30. Переселенные души

— Может, коньяку? — участливо предложил Магазинер. — Или лучше водки? Ведь вы водку предпочитаете? Поверьте опытному человеку, такой разговор, как у нас с вами будет, не стоит вести совсем уж на трезвую голову.

— У вас тут и коньяк есть? — пробормотал я.

— Соврал. Коньяка нет. И водки нет. Есть медицинский спирт и красное сухое вино.

— Тогда вино. — Я и без спирта чувствовал себя достаточно оглушенным. — Нет, стойте! Вино потом. Как к вам попал этот чужой? Почему он здесь, а не…

— Терпение, — прервал меня Магазинер. — Постойте тут две минуты. Я сейчас вернусь.

Пыхтящим дирижаблем он выплыл из помещения. А я остался торчать на галерее с полным сумбуром в голове и потому злящийся, но кое о чем догадывающийся и оттого злящийся еще сильнее. Наверное, я выкинул бы какую-нибудь штуку, о которой потом крепко пожалел бы, если бы только злился, а не был ошарашен и, что греха таить, отчасти восхищен. Это надо же такому случиться — чужой в распоряжении людей! Я глядел сквозь стекло на его раскуроченную обшивку, на вывернутые наружу инопланетные потроха, и гадал, где у чужого естественная плоть, а где техногенное не пойми что. Странная тварь… Уж точно не земная и, пожалуй, не имитация. Нет, безусловно, не имитация. Настоящий чужой. Вот, значит, ты каков, приятель… Пленен нами и ни жив, ни мертв. В полной власти существ, которые по своему развитию не сильно отличаются от бабуинов — с твоей, понятно, точки зрения. А наша точка зрения тебя, вероятно, не волнует? Понимаю… Но все же ты влип, гость издалека. Ты, а не мы. Кто попал в лапы к бабуинам, доля того незавидна. И мы аккуратнейшим образом довыпотрошим тебя, сколько бы времени и сил это ни отняло, и постигнем тебя, и поймем, что ты такое, и употребим добытое знание к нашей, бабуиньей пользе…

Так думал я, пока дрожь не прошла по моему хребту сверху донизу. Такое бывает в кошмарном сне, когда при попытке бежать от страшной опасности не можешь шевельнуть ни одним мускулом — и вот тогда становится по-настоящему страшно, так страшно, как наяву и не бывает. Наяву ведь совсем другой страх — мобилизующий, а не наоборот. Во всяком случае, у меня именно так, а как у вас — не знаю. Со страху я могу начудить, но уж точно не впаду в постыдный столбняк. Кролик я вам перед удавом? Лягушка перед ужом? Черта с два и хрена лысого!

Так думал я о себе — и ошибался. Я оцепенел, и страх вползал в меня, как медленный яд, проникая в каждую клетку, не торопясь, смакуя свою работу. Не я собирался изучать чужого — чужой изучал меня, рассматривая подробно снаружи и изнутри. Мертв он был или жив, но он заинтересовался мною, и от этого меня бросило сначала в озноб, потом в жар.

Выдержит ли стекло, спасет ли? Я думал только об этом и понимал, конечно, что меня отделяет от чужого не простое стекло, а толстая многослойная склейка с полимерными прослойками, способная выдержать таранный удар бронетранспортера, — но что такое бронетранспортер по сравнению с этим? Смешно и говорить о бронетранспортере…

И вдруг отпустило — за секунду до того, как на галерее вновь появился Магазинер. Поглядел на меня, поморгал, все понял, покивал сочувственно, привычным движением отер углы рта и осведомился:

— Все-таки вина или спирта?

Я уже взял себя в руки. Лишь голос внезапно осип.

— Все-таки вина. — Я прочистил горло. Стало легче. — А… где?

— Пойдемте, — пригласил Магазинер. — Здесь не очень удобно. Вы в порядке?

— В полном, — процедил я сквозь зубы. Последняя волна озноба пробежала по хребту и сгинула. Я мысленно прикрикнул на косную плоть, чтобы вела себя прилично. — А что должно было со мной случиться?

— То же, что и с другими. Вы вспотели. И глаза… Я не раз видел такие глаза. А вы хорошо держались… Один раз случился сердечный приступ — ничего, откачали. Карл утверждает, что рано или поздно кто-нибудь обмочится или еще того хуже. Но не предлагать же гостям надевать памперсы, прежде чем входить? Не поймут. Можно, правда, предварительно накачивать их транквилизаторами, как вы полагаете?..

Ведя меня за собой, он продолжал болтать какую-то чушь, и я был благодарен ему за это, а еще больше — за то, что он не оглядывался. Я тайком провел рукой по лбу и стряхнул с ладони пот. Да-с, испугали меня по-крупному, куда там вульгарному страху смерти!

