер, – поэтому дом содержат в порядке. А вниз по склону, в какой-то сотне шагов, – сторожка. Там вас приютят и обогреют. Правда, если снаружи будет пурга, рекомендую ее переждать, иначе до сторожки вы не доберетесь.
– Хорошо. Но что может такого случиться, чтобы мне пришлось использовать ваш портал? И как вы сами без него обойдетесь?
– Вы полагаете, сударыня, у меня один такой? Не считая перстня? Обо мне не беспокойтесь.
– Вы не ответили на мой первый вопрос, – упрямо сказала я. – Что может мне угрожать?
– Все что угодно, – сказал он.
– Сегодня… Я не успела бы воспользоваться порталом. И вы бы не успели, разве не так? И в следующий раз…
– Не думаю, что противник будет настолько глуп, что повторит такой ход. Тем более у него и подходящей возможности не будет вплоть до Зимнего праздника.
– А… неизвестно еще, кто это сделал и почему?
– Мне доложили, что бомбиста почти сразу же скрутили какие-то лавочники, чуть не забили до смерти, но вовремя опомнились и передали гвардейцам… которые тоже с ним не церемонились. Несовместимых с жизнью повреждений у него нет, так что он ждет настоящего допроса.
– Скажите, чтобы этих людей наградили, – тихо сказала я. – Хотя бы символически.
– Без вас бы не догадался.
– Наверно, нам уже пора? Мэтр Оллен снова исчез, у вас столько дел…
– Не желаете поприсутствовать на допросе? – неожиданно спросил канцлер.
– Я?.. Но чего ради?
– Некоторые персоны удивительно остро реагируют на вид несостоявшейся жертвы. Если этот бомбист из идейных, его такое не проймет, но в ином случае… Попытаться стоит. Если вы не возражаете, конечно.
– Не возражаю, – быстро ответила я. – Только, наверно, нужно переодеться? Чтобы выглядеть… ну… вовсе уж невинной жертвой. И еще…
– Вы смертельно голодны, – правильно истолковал канцлер неприлично громкое урчание моего желудка. – Ничего. Преступник подождет, пока вы позавтракаете.
– Разве уже утро?
– Да, вы довольно долго проспали. Вернее, обморок перешел в глубокий сон, а я решил, что не следует вас будить. И я составлю вам компанию, с вашего позволения: тоже кусок в горло не лез за праздничным столом.
– Конечно!
– Тогда идемте. – Он протянул руку. – Хотя… Вероятно, лучше отложить дело на завтра? Вам хватило острых впечатлений, нужно бы отдохнуть. Бомбист уже никуда не убежит.
– Мне только на балу сделалось дурно, – покачала я головой. – М-м-м… может, от голода? И от переживаний, конечно же. А теперь уже совсем не страшно, и… Вдруг он все-таки сбежит? Или ему помогут? Что, если у него есть такой вот портал?
– Это проверили в первую очередь, а что до прочего… Поверьте, несколько затруднительно бегать с переломанными ногами, – усмехнулся канцлер и подал мне руку. – Идемте, сударыня. Нас ждет очередной безумный день…
* * *
– Одо, – спросила я за завтраком, – а откуда вдруг появился мэтр Оллен? Вы ведь говорили, что его невозможно разыскать, если он сам того не пожелает, верно? И как он узнал, что мы с вами в Химмелице?
– Хороший вопрос… Я его задал, разумеется, однако ответа, как обычно, не получил. Полагаю, он отследил использование портала, а поскольку знал, что без крайней на то необходимости я его не применю, то последовал за нами.
– А как догадался, куда именно? Вы обсуждали с ним… ну… самое безопасное место?
– Нет. Но он достаточно хорошо меня знает, поэтому, полагаю, не слишком долго размышлял, куда я мог подеваться. Либо все обстоит намного проще, и мэтр Оллен способен не просто заметить сам факт задействования портала, но и понять, куда он ведет.
– Вот оно как… Даже издали?
– Не удивлюсь, если он наблюдал за нами из толпы во время шествия, скрывшись под чужой личиной, а затем проследовал во дворец.
– И его, конечно же, никто не сумел обнаружить… – пробормотала я. – Этак я однажды найду его у себя под кроватью.
– Я бы не удивился.
– Одо, а тот, другой портал мэтр Оллен заметить не сумеет?
– Нет. Я же сказал – его зачаровывали тогда, когда мэтра и на свете не было, а он живет уже очень долго. И это, – губы его сжались в тонкую линию, – пожалуй, мое единственное преимущество. Мэтр Оллен ничего не может с этим поделать, и, каюсь, данный факт доставляет мне особенное удовольствие.
– Почему не может?
– Потому что снять этот перстень могу только я и только по доброй воле. Ни принуждение, ни шантаж не сработают. Даже если кто-то будет держать нож у моего горла или, хуже того, горла Эвы, ничего не выйдет. Старые мастера знали свое дело.
