Глава 11
В ночь перед праздником канцлер снова накапал мне снотворного зелья и проследил, чтобы я выпила все до дна. И хорошо – несколько ночей подряд я просыпалась с криком: снилось, будто кто-то распознал обман и толпа скандирует «Королева не настоящая!» и швыряет в меня кто гнилую капусту, кто старые башмаки… Словом, я предпочла бы не спать до утра, но, видимо, Нэна доложила о моих кошмарах, и на помощь пришло проверенное средство.
Оно помогло. Во всяком случае, я проснулась достаточно бодрой, а не чудовищно разбитой, как после этих страшных снов, позавтракала – предстояло терпеть почти до самого вечера, не станешь же перекусывать у всех на глазах, – а после небольшой передышки предалась в руки Эм и Эн.
Девушки, судя по всему, получили превеликое удовольствие от той поездки и без особенного раскаяния просили прощения за то, что без спросу, пользуясь королевским именем, приказали подать им карету с королевским же гербом. Подозреваю, они еще и разоделись, как придворные дамы, – в бедном квартале кто поймет разницу? Разве что та самая швея!
Так или иначе, они заверяли, что деньги за ночную работу выплачены мастерицам сполна и что другие, видя этот пример, стали отказываться работать на хозяев, если те не следуют примеру ее величества. Не все, конечно, но… Тут и указ подоспел – я утвердила его на днях, поначалу долго упражняясь, чтобы скопировать подпись Дагны-Эвлоры, – об этой самой двойной оплате. Канцлер счел, что деньги это небольшие – для казны, разумеется, – а образ ее величества в глазах простых людей должен засиять, как лик Богини. Так и вышло, судя по докладам…
Конечно, я упрощаю. В указе перечислялась уйма работ, которые должно оплачивать дороже в темное время суток, и не за все полагалась двойная прибавка, кому-то больше, кому-то меньше. Я не сумела вникнуть, как именно это рассчитали, уловила только, что пастухам вовсе ничего не полагается, а тем же швеям и поварам – вполне. Только сперва еще нужно доказать, что работал ночью не потому, что не успел сделать все днем, а потому, что хозяин приказал. А для этого нужна подписанная бумага, но не все хозяева согласятся на такое…
– Одо, может, зря вы это затеяли? – спросила я однажды, прочитав утреннюю газету, передовица которой кричала о беспорядках из-за нового указа.
– Не я, а мы. А точнее – вы.
– Но вы это… м-м-м… санкционировали.
– Да. Наблюдайте теперь, как рабочие требуют положенное им по праву.
– Я не понимаю, – осторожно произнесла я, – это хорошо или плохо?
– Лучше, если они станут делать это с ведома и попущения официальных властей, нежели самостоятельно. Вы же хорошо учили историю в этом вашем пансионе, не так ли?
Я кивнула: верно, совсем недавно вспоминала о восстании в Иссене.
– Главное – простой люд вас боготворит, – добавил канцлер. – Я имею в виду – ее величество. Пускай эта прибавка для многих составит медный нар, но…
– Для многих это вопрос выживания, – перебила я. – Медный нар – столько стоит большая лепешка. Ее хватит, чтобы накормить детей. Не досыта, но с голода не умрут. Если, конечно, хлебопеки тоже не слишком поднимут цены…
– За этим следят особо, не переживайте. Пример Лариды перед глазами. – Он потер переносицу и криво усмехнулся. – Видите, какой это клубок? Или не клубок даже, не знаю, как и назвать… Одно тянет за собой другое, и так до бесконечности. Дались вам эти несчастные швеи!
– Именно что несчастные!
– Остыньте, сударыня. Спросите лучше: впечатлилась ли графиня Ларан вашим рассказом, пускай даже в моем весьма кратком и сухом изложении.
– Судя по вашему вопросу – более чем…
– Уверен, скоро она пришлет вам пространное письмо и попросит аудиенции, чтобы испросить позволения отбыть с инспекцией.