Стыдно.

Через ту же чудовищную дверь мы покинули галерею, и Магазинер повел меня куда-то вбок. По соседству объявилась уютная комнатка с диваном и креслами, а на столике оказалось красное сухое вино и фрукты в вазе. Мой гид тут же наполнил бокалы — самые простецкие на вид и, кажется, не очень хорошо вымытые. Плевать.

— Получаем в качестве радиофага, — с усмешкой сказал он, кивнув на бутылку, — вполне законным путем. Мы тут числимся как персонал могильника. Толку от вина, конечно, чуть, но приятно… Попробуйте, Фрол Ионович, вино хорошее. Турецкое, с острова Бозджаада, это бывший Тенедос…

— Они же мусульмане, — механически пробормотал я.

— Ну так делать вино и пить его — разные вещи, — резонно ответил Магазинер. — Ну-с, ваше здоровье! М-м… Каковы ощущения? Неплохой букет, верно? Интересные тона… Теперь к делу. — Недопитый бокал он поставил на столик. — Итак. У вас куча вопросов. У меня куча ответов. Но мне кажется, будет лучше, если сначала я введу вас в курс дела, а уж потом мы устроим, так сказать, вечер вопросов и ответов. Согласны?

Я кивнул. А он облизнул губы и приготовил платочек.

— Вот и замечательно. То, что вы увидели только что, не подделка. Полагаю, вы это уже и сами прекрасно поняли. Объект, который вы видели, был найден в две тысячи двадцатом в горах Маоке, Новая Гвинея. Помните землетрясение в том районе, случившееся несколько раньше? Нет? Ну, не важно… Еще и до землетрясения у местных жителей бытовала легенда о горе Великого Злого Духа, разумеется, категорически запретной. Гора как гора, ничего особенного, не очень высокая, покрытая характерными для Новой Гвинеи «туманными лесами». Любопытная подробность: тамошние аборигены, вполне себе полудикие, еще хранившие в хижинах дедовские боевые трофеи в виде сушеных голов противников, независимо от племенной принадлежности не претендовали на владение ею, хотя из-за других территорий резались за милую душу. После землетрясения же аборигены будто с ума посходили, жители ближайших к горе деревень покинули свои жилища и ушли куда глаза глядят. Ну, ясно: Великий Злой Дух проснулся! Вся штука, однако, в том, что дыма без огня, как правило, не бывает. В две тысячи двадцатом туда отправилась комплексная австралийская экспедиция, профинансированная на частные средства. Доктор Джосайя Стентон, богач, филантроп, плейбой, немного мистик и автор странных идей, никогда не считался в среде ученых серьезным человеком, но перед его памятью я всегда готов снять шляпу. Он оплатил все расходы и лично возглавил экспедицию. Найти проводника из местных, естественно, не удалось. Экспедиция долго добиралась до места и еще дольше взбиралась на гору. Приступы беспричинного страха неизвестно перед чем отмечали все участники экспедиции. К их чести, они не переругались и не смылись с горы. Они поднялись на вершину — и ничего, представьте себе, не нашли. Однако при спуске — а спускались они другим путем — была найдена пещера. Вход в нее, некогда малозаметный, после вызванного землетрясением оползня обнажился. Стентон первым проник в ту пещеру… и обнаружил там то, что вы только что видели. Только вы это видели в состоянии слегка разобранном, а он — в целом. Стентон сразу понял, с чем он имеет дело… Вы допили? Налейте еще себе и мне. Впрочем, мне не надо, у меня есть.

Я налил и жадно выпил, не дожидаясь приглашения.

— Так вот, — продолжал Магазинер. — Чего стоило вывезти находку и как Стентон сумел обстряпать дело, чтобы скрыть ее от мировой общественности, я сейчас рассказывать не буду. Это долго, потому что там вышел целый детектив со стрельбой, подкупами и упавшими в море вертолетами. Главное — он вывез чужого и хорошо спрятал. Несколько человек из числа участников экспедиции приняли его сторону, других пришлось…

— Устранить? — понимающе кивнул я.

