35. Не хочу в Париж

— Сегодня же, — добавил Нэш, даже и не подумав насладиться немой сценой. — Надлежит выбрать астероид покрупнее прежних. Одного километра в поперечнике при скорости тридцать-сорок километров в секунду, думаю, хватит. Есть у нас такие возможности?

Сказано было предельно скучным тоном — видно, задача не увлекла гения теории игр возможным наличием парадоксальных решений. Возможно, их и не было? Я ощутил, что ноги мои стали совсем ватными. Неужели совсем-совсем нельзя найти более щадящего решения? Я вспомнил, что тот Нэш при жизни был прогрессирующим шизофреником, научившимся, однако, в конце концов одерживать верх над болезнью. Передается ли шизофрения через ментоматрицу?

С большой долей вероятности — да.

— Протестую! — вскочив с места, закричал кто-то. Наверняка француз — Лаплас или, может быть, Даламбер.

Нэш отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

— Возможности-то у нас есть, — начал Зворыкин, — но… Париж?

— С предупреждением за двое суток, — уточнил Нэш. — Люди успеют убраться оттуда.

— А культурные ценности? — возопил француз. — А история? Поймите, это же Париж! В нем сами камни…

— Камни есть камни. В каждом городе есть такие камни, а уж в каменоломнях…

— Но сам воздух Парижа!..

— Когда пыль осядет, он останется тем же самым воздухом.

— Воздухом над гигантским кратером! Вы что, псих?

— Все мы психи, — скучным голосом сказал Нэш и сел на место. — Насколько я понимаю, мое предложение будет отклонено?

— Не сомневайтесь!

— Постойте-постойте! — вмешался Магазинер. — Предложение в самом деле… радикальное. Себастьян, вы убеждены в том, что уничтожение Парижа — наиболее эффективное решение?

Джон Форбс Нэш, которого, оказывается, в новой жизни звали Себастьяном, лишь молча кивнул.

— Можете ли вы предложить иные решения? — спросил Магазинер.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Нэш.

Я заметил, что многие с облегчением перевели дух. Даже темпераментный француз уже не лез в свару, а чернокожий Эйнштейн заулыбался, сверкая крупными зубами. Что до меня, то при всей моей склонности к решениям быстрым и радикальным, мне казалось, что уничтожение Парижа — это как-то… чересчур. Не вызвано необходимостью. Безусловно, мера самая что ни на есть радикальная и эффективная, в этом Нэш прав. Тут и теория игр не нужна — решение тривиально до предела. Так уж устроен наш мир, что простейшие решения часто оказываются и наиболее действенными, отчего Нэшу, понятное дело, скучно.

Ни в прошлой, ни в нынешней жизни я ни разу не бывал в Париже, хотя априори признавал: он стоит того, чтобы в нем побывать. Лувр, Нотр-Дам, набережная Сены, места, воспетые Дюма, Гюго и Готье, театры и музеи, уличные кафе, нисколько не изменившиеся в эпоху Экипажа, — все это теперь должно исчезнуть? Мороз по всей коже меня не пробрал, но во рту почему-то стало гадко. Ну ладно — Джакарта и Сан-Паулу… Жестоко было обрушивать на них астероиды без всякого предупреждения, однако надо было подтвердить серьезность намерений чужих. Пока мир не содрогнется, он не готов внимать — к сожалению, это аксиома. Потом уже проще, поскольку пуганая ворона куста боится, а обжегшийся на молоке на воду дует. Хотя… я мог держать пари на то, что люди Стентона поначалу были убеждены: после нескольких жестоких уроков у них появится возможность управлять человечеством простой демонстрацией силы без ее применения…

Ага. Как же-с! Все равно пришлось метить астероидами в города, только уже с послаблением в виде предупреждений, а если без оных, то выбирать для импакта малонаселенную местность. Бесспорно, шаг вперед, но ведь наверняка эти идеалисты мечтали о большем… Я их знаю, идеалистов, сам такой. Впав в истерику от тщетности своих усилий, столкнувшись с противодействием силы косной и эгоистичной, они способны натворить дел — например, и впрямь направить на Париж астероид, да не обыкновенный, «калиброванный», а в самом деле километровый! Кратер — километров двадцать поперечником, не меньше.