– Вот и хорошо… – вздохнула я. – А шахты?
– Дело понемногу движется. Отца вашей Эриль отыскали без труда. Он поначалу не поверил своему счастью: думал, никогда уже не придется заниматься горным делом. Сейчас что-то исследует в районе затопленных шахт, не один, разумеется. Посмотрим, что скажут…
– А… ее величество?
– Эве по-прежнему пять лет. – Канцлер отвернулся. Мне показалось, профиль его сильно заострился с момента нашей первой встречи, а ведь времени прошло всего ничего. – А может, и меньше. Она узнает меня, даже удивляется, почему я такой старый. Зовет маму и отца. Но, повторяю, сейчас ей хотя бы не больно…
– А мэтр Оллен?
– Не появлялся. – На этот раз он посмотрел на меня в упор, и я поразилась: такая ничем не прикрытая злоба полыхала в его глазах. – И я не стану его искать. Его нет рядом, когда он так необходим, – что, если Эву еще можно вернуть? Что, если она выздоравливает, но никто не способен этого понять?.. А раз так, он не нужен вовсе. Лишь бы не вмешался в неподходящий момент…
Обо всем этом я думала, пока Эм и Эн наряжали меня, словно куклу, в церемониальное платье цвета вечерних фиалок, каковой цвет должен был символизировать одновременно увядание природы, скорбь по умершим и что-то еще.
Ехать предстояло в открытом экипаже, и я подозревала, что широкие юбки займут его целиком. Нынешняя мода все-таки намного удобнее!
– Какая же вы хорошенькая, госпожа, словно картинка, – искренне сказала Эм, поправив мне падающий на лоб локон.
– Будто и не болели никогда, – добавила Эн и туже завязала ленту на талии.
– Его превосходительство прибыл, – неслышно, как всегда, появилась Нэна. – Девушки…
Горничные, не дожидаясь приказа, бросились вон, а Нэна осмотрела меня с ног до головы.
– Очень хорошо, госпожа, – сказала она наконец. – Издалека не отличить от ее величества.
Впервые Нэна позволила себе подобное замечание.
«Надо спросить Одо, кто она такая, – подумала я. – Придворная дама? Не похоже. Кто-то из ближней прислуги королевской семьи? Да, пожалуй…»
– Хорошо, что мне не придется разговаривать, – несмело улыбнулась я.
– Почему? Вы говорите почти как ее величество.
– У нас голоса разные.
– Вы же еще растете. Голос меняется. – Нэна тоже улыбнулась, коротко, едва заметно, и указала мне на дверь. – Идемте. Его превосходительство ждет.
Канцлер смотрел не на меня, а на часы, а когда я появилась, щелкнул их крышкой со знакомым «Так!».
– Прекрасно, – сказал он, предложив мне руку. В лице его ничто не дрогнуло. – Отправляемся. Мне еще нужно представить вам баронессу Эррен.
Вихрь портала – мне начало казаться, будто я что-то различаю в его глубине, – и снова знакомые покои, и свитские девицы, тоже знакомые… Я улыбнулась им вполне искренне – приятно увидеть веселые лица!
Баронесса Эррен оказалась… Скажем так, я воображала себе полную уютную даму, но оказалась совершенно не готова встретиться лицом к лицу с этой особой. Ну, хотя бы потому, что мое лицо находилось где-то на уровне ее декольте. Графиня Ларан на фоне баронессы выглядела хрупкой девочкой.
Баронесса не была полной, она была… мощной – это самое подходящее слово. Рослая, немного выше канцлера, фигуристая, с роскошными волосами цвета спелой пшеницы и нежным лицом, она мне сразу безотчетно понравилась, хотя я не успела перемолвиться с ней и словом.
– Говорят, муж ниже ее на голову, – шепнула одна из свитских, и они захихикали.
– Зато мои сыновья выше вас на две головы, – громко ответила баронесса, не оборачиваясь. – Объяснить, на что вы годны при таком раскладе, или не стоит, при ее-то величестве?