— Купить. Понимаю, вам это в диковину, но ведь в те времена не было ни Экипажа, ни Устава, ни всех этих строгостей, ни идеи служения в качестве высшей моральной ценности… Кого-то купили, кого-то шантажировали, потребовав в качестве платы полное молчание, по отношению к третьим применили оба средства… Для человека богатого и влиятельного — проблема решаемая. Насколько мне известно, один из посвященных болтунов или упрямцев попал в психушку и молол там чушь про инопланетянина. Его вылечили, он усвоил урок. Впрочем, это частности, позднее вы будете иметь возможность ознакомиться с ними подробно, если пожелаете. Сейчас я буду краток. У себя в Австралии в горах Нового Южного Уэльса Стентон построил лабораторию на принадлежавшем ему участке земли. Внешне она смахивала на частную астрономическую обсерваторию с куполами и телескопами, была видна издалека, решительно ни у кого не вызывала нездорового любопытства и даже порой принимала экскурсантов. Для отвода глаз на ней и в самом деле проводились кое-какие астрономические наблюдения…

— Я слыхал об этой обсерватории, — перебил я. — Кажется, она существует до сих пор.

— Помолчите немножко. Настоящие исследования проводились в подземной штольне под обсерваторией. В каком-то смысле эти исследования тоже можно назвать астрономическими: ведь чужой — явно пришелец из иных звездных систем. При той осторожности, которая необходима при работе с таким объектом, для получения самых первичных сведений о нем потребовались долгие годы…

— Я думаю! — вырвалось у меня.

— Правда? — прищурился Магазинер. — Вы лучше подумайте о безвестных исследователях, которые занимались изучением чужого. Биологи, физики, химики всех профилей, инженеры, астрономы и так далее. Никто из них не имел шанса опубликовать результаты своей работы ни при жизни, ни после смерти, и каждый знал об этом. Стентон привлекал к работе только тех, кто доказал на деле: поиск истины для него важнее мирской славы и даже личной свободы. Найти таких специалистов, причем высокого класса, оказалось чрезвычайно трудной задачей, но Стентон справился и с ней. Скажите, а вы — в предположении, что жили бы в то время — согласились бы поработать в таких условиях? Наверное, нет?

— Не знаю. — Я и впрямь не знал ответа.

— А я думаю, что нет, не согласились бы. Ведь Стентон не раскрыл бы вам предмет исследования до тех пор, пока вы не дали бы согласие молчать, а вы его не дали бы. Он предлагал хорошее жалованье, и я знаю, куда вы посоветовали бы ему засунуть то жалованье. Коты в мешке не для вас, Фрол Ионович. Нет, я вас ни в чем не упрекаю, боже упаси. Кто не честолюбец? Среди ученых таких особей столь же мало, как золотых крупинок в песке, но Стентон их нашел. Вы удивлены?

В ответ я пробурчал что-то невнятное и налил себе еще. Вообще-то я был крепко удивлен, и это следовало запить.

— Ваше здоровье! — Магазинер тоже отпил немного. — Скоро оно вам пригодится. Вы ведь не сердечник? Это хорошо. Шучу, шучу. Я отлично знаю, что вы не сердечник, поскольку за вашим здоровьем те, кого это касается, следили весьма пристально. Не буду, однако, забегать вперед… Джосайя Стентон обладал природным талантом привлекать людей. Он создал чрезвычайно работоспособную команду и принял все меры безопасности против утечек. Один раз это все же случилось… Стентона потревожили люди из контрразведки. Они нашли действующую частную обсерваторию и штольню в горе, используемую как винный склад. И никакой тайной лаборатории, никаких следов чужого, никаких зацепок на предмет раскручивания дела всерьез, как спецслужбы это умеют… Сотрудник-ренегат попал впросак. Вы удивлены? Я — нет. Ученым лучше не играть в такие игры, они в них чисто дети. К тому времени Стентон уже знал, на что способен чужой, и не отдал бы его за все блага земные. Кстати, внешнее наблюдение за обсерваторией Стентона не выявило никаких перевозок мало-мальски громоздких грузов, если не считать зеркала двухметрового телескопа, отправленного на переполировку. Чужой был перемещен иным способом — тем, который был скрыт в нем самом и которым команда Стентона научилась управлять…

— И которым Семигранник на Луне был положен аккурат поперек расселины? — зло усмехнулся я.

— А вы схватываете на лету, — похвалил Магазинер. — Да, тем самым. И тем же самым способом, каким на Землю были обрушены все известные вам астероиды. Вы ведь уже догадались об этом некоторое время назад — и не проломили мне голову. Ценю. Прекрасно понимаю, чего это вам стоило, учитывая ваш наследственный характер… Михайло Васильевич.

Я не поперхнулся вином только потому, что не поверил ушам. Подл человек! Магазинер выбрал крайне подходящий момент, чтобы огорошить меня так, как еще никто на свете не огорошивал. Его счастье, что я не выкашлял вино ему в лицо.

А потом мне все-таки пришлось поверить, что я не ослышался: Магазинер назвал меня так, как уже три столетия никто не называл.