Бедные добрые люди…

Кто-то из них потом застрелится, кто-то сойдет с ума, а кто-то решит, что должен покаяться, и его придется как-то нейтрализовать, чтобы он не наделал глупостей, многие усомнятся в избранном ими соотношении целей и средств, и все без исключения будут до конца жизни придавлены свинцовой тяжестью ноши. Понятно, почему Магазинер просиял, услыхав о возможности иного решения!

Он лишь спросил на всякий случай:

— Полагаю, речь идет об эффективном решении?

— Да, — ответил Нэш, не вставая с места. — И о столь же банальном.

— Вы не откажетесь пояснить?

— Пожалуйста. Совершенно очевидно, что наша тактика бить по ненаселенным местам без оповещения не оправдала себя. Мы переоценили догадливость властных структур. Впредь нам наука — не судить о других по себе. Мы не они, а они не мы. И тем не менее после двух последних импактов Капитан Эйхорн сидит в кресле с одной ножкой. Капитанский Совет готов сместить его и назначить Асаи. Суть наших проблем в том, что Эйхорн получил сведения — полагаю, очень неполные — о нашей деятельности и пошел ва-банк. Цель его игры — сохранить за собой пост Капитана на возможно больший срок, в идеале пожизненно. Для этого необходимо нас уничтожить, не особенно считаясь с жертвами и затратами. Место прежней базы было выбрано нами идеально, мои аплодисменты. Никакой Капитан не может позволить себе заразить радионуклидами пол-отсека. Нынешнее место — хуже, гораздо хуже. Эйхорну достаточно узнать его местоположение, и он не остановится ни перед чем. Мы ни в коем случае не должны вступать с ним в переговоры. Если через пять часов мы будем еще живы, то мы победим и сможем локализовать утечку. Насколько я понимаю, пяти часов будет достаточно для выведения астероида на орбиту со столкновением его с Землей в выбранной точке, скажем, через двое суток?

— Вполне, — в полной тишине ответил Герц.

— Тогда советую не терять времени. Через пять часов дадим оповещение. Никаких условий, никаких претензий к Экипажу — просто укажем место и время импакта. Что там предлагалось — Северо-Американский отсек, район Гудзонова залива? Очень хорошо. Не надо только бросать камни в лес. Мы уничтожим небольшой город — такой, чтобы вокруг него была развитая сеть дорог. Желателен также аэропорт или морской порт. Население должно успеть эвакуироваться. После оповещения об ударе у Эйхорна будет столько проблем, что он поведет уже совсем другую игру — главным призом в ней будет уже не пост, а жизнь. На этом этапе мы можем помочь ему, понятно, через посредника. И, разумеется, далеко не бесплатно.

Помолчав, Нэш добавил:

— К сожалению, нам придется оставить Эйхорна в живых.

Дальше я слушал не очень внимательно. Поднялся гвалт, каждый хотел высказаться, и все спорили со всеми. Лишь чернокожий Эйнштейн и инвалид в коляске предпочли отмолчаться, а Магазинер, волей-неволей принужденный исполнять роль председателя этого странного собрания, ей-богу, смахивал на небывалого индюка-марафонца. Пот лил с него градом, правый прищуренный глаз окончательно закрылся, платок промок насквозь. Минут двадцать длилась бестолковщина, после чего Нэш, потребовав тишины, меланхолично заметил, что время идет. Тогда Магазинер потребовал перейти к голосованию.

— Поправки и дополнения мы можем обсудить позже. Кто согласен с предложенным планом, так сказать, в общих чертах — прошу поднять руки. Так… Видно, что подавляющее большинство. Кто против?

Поднялись две руки. Одна из них была женской.

— Понятно. Команду управления прошу заняться делом.