Свитские сникли: судя по всему, новенькая дама обладала преотменным слухом, коим она компенсировала плохое зрение. Ну и манеры… Вернее, их отсутствие. Наверно, канцлер полагал, что на фоне баронессы я буду блистать. Зря: меня могли и не заметить!
– Ваше величество… Большая честь для меня служить вам. Ваше приглашение стало для меня неожиданностью, и, боюсь, я не…
– Встаньте, прошу, – заученно выговорила я. – Графиня Ларан наставит вас в том, что следует знать свитской даме, а пока…
Баронесса подняла голову, и я увидела веселые голубые глаза.
– Пока просто повторяйте за ней, – закончила я, не удержалась и тоже улыбнулась.
Потом был парадный выход, у которого поджидали кареты, запряженные шестеркой – для меня с Одо, четвериком – для свитских дам, ну и далее – парами…
Тронулись.
– Пожалуйста, Одо, скажите, когда нужно будет приветствовать народ, – шепотом попросила я. – Вдруг я не пойму?
– Вы поймете, – ответил он с едва заметной улыбкой.
И был прав.
Едва лишь карета вкатилась на главную улицу столицы, меня оглушил рев толпы. Очень уж откровенно таращиться по сторонам было нельзя, только величественно поворачивать голову, но и этого хватало, чтобы разглядеть: вот мужчины поднимают детей и девушек на плечи – иначе им не рассмотреть королевское шествие, вот мальчишки (о, и девчонки тоже!) забираются на карнизы, деревья, фонари, на головы и простертые руки статуй, свисают оттуда целыми гроздьями… Даже если упадут, не разобьются – так плотно стоят внизу люди.
И я подняла руку…
Грохнуло так, что у меня заложило уши, но я заставила себя не бояться и улыбнулась, представляя, что вижу знакомые лица – Сэль, и Юну, и госпожу Увве, и господина Агсона, и старую кухарку (женщина в первом ряду за гвардейским оцеплением показалась мне похожей на нее), истопника, кучеров…
Канцлер взял меня за другую руку, ту, которой я опиралась на сиденье. Наверно, я очень уж заметно дрожала.
Вдоль всей дороги выстроены были гвардейцы – плечом к плечу, рослые, в темно-красных мундирах, они не давали зевакам бросаться под ноги лошадям, но цветы все равно летели в кареты. Я едва успела увернуться от увесистого букета, а следующий поймал канцлер и небрежно бросил мне под ноги.
– Встаньте, вас совсем не видно, – шепнул он. – Этак они передавят друг друга.
– Как встать? На сиденье?
– Да нет же, просто! А хотя можете и на сиденье, это вполне в духе Эвы… Я поддержу, не бойтесь.
Наверно, свитские дамы и прочие придворные онемели от негодования, когда я взобралась на сиденье и, одной рукой держась за плечо канцлера, другую подняла над головой, приветствуя еще громче взревевшую толпу, но что за дело?
– Главное, не забывайте отбрасывать букеты, – негромко засмеялся он, и я крепче схватилась за его эполет со словами:
– Стараюсь, Одо, только не успеваю!..
Это было… Захватывающе, да, вот самое подходящее слово! Наверно, так чувствовали себя девушки, на одну ночь избранные Богинями… Чужой восторг и ликование сшибали с ног, я бы упала, если бы не держалась за канцлера, не чувствовала его незыблемым столпом у своих ног, а так – могла что есть силы воздевать руку в белой перчатке, чтобы ее увидели издалека, с самого дальнего края площади… Хотя бы ее…
Упоительное, ни на что не похожее чувство, и время будто замедлилось…
Вот я вижу, как через толпу проталкивается юноша, одетый как небогатый студент, в руках у него огромный букет. Его пытаются поймать за шиворот – куда лезешь?.. Он пригибается и проскакивает под локтями гигантов-гвардейцев, выпрямляется, кричит что-то, и букет летит мне в лицо, прямо в лицо, и я с силой отшвыриваю его, как велел Одо. Точно так же, как отбивала мяч, когда мы с девочками играли летом во дворе пансиона…
* * *
Мне было очень больно и тяжело, а стоило пошевелиться, сделалось стократ больнее.