Я сделал вид, будто не вполне расслышал.

Поставил бокал на столик.

Изобразил на лице усиленную работу мысли.

Удивленно похлопал глазами и спросил:

— Простите?

— Михайло Васильевич, — повторил Магазинер. — Впрочем, если «Фрол Ионович» для вас привычнее, я готов и впредь звать вас Фролом Ионовичем даже в приватной беседе. Не изображайте непонимание, мне известно о вас больше, чем вы думаете. Я ведь тоже не Моше Хаимович Магазинер, если уж на то пошло. Мы оба в некотором роде живем вторую жизнь, хотя и в ином теле… — Тут он оглядел необъятное свое брюхо, отер платочком рот и шумно вздохнул. — Мне досталось не самое удачное тело, у вас лучше. Хм. Да. Выпейте еще, помогает… Полагаю, вы долгое время считали, что выдуманная древними индусами гипотеза о переселении душ не так уж неверна. Это естественно. Не умея подступиться к этой проблеме со стороны физики, вы отказались исследовать проблему, так сказать, метафизически и не превратились в ревностного адепта какой-нибудь из восточных религий, с чем я вас искренне поздравляю. А разгадка между тем проста: в памяти чужого группа Стентона обнаружила сведения о нескольких миллиардах человеческих особей, практически обо всех землянах, родившихся позднее конца семнадцатого столетия. Нечто вроде ментальной матрицы каждого индивидуума, от Гумбольдта и Эйнштейна до анацефала из племени батутси, скончавшегося спустя час после рождения, от королевы Виктории до неграмотного пеона из Боливии. Всех без исключения. Более того, наш гость продолжает накапливать данные о ныне живущих землянах. Как? Не спрашивайте, над этой загадкой мы бьемся уже не одно десятилетие… Как обычно: понять не можем, зато можем использовать. Выделить эти данные и выборочно проанализировать их — только на это ушло несколько лет. Не меньше — на понимание, что делать со всей этой колоссальной информацией. Создание аппаратуры для вложения ментоматрицы из памяти чужого в мозг ныне живущего человека, как ни странно, оказалось не самой трудной задачей… Вы следите за мыслью?

Еще бы я не следил!

— Мы не злоупотребляли «переселением душ», — продолжил Магазинер. — Я был двадцать четвертым по счету, вы — сорок восьмым. Вы не находите, что это довольно-таки забавно: ровно вдвое? Нет? Понимаю. Вам сейчас не до шуток. Общее число «переселенных» не достигает и семи десятков, зато какие это люди! Эйнштейн и Пригожин, Пастер и Беббидж, Гумбольдт и Дарвин, Максвелл и Герц, а еще Гаусс, Лагранж, Чебышев, Бор, Кондратьев, Лаплас, Беккерель, Фридман, Вернадский и так далее, и так далее… Лучшие умы человечества — хотя, не скрою, и среди них мы ведем отбор. В частности, по поводу вашей кандидатуры, Михайло Васильевич, возникло немало споров, и вопрос в конце концов решился вполне дурацким методом — общим голосованием. Кандидатура Ломоносова прошла с перевесом всего в два голоса. Возможно, вам будет приятно услышать, что я голосовал «за». Далее — поиск, и очень тщательный, подходящей кандидатуры для внедрения ментоматрицы. И вот некий подросток, довольно обыкновенный перворанговый рядовой Перспективного Резерва, к удивлению врачей, заболевает ни с того ни с сего японским энцефалитом… Продолжать?

Вместо слов из моего горла вырвалось лишь какое-то бульканье. Я судорожно кивнул.

— Болезнь была необходимостью. Беспамятство — обязательное условие. С одной стороны, оно помогло вам не сойти с ума, с другой — ваш бред, ваши «видения» не слишком насторожили тех медиков, кто не был посвящен в суть дела. Что до меня, то мне в свое время устроили хороший электрический удар — и я два дня провалялся без сознания. Нет нужды рассказывать вам о моих последующих впечатлениях — вы испытали их на себе. Да-да, я тоже начал с того, что уверовал в переселение душ…

Я хлобыстнул вина прямо из бутылки — хоть чуть-чуть промочить пересохшее горло.

— Кто вы?

— Мы с вами никогда не встречались в так называемой прошлой жизни, — ответил Магазинер, — хотя были знакомы по переписке. Помнится, я похвально отзывался о ваших работах, а потом, во время моего второго приезда в Россию, учил математике вашего племянника Головина.

Забыв, что собирался хлебнуть еще, я высипел:

— Леонард Эйлер??!

— К вашим услугам, Михайло Васильевич, — улыбаясь, сказал он.