– А как же вы его получили? – не поняла я.
– Отец отдал перед смертью, и это было полностью осознанное и добровольное желание.
– Но что, если…
– Мне отрежут палец? – криво улыбнулся он. – Не поможет. Перстень не дастся в руки чужаку. Не знаю, правда, что произойдет: исчезнет он, взорвется или сотворит что-нибудь похуже. Проверять не тянет, знаете ли. А вот с трупа его забрать, думаю, можно: если бы отец не успел вызвать меня к себе и передать перстень, мне пришлось бы снимать его самому. Но опять же: не представляю, способен на подобное только родственник или кто угодно, равно как и то, станет ли перстень служить мародеру.
– И проверять ну ни капли не тянет… – повторила я его слова и вдруг спохватилась: – Одо, вы так просто рассказываете об этом, а ведь нас сейчас могут подслушивать! Даже сам мэтр Оллен – превратился вон хотя бы в статую или слился со стеной, и…
– Полагаете, он не знает, чем я владею? Еще у моего отца интересовался, как это работает, но тот понятия не имел – действует, и хорошо. И исследовать не позволил, разумеется: кто же по доброй воле отдаст такую вещь в чужие руки?
– А не может он убедить вас подарить ему перстень? Вот так заберется в голову, как… как к ее величеству, и вы уверитесь, что счастливы передать семейную реликвию великому магу! Вдруг древние мастера встроили в ваш перстень не только портал, а еще что-нибудь полезное? А мэтр Оллен это изучит и использует во благо Дагнары и… и Эвы…
– Не считайте себя умнее взрослых людей, сударыня, – ответил канцлер, самую малость изменившись в лице. Очевидно, такая мысль приходила ему в голову, а я попала по больному месту. – Разумеется, я не могу отрицать подобной вероятности. И именно поэтому стараюсь пореже общаться с мэтром. К сожалению, в последнее время я вынужден это делать, но не испытываю от этого ни малейшего удовольствия, поверьте.
Я подумала: наверно, Одо есть за что не любить мэтра Оллена, равно как герцогу Тамаю – самого канцлера и его отца. Только, пожалуй, расспрашивать об этом не следует: лицо у Одо и без того мрачнее некуда, вряд ли ему захочется вспоминать о таких вещах. Может, когда-нибудь после… Если наступит это «после», конечно.
– Нам пора, – сказал канцлер, взглянув на часы.
Странное дело, я перестала вздрагивать, услышав звонкое «Так!». Привыкла, должно быть, как привыкла в пансионе к манере госпожи Линке очень громко стучать по столу или по доске указкой, если ей казалось, будто класс расшумелся или, скажем, кто-то тайком переговаривается во время самостоятельной работы.
– Пойдите переоденьтесь, сударыня. Не в домашнем же отправляться в казематы.
Нэна, к моему удивлению, не сказала мне ни слова, молча подала скромное платье, похожее на то, что я носила в пансионе, только, конечно, намного лучше сшитое. А вот горничные трещали не умолкая. Эм больше всего сокрушалась о безвозвратно погибшем праздничном платье – кровь ничем не выведешь. Думаю, ей хотелось выпросить его себе: если ушить юбки и прикрыть пятна на груди какими-нибудь бантиками, то… Нет, о чем я думаю: Эм выше меня на голову и намного массивнее, на нее мой наряд попросту не налезет! Но может, у нее есть какая-нибудь младшая родственница, сестра или племянница? Потом спрошу, решила я, а пока велела не выбрасывать платье.
Конечно, я его уже не надену – к следующему Осеннему празднику вырасту… если вообще доживу, да и не принято дважды показываться в одном и том же туалете. Но вдруг и впрямь одарю им кого-нибудь? Кажется, при дворе такое в ходу: я слышала, некоторые свитские девицы гордились платьями с плеча королевы, порой вовсе не ношенными. Не Дагны-Эвлоры, конечно, ее матери…
Еще я спросила наивно: может, мэтр Оллен поможет спасти наряд, когда объявится? На это уже Эн разразилась смехом, а потом долго извинялась, но я ее не осудила: тоже представила выражение лица почтенного мага, лучшего из лучших, в тот момент, когда ему предложат почистить старое платье королевы!
К слову, в доставшейся мне памяти Эвы ничего не удалось найти касаемо истинного ее отношения к мэтру Оллену. Хотя, возможно, она просто не задумывалась о том, к кому привыкла с детства? Кажется, он был для нее кем-то вроде немного чудаковатого дядюшки, который появляется время от времени, показывает волшебные фокусы, о чем-то говорит с родителями, а потом вновь испаряется. Потом, с момента катастрофы, мэтр Оллен стал мелькать в ее воспоминаниях чаще, но тогда Дагна-Эвлора воспринимала его просто как врача, одного из тех, кто пичкал ее горькими лекарствами и мучил неприятными процедурами. Понимала, конечно, что после его визитов ей ненадолго становится легче, но и только… Но были ли это ее настоящие воспоминания?