– Вы живы? Живы? Что с вами, отвечайте сейчас же! – выкрикивал мне в лицо герцог Мейнард. У него по лицу струилась кровь из рассеченного виска, но он этого не замечал. – Ну же, Эва!..
– П-пожалуйста, слезьте с меня, – выдавила я, поняв наконец, что он своей тяжестью вдавливает корсет мне в живот. – Вы меня раздавите…
Канцлер быстро поднялся – как он ухитрился сделать это, не выпуская меня из рук, остается для меня загадкой и по сей день, – и я смогла взглянуть по сторонам.
Наша карета лежала на боку. Один коренник бился в агонии – предсмертный лошадиный крик ужасен настолько, что я зажала уши и ткнулась лбом в грудь Одо. Второй… нет, не хочу вспоминать, что от него осталось. Ошметки, по-другому не скажешь.
Четыре другие лошади – тоже израненные – истошно ржали и пытались умчаться, но не могли ни порвать сбрую, ни сдвинуть с места мертвый – во всех смыслах этого слова – груз, разве только немного. И к лучшему – если бы кони понесли, жертв оказалось бы намного больше…
Кругом тоже кричали, плакали, стенали…
– Ска… скажите, пусть пристрелят лошадь, – выговорила я. Не знаю, откуда это взялось в моей голове, из книги, быть может?
– Сами догадаются, – ответил канцлер, и в это самое мгновение хлопнул выстрел. Крик – лошадиный – стих. – Богиня, я думал, все, конец… Если бы мы оба не стояли…
Я сообразила – он успел схватить меня и выпрыгнул из кареты, закрывая своим телом, когда прогремел взрыв. Наплевать на ушибы – я даже не ударилась, кажется, пышные юбки церемониального платья смягчили удар о мостовую, а голову мою, кажется, канцлер оберегал особенно – мне смутно помнилось, что стукнулась я не о камни, а о его руку…
– П-поставьте меня на ноги, Одо, – выговорила я, слегка заикаясь. – Люди… люди должны видеть, что я жива. Скорее же!
Он не просто помог мне встать, а, кажется, даже приподнял повыше, и крик ликования заглушил вопли боли и ужаса. Хорошо еще, опомнившиеся гвардейцы встали в круг, ощетинившись штыками, и даже придворные маги попытались выставить щиты. Но кажется, они никогда не работали против толпы, и я не представляла, сколько продержится эта защита…
Постойте, откуда мне это известно? Или не мне, а Дагне-Эвлоре? Какая разница, не до того!
Я сделала несколько шагов, прихрамывая – одна туфля слетела и канула в неизвестность, – и остановилась, едва не наступив в лужу крови. Под ногами лежал наш кучер – я узнала его только по мундиру. Сама не знаю, что заставило меня наклониться и потянуться к его шее…
– Он жив еще! – выпалила я и выпрямилась, столкнувшись с канцлером.
– Какая разница, нужно немедленно увезти вас отсюда…
– Я сказала – он еще жив! – С силой оттолкнув его, пока не вздумал задействовать свой портал и уволочь меня отсюда, я повернулась к толпе. – Доктор! Есть здесь доктор? Ну хоть кто-нибудь! На помощь!..
– Доктора! – подхватили в первых рядах, и крик пронесся над всей толпой. – Доктора королеве!..
«Не может быть, чтобы не оказалось хотя бы… хотя бы коновала какого-нибудь, – думала я. – Не бывает так…»
– Пропустите! – снова раздался рев. – Дай дорогу, куда прешь! Не видишь – доктор!..
Толпа содрогнулась и выплюнула худого плешивого мужчину весьма потрепанного вида, а затем – еще одного, упитанного и одетого со столичным шиком.