Вместе с Герцем и Зворыкиным из зала вышли шестеро, и я гадал, кто из них Резерфорд, кто Вуд, а кто Фарадей. Не отгадав, обратился к Эйнштейну:

— Не могли бы вы сказать, кто те двое, что голосовали против?

— Вернадский и Мария Кюри, — вполголоса ответил мне негр. — Они всегда голосуют против астероидных ударов.

— Даже если импакты не сопровождаются человеческими жертвами?

Негр вынул трубку изо рта.

— Такого никогда не бывает.

— Но Тунгусский метеорит… — начал было я, находясь, видимо, в состоянии помутненного рассудка.

— Он был значительно меньше, — ответил Эйнштейн. — Да и кто может сказать, скольких охотников-эвенков в тайге он убил? Никто этого не знает.

Я сообразил, что сморозил глупость, и, кажется, покраснел. Не от стыда — от злости. Причем злиться приходилось только на себя, поскольку Эйнштейн ни словом, ни взглядом, ни движением брови не сделал попытки унизить меня. Как это было не похоже на наши академические свары!

— Если часть коллектива всегда голосует против, — негромко сказал я, — то не кажется ли вам, что рано или поздно с этой частью возникнут проблемы?

— Проблемы лояльности?

— Да.

— Нет, не кажется, — отрезал Эйнштейн. — Мы знаем друг друга много лет. Были бы они… как это сказать по-русски… шкурники, да?.. так вот, были бы они хоть на йоту шкурники, нам бы следовало насторожиться. Но они, напротив, считают, что мы не имеем права жить после того, как достигнем цели. Предать нас ради того, чтобы помочь Эйхорну, — нет, на это они не пойдут. Смешно даже предположить такое!

— Пусть смешно, — согласился я. — Я ведь тут недавно, могу легко попасть впросак. Ну а как считаете вы?

— Насчет чего?

— Насчет того, чтобы не жить по достижении цели?

Негр улыбнулся совершенно по-эйнштейновски.

— Можете ли вы определить, в чем состоит наша цель?

— Ну… более или менее.

— Завидую вам. Хотя я уверен, что вы можете назвать лишь промежуточную цель, а что будет дальше? Какие новые задачи встанут перед нами? Кто может знать?

Собрание тем временем подошло к концу. Осунувшийся Магазинер предложил устраиваться, кто как может. Тотчас нашелся доброволец, готовый проводить всех желающих на склад, и я пошел вместе со всеми. Со смехом, добродушной руганью, шутками и прибаутками мы расцепляли ржавые складные койки и тащили их в боксы, произведенные волевым решением в ранг спален. Ладони мои покрылись ржавчиной и ссадинами. Потом мы тащили матрацы, набитые чем-то синтетическим, подушки и одеяла — по две штуки на брата, ибо в этом подземелье, мягко говоря, не было жарко. Постельного белья не нашлось, о чем никто вслух не пожалел. Все мы, молодые и старые, женщины и мужчины, в свое время учились в примерно одинаковых школах для перспективных резервистов Экипажа, все привыкали к дисциплине и сдавали экзамены по выживанию, что нам мелкие бытовые неудобства? Без водопровода и канализации было бы не в пример хуже, но скоро нашлись вполне работоспособные уборные — правда, из кранов упорно текла ржавая, как сурик, вода, однако уже через полчаса была налажена примитивная, но действенная фильтрация.

Давненько я не работал с таким подъемом! Пожалуй, я не до конца уверился в том, что присоединился к людям, делающим полезное дело, но дело — оно и в Африке дело, и в Каракоруме тоже. Великая вещь хорошая компания! Здесь никого не надо было подгонять, все работали на совесть, и каждый делал то, что получалось у него лучше всего. Я — таскал койки и матрацы. Чем еще мог быть полезен новичок? К великим технарям я и не сунулся, понимая: погонят. Оставалось совершенствоваться в ремесле грузчика.

Плохой способ убить время, но все же это лучше, чем просто сидеть и ждать.