– Его превосходительство ждет, – напомнила Нэна, и я очнулась.
В самом деле некогда предаваться рассуждениям…
Казематы представлялись мне темными и холодными мрачными подвалами, где с осклизлых каменных стен капает вода, под ногами шныряют большущие крысы – их маленькие глазки взблескивают кроваво-красным в отсветах факелов. За зарешеченными окошечками массивных, окованных металлом дверей кто-то возится и стонет, зовет на помощь и обещает раскаяться, ругается и звенит кандалами… И уж конечно, там ужасно пахнет: воздух затхлый, спертый, запах нечистот, немытых тел, болезней и скверной еды никак не выветривается из этих подземелий…
Ожидания мои не оправдались, и флакончик с нюхательными солями, который сунула мне Эм на всякий случай, не пригодился. И хорошо: я никогда ими не пользовалась, так вдруг от этих солей мне сделалось бы еще хуже?
Мы оказались в просторном светлом помещении, больше похожем на какую-то контору или иное присутственное место: письменные столы, секретеры и массивные шкафы, полки которых уставлены были пухлыми папками и книгами самого потрепанного вида. Я успела прочитать несколько названий – это оказались своды законов и кодексов Дагнары и сопредельных стран. Наверно, с ними частенько сверялись…
Вот только окна здесь были зарешечены – сквозь толстые прутья и ребенок бы руку не просунул, а рамы, мне показалось, вовсе не должны открываться. Ну верно: ни петель, ни ручек. Однако здесь было достаточно свежо, даже прохладно: наверно, действовали какие-то чары, либо же просто так хитро устроили вентиляцию.
Я увидела портрет Дагны-Эвлоры на стене напротив входа – она надменно смотрела на вошедших, – и невольно отвела глаза. У госпожи Увве в кабинете висел портрет его величества, и она до сих пор его не сменила, хотя в большом зале давно уже красовалась новая королева, изображенная в полный рост. Интересно, почему? Просто не успела? Или ей казалось нелепым вешать на почетное место изображение девочки, по возрасту не отличающейся от воспитанниц? Ах, какая разница…
– Ваше превосходительство! Не ждал вас так рано… – Из боковой двери появился крупный, грузный даже мужчина в темно-синем мундире с полковничьими знаками различия.
Интересно, почему не генеральскими? Неужели расследованием покушения на королеву занимается обычный полковник? «Обычный, надо же! – одернула я себя. – Наверно, генерал руководит, а остальные… остальные пишут бумаги и допрашивают злоумышленника».
– Ваше… ваше величество?.. – заметил он меня за спиной канцлера, и я чуть было не присела в реверансе по въевшейся привычке. – Полковник Ран Аннард, к вашим услугам…
Не каждый день к пансионеркам обращались подобные чины, но если вдруг на прогулке какой-нибудь офицер приветствовал нас, мы должны были ответить подобающе. То-то бы удивился этот солидный полковник!
– Оставьте церемонии, прошу, – произнесла я, когда присутствующие в своем рвении поприветствовать королеву едва не своротили столы.
– Это неофициальный визит, – негромко добавил канцлер, и все стихло. – Ее величество пожелала присутствовать при допросе злоумышленника. Я не мог ей отказать. Надеюсь, мы не доставим лишних хлопот, господа?
– Никоим образом, ваше превосходительство, однако… следует ли ее величеству видеть… гхм…
– Да, я хочу все увидеть собственными глазами, – не дала я ему договорить. Не то, быть может, сдала бы назад, узнав какие-нибудь подробности.
– Как будет угодно вашему величеству. – Полковник наклонил голову так низко, что я увидела намечающуюся лысину: он так коротко стриг волосы, что ее было почти и не разглядеть. Вероятно, он полагал, что лучше быть вовсе лысым, чем плешивым. – Данкир, прикажите доставить задержанного в большую допросную, да поживее!
– Сию минуту, ваше превосходительство, – отозвался худощавый юноша и испарился. Я не успела разглядеть его знаки различия, но, наверно, это был самый низший чин из допущенных к этому делу.
К сожалению, я до сих пор путалась в этих самых знаках, равно как и в правилах именования, и память Дагны-Эвлоры мне помочь не могла: она вообще не думала о такой ерунде. Выручало, конечно, то, что королева любого может назвать просто герцогом или полковником, а то и по фамилии, но вдруг в какой-то определенный момент это прозвучит как оскорбление? «Нет, непременно надо приналечь на придворный этикет», – подумала я. Праздник миновал, свободного от всяких примерок времени будет побольше… возможно.
– Прошу, ваше величество, – произнес полковник, и я последовала за ним.
Может, хотя бы на этот раз увижу настоящие казематы, как в романах?