– Ваше… ваше величество, – худой попытался изобразить поклон, но не преуспел. – Я… если мои скромные умения могут хоть как-то…
– Он умирает, сделай хоть что-нибудь! – Я топнула ногой совсем как Дагна-Эвлора. – Или ты соврал, что доктор?
– С вашего позволения, я практикующий хирург, ваше величество, – неожиданно резко ответил мужчина. – Правда, в лечебнице для бедных…
– Какая разница!
– А я, прощения прошу, так… цирюльник, – вставил упитанный. – Но могу это самое… ассистировать. Не все еще позабыл.
– Так действуйте, – велела я и повернулась навстречу свитским дамам. Их кучер наконец-то усмирил перепуганных коней, и графиня с баронессой смогли покинуть карету. – Я жива и невредима. Оставьте свои причитания на потом. А лучше – вовсе оставьте!
– Но ваше величество, нужно скорее… – графиня Ларан задохнулась. – Скорее уехать отсюда! Что, если злоумышленник был не один?
– В этом случае сообщник давно бы нас подорвал, – невозмутимо ответила баронесса Эррен. – Мы представляем собой отличную мишень, в особенности я. Прошу извинить, ваше величество, но мой муж – военный специалист, а это накладывает некоторый отпечаток на образ мышления.
– Ничего страшного, – храбро ответила я, хотя колени у меня подгибались. – Я тоже так решила. И я никуда не поеду, пока не удостоверюсь, что всем раненым оказана помощь! Есть еще пострадавшие?
Оказалось – имеются, но не настолько, как наш несчастный возница. Кого-то задело осколками, кого-то зацепила бьющаяся в агонии лошадь, кого-то помяли в толпе… Набралось дюжины полторы, и я подумала, что это не так уж много. Я читала, во время коронации отца Эвы многих задавили насмерть, а тут… порезы, ушибы и даже переломы, но фатально никто не пострадал, кажется.
– Букет, – сказала баронесса, присмотревшись. – Вы, ваше величество, отбросили его так, что он угодил точно между коренниками. Если бы не это и не отменная реакция его превосходительства, и вас обоих посекло бы осколками… в лучшем случае. Даже не знаю, что случилось бы, упади такой подарочек вам под ноги.
– Я думаю, мне было бы уже все равно, – сглотнув, ответила я, отогнав кошмарное видение: взрывом мне отрывает обе ноги, и…
– Ваше величество, его срочно нужно в госпиталь, – перебив мои мысли, скороговоркой произнес тощий доктор, – но я опасаюсь, что…
– Не довезем, у нас даже перевязать нечем, – пояснил цирюльник. Он снял щегольской пиджак, чтобы не испачкать в крови, но держал его под мышкой так, будто совсем позабыл о ценной вещи – вот-вот выронит.
– Найдем, – ответила я.
Ну почему с нами нет врача? А и был бы, вряд ли у него с собой чемоданчик с бинтами… Ну а магов звать вообще бесполезно, они сейчас держат щиты, выискивают злоумышленника… никто не отвлечется на какого-то кучера!
– У вас нож есть? – спросила я цирюльника.
– Как не быть, ваше величество, – пораженно ответил он и вынул из кармана небольшой складной ножичек. То, что нужно!
– Дайте сюда… Одо, помогите!
– Вы с ума сошли? – только и смог он сказать, когда я бесстыдно задрала верхнюю юбку.
– Нет! Помогите, мне никак не добраться до этих треклятых завязок! Вот нож, режьте так…
На мое счастье, Одо Химмелиц, герцог Мейнард не зря носил звание канцлера и королевского регента: он умел очень быстро оценивать ситуацию. Нож ему и не понадобился: он рванул мою нижнюю юбку с такой силой, что завязки просто лопнули, и накрахмаленная белая ткань упала бы к моим ногам, если б я ее не подхватила. А я-то думала, в романах лгут, нельзя вот так сорвать с дамы облачение…
– Вот теперь можно и порезать, – не потерял присутствия духа цирюльник и протянул руку за своим ножом. Казалось, для него не в диковинку такое зрелище. – Эй, лысый, хватит столько тряпок?
Тощий доктор, назвавшийся хирургом, что-то пробубнил. Я предпочла не разобрать большую часть слов, но суть уловила: выходило, что кучера нашего искромсало так, что моей юбки… одним словом, хватает, но едва-едва.
– Ваше превосходительство, – густым своим мягким голосом произнесла баронесса Эррен и тоже приподняла подол. – Соблаговолите проделать со мною тот же фокус, что и с ее величеством. Полагаю, моих нижних юбок хватит на перевязку всем пострадавшим, а если не хватит, то у нас позади еще несколько экипажей с расфуфыренными девицами.
К чести канцлера нужно сказать, что он не дрогнул пред лицом этого испытания.
Нашу карету тем временем поставили на колеса – она почти не пострадала, – обрезали постромки у мертвых лошадей и отволокли туши в сторону.
– Эти еще смогут идти в упряжке? – отрывисто спросил канцлер, кивнув на уцелевших коней.
– Смогут, вашество, – уверенно сказал какой-то молодчик (откуда он взялся?), оглаживая бедных животных. – Вот этих двух посекло знатно, но ноги-жилы целы. Передние вовсе только напугались. До конюшни всяко дойдут.
– Тогда действуй, раз дело знаешь. Раненых – в карету, – скомандовал Одо. – И правьте в королевский военный госпиталь, тут рукой подать! Дорогу только освободите! Кто ходячий – идите следом, помощь вам окажут… Приказ ее величества!
Кучера, похожего на громадного спеленутого младенца (особенно сходство усиливали кружева наших с баронессой нижних юбок, пошедших на перевязку), уложили на то самое сиденье, где я стояла еще недавно, несколько человек с переломами кое-как устроились напротив и на полу, и карета тронулась. «Ходячие» пошли следом, кое-кто придерживался за задок.
Странное это было зрелище! Покосившаяся на один бок, оставляющая за собой следы крови – она капала с крупов уцелевших коней, – королевская карета все-таки уверенно двигалась к госпиталю. Там, правда, обычно лечились герои военных кампаний, и уж никак не рядовые, но… Если Одо сказал, что раненым окажут помощь, значит, так и будет.
Толпа расступалась, давая дорогу…
– Господа врачи! – окликнула я, когда тощий доктор последовал за каретой, а цирюльник вознамерился шмыгнуть в толпу. – Подойдите ко мне.
– Ваше…
– Ваше вели…
– Назовитесь. Мне нужно знать, кого наградить за содеянное.
Они недоуменно переглянулись.
– Я вовсе ничего не делал, – сказал цирюльник. – Так… ассистировал… Тряпки… простите, юбки на бинты резал. Тоже мне помощь!
– Это мой долг, ваше величество, – сухо произнес хирург. – Не имеет значения, кто пострадал, я…
– Вы откликнулись, когда я позвала, – перебила я. – Только вы. Понимаете?
– Ну… наверно, – за обоих ответил цирюльник.
– Тогда назовитесь… вот этому человеку, – его очень вовремя направил ко мне канцлер, – и скорее идите в госпиталь. А то они там мои юбки разберут на амулеты, а людям не помогут. Проследите, чтобы мой кучер выжил и вернулся на службу как можно скорее, ясно вам? Ясно? – это уже адресовалось неприметному человеку канцлера. – Это приказ!
– Да, ваше величество…
Я выдохнула, когда они отошли, и сделала шаг в сторону. Как неудобно идти… Ах да, я же потеряла туфлю… Куда она могла улететь?
– Посмотрите под ногами, никто не видел мою туфельку? – крикнула я без особенной надежды на успех.
Вряд ли отдадут. Если кто и нашел, оставит себе на удачу…
Толпа, однако, снова всколыхнулась, дрогнула и исторгла на сей раз всклокоченного паренька в форме посыльного, лет двенадцати на вид. Мою туфлю он бережно прижимал к груди.
– Ваше… ваше вели… – только и смог выговорить он.
Я немного приподняла подол и протянула ему босую ногу. Почти как в сказке…
Мальчишка припал на одно колено и бережно надел мне туфельку, потом встал и уставился на меня снизу вверх. А я не знала, что сказать и что сделать. Понимала только, что дать ему золотой – значит разрушить сказку, пускай и страшную, да и не было у меня золотого. И у Одо не было, откуда у нас при себе деньги?
И тогда я отколола от корсажа изрядно помятую чайную розу и протянула мальчишке. Никогда не забуду его глаз…
Миг – и он исчез, а я наконец-то твердо встала на ноги.
– Теперь нужно убираться отсюда, – сказал канцлер мне на ухо.
– Нет.
– Что значит – нет?
– Это значит, что мы должны проделать путь от начала до конца. – Я направилась к карете свитских дам. – Но нам придется немного потесниться, не так ли?
– Я могу взять ее величество на колени, – улыбнулась баронесса, занимая свое место… то есть большую часть сиденья. – А его превосходительство – кого захочет…
– Ради Богини, сейчас не до ваших шуток, – поморщился канцлер и выгнал из кареты двух свитских девиц. Вероятно, в следующей карете они как-то… уплотнились. – Ваше величество, вам вовсе не обязательно сидеть на чьих-то коленях, места вполне достаточно.
Я молча села рядом с ним.
Графиня Ларан смотрела на меня очень, очень странно…
– Трогай! – приказал канцлер, и карета двинулась вперед.
– А бомбиста вы так и оставите? – тихо спросила графиня. – Он ведь сбежал.
– Он никуда не денется, – глядя на нее в упор, ответил Одо. – Теперь – никуда. Вот увидите.
Мы ехали в тишине, следуя за каретой с ранеными – было по пути.
– Поворачивайте, – велела я, когда мы оказались на площади. Бронзовый Дагнар Первый воинственно простирал руку, посылая могучего коня в бой, а мне почудилось: указывал путь. – Нам ведь нужно во дворец, не так ли?
– Вы разве не желаете переодеться, ваше величество? – тихо спросила графиня Ларан.
– Нет. Я буду принимать послов в этом платье. Оно немного помято, испачкано и забрызгано кровью, но это ерунда, право слово, – сказала я, глядя на нее в упор. – И на бал я пойду в нем же. Никто, никогда и ничем не напугает Дагну-Эвлору, седьмую этого имени!
«Какой бал, о чем вы?!» – ясно читалось в глазах канцлера, но при дамах он не мог дать себе волю. Отыграется на мне потом, ну и пускай…
– Вы же еще нездоровы, ваше величество, – попыталась воззвать к разуму графиня Ларан, но я осталась глуха:
– Я в достаточной мере здорова, чтобы пережить покушение, принять послов и присутствовать на балу. Танцевать не обещаю, но…
– К слову, ваше превосходительство, как вообще это оказалось возможно? Мне казалось, вы используете все мыслимые и немыслимые средства безопасности ради ее величества, и вдруг – нате вам! Бомбист прямо перед кортежем! – очень кстати встряла баронесса. Мне показалось, ей нравится мой демарш. – Почему его не заметили? Конечно, взрывное устройство он спрятал в цветах, но отчего не отреагировали ни маги, ни гвардейцы, ни прочие… хм… специалисты?
– С этим уже разбираются, – коротко ответил канцлер. Лицо у него было совершенно белым, только потек крови выделялся – она все еще сочилась из ссадины на виске. – Мы все выясним, сударыни, не сомневайтесь. Очень скоро.
Я вынула платок из рукава и осторожно вытерла ему кровь. Потом свернула испятнанный алым кусочек батиста так, чтобы получился цветок – в пансионе все девочки такое умели, – и приколола его на корсаж вместо розы.
На балу это украшение будет иметь несказанный успех, подумала я.
